Джек понятия не имел, как так оказалось, но перед ним сидела член Фракции Красной Армии, тело которой было обнаружено на месте взрыва в Роткрюце в Швейцарии.
— Это не мое имя, — ответила она.
Джеку захотелось, чтобы здесь оказался Ник Истлинг. У контрразведчика были свои недостатки, но заставить людей говорить он умел.
— Отпираться бесполезно, — сказал Джек, шаря взглядом по комнате в поисках какой-либо ее фотографии. Он не нашел ничего и подумал, что следователи из BfV увезли все как вещдоки.
— Гребаная свинья, — прошипела она, отвернувшись и уставившись в стену. — Ты американец?
— Да.
— ФБР? ЦРУ?
— Как насчет того, чтобы вопросы задавал я?
Она затрясла головой.
— Я не хочу слушать твои поганые вопросы. Ты идиот. Вы все идиоты. Вы думаете, что мы были в Швейцарии, что мы как-то причастны к тем убийствам. Но это не мы. Никого из наших там не было. Вы, уроды, убили всех здесь ни за что.
Джек покачал головой в ответ.
— Я бы так не сказал. Твои друзья были убиты, потому что они были членами РАФ, потому, что твои документы были найдены на месте взрыва, в котором четырнадцать человек сгорели заживо. Когда GSG-9 прибыли сюда, кто-то начал стрелять по ним из гостиницы дальше по улице.
Она покачала головой. Мокрая челка упала на глаза и она дернула головой, сбрасывая ее.
— Was meinst du denn? (О чем, черт возьми, ты говоришь?) Какой еще гостиницы?
— Вы не снимали комнату в общежитии для гастарбайтеров в двух кварталах по Шпренгельштрассе?
— Зачем она мне нужна? — Ее тон сочился презрением, но что-то в ее голосе подсказало Джеку, что она говорила правду.
Он понял, что нужно продолжать.
— Я вас не знаю, Марта, но ради тебя же я надеюсь, что ты достаточно умна, чтобы понимать, что вас подставили. Всю вашу организацию.
Немка подняла голову, и челка снова упала ей на глаза. Она проигнорировала это.
— Ты мне веришь? Ты веришь, что мы никого не убивали?
— Да, я верю тебе. Но я единственный, кто считает, что Фракция Красной Армии стала просто пешкой в чужой игре. Как только BfV узнает, что ты жива, ты станешь самым разыскиваемым человеком в Германии.
Джеку показалось, что девушка сейчас снова заплачет, но она просто пробормотала:
— Долбаные буржуйские свиньи. Вы все.
— Кем была мертвая девушка с твоими документами?
Она не ответила.
— Марта, никто не знает, что ты здесь. Если хочешь, я спущусь вниз и расскажу о тебе полицейским, дежурящим рядом. Или ты поговоришь со мной, а потом мы разойдемся в разные стороны, целые и невредимые.
Она что-то пробормотала.
— Что?
— Ингрид Бретц. Ее звали Ингрид Бретц.
— Она была из Фракции Красной Армии?
Марта покачала головой.
— Она была официанткой в баре на Александерплац, в Восточном Берлине.
— В Восточном Берлине? Она из ГДР?
— Ja.
— Почему при ней были твои документы?
— Я дала их ей. Неделю назад я отправилась на Восток. Она сказала что ей нужно на несколько дней на Запад. Ей были нужны ausweis, документы. Мы были похожи, так что я дала их ей.
— Вы были подругами?
Марта заколебалась.
— Да, но она мне заплатила. Чтобы я отправилась на Восток, дала ей свой ausweis и несколько дней подождала ее возвращения.
— Кто все организовал?
— Никто. Она все сама придумала.
Джек ни на секунду не поверил.
— Если у тебя не было никаких документов, как ты вернулась в Западный Берлин?
Марта пожала плечами.
— Есть способ.
— Способ? Вроде туннеля?
— Ха. Туннель? Ну ты и дурак.
Джек решил не давать на этот вопрос. Он спросил:
— Почему Ингрид не воспользовалась этим способом?
Марта посмотрела на Райана. Взглядом леворадикального террориста на сотрудника ЦРУ. Полным ханжества и чувства интеллектуального превосходства.
— Ей было нужно в Швейцарию. В Швейцарию туннеля нет.
Джек понял, что Ингрид было нужно сначала легально попасть в Западный Берлин, а затем уже отправляться в Швейцарию.
— Ты знаешь, зачем ей нужно было в Швейцарию?
— Она говорила, что ее парень уехал туда.
— И ты поверила ей?
— А почему бы и нет? Она показала мне ожерелье, которое он прислал ей. С большими бриллиантами. Она его даже не носила. Не многие девушки в Восточной Германии могу носить бриллиантовое колье.
— Она говорила, как зовут этого парня?
— Нет.
— Но вы же были подругами, — недоверчиво сказал Джек. Он не обучался методам допроса. Он ощущал, что его пытливая натура рвалась вперед слишком быстро. Прежде, чем он успел подумать о другом, более мягком направлении, Марта ответила:
— Ингрид даже никогда не была в Швейцарии. Хочешь сказать, что она поехала туда сама, чтобы расстреливать людей из автомата и взрывать рестораны? Das ist verrückt. — Она пояснила: — Сумасшествие.
— Они скажут, что она действовала не в одиночку. Что с ней были другие члены РАФ. Возможно, даже ты.
Марта покачала головой.
— Ингрид была не из РАФ. В любом случае, какое нам дело до банкиров в Швейцарии? Есть банкиры здесь. Промышленники. НАТО. — Она посмотрела на Джека, все еще сидящего над ней на ее кровати. — Капиталистические шпионы…
— Что было в том портфеле у тебя под кроватью?
Марта не ответила. Джек ответил за нее:
— Вот что я думаю. Я не верю, что ты просто одолжила документы этой официантке за несколько восточнонемецких марок. Я думаю, дать его ей тебе приказали те же люди, что положили улики тебе под кровать.
Она неестественно, вымученно рассмеялась.
— Приказали? Кто?
Джек пожал плечами.
— Штази, может быть? Или КГБ? Я не знаю. Я знаю, что вы работаете и с теми и с другими. Кто бы это ни был, он сказал тебе, что нужно спрятать кое-что здесь. Ты, надо понимать, рассказала о тайнике под кроватью. После того, как на эту квартиру нагрянула полиция, ты поняла, что тебя подставили.
Она снова покачала головой.
— Типичная ЦРУ-шная ложь.
Райан натянул шарф, замотанный вокруг предплечья и ощутил, что он был пропитан кровью.
— Слушай, Марта, тот, кто это сделал, использовал Ингрид потому, что они не могли отправить действительного члена РАФ в Швейцарию, чтобы заложить там бомбу. Они заполучили твои документы и отдали ей, чтобы твоя группа была обвинена в убийствах. Твои друзья погибли из-за этого. Ты, очевидно, в курсе, что вас подставили, так что ты вернулась сюда, надеясь, что доказательства все еще спрятаны под кроватью, и ты сможешь убрать их к чертовой матери, чтобы не подставлять вашу группу левых неудачников еще больше.
— Мне больше нечего тебе сказать.
— Разве ты не хотела бы, чтобы мир узнал, что Фракция Красной Армии не имеет никакого отношения к убийству невинных людей в Швейцарии? Это же худшее, что могло быть с вашей организацией.
Она ничего не сказала. Только покачала головой.
— Если не хочешь говорить, может быть, просто послушаешь? Если ты не знаешь, твои друзья погибли из-за денег. Все дело в банковском счете. Двести миллионов долларов в швейцарском банке. Чтобы скрыть эти деньги, нужно было удить несколько человек, и русские решили, что используют тебя и твоих друзей, чтобы свалить на них вину.
— Все дело только в деньгах, моя дорогая, — улыбнулся Райан. — Ваши социалистические идеалы, борьба за права рабочих, вся эта херня, не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Русские просто хотели спрятать свои деньги, и РАФ оказалась для них полезной марионеткой.
— Они все мертвы, Марта, — продолжил Джек. — Все твои друзья. Тебе некого защищать, кроме человека, который сделал все это. Если ты будешь защищать его… — Джек обвел взглядом пустую квартиру. — Тогда ты причастна к тому, что случилось со всеми вами.
Она открыто расплакалась. Она низко свесила голову, и на пол капали слезы. Но она ничего не сказала.
— Ты не хочешь говорить. Хорошо. Я уважаю тебя. Но я задам еще один вопрос, а потом развяжу тебя и отпущу.
Она подняла голову. В глазах блеснула надежда.
— Что?
— Только один вопрос. Я обещаю.
Вода затекла в нос, она не могла вытереть его, так как руки были связаны за спиной, и просто громко фыркнула.
— Хорошо. Что за вопрос?
— Почему ты еще жива?
Она медленно наклонила голову:
— Was meinst du? (Что ты имеешь в виду?)
— Эти люди проделали отличную работу, заметая следы. Они убили Ингрид, она была из Восточной Германии, и здесь ее никто не станет искать. Убили людей, знавших о русских деньгах, спрятанных в банке. Я уверен, что они убили моего друга, которые пытался раскрыть их. И они сделали все, чтобы все на этой квартире умерли и не могли заявить, что непричастны к нападению.
Джек подался ближе. Не с угрозой, но с надеждой.
— Но ты, Марта, еще один «хвост». Если ты продолжишь разгуливать по Западному Берлину, весь их план развалится. Как ты думаешь, они просто сядут сложа руки и смирятся?
Ее шея напряглась. Выражение ее лица прекрасно подходило для человека, только что разочаровавшегося во всей своей системе взглядов.
Джеку хотелось ощутить злорадство, наблюдая, как террористка поняла, что все ее действия были построены на херне и поддерживались организацией бездушных убийц. Но вместо этого он подумал, что ему было жаль ее.
Взгляд ее мокрых от слез глаз был почти бессознательным.
— Меня не должно было быть здесь. Я была на Востоке. Я пришла сюда рано утром, когда услышала, что случилось.
— Пришла? Как?
— Туннель. Его использует восточногерманская разведка. Я знаю о нем, потому что мы иногда помогаем им проносить разные вещи.
— Кто еще знает, что ты здесь?
Она лишь покачала головой.
Он наклонился еще ближе, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от ее лица, решив воспользоваться представившимся шансом.
— Даже твой куратор из КГБ?
Марта снова покачала головой. Слезы продолжали течь у нее из глаз.
— У меня нет никакого куратора. Русского, который свел меня с Ингрид, я не знала. Я никогда не встречала его раньше, но он знал некоторых из нашей группы. Он сказал, что ему можно доверять. Я подумала, что он из КГБ. Я хочу сказать… откуда он еще мог знать о нас? Он сказал, что поможет нам, если мы сделаем для него кое-что. Я не могла отказаться. Нам нужна помощь. — Она оглянулась по сторонам, словно только сейчас вспомнив, что ее товарищи по «городской герилье» мертвы. — Нам была нужна помощь.
— Как его звали?
Она покачала головой.
— Он не сказал. Только позывной.
— Какой?
— «Зенит»
— «Зенит»?! — переспросил Джек.
— Ты знаешь его?
— Нет. Но думаю, что знаю, что он сделал.
Слезы заволокли все ее лицо. Из носа потекло. Ее колотило.
— Он собирается убить меня?
— Если бы ты осталась на Востоке, как должна была, ты была бы уже мертва. «Зенит» и иже с ним, наверное, ищут тебя там прямо сейчас. Ты должна позволить мне защитить тебя.
— Но ты ведь здесь один?
— Сейчас да, но я могу доставить тебя в Клэйский штаб, и тебя будет защищать вся Берлинская бригада. Мы вытащим тебя из Западного Берлина в какое-нибудь безопасное место.
— В обмен на что?
Райан вдруг осознал, что искренне желал позаботиться о ней. Пусть она была заблуждавшимся человеком, а вообще-то, опасной террористкой, его инстинктивное желание защитить нуждающегося было реальным.
Он не думал о какой-то взаимной выгоде. Ему просто хотелось спасти двадцатипятилетнюю девушку.
Он задался вопросом, не означало ли это, что он был недостаточно жесток и циничен для реальной оперативной работы.
Он выбросил эту мысль из головы и поднялся.
— Это вопрос не ко мне. Для начала, давай выбираться отсюда, чтобы обеспечить тебе хоть какую-то защиту. Об остальном побеспокоимся после.
— Ты врешь. Американское правительство не станет меня защищать.
— Мы, по крайней мере, не собираемся тебя убивать. Подумай вот о чем, Марта. Мы капиталисты. Вы дадите нам что-то, и мы дадим тебе что-то. Чистая сделка. Вы дадите нам информацию, а мы дадим тебе защиту. Все просто.
— Почему я должна тебе верить?
Джек слегка улыбнулся.
— Потому что Америка работает с теми, кто не любит эти долбаные времена.
Похоже, что ее проняло. Джек мог сказать, что она понимала, в каком положении оказалась. Она могла быть не согласна с его словами, все еще пребывая на грани паники, но она кивнула.
Джек развязал ее.
— Почему РАФ просто не объявит, что она непричастна к случившемуся?
— Я не возглавляю РАФ. Да и если КГБ обманул нас, чтобы свалить на нас ответственность за случившееся в Швейцарии, РАФ не пойдет в открытую против Советского Союза. Это станет последним гвоздем в крышку нашего гроба. Мы больше не получим помощи от какой-либо коммунистической партии в мире.
Райан понимал это. Они были до некоторой степени вассалом советской разведки. Они могли жаловаться на что-то по этой линии, но не могли выступить открыто и объявить, что КГБ их использовал.
Джек помог Марте встать на ноги.
— Ты первый, — сказала она. — Я пойду следом.
— Почему?
— Не хочу поворачиваться к тебе спиной. Один раз ты уже меня ударил.