Развалины

Коттен смотрела на распростертое тело Эдельмана. Было очевидно, что он ударился о ящик и сполз на земляной пол. Рядом лежал пистолет. Темное пятно пороха на правом виске окружало крохотную дырочку, на которой почти не было крови. Коттен опустилась на колени и приподняла его голову. Глаза ученого были открыты; расширившиеся зрачки застыли. Голова склонилась набок, открыв выходное отверстие пули.

— О господи, — прошептала она, закрывая ладонью рот. Левой части черепа не было.

Тихий шлепок заставил ее поднять глаза. Сгусток мозгов Эдельмана соскользнул со стенки палатки и упал на пол. Содержимое ее желудка взметнулось к горлу. Она затряслась и подавила рвотный позыв. Хосе сожжен заживо. У Пола перерезано горло. А Эдельман вышиб себе мозги. Господи, что же это творится?

Сияние, исходящее от светлячков, стало ярче. Не в силах шевельнуться, Коттен смотрела, как хрустальная табличка поднялась над столом на несколько дюймов, окруженная оболочкой из светлячков. Это сюрреалистическое зрелище заворожило Коттен; она была не в силах отвести взгляд. Ее вдруг охватил восторг: она присутствует при сверхъестественном действе, а сверхъестественное — часть ее природы. Но потом сразу ее затошнило: в палатке находилось абсолютное зло.

Собрав все силы, Коттен поднялась на ноги и, осторожно обойдя тело Эдельмана и стол, на котором лежал артефакт, проскользнула мимо светлячков и пулей выскочила из палатки.

Она торопливо решила, что обойдет стороной лагерь землекопов — побоялась, что наткнется на такое же страшное зрелище. Освещая путь фонариком, она направилась в противоположную сторону, к месту раскопок. Спотыкаясь о корни, брела по неровной дороге. Горный туман растекался волнами, то плотный, то разреженный. Луч фонаря едва-едва пробивался сквозь это марево.

Она пыталась выкинуть из головы картины смерти, но не могла думать ни о чем другом. Ее друзья поубивали себя или друг друга.

— Господи, господи, господи, — бормотала она в такт шагам.

Один раз Коттен оглянулась, и ей показалось, что она увидела крохотные светящиеся булавочные головки. Светлячки.

Что это за светлячки? Какие-то агрессивные насекомые вроде пчел-убийц? Может, это они подняли в воздух нож Пола, как потом табличку? Может, это они подожгли Хосе, как потом бумаги Эдельмана? Может, это они заставили его застрелиться? А может, они просто пригрезились ей под воздействием местного напитка — содержащиеся в нем галлюциногены вступили в реакцию с ее лекарством — или из-за страха, который она испытала перед этим?

Нет. Она споткнулась о тело Пола, она чувствовала жар пламени, охватившего Хосе, она держала в руках еще теплую голову Эдельмана. Ника она не видела, но один из голосов, кажется, принадлежал ему. Нет, это не галлюцинации.

Из-за высоты у Коттен кружилась голова, но ей удавалось не сбиться с пути. За последние два дня она уже привыкла к коварной тропинке, ведущей к развалинам.

Неожиданно из темноты проступили очертания первого из огромных сооружений — белая гранитная стена. Коттен, огибая рвы и разбросанные инструменты для раскопок, пошла вверх по крутому склону, который вел к похожему на собор сооружению, о котором она расспрашивала Эдельмана. Обсерватория инков, объяснил он ей. Из-за темноты и густого тумана она не могла разглядеть ее, но хорошо помнила. Пробираясь к обсерватории, она оглядывалась, но ничто ее не преследовало.

Стала видна круглая внешняя стена, и дорога превратилась в лестницу. Коттен не хватало воздуха, ее легкие напряженно работали, ноги пылали. Она помнила, что эта узкая тропинка делает крюк и возвращается на дорогу, по которой они шли в первый день приезда.

Риманчу не очень далеко отсюда, думала Коттен. Если она его отыщет, то спрячется до восхода солнца — и до тех пор, пока не поймет, что тут творится. Тогда она дойдет до Мачу-Пикчу и свяжется с властями.

Туман, казалось, жил собственной жизнью. Он двигался пульсирующими волнами, словно гигантское беспозвоночное, медленно плывущее следом. Отойдя подальше в джунгли, она остановилась и прислонилась спиной к дереву. Риманчу должен быть уже близко. Она подождала, пока восстановится дыхание, и двинулась дальше. Освещая фонариком путь, Коттен наконец разглядела красное деревянное сооружение.

Она довольно быстро нашла вход в одно из зданий Риманчу. Согнулась, упершись руками в колени, из глаз потекли слезы радости. Коттен вытерла нос тыльной стороной ладони, зная, что на лице остается полоса грязи. Внутри полуразрушенного здания оказался зал, заваленный обломками рухнувшей стены, которая густо заросла. Проросшее сквозь каменный пол черное дерево, скрученное, как лакричный корень, уходило во тьму над головой — его ствол у основания был толстым, как торс крупного человека.

С трудом переставляя ноги, Коттен брела по ковру из живых и гниющих растений. Осветила по дуге помещение, чтобы рассмотреть его, оперлась о камень, упавший со стены. Выключила фонарь для экономии батарейки.

Бешено бьющееся сердце было единственным звуком, который она слышала; ноздри заполнял терпкий запах джунглей, сырости, древних камней и земли.

Коттен закрыла глаза и стала думать, что произошло.

Во время перелета из Лимы Пол и Ник в шутку говорили, что неплохо бы разжиться местными наркотиками — они слышали, что от них совершенно сносит крышу. Может, дело в этом? Может, во всем виновато местное пойло? Может, из-за него они покончили с собой? Тогда почему на нее не подействовало? И эти светлячки…

Светлячки.

Коттен открыла глаза и вжалась в стену.

Тысячи светлячков заполнили древний зал. Светящаяся масса приобретала очертания — сначала пустынной пыльной бури, затем более сложные контуры двойной спирали, такой яркой, что на каменной стене появилась тень от скрученного дерева.

Коттен встала на ноги и, пятясь вдоль стены, подошла к отверстию, достаточно большому, чтобы сквозь него можно было протиснуться. Она наклонилась, оборвала цепкие растения, которые не давали ей пролезть, и выскочила обратно в джунгли. Коттен побежала, пытаясь найти тропинку. Но внезапно зацепилась ногой за лиану, упала и ударилась головой о камень, камень, который был обтесан руками инков больше пяти веков назад.

Загрузка...