Последняя тайна

Туман

Уже похолодало и совсем стемнело, когда Эдельман, Пол и Ник расселись в обеденной палатке вокруг большого раскладного стола и принялись за торжественный прощальный ужин.

— Лучше бы мы наняли поваром американца, а не местного, — сказал Пол. — Не уверен, что смогу заставить себя слопать морскую свинку.

— А ты не называй ее морской свинкой, — сказала Коттен. — Называй ее по-перуански — куи, и станет легче. Кстати, по-моему, очень вкусно.

— Дело привычки, — сказал Эдельман и отправил в рот картофелину. — Между прочим, женщины чаще мужчин считают те или иные кушанья отвратительными. Отвращение — это инструмент, с помощью которого природа охраняет нас от болезней. Следовательно, женщины должны быть более чувствительны к таким вещам: они вынашивают и растят детей. Британские ученые установили любопытный факт: по мере того, как с возрастом снижаются репродуктивные возможности, снижается и порог чувствительности.

Пол потыкал вилкой нарезанное ломтиками мясо куи, не решаясь взять его в рот.

— В Корее нас угостили бы божественным супом, который называется «босинтанг», — сказал Эдельман.

— Боюсь спрашивать, что это такое.

— Бедный Тузик, — сказала Коттен и тявкнула.

Пол застонал.

— Я могу дать тебе адреса сайтов с рецептами самых экзотических блюд.

— Нет уж, я пас, — сказал Пол, ковыряя куи вилкой.

Ник наклонился и прошептал Коттен на ухо:

— Слушай, этот всезнайка достал только меня или тебя тоже?

Она ответила легким кивком. Коттен все больше уставала от непрекращающегося потока энциклопедической информации, которую выдавал Эдельман, но понимала, что надо уважать хозяина. Повернулась к Полу:

— Ну не будь таким неженкой. Попробуй!

— Вот именно, не тормози, — сказал Ник. — Вот я, например, жутко проголодался. Черт, если бы сейчас на север прокочевала лама, я бы запросто откусил от нее южный конец.

И он, с наслаждением причмокивая, стал жевать мясо.

Пол поднял вилку:

— Сейчас скажешь, что по вкусу она как цыпленок?

— Все мясо — как цыпленок, — произнес Эдельман.

— Может быть, в прошлой жизни я, как вы выразились, вынашивал и растил детей, — сказал Пол, — но я даже это чертово тофу не могу есть, а теперь приходится есть… куи. — Он отрезал кусочек и медленно поднес ко рту.

Ник, улыбаясь до ушей, дожевал кусок, проглотил его и запил водой из бутылки:

— Представь себе, что ты участвуешь в реалити-шоу, а на кону миллион баксов.

Пол положил мясо в рот. Одно мгновение он нерешительно держал во рту кончик вилки, а потом наконец принялся разжевывать мясо морской свинки. Его нос наморщился и заострился, а челюсти медленно заработали.

— Вроде бы не так скверно, — пробормотал он, продолжая жевать. Потом проглотил разжеванный кусок.

Эдельман поднял бутылочку с водой:

— Что ж, юноша, выпьем за жизнь в ее экстремальных проявлениях!

Коттен услышала крики со стороны костра, где сидела группа землекопов; горный туман все сгущался и сгущался, и слабо тлеющий костер уже нельзя было разглядеть. Коттен знала, что у них, как и каждый вечер, тоже идет пир, только пьют они кое-что покрепче, чем вода: какое-то самодельное зелье местного изготовления.

— Хочу предложить тост, — сказал Ник. — За кристалл, который нашел доктор, и за новые кулинарные приключения Пола. — Он высоко поднял бутылку с водой и торжественно произнес: — Как-то раз паб закрыли на ночь, а кто-то пролил на пол «Гиннесс». И вот из щели выполз маленький серый мышонок и остановился в луче тусклого лунного света. Он слизал пенистое пиво с пола и сел на задние лапы. И всю ночь раздавался его рык: «Приведите мне кошку — я с ней разберусь!»

Пол и Эдельман расхохотались, а Коттен покачала головой.

— Будем здоровы, — сказала она, поднимая бутылку.

— А знаете, что нам надо? — произнес Ник. — То, что наши друзья пьют каждый вечер. — Он указал в ту сторону, откуда доносились хохот и громкие возгласы землекопов.

— Так сходи к Хосе и попроси, чтобы он поделился, — сказал Пол. — Он говорил, им только что принесли новую партию.

— Пожалуй, так и сделаю. — Ник поднялся, отряхнул брюки и скрылся в тумане.

Коттен вытащила фотоаппарат «эльф» и несколько раз сфотографировала Пола, доедавшего морскую свинку.

— Вот теперь тебе есть, о чем написать домой, — сказала она, засовывая фотоаппарат обратно в карман брюк-карго. — А у меня будут иллюстрации.

Через несколько секунд вернулся Ник с бутылкой как из-под виски, в темном кожаном футляре. Он поднял бутылку для всеобщего обозрения, и Коттен пришла в восхищение от цветных рисунков. На одной стороне было написано «Lineas de Nasca» и воспроизведены несколько знаменитых рисунков из Наска — обезьяна, паук и птица. Еще там были пейзаж со снежной горой в отдалении и женщина в пестром национальном костюме.

— Это то, что доктор прописал, — сказал Ник, улыбаясь во весь рот. Он раздал бумажные стаканчики, вытащил пробку из бутылки и разлил жидкость по стаканам. — Знаете, док, Хосе сказал: немного этой бурды — и вам станет кристально ясно, что написано на этом кристалле. Каково? Кристально ясно!

Когда у всех было налито, Пол поднял стакан:

— Выпьем за Всемирный потоп! И еще за звезду кораблестроения — Ноя!

— О да, — отозвался Эдельман. — За всех Ноев.

Коттен глотнула и тут же подавила рвотный позыв. В отличие от ее любимой шведской водки с мягким бархатным вкусом от этого напитка возникло ощущение, что она проглотила лезвия. Первый глоток она сделала через силу, но затем ощутила по-своему приятный привкус перца. Напиток был крепким и постепенно согрел ее.

— Должен признать, не так уж и плохо — по крайней мере, когда проходит первоначальный шок, — сказал Эдельман и допил свою порцию.

— Смотрите, док, тут еще полным-полно, — Ник приподнял бутылку.

— Что ж, — ответил Эдельман, — не худо было бы повторить.

— Итак, за всех Ноев, — объявила Коттен, поднимая стаканчик, и повернулась к Эдельману. — А что там со второй половиной таблички, после той, где предсказывается Всемирный потоп? Что говорят эти линии и точки?

— Мне удалось разобрать только верхнюю половину, — сказал Эдельман. — Мне повезло, там наполовину различимые глифы, и, разумеется, помогло знание сюжета о Всемирном потопе. Но потом язык меняется — глифов больше нет. Точки и линии напоминают графический аналог кипу — а это не в моей компетенции. Но можно предположить: если в первой половине говорится о Всемирном потопе и о том, как выжить, то вторая половина тоже о чем-то драматичном — например, как остановить Армагеддон. В последних глифах, которые я расшифровал, сказано примерно следующее: произойдет и второе очищение и руководить им будет дочь ангела.

Пошатываясь, Коттен добрела до своей палатки. Она с трудом держалась на ногах, ей было трудно дышать. После стакана местного варева кружилась голова. Но слова, которые она услышала от Эдельмана, затмили опьянение.

«Руководить им будет дочь ангела».

В животе жгло, и жар волнами распространялся по всему телу. Взгляд затуманился, а пальцы дергались, словно она коснулась оголенного провода. Коттен сложила ладони чашечкой, приложила к носу и рту и стала делать вдохи и выдохи, чтобы предотвратить гипервентиляцию. Она изо всех сил старалась дышать ровно, расслабиться и успокоить сердцебиение.

Несмотря на панику, она слышала в отдалении голоса Эдельмана, Пола и Ника: их смех и болтовня долетали до нее какой-то тарабарщиной.

Коттен порылась в сумке и нащупала пластмассовую коробочку с таблетками. Чертыхаясь, она начала возиться с крышкой для защиты от детей. Наконец коробочка открылась, и Коттен вытряхнула на ладонь успокоительное. Взяла одну таблетку и положила на корень языка. С трудом сглотнула. Потом ссыпала остальные таблетки в коробочку и рухнула на кушетку, сжимая ладонями виски. Там словно бы колотили тимпаны. Мелькнула мысль, от которой грудь сжалась еще сильней: может быть, у нее сердечный приступ?

Коттен неподвижно пролежала, как ей показалось, час, пока удары в голове не утихли. Несмотря на прохладу горного тумана, она вся вспотела, в голове непрерывно звучали слова Эдельмана.

«Руководить им будет дочь ангела».

Доносился голос Эдельмана, его безупречный английский акцент искажался и расплывался. Неужели мужчины все еще не спят? Неужели они все еще веселятся?

Эдельман позвал ее, спросил, не она ли идет к ним из тумана.

А потом испустил вопль.