Посланник богини

Первая глава. Затерянный в затерянной дали.

Долгое, бесконечно долгое мгновение тьмы и начинают проступать первые чувства тела. Главной мажорной нотой звучала тянущая боль, к ней присовокуплялось сильное внутреннее жжение гитарной струны. Где-то на задворках всплывало звучание голода, короткими рывками открывая потайную дверцу в кладовую чужих воспоминаний. Воспоминаний тела, куда меня вселила милостивая Богиня. И открывшаяся передо мной кладовая оказалась полной непрекращающихся страданий, хотя для своего прежнего владельца это являлось вполне обыденной жизнью. Я почти утонул в них, однако долгая практика спасения себя в проклятой душерезке хорошо помогла и в этот раз. Наконец-то удалось, превозмогая нынешнее скверное телесное состояние, проанализировать доставшееся мне наследство.

Итак, моему новому телу недавно исполнилось десять зим. В племени, откуда оно родом, принято отмечать не индивидуальные дни рождения, а пережитые холодные сезоны, ибо дожить до весеннего тепла удаётся далеко не всем. Кто-то гибнет от болезней, кого-то убивают с чего-то неожиданно взбесившиеся сородичи. Прямо пандемия внезапного бешенства. То ли от плохой еды, то ли от большой скученности — трудно сказать. Моему реципиенту довелось однажды увидеть массовое помешательство родни и спастись тогда буквально чудом. Его просто не заметили, обратив внимание на более крупных и более раздражительных индивидов. Потому весной все одновременно празднуют общий день рождения, он же и новый год. Какая знатная выходит экономия на праздниках и подарках. Племя жило в предгорьях, занимаясь скотоводством и сбором даров природы среди таких же диких племён. Развитие можно оценить где-то на уровне бронзового века, однако меня смущали подслушанные моим новым телом рассказы о прячущихся где-то за бескрайними лесами великих чудесах, в которых моё сознание человека информационной эпохи легко выделяло весьма характерные детали. Одна из сказок уж очень походила на описание информационной сети «Интернет» из моего прежнего мира. А в других сказках упоминалась самая настоящая магия. Естественно, называлась она по-другому, однако сложно обозвать прямое воздействие разумом на окружающую реальность как-то иначе.

Сказки сказками, а бывшему хозяину тела сильно не повезло с рождением. Четвёртый сын вождя племени, казалось бы — живи и радуйся, однако его мать была «заложницей-наложницей», отданной вождю другим крупным племенем из политических соображений. В воспоминаниях мать выглядела изящной черноволосой девушкой с большими грустными глазами, которая мало чем могла помочь своему ребёнку. Её и саму постоянно держали в «чёрном теле». Отец любил совсем других женщин, которых у него было много — две жены, три наложницы и ещё пять «заложниц». При этом он всегда находил время сбросить в них своё семя. В доставшейся мне памяти, отец занимался исключительно обжорством, публичным сексом, прыжками по травке с большой дубинкой и регулярным избиением всех, кто подворачивался ему под горячую руку. Выглядел он крутым бабуином — то есть крупным волосатым самцом. Человеком я бы его назвал с очень большой оговоркой. Под стать ему выросли и мои старшие братья — такие же безмозглые обезьяны, решающие любой вопрос исключительно громкими криками и физическим насилием. Их отец явно любил, потому регулярно учил правильно размахивать большой дубинкой, дабы они хоть как-то походили на него. Получалось откровенно плохо, несмотря на все старания и крепкие тумаки. Наверное, таким бы смог вырасти и бывший хозяин этого тела, но его просто отказывались кормить. Голод был его основным чувством за всю короткую жизнь. И ещё боль — мальца били все, кому хотелось хоть на ком-то отвести душу. Единственной отдушиной была старшая сестра. Истинная красавица, по мнению всех местных бабуинов. К своей семнадцатой зиме, девушка имела три массивных подбородка и единственными её занятиями в жизни являлись еда и общение. От прикосновения к её «светлому» образу в памяти меня морально вырвало. Грязные заляпанные жиром руки, сальные грязные волосы, грубо сплетённые в толстую косу с яркими цветными шнурками. Пахло от неё душными мускусными притираниями, изготовляемыми из заднепроходных выделений заменяющих тут домашнюю скотину шерстистых ящеров. А учитывая момент, что истинной добродетелью девицы её положения считалось так называемое «сохранение соков», то мылась она лишь один раз в жизни ещё при рождении. Туалетная бумага здесь тоже отсутствовала как явление, и вообще — подтирать одно место считалось чем-то неприличным. Дикари-с. Засохнет и само отвалится. Сестра изредка радовала убогого братца объедками со своего стола, за что он её просто боготворил и терпел истерические выносы мозга с её стороны. Та регулярно проверяла на нём передаваемое от главной самки племени к её наследнице тайное искусство управления волосатыми самцами.

Но в один далеко не самый прекрасный день эта «прекрасная идиллия» закончилась. Отец в очередной раз крепко повздорил с вождём другого племени, а тот вместо того чтобы утереться, как было всегда, подговорил ещё одного вождя, а тот привлёк ещё кого-то и сильно ударил в ответ. Отец, старшие братья и большинство простых мальчиков и мужчин нашего племени пошли навстречу подходящей к поселению у скал вооруженной толпе. Врагов было очень много, по грубым прикидкам на взгляд раз в шесть или даже семь больше, чем всех мужчин нашего племени. Уж не знаю, почему отец и все остальные решили идти навстречу врагам, а не устроить им «радушный приём» в относительно укреплённом поселении. Тогда был бы реальный шанс. В памяти же стоит кровавая битва где-то далеко внизу, где погибли все мужчины теперь уже можно смело сказать — моего племени. Уж очень сильно я вжился в чужой образ. И тогда, окончательно поняв, что дело совсем плохо, моя сестра подбила глупого мальца на настоящий геройский поступок, предложив лишить победителей самого главного актива племени — высокогорного плато с ценными «ягодами силы». К нему вела проходившая через подвесной мост старая дорога. И если его разрушить — то плато станет совершенно недоступно людям. Выдав мальцу старый защитный амулет давно забытой Богини, хорошо наточенный бронзовый нож и кувшинчик особого зелья, ненадолго превращающего человека в настоящую машину смерти, но гарантированно убивающего того после окончания своего действия, хитрая сестра определённо планировала сбежать на беговом ящере, пока победители займутся преследованием маленького диверсанта. Да, её тоже можно понять — особого желания вскорости «познать» всех выживших мужчин победивших племён она явно не испытывала.

Удалась ли её попытка бегства — о том в памяти ничего нет. Малец лишь хорошо запомнил свой стремительный бег к плато и заметно отстающую погоню. Проклятое зелье заставляло выкладывать последние силы, их хватило для того, чтобы пробежать по раскачивающемуся подвесному мосту и начать остервенело пилить зазубренным бронзовым ножом толстые канаты. Один, второй — перила опадают, но к мосту уже подбегают многочисленные враги, стремясь остановить святотатца. Ведь мост — это поистине сакральное сооружение. Вот они уже почти добрались до него, и тут, наконец-то, с громким хлопком лопается третий канат, сбрасывая толпу бегущих и размахивающих дубинками врагов в глубокий провал. Шум большого водопада заглушает их быстро удаляющиеся крики. Но не все враги бездумно бросились на лишенный перил мост, часть вовремя остановилась, раскручивая пращи. Первый крупный булыжник гулко стукнул в скалу, выбивая из неё каменные брызги, второй и третий пролетают совсем рядом. Парень остервенело пилит оставшийся канат, хорошо чувствуя, как из него вытекают последние силы. Тянется через драгоценный медальон — древнюю родовую реликвию, к прекрасной Богине, прося у неё ещё чуть-чуть силы, чтобы успеть завершить столь важное дело. Самое важное дело всей его короткой жизни. Прилетевший камень вскользь чиркает его по плечу, он едва замечает вспышку боли, ещё одно последнее усилие, шершавая роговая ручка ножа предательски выскальзывает из ослабевших непослушных пальцев. Треск разрываемых щербатым лезвием туго натянутых волокон, ещё чуть-чуть. Долгожданный хлопок, и мост, рассыпаясь, летит вниз. На другой стороне провала громко кричат от огромной досады оставшиеся ни с чем горе-победители. Обессиленный малец падает у толстого опорного столба рухнувшего моста, окончательно умирая с улыбкой истинного победителя на измождённом лице. И теперь на его место Богиня вселила меня — грешную душу человека из другого мира. Поглотив кусочками воспоминания нового тела, я провалился в глубокое забытьё.

Изредка сознание возвращалось вместе с тянущей болью, которая постепенно становилась вполне терпимой. Тело самостоятельно боролось за жизнь, периодически оповещая о проделанной работе. Ещё бы с выедающим нутро жутким голодом что-то поделать. На какое-то там по счёту пробуждение меня забыли выключить и всё-таки милостиво передали управление ослабевшими конечностями. Вставать на ноги бесполезно — всё равно сразу грохнусь, зато получилось медленно ползти на четвереньках. Срочно нужна вода и еда, иначе борьба за жизнь окажется бесполезной. До ручейка с холодной водицей я дополз относительно быстро и едва не утонул в нём, потеряв на пару секунд сознание после первого же глотка. Тело совсем немощное. Зато после, прокашлявшись, даже сумел рассмотреть своё отражение в рябящей водной глади. Перемазанное чем-то коричневым лицо, впалые щёки и сдвинутый набок неоднократно поломанный нос. Зато зубы все на месте — даже странно. Наверное, просто новые отросли. Волосы чёрные, однако, сейчас их истинный цвет сложно определить от налипшей грязи и пыли.

Утолив жажду, стал искать, чем бы наполнить присохший к рёбрам желудок. Из воспоминаний доставшегося мне тела я знал о растущих здесь ягодах силы. Бывшему владельцу тела удалось попробовать такую ягодку лишь единожды в жизни, за что он был нещадно бит своими братьями, а затем и отцом. Эти ягоды здесь использовались вместо денег. Что, кстати, не мешало регулярно пожирать их тому же отцу и старшим братьям, так как они давали какую-то совершенно особую силу, отчего именно так и назывались. Я же мог определённо сказать лишь о первом в жизни мальца чувстве полного насыщения, появившегося сразу после употребления тёмно-коричневого плода размером с крупную сливу. Но сейчас шел только первый месяц летнего сезона, потому о каких-либо ягодах говорить было просто рано. Только-только яркие цветы на плодоносных кустах опали. Впрочем, из памяти всплывают подходящие под определение чего-то съедобного заманчивые образы. Вот, к примеру, рядом из камней тянется покрытый тонкими острыми колючками мясистый стебель. Аккуратно срезать колючки ножом и можно подкрепиться. Руки слушаются плохо, однако жрать-то хочется. На вкус очищенный стебель весьма противен, горький и ещё вяжет, зато желудок отлип от рёбер, занявшись срочной переработкой поступившей пищи.

Пополз дальше, выискивая смутно знакомые съедобные растения. Повезло — чудом заметил тонкий вьющийся между камней стебелёк с мелкими резными листиками. Это редкое многолетнее растение отращивало просто огромный корень. Но выковырять его из-под камней весьма нетривиальная задача. Тут мне повезло ещё раз — разросшийся корень выдавил наружу плотно слипшиеся в прошлом камни, потому я легко докопался до него с помощью бронзового ножа, больше походившего на строительный мастерок из моего мира, чем на нож. Широкий листовидный наконечник на изогнутой вбок тонкой ручке. Использовали его для снятия прочных шкур с диких ящеров, и такая конструкция была удобна именно для этого. Из доставшейся мне памяти выходило, что и этот убогий металлический инструмент считался исключительно ценным и в другое время за его поломку или потерю растяпу показательно казнили бы самым жестоким образом в назидание другим. И вообще с металлом у горных племён всё обстояло крайне плохо, они старались обходиться без него обожжёнными палками, расколотыми костями и засохшим дерьмом в виде связующего материала. В этом мире выражение «сделать из говна и палок» — совсем не фигура речи, а обеспечивающая выживание реальная технология. И это совсем не шутки, а самая что ни на есть суровая правда жизни, ибо порой кроме тех вышеупомянутых двух ингредиентов ещё есть только камни. Целиком вытащить корень за один присест я не смог — слишком уж большим он оказался, а силёнки в руках откровенно недоставало. Еле-еле удалось отрезать от него кусок размером с половинку собственной головы, и кое-как очистив его от толстой шкуры, начать жадно пожирать, давясь выделившейся слюной. Вкус чем-то напоминал сырую земную репу. Едва почувствовав желанную сытость, я снова провалился в целительное беспамятство.

В сумрачном полузабытьи, когда я пробуждался, бездумно жрал, пил воду из ручья и снова отключался, прошло несколько суток. Чудесный корень удалось вытащить и съесть целиком, тело наконец-то избавилось от предательской слабости, и появилось первое робкое любопытство. Хотелось внимательно осмотреть, куда же я попал. Зато память доставшегося мне тела ушла далеко за горизонт, и теперь требовалось прикладывать поистине титанические усилия, чтобы выудить оттуда хоть что-то. Осталось лишь то, что мне удалось пересмотреть раньше, когда я бредил от отравления и сильнейшего истощения. Теперь же мне предстоит до всего дойти своим умом, невеликий багаж чужих знаний потерялся в прошлом.

Но прежде чем осматривать подконтрольную территорию требуется хоть как-то помыться, ибо ужасно надоело постоянно чесаться. К счастью, тут нет вшей и других насекомых-паразитов, однако чего-либо приятного в налипшей на тело грязи всё равно мало. Попытался сунуться в холодный водный поток, отдельными ручейками стекающий по почти отвесной каменной стенке с далёкого ледяного плато вверху и, собравшись воедино, обрушающегося вниз шумным искрящимся водопадом около срезанного моста, но пулей вылетел из него обратно на берег. Вода действительно ледяная. Идя по краю против течения, обнаружил натёкшие лужи в каменных впадинах чуть в стороне от основного потока. В них вода хорошо прогрелась на солнце, судя по ощущениям, заметно выше температуры тела. Вот там с помощью пучка срезанной травы и бронзового ножа я и отскоблил себя кое-как. Затем, дополнительно наточив нож о плоский камень, безжалостно срезал свалявшиеся в толстые пучки грязные патлы из волос под самый корень, ибо промыть их без мыла было совершенно невозможно. Новые шелковые кудри со временем отрастут.

И только хорошенько прогревшись после мытья под лучами дневного светила, я стал активно крутить головой в разные стороны, оглядывая окрестности, а затем отправился в обход. Что можно сказать после прогулки? Доставшаяся мне территория невелика. Широкий, от ста до двухсот пятидесяти метров в ширину плоский горный карниз с остатками двухполосной каменной дороги и длиной примерно пять километров. Дорога чем-то похожа на горные автострады из моего мира, но основание чисто каменное и уже хорошенько потрескавшееся. В трещинах растёт трава. Капитальных мостов или следов их остатков нет. С двух концов обрывы с мощными водопадами. Складывается впечатление — провалы появились в результате сильного землетрясения, до этого дорога была целой. Слезть отсюда, как и забраться сюда крайне нетривиальная задача. Мало того, что со всех сторон обрыв и практически вертикальная стена — так ещё и камень основы сыпучий. Надёжно зацепиться просто не за что. А лететь вниз метров четыреста, а может и того больше. Радует только один момент — без моста сюда хрен кто доберётся. Единственная более-менее проходимая условная тропинка с заметными ступеньками искусственного происхождения вела куда-то вверх на ледяное плато. Но лезть туда при состоянии моего тела — чистейшее самоубийство. Ни ловкости, ни координации движений, да и силёнки кот наплакал. Потребуется много времени, чтобы привести его в нормальное состояние. С едой и водой особых сложностей я не увидел. Почти две трети пространства занимали кусты ягод силы чуть ниже моего роста. Сейчас самих ягод ещё нет, но в перспективе ожидается очень хороший урожай. Пока ходил, обнаружил ещё семь съедобных корневищ, а также шустрых сурикатов — пушистых зверьков размером с земную кошку. Зверьки были крайне осторожными и мгновенно прятались в глубокие норы при моём приближении. На них местные аборигены охотились с помощью пращей. Их мясо было вкусным и питательным, а шкурки шли на зимнюю одежду. К тому же я знал, как их выделывать с помощью простейших подручных средств и соков растущей здесь травы. Потому на пока ещё далёкую зиму смотрел с определённым оптимизмом. Да, спуститься отсюда раньше, чем через пару лет и думать нечего. Внизу все тропы надёжно перекрыты обитающими в предгорьях племенами, которые вряд ли откажутся от самостоятельно пришедшего прямо к ним в руки раба. Чтобы выжить в этом исключительно суровом мире нужно стать сильным и ловким, а также научиться отстаивать свою жизнь и свободу с помощью ума и оружия. И раз кризис миновал, то пора браться за тренировки.

Чтобы отмечать прожитые дни, стал оставлять чёрточки-метки на ровно расколовшемся на две половинке большом валуне, где раньше точил нож. Природа мне подарила две относительно ровных таблички для заметок и записей. Подобрав камешки более мягкой породы, назначил их на роль расходных мелков. Итак, идут уже двадцать девятые сутки моего сознательного существования в новом мире. Почти месяц напряженных из-за слабого тела тренировок с весьма успешным выживанием в дикой природе. Выживанию способствовала удачная охота на сурикатов. Поначалу я пытался применять силки и ловушки. Остатками крепкой верёвки поделились удерживавшие ранее срезанный мною мост деревянные столбы. Я распустил короткие обрезки на отдельные составляющие и переплёл в тонкие длинные косицы, заодно развивая мелкую моторику пальцев детского тела. Увы, хоть осторожные зверьки и умудрялись затягивать на собственной тушке верёвочные петли, но им хватало буквально пары секунд на перегрызание верёвки, которая запросто могла бы выдержать и мой тщедушный вес. Идею с ловушками из камней постигла та же печальная участь. Зверьки были настолько ловкими, что успевали выскочить из-под обрушившегося на них груза.

Доедая очередной найденный с трудом сытный корень, я старательно учился метко кидать камни, вспоминая, как меня учил этому искусству ещё мой отец в первой жизни. Как правильно придать булыжнику максимальную кинетическую энергию, отправив его точно в цель. Помню, мы шутливо соревновались, кто дальше кинет камень в озеро. Отец поначалу специально поддавался, подогревая мои старания, но затем показывал реальный разрыв в мастерстве, отправляя очередной камень на совершенно недоступную мне дистанцию. А ещё он точно попадал камнями в круги плещущейся на середине озера рыбы. На моих глазах однажды ловко сбил пролетавшую над озером ворону. Ворон он, к слову — сильно не любил, периодически отстреливая их из пневматической винтовки. Устроится за укрытием и выслеживает целую группу серых ворон. Они птицы осторожные, но слишком уж любопытные. Им почему-то становится сильно интересно, если вдруг неожиданно без видимых им причин гибнет одна особь из стаи. Вместо того чтобы в панике разлететься в разные стороны, другие вороны начинают вертеть головами, выискивая ту неизвестную причину, и умелый стрелок может поразить ещё нескольких птиц. Но если они заметят стрелка, то быстро покинут опасное место, порой выделывая в воздухе эффективные противозенитные манёвры. На мои расспросы, откуда у него к ним такая нелюбовь, он рассказал, как на него в детстве напало сразу несколько ворон, едва не оставив без глаз. Позже он узнал, что вороны защищали своего птенца-слётка, к которому он по неосторожности приблизился, гуляя в парке, но детская обида со временем переросла во вполне взрослую ненависть к дрянным птицам. Да и охотничье общество, в котором он состоял, платило дробовыми патронами к ружью за вороньи лапки. А охота с камнями на уток и другую пернатую дичь считалась им изысканным развлечением. К сожалению, тогда его наука прошла большей частью мимо меня. Я заинтересовался автомобилями, чуть ли не все каникулы просиживал с мужиками в гаражах, а затем и малой авиацией, пойдя в аэроклуб, что и предопределило мою будущую профессию. Но о ней я пока вспоминать не хочу, дабы снова не захватила тоска по небу.

И вот теперь, вспоминая навыки прошлой жизни, я смог достучаться до остаточных рефлексов доставшегося мне молодого тела. Ему тоже доводилось швыряться камнями. Пусть неумело, без хитрых техник, но камни были единственным доступным ему оружием и возможностью хоть иногда попробовать свежего мяса, пока добычу не отбирали ленивые старшие братья. Закрепив рефлекс, и немного разработав правую руку, я впервые добыл местную дичину. Страстно захотелось вкусить сырого ещё трепыхающегося в смертных судорогах мяса, едва сдержался, ограничившись лишь горячей кровью. Развести огонь здесь нечем, да и не из чего, пришлось мариновать тушку добытого суриката едкими соками трав, ходя вокруг той тушки кругами изнывая от нетерпения. Жрать уж очень хотелось. Именно жрать, а не есть. В общем, нормально замариноваться та тушка так и не успела, как вторая на следующий день. И только третью я довёл до относительной готовности, перед тем как оставить от неё лишь горстку старательно обглоданных костей. Получив питательное мясо, детский организм стал быстро восстанавливаться, впервые в этом теле я ощутил какое-то подобие силы.

Стараясь закрепить эффект занялся физическими нагрузками, с непривычки истязая себя до полного изнеможения. Получив на следующее утро тянущую нестерпимую боль сразу по всем группам мышц, взвыл раненой белугой. Ни интенсивная разминка, ни купание в ледяной воде не снимали всё возрастающего болевого синдрома. Снова помог опыт прошлой жизни. В тридцать лет у меня неожиданно обострилась травма спины, возникшая из-за экстренного катапультирования из потерявшей управление боевой машины, и грозившая крахом всей профессиональной карьеры. Врачи разводили руки в стороны, не имея представления, как мне можно помочь. Лишь занятие гимнастикой цигун под присмотром грамотного наставника, снова вернула меня в любимое небо. Тогда я мало придавал внимания всей той «энергии», которую гонял по каналам своего организма. Да, что-то там такое чувствовалось, но я списывал ощущаемые эффекты на обычное самовнушение. Главное — эффект оздоровления организма тогда стал вполне отчётливым, потому я занимался цигуном вплоть до того злополучного дня, когда… Теперь же ощущение тока энергии в новом теле стало гораздо более отчётливым и позволило быстро очистить от продуктов метаболизма перенапряженные вчерашней тренировкой мышцы. Боль ушла, а чувство внутренней силы только возросло.

С тех пор я всегда совмещаю физические тренировки с управляемым током внутренней энергии. К моим потугам почти незаметно подключился висевший на шее амулет Богини, легонько подправляя грубые действия, придавая им законченную гармоничность. И совокупный эффект глубоко изумил даже меня, казалось бы привыкшего ко всяким неожиданностям. В один момент я вдруг почувствовал, как эта самая энергия вдруг выходит наружу из моей руки. Испугался начавшихся галлюцинаций, но после снова проверил — эффект есть. Вроде бы выходит совсем недалеко, отрываясь буквально на пару сантиметров, но от этого непонятного нечто можно даже оттолкнуться. Оттолкнуться физически, как от собственной руки. И даже что-то такое при контакте чувствуется, будто эта энергия составная часть меня, как рука или нога. Из ноги тоже можно вытолкнуть «щуп» на ту же пару сантиметров. Ну, очень непривычно. И необычно. Но раз эффект замечен и от него в перспективе может появиться какая-либо польза — я стал его развивать тренировками. Ещё одно наблюдение — напитанная энергией мышца не только быстрее релаксирует после интенсивной нагрузки, но и постепенно растёт усилие сокращения. Гораздо быстрее, чем должно за счёт физического прироста мышечной массы. К сожалению, плата такого усиления оказалась весьма высокой. Полчаса нагрузок под целенаправленной напиткой тела энергией довели меня до состояния какой-то странной истощённости и опустошенности. Немного похоже на крайне сильный голод, но тут что-то другое, ещё более неприятное. Попытка уйти в цигун-медитацию провалилась. Во мне просто кончилась та самая «ци». Мысли путались, тело поразила ужасная слабость. Хотелось упасть и просто умереть. И лишь через полчаса я более-менее оклемался, наказав себе быть гораздо осторожнее во всех этих экспериментах. Ещё через два дня тренировок я наконец-то смог ощутить ту минимальную границу, которую не стоит переходить. Дабы более экономно расходовать внутреннюю энергию, требовалось направлять её целенаправленно именно туда, где она сейчас нужна. Сознание путалось и постоянно ошибалось, едва не сломал себе руку, неожиданно навернувшись буквально на ровном месте. Короче, теперь придётся учиться заново ходить уже в третий раз.

Следующим архиважным пунктом в моём призрачном плане выживания стояло постройка жилища. Сейчас лето и относительно тепло. Признаюсь — всё же холодно, особенно ночами, а одежда едва греет. Спасает физическая активность и понимание — зимой станет гораздо холоднее. Зима… в доставшихся мне остатках памяти бывшего владельца тела с этим временем года связывались исключительно скверные переживания. Трудно оценить уровень мороза в градусах, но вода то замерзала, то снова оттаивала. Снег выпадал и быстро сходил. Ноль плюс минус сколько-то там градусов по Цельсию. Усугублялось всё сильными выхолаживающими ветрами, отсутствием топлива для обогрева и нормальной одежды. Спасала местных аборигенов лишь скученность в утлых жилищах. Во время особенно холодных периодов все сбивались в плотную кучу, согревая телами друг друга, словно пчёлы в улье. Хорошая одежда и регулярный обогрев жилища имелось только у близкого круга вождя племени, куда, естественно, его нелюбимый отпрыск не входил. И всё же ему удалось выжить за счёт исключительно хорошей наследственности. Но мне на его месте теперь придётся гораздо сложнее. Здесь на отрезанном от всего остального мира горном плато нет буквально ничего. Ни пещеры, ни сарая, ни топлива, ни десятка сородичей, за счёт которых удастся согреться. Да и одежды у меня тоже нет. А зима обязательно придёт. Потому прямо сейчас, когда актуальный вопрос пропитания частично решен, пора заняться строительством.

Единственными доступными стройматериалами здесь были камни. Ещё немного почвы в корнях растений, чуток сухих веток с кустов ягод силы, различные травы и… всё. Нет даже ящеровского дерьма, используемого аборигенами в качестве доступного связующего почти во всех поделках и постройках. Они сначала выплетали из веток кустов каркас строения, затем уплотняли его связанной в толстые плети травой, а затем обмазывали тонкими слоями с двух сторон смесью песка с ящеровским дерьмом, позволяя слоям засохнуть. Получалось весьма крепко, а к противному запаху все местные давно принюхались. Мне даже такая постройка сейчас недоступна по причине отсутствия нужных материалов. Из камней аборигены не строили, могли разве только очаг сложить.

В прошлой жизни я читал о том, что соки некоторых растений являются естественными растворителями камня и с помощью них можно создавать прочнейший цемент. Я не догадывался, какие именно травы здесь могут дать аналогичный эффект, потому стал проверять все подряд. Растирал стебли и слабые камни в мелкую пыль, смачивал смесь и лепил из неё маленькие комки, раскладывая их сушиться на солнце. После высыхания обычно снова получалась пыль. Никакого полезного эффекта. Но я продолжал эксперименты, смешивая различные компоненты в вариантах, где высохшие комки получались чуть более твёрдыми и рассыпались только после прикладывания заметного усилия. Таким образом, за десять дней удалось подобрать действенную комбинацию из трёх растительных и двух минеральных компонентов. Со слабыми камнями я тоже старательно разбирался, перемалывая их и смешивая в разных пропорциях. И желанный результат был наконец-то обретён. После обильного смачивания водой полученная смесь медленно застывала, образуя весьма прочный камень серо-коричневого цвета.

Из-за постоянных экспериментов с травами и камнями стало некогда охотиться, и я снова столкнулся с голодом. Да и дичи в окрестностях заметно убавилось. Последние самые осторожные сурикаты мгновенно прятались в глубоких норах, стоило лишь мне взглянуть примерно в их сторону. Словно чувствовали мой взгляд и желание. Сытные корни тоже все закончились. Я, конечно, периодически находил подходящие стебельки растений, но корни под ними только формировались. До пищевых кондиций им расти лет сто. Прохаживаясь очередным недобрым холодным утром с постоянно бурчащим желудком мимо стройных рядов кустов силы, вдруг заметил на ветках первую красную ягоду. До её тёмно-фиолетовой стадии зрелости ещё далеко. Но… короче, я съел её, даже не заметив исключительно мерзкой кислоты и горечи. Меня, конечно, потом изрядно мутило, но иссушающий внутренности голод отступил до вечера, позволив заняться тренировками и делами. А вечером случайно повезло с охотой. Один сурикат проявил излишнее любопытство, высунувшись из норы на скребущие звуки. Я старательно тёр камнем по камню, перетирая травы. Едва заметив высунувшуюся из травы мордочку, рефлекторно махнул в её сторону рукой с зажатым в ней камнем. Камень вылетел со скоростью пули, неожиданно выплеснутая из руки внутренняя энергия придала ему дополнительное ускорение. Хлопок и бедный зверёк отлетает далеко-далеко, нелепо кувыркаясь в воздухе. За ним несусь я сам, предвкушая пару глотков горячей крови и ещё тёплое вожделенное мясо. Незаметно для себя я превращаюсь в обычного рядового хищника. Увидел добычу, убил и сразу же съел сырой вместе с потрохами. Лишь меховые шкурки я вымачиваю в специально откопанной луже с добавкой нужного сена. За неделю вымачивания кожа становится мягкой и гибкой даже после полного высушивания. Сшить, к сожалению, эти шкурки просто нечем, да и мало их покамест. Зимняя одежда аборигенов обычно состоит из трёх-четырёх слоёв таких шкурок, а у меня едва набирается на два. Гарантированно замёрзну вне тёплого помещения. Но до зимы ещё далеко, есть шансы набрать нужное количество.

Наконец-то строительство моего будущего дома началось. Я расчистил от травы относительно ровную площадку, откопал ножом и руками лишний грунт до каменного основания, начав укладку стен из скрепляемых растворителем крупных камней. Щели между ними я заделывал мелким щебнем и тем, что можно было назвать «крупным песком», перемешав всё это с заготовленным растворителем. По выдуманному проекту дом был полусферическим диаметром в четыре с половиной метра, с узким лазом вместо двери, который придётся чем-то закрывать. Столь крупное строение потребовалось для того, чтобы сохранить запасы созревших ягод силы. Помогая себе внутренней энергией, я притаскивал к стройплощадке тяжеленные камни, весившие гораздо больше меня самого. Отдыхал и снова таскал камни, долго пристраивая и тщательно притирая их друг к другу, чтобы получилось как можно меньше щелей. Связующего материала у меня маловато и слишком много сил требуется для его производства. С каждым новым днём на кустах становится всё больше красных ягод силы, позволяя мне работать от зари до зари без отвлечения на малопродуктивную охоту. На вкус они, как и прежде, крайне противны, после них крутит живот и мутит голову, зато голод хорошо утоляют. Выживать пока удаётся.

Только я подумал устроить себе выходной день, выспался чуть дольше обычного, благо ночь и утро выдались исключительно тёплыми. Лето наконец-то взошло на пик, и ожидается сколько-то десятков тёплых дней и ночей. Настоящая райская благодать. Ещё с пропитанием кто бы подсобил. Стены будущего жилища тоже радуют меня, поднявшись от поверхности почвы на целый метр. Подходящие камни приходится таскать уже издалека, вблизи я всё уже выбрал. Зато таскание грузов удачно заменяет мне силовую тренировку. Я уже рефлекторно подаю внутреннюю энергию в нагружаемые мышцы, сразу же извлекая её из них после снятия нагрузки. Иначе быстро подступает внутреннее иссушение. Ещё немного выросла дальность выпихивания энергии за пределы тела. Пусть всего лишь на сантиметр, но проявившаяся тенденция определённо радует. Вскоре я смогу использовать эту энергию как рабочий инструмент. И вот, лежу я в кругу сложенных стен, согреваясь солнечными лучами, старательно борясь с желанием вскочить и снова заняться монотонной работой, как вдруг появляется на периферии сознания неприятное чувство присутствия посторонних. Пока ещё далёкое и малопонятное. Откуда только взялось. Но направление вполне чёткое в сторону разрушенного моста. Поднявшись с травяной лежанки, отошел в сторону от будущего дома и справил малую нужду. Как всегда, сильно хочется жрать, но рядом на кустах висят только зелёные ягоды. Красные требуется долго выискивать. Пока потерплю. Нужно прогуляться к водопаду, взглянуть, кого там принесло.

А на другой стороне пропасти уже собралась целая толпа аборигенов. Что-то они там высматривали и перекрикивались, активно махая руками. Шум водопада им сильно мешал разговаривать. Одеты вполне обыденно в грязные лохмотья, у всех на поясах пращи и дубинки. Летом здесь можно ходить вообще без одежды, но она является показателем высокого статуса. Вон в сторонке от них стоят, глубоко понурившись, несколько голых рабов, дожидаясь команды начинать работу. Однако их хозяева пока сами не определились, продолжая спорить. Меня они даже не заметили, ибо последнюю часть пути я проделал ползком, прячась в высокой траве, местами достающей до моего пояса. Раздвинув траву, чтобы мне было хорошо видно, стал наблюдать и ждать. Не просто же так они сюда пришли, наверняка имеют вполне определённую цель. К примеру, попытаться восстановить мост. Вот только для этого нужно сначала как-то перелететь на эту строну, а местные аборигены летать не умеют. Или умеют? Тем временем к собранию медленно подъехала упряжка из двух тягловых ящеров. Внешне они скорее напоминают наших земных зубров. Массивные, волосатые с крупной головой и двумя парами острых рогов. Вместо хвоста у них мясистая складка, надёжно прикрывающая половые органы и уязвимый задний проход. Их шкуры весьма крепкие, моим бронзовым ножом, пожалуй, хрен пробьёшь. На притащенных ящерами волокушах лежат обструганные палки и большие мотки новой верёвки. Действительно хотят мост восстановить. Но как? Подождём и узнаем.

Ждать пришлось долго. Рабы разгрузили волокуши, и голый погонщик направил медлительных ящеров в обратный путь. Аборигены устали спорить, усевшись в кружок прямо на землю и начав активно жевать захваченные с собой закуски. При взгляде на них, мой живот предательски забурчал. Рабам тоже разрешили сесть, но им жевать при хозяевах категорически не дозволялось. Почувствовал себя униженным и оскорблённым, мысленно пообещав когда-либо отомстить. Медленно тянулось время, я незаметно заснул, согревшись на солнце. Мгновенно выбросил меня из сонного состояния громкий звук удара камня в ближайшую ко мне деревянную опору срезанного моста. Заскучавшие от безделья аборигены решили посоревноваться, выясняя, кто из них лучше владеет пращей. Мне вдруг стало сильно неуютно, ибо прилетавшие с другой стороны пропасти увесистые булыжники падали совсем рядом. Целились явно в опоры, но для пращи расстояние было всё же великовато. Докинуть камень легко, вот с точностью попаданий уже возникают определённые сложности. Камень — это ведь не круглая ровная пуля, в полёте он кувыркается, неизбежно смещаясь с линии прицеливания. И всё же кто-то периодически попадал, после чего долго подпрыгивал на месте, махая руками, словно птица крыльями, тужась взлететь, демонстрируя всем остальным, какой же он молодец. Чисто детский сад. Дикие аборигены, чего с них ещё взять. А ведь я ни внешне, ни внутренне от них совсем не отличаюсь, вся разница только душе пришельца из другого мира. Раскидав запасы носимых камней, аборигены снова уселись пожевать, а смотревшие на них рабы натурально пускали слюну. От накатившей злости я даже отвернулся.

День постепенно клонился к вечеру. В который раз кинув взгляд на другую сторону пропасти, вовремя отметил появление новых действующих лиц. К обрушенному мосту приближался беговой ящер с двумя седоками. В отличие от ездовых и тягловых сородичей, беговые ящеры ходили на двух мощных лапах и могли быстро бегать, правда, не особо далеко. Они тоже были массивными и волосатыми, внешне напоминая кенгуру-переростка. У них имелся помогавший им держать равновесие и применявшийся в качестве оружия массивный хвост. Беговые ящеры всеядны, они легко переваривали растительную пищу, но при удобном случае пытались перекусить более мелким сородичем или закусить зазевавшимся человечком. Для аборигенов они естественные хищники, к счастью, поддающиеся приручению и дрессировке. Прибывшая на ящере парочка заметно выделялась на фоне остальных аборигенов. Ростом почти как я, может, чуть выше, одеты в кожаные доспехи насыщенного ярко-зелёного цвета. Субтильного телосложения с раскрашенными татуировками лицами. Внешне похожи на обычных подростков, но из памяти бывшего хозяина тела я знал — это представители особого племени горцев. Мелкие, но очень сильные и шустрые. Отменные головорезы и жестокие каннибалы. Собирают здесь дань со всех прочих племён. Подскочившие при их приближении аборигены сейчас выражали им большое уважение ритуальными приседаниями со склонённой головой. Те же на них взглянули с явным презрением, уделив больше внимания привезённым ранее канатам и дровам. Удовлетворившись осмотром, подошли к самому краю обрыва, высматривая что-то на противоположной стороне. Я благоразумно решил совсем спрятаться в траве, подглядывая в маленькую щель.

Закончив с осмотром фронта работ, один «коротыш» — я решил их так называть, снял со спины большой заплечный мешок, что-то доставая из него. Вскоре у него в руках оказался явно тугой по виду лук, блеснувшая серым металлом стрела и моток совсем тонкой верёвки. Одним слитным движением он отправил стрелу с привязанным к ней тонким шнуром в полёт. Громкий удар попадания стрелы в деревянную опору вывел меня из состояния созерцания, заставив переволноваться и дышать через раз. Ибо от второй такой стрелы я вряд ли смогу увернуться. Но меня, к счастью, так и не заметили. Привязав второй конец шнура к своему поясу, стрелок закинул лук в заплечный мешок, с которым он категорически не желал расставаться. Второй коротыш что-то сказал лучнику, тот сделал пару шагов назад, и, крепко упираясь ногами в камни, натянул трос. Признав натяжение достаточным, тот призывно махнул рукой, дополнительно упёршись другой в деревянный столб опоры. Мог бы вообще к опоре привязаться, но почему-то не стал. Привязав к поясу обычную толстую верёвку, второй чем-то зацепился за натянутый трос, и, перебирая руками, быстро «полетел» через пропасть. Минута и он уже тут, сразу же начиная обматывать доставленной верёвкой опору моста. До меня вдруг дошло — промедли я ещё секунду, и станет поздно.

Резкий рывок к работающему коротышу, наваливаюсь всем весом на натянутый через пропасть тонкий трос. Временно расслабившийся лучник явно не ожидал резкого рывка, потеряв равновесие и сделав несколько шагов, свалился вниз с громким криком. Я же мгновенно сгруппировался, чиркая кончиком ножа по шее опешившего коротыша. Брызнула кровь из перерезанной артерии, татуированный коротыш пытался одной рукой зажать рану, а второй пырнуть меня своим ножом, более походившим на короткий чёрный меч. Едва увернулся от резкого выпада, покатившись по траве. Забыв про смертельную рану, коротыш прыгнул на меня. Перекат, подскок, снова увернулся от острого лезвия в считанных миллиметрах, очень неудачно подвернув ногу. «Всё, хана!» — пронеслась в голове паническая мысль, но упавший противник больше не поднимался с обрызганной кровью травы. Силы окончательно покинули его вместе с вытекшей из шеи кровью. И пока аборигены на другой стороне пребывали в глубоком шоке, быстро подскочил к опоре моста, вытягивая сюда закреплённую к опоре верёвку. Увидев, что я делаю и, наверное, узнав меня, аборигены громко разорались, перекричав даже шум водопада, но сделать уже ничего не смогли. А от изредка прилетавших с их стороны камней я демонстративно уворачивался с поднятой правой рукой и выставленным вверх средним пальцем интернационального и теперь даже межмирового оскорбительного жеста. Исчерпав силы орать и махать руками, аборигены дружно свалили вниз по дороге, оставив голых рабов дожидаться волокуш, дабы отвезти обратно ценное добро.

Приходил в себя почти до самого заката. Впервые в этом мире я убил двух человек и испытал при этом лишь большое воодушевление. С их смертью мне вдруг стало значительно легче, появилось странное ощущение большой силы в мышцах и даже жрать временно расхотелось. Все лишние мысли вылетели из головы, позволяя сполна насладиться кровавой победой. Но склонявшееся к горизонту светило заставляло вспоминать о суровых реалиях окружающего мира. Захотелось узнать, что случилось с лучником. Ведь он не просто так упал в пропасть, будучи привязанным тросом к стреле, а стрела крепко застряла в опоре моста. Проверил — трос натянут. Значит, на другом конце до сих пор висит груз. Заглядывая вниз, едва удержался. А то бы сам сиганул с трёхсотметровой высоты на острые камни. Висящее на почти невидимой паутине тело выглядело абсолютно безжизненным. Пережить удар о стену пропасти ему не удалось. Теперь нужно его оттуда как-то вытащить, уж очень прельщает меня содержимое сохранившегося на теле большого заплечного мешка. Тонкий трос, едва ли миллиметровой толщины, больно резал руки. Засевшая в опоре моста стрела выглядела поистине чужеродно в этом мире. Серого цвета невероятной прочности металл и мягкое металлическое оперение из тонких волосков. Наконечник вошел глубоко в опору, даже не представляю, как его оттуда теперь извлечь. Трос тоже выделяется на общем фоне упадка и примитивности. Явное синтетическое чёрное волокно сложного машинного плетения. В какой интересный мир я попал.

На поднятие второй тушки ушла добрая половина ночи. Я приловчился, сделав блок из обычной верёвки, наматывая тонкий трос виток за витком на опору. И когда перевалил груз через край обрыва, вздохнул с большим облегчением. Тело ожидаемо оказалось холодным. Стояла кромешная темнота, и я решил отложить инспекцию добычи на утро, разве только сняв с тела пропахшей какими-то незнакомыми травами заплечный мешок. С тела второго коротыша до этого снял только комплектные кожаные ножны к его ножу, ничего больше кроме заляпанной кровью одежды у него не было. Я её тоже обязательно приберу, но завтра. Всё завтра.

Крепко прилипший к рёбрам желудок помешал мне выспаться, выдернув из блаженного беспамятства с первыми лучами взошедшего светила. С далёкого вверху ледника красиво волнами стекал вниз белый холодный туман. Он медленно растекался по заалевшему в рассветных лучах горному склону широкими ручьями, собиравшимися в целые реки, стекавшие дальше в большое озеро горной долины. Шум близкого водопада дополнительно оживлял виденную глазами сюрреалистическую картину. Наслаждаться красотами природы мешал сильный голод, а также сковавший конечности холод. Но прежде чем идти в обход кустов с ягодами силы, я разогрел тело гимнастикой и занялся разбором доставшихся мне трофеев. Вдруг там найдётся немного еды? Выложил из специального кармана заплечного мешка красивый лук явно промышленного изготовления. Уж очень качественно он был изготовлен. «Промышленности» добавляло и наличие утопленных в непонятный тёмный и приятный на ощупь материал ручки серых металлических болтов под хитрый шестигранный ключ, благодаря которым можно быстро разобрать лук на три составные части. Ключ я позже нашел в другом кармашке мешка. Тетива похожа на металлическую гитарную струну с медной оплёткой. Попробовал её оттянуть, поразившись необходимому для этого усилию. Мне едва удалось отклонить её от нормали на расстояние ладони. А ведь я способен поднимать грузы больше своего веса. Направив энергию «ци» в мышцы рук, смог оттянуть тетиву уже на целых три ладони. Какой же силой обладал тот щуплый стрелок? Умопомрачительно! Впрочем, её ему всё равно оказалось мало для выживания. Банально не хватило ума. Кто мешал натянуть трос между двух опор? Или я что-то не до конца понимаю? Нужно позже проверить тот тонкий трос. Слишком уж он прочен. А это весьма подозрительно.

Вслед за луком из отдельного кармана я извлёк стрелу. Одну. Такую же металлическую стрелу, как засела в опоре моста. Странная и непонятная конструкция. Вращая металлическое древко относительно слабо выраженного острого наконечника, можно раздвигать и убирать внутрь пазов препятствующие извлечению стрелы из пораженной мишени специальные усики. «Ага, понял!» — я картинно стукнул себя по лбу. Покрутив древко, я сложу усики в пазы и легко вытащу стрелу даже из прочнейшей деревяшки. Хитро придумано! Больше стрел в мешке мне не попалось. Странно. Возможно, колчан с обычными стрелами остался в притороченных к бокам бегового ящера сумках, а в заплечном мешке носилось только самое ценное имущество, которое жалко потерять. Так, в основном отделении сверху лежит одежда в отдельном непромокаемом мешке из тонкой почти прозрачной кожи с ремешками утяжек. Возможно даже человеческой кожи, где тут взять другую похожую? Разобравшись с хитрыми завязками, вытащил содержимое. Просто хорошая одежда из прочной мягкой ткани серо-коричневого оттенка. Явно ручной пошив, однако ткань определённо машинной выделки. Исключительно ровные нити очень плотно прилегают друг к другу. Без специальных станков такое качество сложно получить. Если вообще возможно. Полный комплект одежды, включая рубашку, куртку, штаны с широким кожаным ремнём и сапогами с вполне оформленным каблуком. И действительно, на беговых ящерах здесь давно применяются стремена, потому и обувка наездников с каблуками. Одежда и сапоги для меня явно великоваты. Пойдёт на вырост. Кстати — всё новое и чистое, словно только-только приобретено или пошито. Это радует. Под одеждой обнаружился небольшой кожаный мешок с затягивающейся верёвкой горловиной, внутри которого я нащупал продолговатые мягкие предметы!

— Ягоды силы! Зрелые! — Громко воскликнул я, поднося первую ягоду сначала к глазам, а затем закидывая её в рот.

Просто божественный вкус, стоило проглотить выдавленный зубами сок, как по телу пробежала приятная волна тепла, начисто смывшая чувство голода и остатки сонливости. Внешне зрелая ягода силы напоминала обычную земную сливу, только без косточки внутри. Имела плотную кожуру тёмно-лилового оттенка. Из доставшейся мне по наследству памяти тела, я узнал, что зрелые ягоды могут храниться буквально годами, полностью сохраняя свои замечательные свойства. Использовались в сих местах в качестве денег наряду с какими-то монетами и чем-то ещё. Бывший владелец тела тех монет лично не видел, но слышал разговоры соплеменников, в которых они активно обсуждались. Какие-то там «треги» или «пенты» — тогда он мало чего понял. Лишь то, что за те загадочные штуковины где-то далеко можно приобрести много ягод силы и оружие невиданной красоты и мощи.

Вслед за первым мешочком с ягодами на свет был извлечён второй, а за ним и третий. Ровно по сто штук — я удосужился пересчитать. Кроме полных мешочков нашлись ещё полсотни пустых. Да уж, если это и вправду человеческая кожа, то мне уже становится страшно. Удивился, почему все ягоды остались целыми, ведь бывший владелец мешка крепко приложился о скалу. Разбил себе голову и переломал позвоночник. Ага, стоило мне легонько стукнуть по мешочку с ягодами, как я ощутил вместо него настоящий камень. Особо выделанная человеческая кожа при ударах мгновенно твердела. Чудеса. На самом дне заплечного мешка обнаружилась нарисованная на шкуре какого-то ящера грубая карта с множеством пометок. Я долго крутил её перед глазами, силясь понять, что на ней вообще изображено и где на ней может обозначаться моё горное плато. Нашел лишь условную линию идущей по изображению горных пиков древней дороги, где-то на которой оно может найтись. Увы — ценность этой карты для меня близка к нулю. Да и вообще. Разве только оценить условный масштаб куска континента. Больше ничем заплечный мешок меня не порадовал. Впрочем, и так грех жаловаться. Зрелые ягоды силы позволят окончательно забыть о голоде, и полностью сосредоточиться на строительстве дома.

Внимательно осмотрел и трофейный клинок чёрного цвета. Черноту ему придавала особая патина, сам металл был желтым, почти золотым. «Бронза» — сразу догадался я. Но его не смог поцарапать мой нож и наоборот, чёрный клинок легко царапал обычную бронзу. Вспомнил истории о так называемой «чёрной бронзе» из моего мира. Вроде бы это сплав меди с бериллием и небольшой примесью железа, как раз придающего характерный чёрный цвет образующейся на поверхности патине. Как её получают, я не знал. Просто помнил истории, где оружие из этой бронзы стоило по весу золота или даже дороже его. И трофейный клинок мне определённо пригодится, а то мой первый нож уже готов развалиться из-за сверхинтенсивной эксплуатации. Всё же металл у него скверный.

Разобравшись с первыми трофеями, нацепил трофейный клинок на пояс, и двинул проверять трупы. За ночь они крепко закоченели. Вчера ночью я уже подумывал заняться каннибализмом, но теперь, естественно, передумал. Тщательно раздев покойников, благо кожаные доспехи крепились на обычных завязках, внимательно осмотрел тела. Жилистые, мышцы буквально стальные. Лишний жирок отсутствует как явление. На телах заметны следы многочисленных мелких шрамов. Во рту все передние зубы целенаправленно заточены под зверские клыки. Именно заточены, ибо характерно повреждена эмаль. Зачем так делать, непонятно. Кроме устрашающего вида улыбки одни неудобства. После внимательного осмотра внешности, приступил к вскрытию. Я совсем не патологоанатом-любитель, но хотелось узнать, полностью ли соответствуют здешние люди людям моего мира. Ведь из этого можно сделать весьма далеко идущие выводы о глобальном мироустройстве вселенной. Ожидал встретить какие-то неожиданности, увы — ожидания оказались обмануты. Внутри трупы вполне соответствовали тому, что я помнил из анатомического атласа. Может какие-то мелкие отличия и есть — просто я их не заметил. Всё же медицина у меня была побочной специальностью. В конечном итоге две тушки со следами хирургического надругательства полетели вниз. Живущим в камнях мелким ящерицам тоже нужна пища. Снятую с мёртвых тел кожаную броню и грязную нательную одежду я отправил отмачиваться в тёплую лужу с душистым сеном, ибо несло от неё весьма немилосердно.

Семь следующих дней я старательно строил дом, подняв стены ещё на метр. Подаренная аборигенами верёвка сильно помогла таскать тяжелые и ужасно неудобные камни. Отдыхая, пытался тянуть тугой лук. Прогресс наметился, хотя и едва-едва. Физической силы мышц было мало и дополнительное усиление энергией помогало плохо. Добавился плюс один дополнительный сантиметр оттяжки и то благо. Впереди ещё много свободного времени. Питался исключительно трофейными ягодами силы по две штуки в день. Голод окончательно ушел, и работать стало заметно легче. И ещё пропала потребность избавляться от излишков непереваренной массы. Что при отсутствии тут туалетной бумаги несомненное благо. Сколько может протянуть растущий организм на одних ягодах — сказать сложно. Построю дом, снова займусь охотой. Новый урожай на кустах тоже дозревал — красных ягод становилось всё больше. Но теперь я смотрел на них исключительно с внутренним содроганием, вспоминая противный вкус и разницу со вкусом зрелых. Назначив восьмой день выходным, снова проснулся не выспавшимся из-за обострения чувства скорого появления врагов. Никак не хотят оставить меня в покое — всё лезут и лезут. Придётся опять за ними следить, наверняка ведь придумали очередную каверзу.

И действительно, на другой стороне пропасти постепенно собирались аборигены в изрядном количестве. Пока только голые рабы, расставлявшие какие-то громоздкие конструкции из палок и кожи. Периодически впряженные в волокуши тягловые ящеры притаскивали новые грузы. Пытался понять, что там строят, но логика их действий ускользала от меня. А ведь в тех постройках виделась какая-то скрытая система. Так рабы и провозились до самой ночи, с закатом убравшись вниз по дороге и оставив только одного сторожа в грязных лохмотьях. Я тоже решил отоспаться, основные события явно переносятся на завтра.

И снова крайне неприятная побудка. В который раз порадовался за себя за то, что устраиваюсь спать в строящемся доме. К рассвету к горам снизу подошел мощный атмосферный фронт и поднялся шквальный ветер. Вот реально от его порывов запросто можно улететь, если не за что будет зацепиться. Круг двухметровых стен удачно защитил меня от первых самых мощных порывов, затем ветер немного стих. Ждал большого дождя, но поведение облачности в горах весьма своеобразное. В низине как раз обильно поливало, и складывалось впечатление, что там всё просто смоет, а здесь ни одной капли. Лишь сырой ветер гонит волны по траве и кустам с ягодами. Просидев половину дня, отправился на обход подконтрольной территории, чай, не унесёт ветром вниз. На другой стороне пропасти пустая голая площадка. Все постройки и кучи новых стройматериалов реально сдуло и разметало о камни. Исключительно удачно на мою сторону залетело несколько закреплённых на растяжках из тонких крепких палок больших кусков выделанной толстой кожи ящеров. Как по заказу подкинули. Хватит на дверь, крышку отдушины и даже лежанку. А то спать на ворохе свежего сена ужасно неудобно. Задувания ветра снова усилились, резко похолодало, пришлось возвращаться к стенам и одеваться в трофейные доспехи. Ибо новая одежда из мешка всё же великовата, да и жалко её. Изорву, таская тяжелые камни.

Ветреная холодная непогода затянулась на десять дней. Я не терял зря времени, наконец-то перекрыв купол дома. Укладка последних камней требовала изрядного мастерства и повышенной осторожности, благо, я уже вполне приловчился. Каменный клей схватывался намертво, разрушить мою постройку будет весьма сложно. Проще взорвать, но тут вряд ли у кого-то найдётся взрывчатка. Схватившийся клей или его правильно всё же называть «цементом», больше не поддавался размоканию, превращаясь в монолит. Я радовался как ребёнок, собственно, ведь я сейчас в детском теле, теперь грядущая зима перестала меня страшить. Завершив сам дом, занялся внутренней обстановкой. Хотелось немного обустройства и уюта. Тёплый сортир — величайшее достижение цивилизации, мне, к сожалению, совершенно недоступное. Банально не из чего его сделать. Зато сложить печку… ну, по крайней мере, можно попытаться. Топить придётся высушенной травой, но как покажет себя мой каменный клей при сильном нагревании пока не ясно. А ведь его потребуется много. Печку нужно складывать из мелких камней, дабы весь жар пламени бездарно не вылетал в трубу вместе с дымом. Да и со сложным дымоходом придётся сильно морочиться. Риск угореть откровенно пугает. И всё равно нужно пробовать. Работа закипела с новой силой.

Стоило установиться тёплой безветренной погоде, как на другой стороне пропасти снова появились неуёмные аборигены. Идея со строительством чего-то непонятного провалилась, но осталось сильное желание каким-то образом выкурить с плато подлого захватчика. А голь на выдумку хитра. Вот, что это там такое стоит? По виду просто натянута большая шкура ящера на капитальных растяжках из толстых брёвен. А рядом что ещё? Тоже какие-то растяжки размером поменьше. Голые рабы чего-то таскают туда-сюда под присмотром одного надсмотрщика-коротышки. Да, да — именно коротышки, а не ребёнка, как я подумал поначалу. Одет надсмотрщик в кожаную броню коричневого оттенка. Он явно что-то означает, наверное, демонстрирует всем занимаемый статус в племени. У первых двух погибших от моей руки коротышек доспехи имели насыщенный зелёный цвет. После долгого вымачивания с душистым сеном краски немного поблекли и потекли, превратившись во вполне подходящий «травяной камуфляж». Потому именно сейчас я навязал те доспехи на себя, благо размер легко регулировался кожаными ремешками. Кстати, выделанная особым образом кожа приобретала необычайно высокую прочность. Нож её едва поцарапал. А при резких ударах кожа мгновенно твердела. Замеченный эффект привёл меня в сильное изумление, ибо я не понимал причин, почему так происходит. Твёрдость сохранялась всего пару секунд, но и этого хватало для удачного отражения прилетевшей стрелы или выпущенного пращей камня. Доспех прикрывал грудь, спину, плечи, торс, частично руки и ноги. Сделано грамотно и удобно, движений почти не стесняет. Были бы ещё наколенники и налокотники, но чего нема — того нема. Голова и шея тоже оставались полностью открытыми. Шлем бы мне сейчас совсем не помешал. Но у прежних владельцев явно имелась какая-то запрещающая покрывать голову древняя традиция, иначе, почему они сами до защиты головы не додумались. Возможно, у них имеются специальные щиты на руку, мне, к сожалению, их не досталось.

Полностью подготовив площадку на другой стороне пропасти к чему-то непонятному, рабы ушли, оставив надсмотрщика одного. Вскоре снизу по дороге прибыла повозка с вполне настоящими колёсами и с впряженными в неё двумя некрупными ящерами. Они передвигались гораздо быстрее тягловых ящеров и выглядели куда приятнее. Если те условно — массивные «зубры» то эти безрогие «лоси». Морды тупые и зубастые. Тоже шерстистые, как и все прочие ящеры в этих краях, но шерсть не висит клоками, как у всех прочих. Красивые и явно опасные животные. Сильно захотелось рассмотреть их вблизи, но летать я пока ещё не научился. Повозка тоже оказалась весьма необычной, так как имела вполне настоящие цельнодеревянные колёса. В доставшейся мне памяти подобных конструкций не отмечалось. Местные племена обычно использовали примитивные волокуши, а для перетаскивания чего-либо особо тяжелого подкладывали под них катки из прямых древесных стволов, перекладывая их по мере необходимости, благо тягловые ящеры крайне медлительны. А теперь я вживую вижу настоящий местный хайтек. Телега привезла семерых аборигенов. Один заметно выделялся на фоне остальных яркой цветастой накидкой поверх тёмного доспеха. Трое в обычных коричневых доспехах, и ещё трое со связанными за спиной руками имели лишь обрывки тряпок на талиях, но при этом были выше остальных на целую голову. Опять пожаловали сюда каннибалы-недомерки. Хоть они и маленького роста, но ловкостью и силой заметно превосходят других людей. Про них столько всяких слухов в других племенах ходило, один другого жутче. О том, что больше всего коротышки превосходят людей злобой и подлостью. Людоеды, чего с них ещё взять. Вот теперь они прибыли сюда познакомиться со мной поближе, да и ещё зачем-то пленников приволокли. Посмотрим, как они преодолеют глубокую пропасть.

Ждал, пока что-то начнётся до самой темноты, но так и не дождался. Прибывшие занимались чем-то непонятным — перетаскивали всё с места на место, вымеряя нужные им пропорции и расстояния шагами и верёвками. Всем руководил мужик в ярких тряпках, остальные слушались его беспрекословно. Лишь пленники безучастно сидели в сторонке. Народ продолжил свои непонятные дела, даже когда стемнело, но я устал смотреть за ними и отправился спать в свой дом с большой тревогой на душе.

Сильнейшая боль мгновенно скрутила меня в три погибели, вырывая из глубокого сна. И только секунду спустя донесся приглушенный стенами дома гулкий удар, а за ним сразу второй.

Буум, буум!

Вторая волна боли оказалась чуть слабее, я смог выдохнуть и снова вздохнуть. В носу подозрительная обильная сырость, во рту стойкий солёный привкус. С большим усилием открыв глаза, обалдело отмечаю, как изнутри дома по стенам ползут какие-то белёсые разряды. В темноте они прекрасно различимы. Это не электричество, а что-то другое, но такое же смертельно опасное. Разряды постепенно тускнеют, буквально впитываясь в камень и тщательно замазанные раствором щели.

Буум!

Снова долетает эхо сильного удара, проявляя на стенах очередные скользящие разряды. Заметно слабее, но меня просто парализует панический ужас, стоит только подумать прикоснуться к ним. Самочувствие стабильно плохое, преодолевая боль и парализующую слабость, на ощупь добираюсь до мешочка с ягодами силы, заталкивая первую попавшуюся в рот и силясь проглотить. С трудом, но удалось. Прошли сколько-то долгих секунд и меня немного отпустило. Вторая ягода пошла куда легче. Боль пропала, но в голове появился странный шум и что-то ещё, однозначно плохое. Словно чей-то злой голос от меня что-то требует.

Буум!

В глазах мутится, но вроде бы терпимо. То ли я приспособился, то ли уровень воздействия планомерно снижается. Вот только громкость злого голоса заметно выросла.

Буум!

Сильнейшая вспышка боли, судорога, я распластываюсь по полу пытаясь вздохнуть. Грудь как будто сдавило тисками, а горло перехватило удавкой. Злой голос в голове, каждое слово — подлый удар в болевую точку. «Хрен тебе, скотина, я никогда не подчинюсь!!!» — из последних сил пытаюсь вытолкнуть его из себя, дотрагиваясь до амулета Богини почти парализованной рукой. Яркая вспышка в зажмуренных глазах и сознание гаснет.

— Упорное ничтожество! — Тихо взрыкнул Ра Рух, брезгливо выкидывая ослабевшей рукой учебный артефакт местной цивилизации в пропасть.

Утратившего свойства артефакта ему было жаль. Он долго берёг его последнюю вспышку, долго берёг до этого самого дня, надеясь обойтись менее радикальными средствами. Именно он помог понять ему в каком именно мире они когда-то оказались, и как здесь себя стоит вести. Откуда его принесли ёрики, он так и не выяснил. То ли раскопали какое-то древнее погребение, то ли ограбили местных аборигенов. Они передали его глупым посыльным, а после сгинули где-то без следа. Этот мир оказался слишком опасен даже для них. Когда они проникли в этот мир, убегая из своего гибнущего мира, то рассчитывали занять здесь вершину социальной и пищевой пирамиды, как уже бывало не раз в других мирах. Имелись к тому все предпосылки. Но суровая реальность в этот раз подло посмеялась над ними. Мало того, что они потеряли при переходе большую часть своей тайной силы духа, так и местные разумные обитатели оказались на удивительно высоком уровне развития, отказываясь безропотно становиться кормом для своих природных хищников. К счастью для беглецов, далеко не все и далеко не везде. Пришлось спасаться в глухих предгорьях вдали от местной цивилизации. Поначалу предпринимались попытки перейти горы, но с другой стороны уже ощущалось тлетворное влияние Великого Океана. Оно вытягивало последние силы духа, превращая когда-то бессмертных существ в обычных разумных хищников. Но и это далеко не все беды. Ра Су — так называли себя хищные приматы, цивилизации которых старше иных звёзд в этой галактике, при гибели в этом мире стали терять души. Они далеко не всегда вселялись в живые плоды во чревах их самок, полностью сохраняя память о прежних телах и былых делах. Более того в те плоды стали вселяться чужие души, вынуждая плоды развиваться и рождаться на свет. Это оказались жалкие души местных аборигенов. И память о прожитых жизнях при этом они полностью теряли. Ра Руху и другим хранителям силы и тайн пришлось выявлять посторонних вселенцев, уничтожая новорожденных детей многими сотнями и даже тысячами. Тогда соплеменники назвали их «Вершителями Судеб», но при этом, начинали постепенно дистанцироваться от них. Позже удалось найти местные ресурсы и сделать особые ритуалы, дабы сохранять души погибших соплеменников и препятствовать проникновению откровенно враждебных местных вселенцев, однако к тому моменту потеря общей численности Ра Су стала просто катастрофичной. Сейчас же дошло до принятия в свой круг перспективных отпрысков местных аборигенов и воспитанием из них новых ёриков, дабы они делали всё необходимое для Ра Су. Гибли ёрики слишком часто, редко доживая до пятидесяти погодных сезонов, да и с сохранением памяти душ при перерождении у них имелись принципиальные проблемы. Всё это привело Ра Су к неизбежной деградации. Многое было потеряно, многое забыто. Считанные единицы сейчас вообще помнили, из какого мира они пришли сюда и почему. Они скатились почти к первобытному существованию, стараясь во многом походить на отсталые племена местных аборигенов, дабы на них случайно не обратили пристальное внимания значимые персоны этого мира. Уж больно различными оказались весовые категории. Радовало лишь то, что местная высокая цивилизация постепенно скатывается к дикости, потеряв внутреннюю основу и высокие цели. Пройдёт ещё сколько-то сотен сезонов, пусть даже тысяч, но они обязательно станут рабами и кормом Ра Су. Нужно только сохраниться до этого момента и сохранить пусть и малое, но общее единство. А для этого просто жизненно необходимы местные «ягоды силы», позволяющие возрождённым соплеменникам быстрее восстанавливать утраченную при перерождении память и силу духа. Но на эти ягоды хватало других жадных и прожорливых претендентов…

— Жуст! — Громко выругался Ра Рух, попытавшись взять управление над подчинённым телом местного аборигена, и потерпев неудачу.

Нить духовной связи оставалась стабильной, просто в подчинённом теле произошло полное смешение внутренних энергий и его парализовало. Теперь нужно принудительно запустить в его теле секретный процесс «Великого Восхождения», иначе оно быстро погибнет, что весьма сложно сделать по одной лишь духовной связи.

Дневное светило уже взошло над горными пиками, разгоняя клубы сползавшего с ледника тумана, но Ра Рух так и стоял в одной позе застывшим изваянием, глубоко погрузившись во внутренний мир и мир скрытой силы. Желанные процессы в подчинённом теле всё же запустились, и теперь придётся ждать завершения процессов естественного восстановления. День, два, три — трудно сразу сказать. Да и погода, судя по косвенным признакам, снова скоро испортится, обещая повторить шквал и потоп. Хоть и хочется скорее разделаться с этим делом, но придётся потерпеть. Опасаться восстановления пораженного артефактом самосознания вряд ли стоит. После одномоментного поглощения им всей словарно-смысловой базы местного языка оно распадётся. Уж очень велика и сложна та самая база. Ра Рух едва смог сохранить себя при поглощении малой части, а его учитель и угнетатель Ра Тур оказался излишне самонадеян и уступил право носить цветную накидку Повелителя на доспехах. После Ра Рух таким хитрым образом устранил ещё троих конкурентов, став Гласом Повелевающим. К сожалению, ещё не Верховным Повелителем над всеми Ра Су, но его момент величайшей славы ещё впереди и к нему нужно уже готовиться. Осталось только разобраться с мелкой проблемой, неожиданно ставшей реально опасной. И наоборот, она поможет ему возвыситься — благо уже весть разошлась по всем поселениям Ра Су. Пусть это плато и не единственный источник ягод силы, но он весьма значим, ибо покрывает практически треть всей потребности. Только из-за недальновидного желания кое-кого в Совете Первых устранить лишних посредников из диких племён, и возникла эта глупая ситуация. Кто мог даже подумать, что один единственный жалкий абориген способен принести столько вреда? К нему стоит внимательнее присмотреться. Позже из него можно сделать личного глубоко преданного ёрика, тем самым окупив и последнюю вспышку учебного артефакта, и затраты невосполнимого духовного богатства на запуск восстановительного процесса. Пусть кто-то и воспылал к нему праведной местью, но теперь засунет её обратно в свою утробу против естественного хода пищи. Он ни за что не решится оспорить право его собственности.

Ра Рух открыл глаза, тяжело вздохнул и пошевелился, окидывая окружающее пространство прояснившимся взором. Два тела ритуальных жертв уже давно остыло, третье же ещё подрагивает в жестких растяжках. Острые деревянные лезвия прошли его насквозь снизу вверх. Но вытекшей из ран крови совсем мало. Да и сила терзаемой страшной болью души ещё не полностью иссякла. Остаётся только порадоваться правильно сделанному выбору, ибо только сила души этой жертвы позволила подчинить вредного аборигена, две другие оказались бесполезны. Знак рукой и движение мысли — ждущие на отдалении помощники сразу ринулись исполнять его приказ. Мёртвые тела полетели в пропасть, за ними последовало и ещё живое даже после грубого извлечения ритуальных лезвий третье. После ритуала силы они больше не годятся в пищу. Теперь можно спускаться в лагерь, конструкцию резонатора духовной силы соберут и без него, здесь она больше не пригодится. И нужно точнее продумать будущие рассказы о его великом деянии, добавив в них множество пикантных подробностей, дабы соплеменники и Совет Первых высоко оценили его личные заслуги.

Сколько я уже брожу по лабиринту из слов, предложений, фраз и многосмысловых конструкций? Или времени здесь просто нет? Сознание вернулось куда-то не туда. Теперь я бестелесный призрачный дух великой библиотеки, вынужденный бродить тут целую бесконечность. Вначале я быстро разобрался, как тут можно перемещаться, освоив местный алфавит. В нём всего двадцать четыре буквы, однако, вариантов написания слов из букв гораздо больше, чем в привычном мне языке. Наклон вправо, наклон влево, понижение от начала к концу слова или фразы, обратное повышение, тонкий и толстый шрифт… с помощью букв можно выразить в слове нужную эмоцию или даже передать оттенок голоса. Мужской, женский, ласковый, требовательный и тому подобное. Глубинная часть лабиринта оказалась простой и более-менее понятной. Вот дальше пошли смысловые фразы, и зачастую их логика ускользала от меня. Вроде бы всё просто, но я опять ходил круговыми коридорами, пока не угадывал нужный смысл и тогда мог выбрать верное направление, раздвигая слова или буквы, чтобы оказаться в новом закольцованном коридоре другого смысла. Впрочем, сейчас уже идёт легче, так как мне удалось совместить собственный понятийный аппарат и это нечто. Теперь я щёлкаю фразы и смыслы как орешки, но лабиринт всё не кончается и не кончается. Вот опять фраза с тремя смыслами, поди — угадай, какой из них правильный. Метод тыка тут бесполезен, нужно реально проникнуться, и тогда откроется путь дальше. «А вот и хрен тебе» — я просто взбегаю на стену из букв, ловко перепрыгивая её. «Хватит! Надоело!» — удар концентрированной воли рвёт призрачное пространство, взрыв, ветер, буквы и фразы красиво разлетаются в разные стороны, шум, шепот, громкие крики — всё смешалось в один большой водоворот, пытающийся затянуть меня обратно в обновившийся бесконечный лабиринт. Но моя воля сильнее его напора, ещё одно усилие, пришедшая волна цунами смывает нанесённый мусор, очищая внутренне восприятие и возвращая почти забытое ощущение живого тела.

«Так, а вот это уже совсем плохо…» — только и остаётся подумать мне, так как управление моим телом кто-то перехватил. Я прекрасно всё ощущаю, однако ни на что не могу повлиять. Мои глаза странно видят в полной темноте внутри жилища, всё в какой-то мутной белой дымке, мои руки перебирают содержимое мешка, доставая от туда лук и стрелу с мотком тонкого троса. Чётко, уверенно, точно зная, зачем это нужно. Найдя и подобрав искомое, я двинулся наружу, откинув защитный полог, сильно зажмурившись от ударившего в глаза яркого дневного света. Невидимый кукловод подождал адаптацию зрения и неспешно направил моё тело в сторону обрыва со срезанным мостом. «Хм, а внешний контроль не такой уж и идеальный» — подумалось мне, после того, как чуть не упал, зацепившись ногой за разросшийся пучок жесткой травы. Из этого можно сделать вывод, что кукловод далеко не идеально сидит в моей голове. Появился маленький шанс вырваться, осталось только понять, как это осуществить. И вот я внимательно рассматриваю другую сторону обрыва. Кукловод хочет моими руками выстрелить из лука в опору моста. А вот и он сам. Тот же самый карлик в цветастых тряпках, стоит рядом с опорой. Мои руки сами обмотали конец троса за опору на этой стороне, отмерив примерно нужное расстояние. Тут дистанция метров шестьдесят или чуть больше. «Хм, что это?!!» — тем временем в теле появилась подозрительная сила, правая рука сама вскидывает лук, левая накладывает стрелу на тетиву. Взгляд изменился, словно к моим глазам поднесли зрительную трубу. Теперь я очень чётко вижу опору моста на другой стороне, как будто она всего в паре метров от меня. Даже структура потемневшего плотного дерева чётко просматривается. Левая рука у плеча, правая с луком резко выстреливает вперёд, пропуская непонятную силу из тела в тугой лук. И в это мгновение я ловлю момент ослабления внешнего контроля, смещая свой застывший взгляд с опоры моста на лицо карлика в цветастых тряпках. Хлопок, стрела отпущена, и я уже вижу, куда она попадёт. Не в опору, куда целили мои руки, а в медленно открывающийся рот карлика. Он поздно почувствовал неладное, мгновенье и сердце пронзает острая боль, а я вижу, как стрела достигает цели. Вспышка и сознание гаснет.

— Ааах… — судорожный вздох и я снова тут.

Живой и, наверное, относительно целый. С потери сознания прошли считанные мгновения. Сердце снова колет, раз, другой, третий, с каждым ударом всё сильнее и сильнее. Карлик так и стоит на другой стороне обрыва, обхватив руками торчащую изо рта металлическую стрелу. Наваливаясь на тонкий трос всем телом, я сдёргиваю гада в пропасть, искренне желая, чтобы у него оборвалась шея. Глухой удар внизу, со звоном трос резко натянулся. Сердце перестало колоть, но чувство опасности продолжает упорно пульсировать. Ничего ведь ещё не закончилось. Подозрительно легко вытягиваю трос, цепляя его за опору виток за витком и поднимая наверх тело врага. Нужно скорее его добить пока он не очухался. Для него смертельные раны просто ерунда, какая поразительная живучесть. Последний рывок, я переваливаю груз через кромку обрыва и оттаскиваю чуть дальше. Как-то слишком легко это получается. Карлик определённо без сознания, но скоро очнётся. Выхватив чёрный клинок из притороченных к правой ноге ножен, стремительно бросаюсь к нему. Удар… клинок скользит мимо его шеи, как будто его что-то не пускает. Второй удар, третий, четвёртый… сколько есть сил пластаю клинком воздух без какой-либо пользы, хорошо чувствуя, как утекают последние мгновения моей свободы, а возможно и жизни. Карлик открывает глаза, чётко фиксируя зрачки на моём лице, а в это мгновение я вливаю непонятную силу из себя прямо в клинок и наношу последний удар. Клинок ярко вспыхивает, без заметного сопротивления отделяя голову подлого врага от его тела. Рука явно обожжена, тело пытается скрутить страшная судорога, но через несколько секунд буквально всего с ног до головы омывает каким-то приятным живительным теплом. Меня резко переполняет непонятная сила, мгновенье и я воспарю в небеса, но наваждение быстро уходит. Боль в обожженной руке постепенно исчезает, а я обалдело смотрю на отлетевший в сторону пылающий клинок. Вместо того чтобы остыть, тот продолжает нагреваться и быстро испаряется, оставляя на земле большой выжженный круг. Выдох. Вдох и выдох. Лишившись головы, мерзкий карлик всё же сдох. Я его победил!

Окончательно прихожу в себя и осматриваюсь. На другой стороне обрыва никого живого. Если там кто-то и смотрел за нашей схваткой, то быстро сбежал. Валяются верёвки и палки — строительный материал для моста. Странных конструкций из больших шкур на растяжках не заметно. Убрали. Безголовый труп карлика остаётся трупом. Какая радость. Склоняюсь к нему, подбирая отсечённую голову за так и торчащую из его рта стрелу. Она удачно пробила позвонки и крепко застряла в них. Удивительная прочность костей и связок. Иные камни запросто позавидуют.

Что сказать? Назвать этого карлика человеком, я, пожалуй, воздержусь. Зубки у него как у хищной кошки, острые спереди и четыре загнутых треугольных клыка. Это не подпилы, как я видел у предыдущих типов, а родное, природное. Эмаль целая и блестящая. Вот дальние зубы вполне типичные для всеядных животных, ими можно пережевывать разную пищу. Глаза тоже имеют явное отличие. Чётко выражены два круглых зрачка один в другом и есть ещё прозрачное третье веко, как у некоторых водных животных. В остальном… если не приглядываться — то вполне можно обознаться. Волосы как волосы тёмно-коричневатого оттенка, уши вполне себе округлые, нос вполне обычный… с запорными клапанами внутри. Однозначно это какой-то водный хищный вид.

Вытащив стрелу, брезгливо отбросил голову в сторону. Стоит её позже выпотрошить, избавив от негодного содержимого, череп знатный получится. Клыкастый, страшный… поставлю его на полку, чтобы вспоминать этот день. И пока мёртвое тело окончательно не закостенело, избавляю его от одежды и вещей. Тёмную кровь позже отстираю. Цветастая накидка сшита из ярких лоскутков. Ткань тонкая, похожа на шелк. Под накидкой кожаный доспех. Тёмно-коричневый, почти чёрный. Мягкий, но наверняка со свойством мгновенного затвердевания в случае удара. Сделано весьма искусно. Тут уже не кожаные завязки, как были у предыдущих карликов, а хитрые маленькие соединения с возможностью быстрого снятия по нажатию на жесткую вдавливающуюся кнопку. Сделано как будто из серого пластика, хотя вряд ли пластик. В нашем мире похожие конструкции применялись в туристическом и военном снаряжении, называлось то ли «фастекс», то ли ещё как. Быстро скинул доспех, надетый прямо на голую кожу. Внутренняя поверхность доспеха отчётливо бархатистая, приятная на ощупь. Из полезных вещей кроме доспехов на трупе только длинный тонкий стилет из такой же чёрной бронзы с фигурной костяной ручкой и больше ничего. Печаль. Я надеялся на большее. Но и так грех жаловаться. Выжил — и хорошо. Радуйся. Продолжил внимательный осмотр мёртвого тела. Руки ноги, пальцы сильно похожи на человеческие. Вместо ожидаемых когтей очень крепкие коричневатого оттенка ногти, между пальцами выделяется небольшая плавательная перепонка. Хотя опять же, нужно внимательно присматриваться, чтобы её заметить при сложенной кисти руки. Так лишь малый рост выделяет хищных карликов на фоне обычных людей, со стороны их можно легко принять за подростков и очень сильно удивиться, когда они продемонстрируют свою зверскую суть. Тем временем на меня навалился тяжелый откат, руки и ноги стали ватными, а глаза начали сами закрываться. Окинув взглядом пространство, уделив чуть больше внимания другой стороне пропасти, направился в дом отсыпаться. Сон определённо поможет…

Я знаю, что сейчас тело спит, но моя душа в панике снова переживает жуткие моменты, как будто я снова спасаюсь от душерезки. Так всё знакомо, но и так ново. Убив карлика, я рефлекторно поглотил отлетевшие осколки его души с памятью. И теперь память его жизни постепенно усваивается мною. Далеко не вся, отдельные куски и самые яркие моменты, но их очень много. Очень-очень много. Сколько же он жил? Ах да, он, оказывается, сменил не одну сотню тел. Магическая цивилизация Ра Су дошла до управляемой реинкарнации, избавив себя от попадания в душерезку. Она прошла через десятки обитаемых миров, оставив после себя безжизненные планеты. Их внутренняя хищная суть всегда разрушала хрупкий баланс любого живого мира. Чем больше силы обретали хищные карлики — тем меньше её оставалось у целого мира. Они выпивали и выедали миры, питаясь исключительно людьми. Удивительно, откуда во вселенной столько населённых именно людьми миров, словно их кто-то специально расселил. Карлики считали — это сделали их Великие Предтечи для обеспечения пищей своих потомков. И те шли из мира в мир на особый «запах» духовной силы. Именно так «пахли» все населённые людьми магические миры. Вот в этом мире карликам сильно не повезло. Здесь их вредоносные духовные силы практически иссякли и продолжают иссякать поныне. Они постепенно вырождаются и теряют былую численность. Но мне с того мало толку. Поверженный мною Ра Рух скоро возродится, потому у меня есть всего два года, чтобы убраться туда, где он меня гарантированно не сможет достать. И пока он не набрался сил и не вернул память, а он это обязательно сделает, так как создал резервную копию своей памяти в специальном артефакте, его соплеменники оставят меня в покое. Ведь по их закону я его личный раб, на мне стоит его духовная метка, через которую он может брать контроль над моим телом, а в перспективе и над душой. Вечное рабство и даже смерть не способна разлучить хозяина и его раба. Хоть расстояние для него имеет значение, но он всегда будет чётко знать, в какой стороне и на каком расстоянии я от него нахожусь. И уж точно захочет расквитаться за досадное поражение. От этой гадостной метки нужно как-то избавиться, осталось только выяснить, как именно. К сожалению, в доставшейся мне памяти слишком много дыр и непонятных кусков. Да и магические практики Ра Су для меня закрыты. Под них нужна особая душа и другое тело, а желательно ещё и другой обитаемый мир. Конечно, кое-что по мелочи из самого простого я попытаюсь освоить, но какие же это жалкие крохи, по сравнению с величием прошлого Ра Су. Они даже летали меж звёзд в космосе только за счёт магических сил. Понятно — лишь считанные единицы из них, но и это великое достижение цивилизации. У нас ведь тоже всех космонавтов можно пальцами пересчитывать. В осознанном сне я перебирал варианты дальнейших планов. Пока все они сводились исключительно к бегству. Пережить зиму, а дальше вставал очень непростой выбор. Самой верной идеей был трудный поход в сторону Великого Океана. Да, он парализует духовные силы, зато там меня точно оставят в покое разозлённые Ра Су. У временно поверженного карлика крайне мстительная натура. И вообще месть занимает большое место в их национальной культуре. Подлинный культ мести. Я узнал, что всех из напавших на моё племя выживших представителей других племён они уже съели, включая женщин и малолетних детей, считавшихся особенным деликатесом и пожираемых заживо. Со мной наверняка захотят повторить изысканную дегустацию… причём далеко не один разок. Благо технические возможности имеются. Направиться же в сторону местной высокой цивилизации с явно магической основой… заманчиво, конечно. Но уровень опасности даже не возьмусь оценить. Буду решать после того, как накоплю сил. С этой не до конца определённой мыслью я и проснулся.

Потянулись обычные дни и ночи. Я питался ягодами силы, мало спал и упорно тренировался. Время относительного спокойствия быстро пролетит. После издевательств карлика, я смог вытягивать из своих рук и даже ног тонкие жгуты силы на расстояние пары метров. Но с управлением ими возникало множество проблем. Максимум доступного — возможность отталкиваться от какой-либо поверхности или преграды. Если удастся использовать их в качестве захвата и притягивать к себе предметы — случится подлинное чудо. Впрочем, и так грех жаловаться. Когда освою рефлекторное управление новыми способностями, смогу ловко перемещаться по практически любой поверхности, совершая немыслимые пируэты и финты. Хочется надеяться, я до этого момента всё же доживу. Ещё я смог восстановить и освоить использованные в моём теле приёмы прямого воздействия силы на организм. Позволявшее недолго видеть даже в полной темноте «зрение силы» и полноценно заменяющая бинокль «дальнозоркость». Увы, все эти приёмы имели неприятные последствия, и для получения эффекта приходилось долго готовиться. Нужный эффект по «щелчку пальцев» у меня пока не получался, а после долго болели глаза. Годится только в экстренных случаях, в обычной жизни лучше обходиться без таких вот «чудес». Но тренировки требуют жертв и страданий. Куда проще обстояло дело с напиткой силой всего организма, впрочем, этим я прекрасно занимался и до встречи с карликом. Теперь я лучше контролировал этот процесс и уже мог не так старательно экономить, как раньше. Ещё удалось освоить приёмы передачи своей силы в особые предметы. В трофейную броню, лук и стилет из чёрной бронзы. Пробовал подать силу в камень или ветку от куста, освоив новый приём быстрого разрушения материальных предметов. Два-три импульса — и прочнейший камень рассыпался в пыль, а сухая ветка теряла былую прочность и растрескивалась прямо на глазах. В ещё живую, только отделённую от куста ветку, моя сила не желала заходить, неизменно огибая её, наплевав на всю настойчивость и силу воли. Знал бы раньше — сэкономил много времени и сил на приготовление цементирующего раствора. Неожиданно возник ещё один весьма неприятный эффект. Меня стало преследовать странное чувство переполнения. Словно ужасно обожрался и обпился, но при этом в желудке пусто. Растрата силы на тренировках временно убирала это чувство, однако спать становилось всё хуже и хуже. Та непонятная сила постоянно накапливалась во мне, что бы только я ни делал. Спас амулет Богини. Карлик сбросил его, едва подчинив моё тело. И после его поражения я долго искал его в траве. С трудом нашел, но не смог нацепить обратно на свою шею. Амулет обжигал меня сильным холодом, словно не желая, чтобы я к нему вообще прикасался. Я долго пытался растопить его, целенаправленно направляя в него свою силу, дополнительно избавляясь от её излишков. В какой-то момент строптивый амулет сдался и позволил взять себя в руки, лишь изредка покалывая ладонь холодной иголкой. С тех пор я и сливаю в него все скопившиеся излишки, порой вплоть до подступавшего чувства полного истощения. Трудно поймать верный баланс, просто отсутствует контроль заполнения того незримого внутреннего резерва силы. То густо — то сразу пусто. Дело считанных секунд. Надеюсь, благодаря тренировкам нужный навык оценки и контроля у меня когда-то появится. Тем временем стало заметно холодать, пришла осень. Травы начали желтеть, туманы стали гуще, на рассвете стала выпадать быстро исчезавшая с первыми лучами местного светила крупная изморозь. Да и днём стал часто задувать холодный ветер с горных вершин. Всё чаще я просыпался ещё до рассвета, постукивая зубами. Моё каменное жилище далеко не тёплая бревенчатая избушка, да и пол каменный. Топить же печку просто нечем. Физические упражнения и лишняя ягода силы позволяли быстро согреться. Видимо, именно так и придётся дальше жить, перехватывая пару-тройку часов сна днём. Урожай ягод силы почти созрел, подошло время их сбора.

— Ты принёс нам ответы, Ум Ра?! — Зычно спросил вечно второго Верховный Повелитель на Совете Первых в окружении ярко сияющих полотен с изображениями былой славы.

Большой подземный грот зала собраний вернул вопрос гулким эхом, многократно усилив давление бесконтрольным страхом. Другой бы на его месте мог запросто потерять самообладание и утерять достоинство. Ум Ра пришел сюда с пустыми руками, но далеко не с пустой головой. Собственно, чего ему опасаться? Показного гнева Первых? Так они лучше его знают, что любого из них можно кем-то заменить, всё равно от них сейчас мало пользы, а вот его-то как раз и некем. В отличие от всех них он обладает нужными знаниями и достойным опытом, без которых их древняя раса просто вымрет в этом ужасно враждебном мире. А убежать в другой, как они проделывали много раз, тоже не выйдет. Все многократно проверенные инструменты подчинения реальности воле сильных здесь дружно отказали. И пусть Первые гордятся цветной тряпкой со знаками их личных достижений на доспехах. Лично он предпочитает носить мягкий практичный халат из хорошей ткани или вовсе ходить голышом, словно жалкий раб, тем самым уничижая свой достаточно высокий статус. Но он может себе такое позволить, ибо тогда все прекрасно видят подкожные рисунки на его теле. И при взгляде на них у многих Ра Су перехватывает дыхание. Они ведь знают, что именно они означают.

— У меня есть ответы! — Так же зычно ответил Ум Ра внимательному собранию.

— Ты знаешь, как ничтожный раб смог временно унизить одного из нас? — Зычный рокот эхом слышался со всех сторон.

— Я ведь предупреждал вас и Ра Руха в частности, что этот мир неизменно восстанавливает нарушаемый нами баланс, — голос Ум Ра был так же твёрд, и эхо придавало ему дополнительного веса. — Тут поработали сущности, гораздо сильнее и умнее нас всех вместе взятых… — зал наполнился тихим рычанием, многие были очень недовольны такими словами, но пока воздержались от возражений. — Их можно сравнить разве только с нашими Великими Предтечами! — От злых взглядов всё тело Ум Ра стало сильно чесаться. — Достаточно просто взглянуть на эту землю, и мы легко увидим искусственность всего созданного, — продолжил он говорить как ни в чём ни бывало. — Здесь свободная сила духа, на стойкий запах которой мы и пошли, ища новый мир для себя, ограничена лишь одним огромным континентом. За опоясывающей весь континент горной грядой раскинулся Великий Океан, неизменно парализующий любые проявления свободной силы духа. Только так неизвестные нам Великие Сущности, которые местные аборигены называют Богами, и получили стабильный баланс. Но и это ещё не всё. Хоть нам и разрешили жить здесь… — снова злой рык недовольства появился в зале, — не уничтожив сразу после перехода, однако прямо и недвусмысленно указали должное место. Примерно то, где мы сейчас находимся и в каком виде пребываем. Кто из вас решил обрести большее, столкнув местных с известной целью? — Ум Ра окинул всех собравшихся в зале внимательным взглядом, обернувшись вокруг. — Вот мир и восстановил нарушенный вами баланс, Ра Рух просто первым попал под раздачу предупреждений о недопустимости подобных действий.

В зале надолго повисла гулкая тишина. Все сказанные слова были высказаны уже много раз прежде, все здесь присутствующие их понимали… в меру собственного желания их понимать или наоборот. И, тем не менее, раз за разом предпринимали очередную попытку прогнуть строптивый мир под себя. Иногда даже что-то получалось. Несмотря на все сложности, Ра Су смогли занять достойное место под лучами местного светила и постепенно увеличивали собственное влияние. Если бы ещё кто-то придержал глупую инициативу, напрасно вспоминая о былом величии, которое осталось далеко позади и в другом мире, которого больше нет.

— Какова ситуация ныне? — Задал вопрос другой Повелитель, Верховный лишь смотрел на Ум Ра злым взглядом.

— Одна из самок Ра Руха заявила, что плод в её чреве обрёл душу и начал стремительно расти. Обошлось без вполне ожидаемого в такой ситуации сбоя и окончательной потери одного из нас, — теперь слова отвечающего слушали с повышенным вниманием. — В силу этого, я приказал ёрикам более ничего не предпринимать в отношении одинокого обитателя горного плато. Он раб Ра Руха, на нём стоит его метка. Когда Ра Рух возродится и снова войдёт в силу, думаю, к следующему тёплому сезону — то пусть он сам разбирается со своей собственностью. Я приказал разве только перекрыть возможные пути с плато в долину, вдруг тот раб решит сбежать.

— А урожай с плато? — Переспросил тот же Повелитель Ра Зус.

— В этом сезоне кому-то придётся поумерить аппетиты, — Ум Ра окинул собравшихся Повелителей укоризненным взором. — Весной Ра Рух окончательно подчинит раба, если тот ещё будет жив, и мы получим остаток того, что сохранится к тому времени. Весь урожай он просто не поглотит.

— Может с ним договориться и выкупить урожай? — Задал вопрос кто-то со стороны спины.

— Кто готов поступиться личным достоинством и одновременно бросить вызов Ра Руху, пока тот слаб? — Ум Ра повернулся к спросившему лицом. — Я выполню ваш приказ, Первые, но инициативы от меня в этом деле ждать бесполезно.

— Мы тебя отпускаем! — Зычно сказал Верховный Повелитель, тем самым закрывая допрос.

Теперь Первые будут долго выяснять, кто больше из них виноват, и чем за это должен поступиться. Его, Ум Ра, эти разборки абсолютно не касались. Он всего лишь исполнитель Воли Первых, но не сама Воля Первого. Возможно, кого-то другого это бы сильно опечалило, но только не его. Ум Ра уже мысленно представлял, куда заведут их расу бесконечные интриги Первых, начав подготовку спасения только своего ближнего круга. Этот мир был поистине огромен и в нём вполне хватит для них места. А достигнуть высот духовного величия возможно и без тех, кто мнит себя Истинным Владыкой Мироздания, таковым на самом деле никогда не являвшимся. Пришло время работы только на себя.

Один прожитый день сменялся следующим днём, пролетая почти незамеченным мимо сознания. А всё из-за вынужденного усиления тренировок. Постоянно прибывавшая непонятная сила требовала активности. Да и общее понимание текущего сквозь пальцы времени. Взялся за освоение ещё нескольких «тайных техник силы» из арсенала хищных карликов. Первая и самая простая — «видение ауры». Я и раньше замечал нечто необычное, какое-то свечение при манипуляциях силы. Но теперь открыл способ видеть естественное свечение аур любых живых существ. Даже трава и кусты имеют в себе силу и, соответственно — ауры. Вот только заметить их крайне сложно. Для этого нужно полностью изъять всю силу из собственных глаз, практически изолировав их от остального тела по этой части. Трудно и чрезвычайно болезненно, особенно поначалу. Но это крайне полезный навык, потому его требуется довести практически до рефлекса. Впрочем, можно остановиться на полпути, и тогда станут видны проявления силы и ауры животных с достаточно большого расстояния, а вот ауры растений и насекомых уже нет. Таким образом, я смог пересчитать всех оставшихся на плато сурикатов. Раньше подумывал, что почти всех переловил, однако они просто научились лучше прятаться. Тоже ведь как-то чувствуют направленное в их сторону внимание. Хитрые зверьки умеют быстро прятаться в норах или затаиваться на одном месте, практически сливаясь с травой. Теперь им пришел конец. Моему растущему организму помимо энергии от ягод требовались и питательные вещества. Плюс зимняя одежда. А в качестве пригодного материала именно их меховые шкурки. Заодно конкурентов по ягодам силы сокращу, они ведь их активно стаскивают в свои норки, откуда их потом хрен достанешь. «Видение ауры» оказалось весьма эффективным при охоте.

Второй приём, в перспективе позволявший скрываться от тех, кто пользуется первым, назывался «сжатие ауры». Требовалось жутким усилием воли вытянуть всю силу из тела обратно в источник и ещё попытаться уплотнить его. Тяжело, болезненно да ещё с кучей неприятных пост эффектов в виде общей слабости и искажения восприятия сразу всех чувств. Но опять же — это крайне нужный навык, ибо здесь даже крупные ящеры способны находить жертв именно по светящейся ауре, хотя обладают отменным слухом и нюхом. Ещё, таким образом, мне хотелось сбросить поставленную на меня карликом-колдуном духовную метку, которая постоянно подпитывалась за мой же счёт. Увы, полностью вытянуть непонятную энергию из тела в источник мне пока не удавалось, но я продолжал бесплодные попытки.

Ягоды на кустах темнели, приобретая завершенную зрелость. Их требовалось быстро собрать, опередив хитрых сурикатов. Они интересовались именно зрелыми ягодами, начисто игнорируя даже те, которым осталось зреть чуть-чуть. Сбор урожая хорошо сочетался с охотой. Но добытые тушки нуждались в обработке, потому краткие мгновенья азарта и радости обретённой добычи сменялись монотонной рутиной. Мало замариновать мясо в соке кислой травы, нужно ещё отскоблить шкуру, избавив её от подкожного жира, замочить на три дня в воде со «специями», а затем растянуть сушиться на растяжках в тени собственного жилища. Тогда шкурка остаётся мягкой и сохраняет мех. Увы, столь простая обработка приводит к тому, что уже в следующем сезоне она облысеет. Для увеличения стойкости шерсти нужны особые дубильные «специи», которых здесь нет. Карлики умели работать со шкурами, встраивая в них плетения силы. Таким хитрым образом создавали особые доспехи и качественную меховую одежду. Мне достался кусок памяти с нужными техниками, однако, все попытки воспроизвести их оказались тщетны. Зря только испортил несколько сырых шкурок. После моего воздействия они лысели и растрескивались прямо на глазах. Требовалось изменить «спектр» вкладываемой в них силы, вот только моя душа под это действие плохо подходила, ибо оно шло именно через неё. Оно и неудивительно. Из памяти карлика я знал, что многое вполне естественное для них, совершенно недоступно принятым в их закрытое общество местным аборигенам. Хотелось поверить в собственную исключительность, но увы.

С каждым днём становилось всё холоднее. Выпадавшая ночью изморозь теперь таяла лишь после полудня, а водный поток с ледника почти иссяк. Благодаря тренировкам я смог частично освоить ещё один приём силы — «воля в тело». Его суть заключалась в ограниченном насыщении силой мышц с вложением воли на нужное действие. Тогда мышцы сами осуществляли работу без прямого мысленного или рефлекторного управления. Именно таким образом бралась под контроль и чужая тушка, требуя филигранного исполнения техники. Я проникался к карликам подлинным уважением и ещё больше боялся очередной встречи с ними. Таким вот хитрым образом можно надолго застыть без малейших движений с чистой головой или на короткое время стать очень-очень прочным, словно окаменев. Поднять очень большой вес или совершить невероятный прыжок метров на тридцать. Моим же поистине великим достижением стала постоянная мелкая дрожь всего тела. Она позволяла согреваться даже во сне, лишь увеличив потребление пищи. Обычных рефлексов тела оказалось маловато.

И вот, наконец, пришла она — зима. Задул монотонный холодный ветер, принося мириады крохотных льдинок или снежинок. К этому моменту я собрал весь урожай с кустов, пришлось для него соорудить из долетевших до моей стороны обрыва кусков кожи что-то типа детской ванны. Плюс трофейные мешки забил все до самой горловины, подвесив их под потолок купола. Один раз попытался растопить печку, затолкав в качестве топлива высохшую траву. Зря только надышался дымом, когда раздувал пламя. Трава горела плохо и давала совсем мало жара, большая часть которого напрасно вылетала в трубу. Эксперимент с печкой признал неудачным. К счастью, каменные стены хорошо держали холодный ветер, а согреваться я и сам научился. Вот с питьевой водой начались проблемы. Её просто не стало. Все ручейки замёрзли, водопады стихли. Остался только прочный звенящий лёд на месте луж вдоль скального обрыва, где когда-то журчал бурный поток. Снег же лишь слегка припорошил сухую траву. До плато облачность с осадками почти не доходила, засыпая снегом долины внизу. Чтобы напиться, приходилось долбить камнями лёд и сосать отбитые осколки, добавляя холода в свой организм. Боялся застудить горло и серьёзно заболеть, пока вроде бы здоровье держалось. Одежонку из летнего меха сурикатов я кое-как себе справил, сделав швейную иглу из прочнейшей кости поверженного карлика. Всё мясо с его скелета ещё по теплу сгрызли мелкие ящерицы. Сами размером с мой указательный палец, но кусаются до крови и место укуса долго болит. Ловить их дело дохлое, они быстро разбегаются и прячутся в щели. Теперь же они вообще бесследно исчезли до наступления тепла.

Из полезных занятий оставались одни тренировки и ещё охота на самых осторожных пушистых зверьков. У перелинявших сурикатов мех стал значительно гуще, вот только выделать шкуры без воды хрен выйдет. Охота стала реально тяжелая. Чтобы просто заметить осторожного зверька приходилось поджимать ауру и вводить сознание в состояние полной отрешенности. Безмолвного созерцания окружающего пространства без лишней мысли в пустой голове. И только после того, как заметишь выбравшегося из норки и немного удалившегося от неё зверька, нужно мгновенно насытить силой мышцы руки, чтобы резко кинуть заранее подобранный камень. Стоит только изменить одно лишь состояние сознания, как зверьки мгновенно замечают тебя, стремительно бросаясь к спасительной норе. Вот только не всем удавалось удрать, мои камни прилетали быстрее, сбивая их с траектории движения и отбрасывая в сторону с множественными переломами костей. Уж очень хотелось отведать тёплой крови, а затем и ещё сырого мяса. Опасался скверной реакции своего организма, но зря. Любая животная пища переваривалась чуть ли не мгновенно. И вообще эти юркие пушистики - достойные тренажеры для развития различных способностей. Надеюсь, они помогут мне выжить в более опасных местах. С ростом холодов вынужденно добавил в свой рацион две лишних ягоды силы. Теперь я съедал от четырёх до пяти ягод в сутки. Куда уходила из них сила — сложный вопрос. Отметил лишь то, что она совсем не та сила, которая скапливается в моём источнике. Кто бы только подсказал, чем может грозить переедание ягод и перенасыщение их ягодной силой. Вроде бы и появлялся лёгкий дискомфорт в желудке и всём теле после поедания третьей ягоды в сутки, однако без неё я замёрзну куда быстрее, чем отравлюсь. Так и потянулись день за днём в однообразных хлопотах и заботах. В какой-то момент я окончательно понял, что действительно смогу пережить холода, полностью приспособившись к суровым условиям зимнего горного плато.