Последняя тайна

Два берега

Обнаженная, мокрая после душа, Коттен стояла перед шкафчиком с лекарствами. Она переживала из-за статьи про нее и Гапсбургов на первой полосе «Национального курьера» и сообщения на первой полосе форт-лодердейлской газеты «Сан-Сентинел» с подробностями самоубийства английской королевы. Все те же симптомы: руки дрожат, не хватает воздуха. Она надеялась, что горячий душ поможет снять приступ. Отчасти так и вышло, но она по-прежнему чувствовала слабость.

Коттен потянула дверцу шкафчика, и та со скрипом открылась. Коричневый пузырек с ативаном стоял на полке. Коттен посмотрела на него. Она знала, что выпить лекарство означает сделать шаг назад.

Но лекарство было необходимо.

Она отвинтила крышку, вытряхнула на ладонь таблетку и поставила пузырек на край раковины. Несколько секунд подержала таблетку на ладони и отправила в рот. Включила воду, подставила горсть, чтобы набрать воды, и вдруг увидела свое перекошенное отражение в хромовом водопроводном кране. Тут же выплюнула ативан в раковину и прополоскала рот.

Затем поставила локти на туалетный столик и уронила голову на руки. Через несколько секунд она поднялась и посмотрела в зеркало.

— С этим покончено, — прошептала она. Взяла пузырек, вытряхнула содержимое в унитаз и спустила воду.

Ячаг послал ей напоминание — продолжать соприкасаться с тем, что он называл универсальным сознанием; что все ответы можно найти в себе. А лекарства лишь отдаляют ее от истины. Возводят барьеры, которые не преодолеть силой ее мысли. Слишком во многом Ячаг оказался прав. Она должна довериться ему.

Коттен вытерла волосы, набросила махровый халат и растянулась на кровати. Следуя наставлениям Ячага, она принялась нащупывать жидкий свет и погружаться в него. Сама удивилась, насколько на этот раз удалось остановить поток мыслей. Все чувства обострились. Сначала она услышала, как за стенкой капает вода из душа, потом — как шелестят пальмы за окном. Назойливо вторгался шум машин, но вскоре она поняла, что умеет блокировать те звуки, которые мешают.

Запах океана, наполнивший ноздри, был сильным, но кислая вонь гниющих водорослей — еще сильнее. Она услышала смех и поняла, что смеется ребенок, который идет по набережной в нескольких кварталах отсюда.

Голоса жилых домов и ресторанов, стоящих на набережной, она старалась отгонять к серому краю жидкого света.

Эти путешествия в духовный мир были приятными. Обостренное восприятие доставляло огромное удовольствие. При каждом погружении в царство ощущений она наслаждалась им все больше и больше.

И вдруг появилось что-то новое. Мысленно она гуляла мимо золотых пальм и грейпфрутовых деревьев, которые росли вдоль берега, и радовалась теплому песку под ногами, тропическому бризу, что шевелил ее волосы, соленому вкусу на губах. Но вдруг осознала, что есть два берега — по одному она идет, второй где-то далеко. Чем-то они были похожи, но при этом явно отличались.

Пальмы на ее берегу были увешаны спелыми кокосами, а на тех, других, пальмах кокосов не было. На ее стороне волны с силой разбивались о берег, на другой по воде бежала лишь легкая рябь.

И хотя другой берег был вне досягаемости, Коттен чувствовала, что может попасть туда — надо лишь постараться.

Что это значит? Это происходит на самом деле или в ее воображении? Она попыталась осмыслить, почему тут оказалось два берега и как так вышло, что она хочет попасть с одного на другой.

И вдруг Коттен словно бы упала в реальный мир. Какое разочарование. Она открыла глаза и уставилась в потолок. Может, ощущения пропали, потому что она слишком напряженно их анализировала? Неприятно. Хотелось снова погрузиться в жидкий свет, побродить по пляжу.

Коттен вспомнила, что когда-то читала о мистическом переживании космонавта Эда Митчелла во время возвращения с «Аполлона-14». Перед тем как гармония покинула ее, она испытала то же, что и он, — чувство, что она свободно может перейти с одного берега на другой.

Коттен выпрямилась — утомленная, вымотанная, опустошенная. Когда же у нее станет получаться? Она собралась было идти в ванную, сушить волосы, когда зазвонил телефон.

— Алло?

— Привет, детка.

— Привет, Тед. Я соскучилась. — Коттен присела на кровать. Она была рада слышать его голос.

— Объясни, какого черта ты делаешь? — Голос Теда Кассельмана стал жестким.

Коттен уткнулась головой в спинку кровати.

— Ты о чем?

— Я видел статью Темпест Стар.

У Коттен екнуло сердце.

— Она дрянь. А «Национальный курьер» — дешевая макулатура. Ты это знаешь.

— Естественно, знаю. Не хуже тебя. А еще ты прекрасно знаешь, что «Галакси газетт» ничуть не лучше. У Стар написано, что ты с ней конкурируешь. При том, что «Газетт» — такая же макулатура. Что ты с собой делаешь?

— А чего ты от меня хочешь, Тед? Чтобы я умерла с голоду? После того скандала с «костью творения» я не смогла найти приличную работу. И эта история в Перу. А «Газетт» пытается выйти на более достойный уровень. Им захотелось напечатать что-нибудь приличное, поэтому они связались со мной.

Тед сердито засопел.

— А тебе не приходило в голову, что можно было обратиться за помощью ко мне? И если уж ты заговорила про «кость творения», то знай: я тогда все выяснил. Этот тип Уотерман — тот самый палеонтолог, который якобы все подтвердил, — самозванец.

— Знаешь что, Тед? Спасибо огромное, что рассказал об этом вовремя.

— Я хочу сказать только одно: если бы ты прислушивалась ко мне, то сберегла бы немало нервов. Я считал, что нечего заводить разговор про этого Уотермана, было слишком поздно. Не хотелось произносить: «А я тебя предупреждал». Но именно сейчас тебе полезно услышать эту фразу.

На этот раз Коттен глубоко вздохнула.

— Да, я понимаю. Ты прав.

— Слушай, может, мне удастся вернуть тебя на Си-эн-эн. Потому что сейчас ты растрачиваешь талант черт знает на что и зарываешь себя еще глубже. У меня есть сюжеты, которые специально созданы для тебя.

— Тед, ты прекрасный товарищ. И как раз поэтому я не могу принять твое предложение.

— В смысле?

— Потому что мое имя скомпрометирует и канал, и тебя.

— Чушь собачья. Прошло уже много времени. Публика снисходительна. Еще чуть-чуть, и Коттен Стоун снова станут доверять, как она того заслуживает — как ты заслуживаешь. Мы все уладим. Я хочу помочь тебе выбраться из бездны.

Коттен смахнула слезы. Тед — один из самых добрых людей, что она знает. И к ней он особенно добр.

— Я могу серьезно обидеться, — закончил Тед. — Если ты откажешься от моего предложения, я расценю это как личное оскорбление.

Коттен изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал. Откашлялась.

— Дай мне время подумать. За ланчем я встречаюсь с Томасом Уайеттом. Мы с ним вместе работаем над одним делом. А потом я тебе перезвоню.

— Этот Уайетт работает в «Газетт»? Или он собирается поведать тебе какую-то сногсшибательную историю?

— Нет-нет, тут совсем другое. Он друг Джона Тайлера.

— Тоже священник?

— Нет. Я потом все объясню. Мы вместе работаем над вполне светским сюжетом. Кроме всего прочего, он связан с резким ростом статистики самоубийств. Когда разберусь, что к чему, расскажу подробнее.

— Расскажи, потому что я вообще ничего не понимаю. Никогда не понимал самоубийц и уж тем более не понимаю, почему их стало так много. Я сам никогда всерьез не думал о самоубийстве, поэтому и не понимаю. Самоубийство — для трусов.

У Коттен перехватило дыхание: она вспомнила о самоубийстве отца и о том, как долго ненавидела его за этот поступок. Потерять любимого человека само по себе болезненно, но если он сам убил себя, боль становится непереносимой. Те, кто остался, не просто страдают — к скорби примешивается чувство вины. Они начинают задавать себе страшные вопросы.

— Тед, сейчас мне пора, но я свяжусь с тобой. Мне бы хотелось подумать денек-другой.

— Буду ждать звонка. Береги себя, детка.

— Это само собой, — пообещала Коттен и повесила трубку.

Коттен заказала столик на улице, у пирса, откуда открывался вид на море. День был нежаркий, чуть ветреный — идеальный для обеда на открытом воздухе. На стене ресторана «Саутпорт» была вывеска: «Есть рыбу — дольше жить. Есть устриц — дольше любить. Есть моллюсков — дольше сидеть». Надпись ее позабавила. Надо рассказать Теду.

Коттен стала изучать меню, поджидая Уайетта. Неплохо бы взять крылышки — или просто салат из моллюсков и кусок лаймового пирога.

Официантка, пятнадцать минут назад поставившая один стакан воды перед Коттен и второй — перед местом Уайетта, вернулась.

— Хотите сделать заказ сейчас?

— Нет, я все еще жду своего друга, — ответила Коттен.

— Может быть, закуску или что-нибудь выпить?

Коттен покачала головой.

— Нет, благодарю вас.

Она посмотрела на часы. Наверное, надо было за ним заехать. Вдруг он заблудился? Сегодня утром он собирался брать напрокат машину — что, если процедура затянулась?

Когда прошло еще пятнадцать минут, а Уайетт так и не появился, Коттен вышла из-за столика. Она намеревалась по дороге домой заехать к Уайетту и выяснить, почему он не пришел.

Стоя у машины, она полезла в сумочку за ключами.

— Проклятье! — выругалась она, увидев, что мобильник отключен. Может, Уайетт пытался ей дозвониться.

Коттен села в «тойоту», открыла крышку мобильника и включила его. Ничего — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Она завела машину и поехала к дому Уайетта.

Из-за полуденных пробок на набережной пришлось выбрать окольный путь. Она помнила адрес, но забыла номер квартиры. Впрочем, он записывал его на бумажке вместе с номером телефона. Она порылась в сумочке и нашла сложенный листок.

Квартира 103.

Коттен проехала через всю парковку — подъезд с квартирой 103 оказался в южном крыле здания. Она поставила машину на свободное место и вышла. Подумала о том, насколько лучше выглядит этот дом, чем тот, в котором живет она. У Венатори денег побольше, чем у независимой журналистки. Интересно, за сколько здесь сдаются квартиры? Наверняка вдвое дороже, чем у нее.

Подойдя к двери, Коттен постучала.

— Томас!

Она постучала сильнее, и дверь, к ее удивлению, приоткрылась.

«Ему не стоило оставлять ее открытой», — мелькнуло у нее в голове.

— Томас! — снова позвала она, приоткрыв дверь чуть-чуть пошире. Изнутри доносились голоса, поэтому она крикнула еще раз.

Ей никто не ответил, и Коттен, открыв дверь, зашла в квартиру. Работал телевизор. Голоса звучали из него. В гостиной никого не было. Коттен взяла пульт и выключила телевизор.

— Томас, ты здесь?

Каблуки стучали по плиточному полу. На кухне никого нет. Дверь ванной открыта. Там тоже пусто.

В квартире было две спальни, дверь одной из них была приоткрыта. Коттен толкнула ее. Дверь плавно открылась, и она заглянула в комнату.

— Боже милостивый…