Последняя тайна

Демоны

Коттен помедлила и взяла телефон. Отвернулась от незнакомца, нажала кнопку вызова.

— Алло.

— Коттен?

Голос звучал издалека, сквозь помехи, но он мгновенно успокоил ее.

— Что происходит, Джон? — спросила она. — Кто эти люди?

— Это друзья, Коттен, — ответил Джон Тайлер. — Хорошие друзья, они рядом с тобой по моей просьбе. Тот, кто передал тебе телефон, — сотрудник службы безопасности Ватикана. Другой — дипломат. Он получил специальное задание присматривать за тобой. Я не хочу рассказывать все по телефону, поэтому прошу тебя поверить: им можно доверять так же, как и мне. Ты ведь мне доверяешь?

Губы Коттен непроизвольно растянулись в улыбке.

— Я готова доверить тебе свою жизнь и душу. Впрочем, ты и так это знаешь.

— Знаю, — ответил Джон и умолк, словно собирался сказать что-то еще.

Коттен тоже хотелось многое сказать. Сказать, что никто на свете не знает ее так хорошо, как он. Сказать, что соскучилась.

Наконец Джон заговорил снова:

— Они сами все тебе объяснят. Если я понадоблюсь, то буду рядом.

Она поняла, что он нужен ей прямо сейчас, лишь когда нажала кнопку отбоя и вернула трубку незнакомцу.

Он сунул телефон в карман и протянул руку.

— Здравствуйте, Коттен. Я Томас Уайетт. А это монсеньор Филипп Дучамп, помощник архиепископа Фелипе Монтиагро, апостолического нунция Ватикана. Вы позволите взять вашу сумку?

Мария Гапсбург стояла у подножия утеса и смотрела вверх на индейские сооружения. Закат окрасил пурпуром и золотом уходящие в небо каменные стены, плато и столовые горы. Резкий ветер задувал волосы прямо в лицо; она вдыхала резкий иссушенный воздух пустыни. Сердце учащенно забилось при мысли, что она будет первой, кто за несколько тысяч лет проникнет в эти древние стены. Интересно, что чувствовали обитатели этого затерянного места, когда последовали указаниям хрустальной таблички?

— О чем задумалась, любовь моя? — Ричард Гапсбург подошел сзади и остановился рядом с женой.

Мысли о реальности и цели их приезда вывели Марию из задумчивости. И еще она вспомнила, что их задача — не допустить, чтобы кто-то узнал тайну таблички.

— Я пыталась представить, каково было жить здесь в те давние времена. — Она тронула мужа за руку: — Пора, — и повела его мимо валунов, оставшихся после оползня, к входу в древние сооружения.

Солнечный день уступал место сумеркам, и не было ни души в этом пустынном месте. За время долгой поездки на «лендровере» по каньонам и высохшим руслам они тоже никого не видели — еще одно доказательство власти Эли Лэддингтона. Ему удалось не пустить ни прессу, ни ученых, ни любопытных зевак. Власть возбуждала Марию — и духовно, и физически. И она была окружена властью. Мария считала себя самой счастливой женщиной на земле. Тому было много причин.

Они прошли мимо первого строения, которое, как предположил Ричард, было возведено или индейцами чако, или кем-то из наследников культуры пуэбло — моголлонами или хонокама. Эта территория была обитаемой несколько тысяч лет с перерывами, а потом буквально за одну ночь все жители просто исчезли. Это исчезновение по-прежнему оставалось загадкой для археологов и антропологов, изучавших район «Четырех углов». Загадкой для всех. Но только не для Ричарда. И не для Эли. И не для Марии.

Стены, дверные проходы и окна были укрыты от внешнего мира и хорошо сохранились. У основания стены Мария заметила странное ржавое углубление, напоминающее по форме водопроводную трубу. Этот желобок был словно высечен в камне.

— Что это?

— Отпечаток доисторической креветки, — ответил Ричард.

— Креветки? В Нью-Мексико?

— Они появились примерно семьдесят миллионов лет назад, а здесь в то время был берег неглубокого внутреннего моря. Потом море стало отступать, а железо, меркурий и другие тяжелые металлы, находившиеся в морской воде в виде взвесей, затвердели в нишах вместе с креветками, так что возникли такие вот металлические формы. Тут в песчанике можно найти акульи зубы или раковины моллюсков — в этом нет ничего удивительного.

Мария изумленно покачала головой, пытаясь представить эту сухую бесплодную землю морским дном. Проход — то, что, по-видимому, осталось от древней узкой дороги, — вел мимо жилых помещений, огражденных толстыми стенами с безупречной кладкой. Только мебели не хватает, думала Мария, освещая лампой каждый дверной проем. Она едва ли не слышала шарканье сандалий по пыльным коридорам.

— Вот здесь, скорее всего, жила элита, — сказал Ричард, освещая лампой большую комнату. — В одних помещениях люди жили, в других — работали. Они были очень умны и прекрасно организованны.

— А что мы ищем? — спросила Мария.

— Особое место, — отозвался Ричард. — Место, которое они почитали как святыню.

— А как ты его узнаешь?

— Узнаю.

Коттен Стоун сидела в отдельной кабинке в кафе, напротив Томаса Уайетта и монсеньора Дучампа. Она пила зеленый чай и поглядывала в окно. В закатном сумраке виднелся ее «додж», припаркованный сразу за внедорожником Уайетта.

— Венатори? — переспросила она, переводя взгляд на Уайетта. — Интересное название. И как же оно переводится?

— Охотник.

— Когда я работала в Си-эн-эн, то слышала это название. Был сюжет о представителе Швейцарской гвардии, который убил агента Венатори и покончил с собой. Но вообще информации просачивается мало. Вы, друзья, стараетесь не раскрывать карты.

— Этого требует наше дело, — сказал Дучамп.

— И что это за дело? — спросила Коттен.

— Разведка и аналитика, — ответил Уайетт.

— Значит, это что-то вроде священного ЦРУ?

Уайетт улыбнулся.

— Да, пожалуй.

— Но я все-таки не понимаю, для чего мне ваша помощь. Я ведь прилетела, чтобы подготовить материал для «Галакси газетт».

— А еще вы хотите разузнать про хрустальную табличку, — произнес Уайетт.

Коттен поставила чашку на стол.

— Вам сказал об этом Джон?

— Он сказал, что вы уже видели одну из них. Ту, что нашли в Перу.

Коттен выпрямилась.

— Вы говорите так, словно их было много.

— Мы полагаем, что всего их было двенадцать.

Вероятно, эти двое и могут быть ей полезны, подумала она.

Вдруг помогут доказать, что перуанская табличка действительно существовала, и ее репутация частично восстановится, а жизнь вернется в нормальное русло. И главное: помогут выяснить, что надпись на табличке означает для нее.

— Почему именно двенадцать? — спросила она.

— Мы не знаем точно, — произнес Дучамп. — Это число играет важную роль в истории. Двенадцать месяцев в году. Двенадцать колен израилевых. Двенадцать апостолов. Двенадцать знаков зодиака. А в «Откровении», в первом стихе двенадцатой главы, говорится о женщине, которая явится во время Апокалипсиса, — она будет облечена в солнце, под ногами ее будет луна, а на голове — венец из двенадцати звезд.

— И еще двенадцать дней идут святки, — добавила Коттен с нервным смешком.

Дучамп провел рукой по груди:

— Если уж на то пошло, в человеческом теле двенадцать пар ребер и двенадцать основных сочленений.

— И ангельских чинов тоже двенадцать, — добавил Уайетт.

Коттен почувствовала, как на нее накатывает тревога.

— В старых документах мы нашли упоминание о двенадцати табличках, — проговорил Дучамп. — Как мы полагаем, Господь передал табличку Ною и одиннадцати другим духовным лидерам разных мировых цивилизаций, чтобы помочь им спасти праведников во время первого очищения, то есть Всемирного потопа. Кроме того, мы считаем, что на каждой табличке содержится текст, в котором говорится о грядущем очищении и о том, как к нему подготовиться. И еще мы думаем, что одна из табличек находится в открывшихся недавно руинах.

— Но если это очищение предсказано на табличке, которую еще в незапамятные времена дали Ною, то к чему такая спешка? — спросила Коттен. — Почему вы думаете, что событие, которое там предсказано, не произойдет через сотни лет или даже тысячи?

— Потому что есть вы, Коттен, — сказал Уайетт.

— Да, из-за вас, — кивнул Дучамп.

Ричард Гапсбург остановился, и свет его лампы залил узкий проход. В нескольких ярдах от него виднелось сооружение, не похожее на остальные. Оно было круглым. Кива.

— Это оно? — спросила Мария.

Она поставила лампу на землю и достала из рюкзака карманный фонарик. Направила его луч вдоль высокой кирпичной стены и услышала ответ Ричарда.

— Да.

Ричард шагнул в высокий дверной проем и оказался в комнате около пятнадцати футов в диаметре. По центру — круглый очаг из гладких камней: большое черное пятно по-прежнему отмечало то место, где когда-то ярко пылали тысячи костров. У противоположной от двери стены стоял открытый кирпичный ящик примерно в три фута высотой и в четыре фута шириной. Похожая кладка была у стен. Мария и Ричард заглянули в ящик.

— Тут ничего нет, — сказала Мария. — Просто земля.

Ричард передал ей лампу и достал из рюкзака треугольную лопатку. Перегнулся через край ящика и соскреб тонкий слой земли. Поворачивая лопатку и меняя угол наклона, Ричард сумел выкопать еще несколько дюймов.

— Здесь ничего нет.

— Откуда мы вообще знаем, что это место не было разграблено тысячи лет назад, Ричард? А если нет, неужели они не могли найти для такой драгоценности, как эта табличка, место понадежнее? Мне кажется, оно слишком бросается в глаза. Разве они не выбрали бы место, куда никому не придет в голову заглянуть? Может быть, даже не в этом здании.

— Я уверен, что они хранили его здесь. Для них это помещение было святая святых. Шаман приходил сюда молиться и приносить жертвы богу. Это священная земля, на которую мог ступить только он. Убежден, что он постоянно поддерживал здесь огонь как символ того, что человеческий дух…

Ричард выпрямился и забрал у Марии лампу. Поднял ее и осветил закопченный каменный круг в центре комнаты.

— Место, куда никому не придет в голову заглянуть…

Полноприводный «шевроле» мчался по ухабистой дороге, вытряхивая душу из пассажиров. Коттен видела, как вдалеке по пустынному ландшафту прыгают лучи фар. Яркий свет привлекал мошек, и они будто бы с радостью расставались с жизнью, бросаясь на летящую машину.

Коттен сидела на пассажирском сиденье, Томас Уайетт — за рулем. Дучамп остался в мотеле. Теперь, когда появился Уайетт, он собирался улетать в Вашингтон на следующий же день.

— Откуда ты знаешь, где именно находится это место? — спросила Коттен, держась за ремень безопасности.

— Про землетрясение и оползень передавали в новостях по всей стране. Сообщали подробности. Я зафиксировал это место по системе спутниковой навигации. — Он щелкнул по приборной панели, где крепился портативный «магеллан». — Она пригодится, когда мы свернем с дороги.

— А почему ты уверен, что Гапсбурги окажутся там?

— Поверь мне, Коттен. Они там будут.

Она посмотрела на бескрайнюю пустыню и посеребренные лунным светом столовые горы. Вспомнила Ячага. Будет ли священное место в этом отдаленном уголке земли похоже на то, что она видела в горах Перу.

— А что тебе рассказывал обо мне Джон?

— Что ты не такая, как все.

— Мы с ним через многое прошли вместе.

— Да, я слышал об этом. — Томас Уайетт выключил фары. — Теперь придется полагаться только на луну, — сообщил он, сворачивая с грязной дороги к началу широкого размыва. Машину затрясло еще сильнее.

— В чем дело? Почему мы не могли проехать туда напрямик?

— Там все перекрыто. Они не хотят, чтобы туда пробрался кто-нибудь, кроме них.

— Кто — «они»? — спросила Коттен.

— Эли Лэддингтон и его приспешники.

— Лэддингтон?

— Член той же организации, с которой ты столкнулась, занимаясь Граалем. Гапсбурги — тоже люди Лэддингтона. Он отправил их сюда, чтобы найти табличку.

Все встало на свои места. Гапсбурги были в Перу, а когда табличку обнаружили, Эдельман им позвонил. Они связаны с событиями той ночи. Как только им сообщили, что табличка нашлась, светлячки — или что там на самом деле, — были посланы, чтобы уничтожить ее. Никого из тех, кто видел артефакт, не оставили в живых. Никого, кроме нее… Потому что она — другая.

Дочь Фурмиила.

Дочь падшего ангела.

Нефилим.

— Коттен, мне рассказали много такого, чего я не понимаю и, может быть, не пойму никогда. Но моя работа состоит в том, чтобы помогать тебе сосредоточиться. Я много знаю о человеческом поведении. Джон выбрал меня, потому что доверяет. Он знает, что скоро тебе придется нелегко и, вероятно, я смогу помочь тебе в трудную минуту.

— То есть ты мой психиатр?

— Скорее ангел-хранитель.

Стоя на коленях, Ричард Гапсбург вонзил лопатку в копоть посреди жертвенника. Мария, заглядывая через плечо, наблюдала, как он слой за слоем вытаскивает сажу и уголь. Углубившись на несколько дюймов, Ричард наткнулся на что-то твердое. Он достал из рюкзака четырехдюймовую кисточку и расчистил поверхность каменной плиты около фута в длину и ширину. На поверхности были какие-то значки.

— Что это значит? — спросила Мария.

— Вот это символ солнца, это — земли, это — воды, а это — огня. Четыре первоэлемента. Я бы сказал, что это древнее культуры чако.

— Похоже, снова тупик. Камень с обычными петроглифами.

Он бросил взгляд на жену.

— Не хватает терпения?

Она пожала плечами и стала наблюдать, как он расчищает землю вокруг плиты. Выкопав достаточно, чтобы подсунуть пальцы, он потянул ее вверх. Крякнув, поднял и отвалил в сторону.

— Снова одна земля, — сказала она.

Ричард посмотрел на нее и осторожно воткнул лопатку в землю. Через секунду показался еще один предмет. Он бережно счистил кисточкой слой золы и копоти.

— Посвети.

Мария подняла лампу и ахнула. Внизу, спрятанная под каменной плитой, обугленным песком пустыни и грузом тысячелетий, сияла хрустальная табличка, сверкала отраженным светом, как драгоценный камень.

Необыкновенно бережно Ричард сдул с нее последние песчинки и легонько прикоснулся. Затем поднял и пристально посмотрел на артефакт, собственноручно сделанный Богом.

Потрясенная, Мария поднесла ладонь ко рту.

Свет лампы отразился на поверхности таблички миллионом радужных вспышек.

Загипнотизированная ее великолепием, Мария проговорила:

— Как жаль, что такая красота скоро будет уничтожена.

Она пробежала взглядом по знакам, понимая, что если бы разгадала их смысл, то открыла бы величайшую из тайн рода людского.

Ричард словно прочел ее мысли:

— Не слишком увлекайся надписью. Это не для нас с тобой. Наше дело — уничтожить ее, пока кто-то другой не расшифровал послание.

Прижав к себе табличку, достал из куртки спутниковый телефон и нажал номер, записанный в адресной книге. Мгновение спустя ему ответил Эли Лэддингтон, и Ричард сказал:

— Все готово.

— Странное дело, — произнес Томас Уайетт.

Коттен смотрела в окно, погруженная в свои мысли. Мимо полной луны проплывали облака. Она обернулась к Уайетту.

— Ты о чем?

— Туман, — ответил он. — Странно, что в таком засушливом месте — туман, да еще так низко.

Она увидела в лунном свете, как вдоль размыва прямо на них движется туман. Он собирался волнами, и за несколько минут из прозрачной вуали превратился в непроницаемую завесу.

Острый страх пронзил ее, вытолкнув воздух из легких:

— Останови машину!

Уайетт ударил по тормозам, во все стороны полетели клубы пыли и комья земли. И в тот же миг туман поглотил машину, окутал ее пеленой, которая, казалось, была такой же твердой, что и окрестные скалы. Тускло светили лишь лампочки на приборном щитке. А снаружи в окна давила серая стена.

— О господи, — пробормотала Коттен, вжимаясь в сиденье. — Только не это!

— Ты о чем? — не понял Уайетт.

— Останови его! — заорала она, сжав руки в кулаки, крепко зажмурившись и часто дыша.

Туман отыскал ее.

И вдруг исчез. Исчез так же быстро, как и появился.

Мария и Ричард Гапсбурги стояли под пустынным небом у входа в руины. Мария смотрела на туман — он собирался у ног и кружился. Вскоре он стал таким густым, что нельзя было разглядеть землю. И вдруг она увидела их — крохотные булавочные головки света; они двигались вдоль размыва — скользили мимо стен и утесов. Их становилось все больше — сотни, тысячи, они кружились, сверкали, складывались в разнообразные фигуры и двигались к Марии и ее мужу.

— Ричард, что творится? — крикнула она. — Кто это такие?

— Тише, — сказал он. — Ничего не бойся.

Она смотрела на мужа — он вытянул вперед руки с хрустальной табличкой. Светлячки окутали его руки, образовали сияющий круг, закрывший табличку. Их сияние стало таким ярким, что ослепило Марию. Исходящий от светлячков жар опалил ее лицо, а их гудение стало громким, как рев.

И тогда она поняла, что находится среди полчищ демонов.

А в четверти мили от них, на вершине узкой скалы, уставившись в мощный бинокль, лежала на животе Темпест Стар.

— Ни хрена себе, — пробормотала она. Обернувшись к своему фотографу, который лежал рядом, спросила: — Ты это снял?

— Клянусь твоей сладкой попкой, — ответил тот, не отрываясь от камеры ночного видения.