Потапыч

15. Змейское начальство

Змеюк (а Серпент — видимо, прозвище или типа того) начал шипя, ездить мне по ушам. На тему какая великая, вот просто охренительная честь быть корифейским гвардейцем. Как мне сказочно повезло, что вот меня, такого (детали не проговаривались, но просто «такого») взяли в дружину аж самого корифея. В общем, нёс агитацию, ложь и пропаганду в самом что ни на есть прямом смысле слова. Причём нельзя сказать, чтобы низкого качества, на удивление: для среднего придурка даже мира Земли годилось, а для Зиманды, как по мне, это ого-го какой уровень.

Впрочем, я «средним придурком», к счастью, не был. Лыбился на воеводу с прищуром, кивал, в стиле: «Ну, чего ты ещё мне расскажешь?»

Воевода, в процессе рассказа «какая великая и невообразимая честь жисть положить за аж самого корифея» на меня зыркал, на кивки и улыбку морщился. Да и начал он, если разобраться, с БОЛЬШО-О-ОЙ переговорной ошибки. Его «видом — это хорошо», с учётом интонации и прочих моментов всю «бодрую агитацию» херил на корню. Корифею и его дружине был именно нужен видом, уж чёрт знает, нахрена. И чёрт знает, насколько сильно — вряд ли критично, но именно нужен, что мою позицию в будущих переговорах (после обязательной порции лжи и пропаганды — они и начнутся) делало достаточно состоятельной. В общем, через пять минут «ура-на-баррикады» змеюк скис, хвост фигурально повесил, и уже без идиотически-радостного выражения спросил:

— И чего ты, видом, лыбишься так погано?

— Тебя, воевода, слушаю, — пояснил я. — Сам же «по делу толковать» предложил. Вот и жду, когда начёшь. Нет, если тебе нравится пустословить — я не против, — заверил будущее начальство я. — Часик послушаю, очень у тебя задорно выходит…

— Тьфу, — сплюнул сторону Серпент. — Ладно, Потапыч, давай по делу. Свой… Медвежий Угол, — сверился он с какой-то бумаженцией на столе, хмыкнув, — ты до недавнего времени не покидал. Ни хрена не знаешь, не умеешь, но силищи в тебе тьма… Да что ты лыбишься-то⁈ — уже возмущённо выпучил он свои змейские буркалы.

Ну а я, естественно, на описании «какой я неумеха» продолжил лыбиться и кивать: «ну, что ты мне ещё расскажешь?»

— Так ты, Серпент, продолжаешь сказки рассказывать, — честно ответил я. — По делу — ни на купру, болтаешь, о чём не знаешь.

— А ты вой великий⁈ С навами и навками даже говорить не буду — ясно, что дока. А с владеющими? Тебя…

— А давай разберёмся. Хвастаться я не хочу, но рядом жил род. Род, большой, с нами, Потапычами, во вражде, подло перебили всех, кроме меня. Так вот, Серпент: нет того рода, совсем. И я когда Корифею писал — о этом сообщал. А ты мне сейчас сказки рассказываешь, какой я неумеха. Только нужен я тебе и корифею, уж не знаю, сильно или нет, — развёл я руками, — но нужен. И ты либо мне про дело мне не напоминай, а продолжай свои сказки рассказывать, а я послушаю. Или, всё же, о деле говори.

Змей «встал в позу», смерил меня взглядом, пробормотал что-то в стиле «умные все, мочи нет, убивать пора». Но после ухмыльнулся и стал толково рассказывать про саму службу. И оказалось, что всё несколько хуже, чем мне думалось, но лучше, чем могло быть.

А именно: не день в неделю службы, а чёткое количество дней или ночей, «от зари до зари». Теоретически — двадцать четыре часа службы, семь дней в неделю. А на деле — примерно день в неделю у дружинника выходит. Потому что количество дней в тысячу оговорено в «ряде», этаком контракте-договоре. И всякие подвиги и прочие нештатные переработки — тоже оговорены. И получается, что если дружинника держать сутки напролёт на службе — то его служба в год уложится. А за службу Корифей выделяет «село крупное али деревень несколько, с людишками не меньше тысячи». Это как бы именно договор, и именно за службу — те же стражники на входе в корифейский полисадник, как я понимаю, десять лет там стоят и эти «сёла-деревеньки» за этот десяток лет и заслуживают.

Дальше, было «денежное довольствие». Аргем, серебруха раз в седмицу дружиннику. При этом, например, Серпент на стол брякнул кошель «на обзаведение». Я его брать сразу не стал, но даже на слух понятно, что там серебро, и немало. И судя по всему, такие «денежные дотации» от Серпента, самого Корифея, корифейских придворных — это основной доход на время службы. Само собой, тому, кому этот доход нужен.

Далее, с «обзаведением» — отдельная песня. Никого не сношает, где, как и с кем я живу. Единственное — Серпенту должен доложить про место, где обитаю, и место, где бухаю. Чтоб он знал, если что, куда за мной посыльного слать. А так, арендую жильё, куплю или ещё что-то — так это мои проблемы, часть денег «на обзаведение» на это и идёт. Но это бы ладно: обмундирование и прочая снаряга — мои проблемы, вот совсем. На службу я должен являться с «саблей вострой, пистолем или пищалью, с запасом под них». Во что одет и прочее — опять же, мои проблемы, правда, в том, что на мне, «нельзя, сам позоришься, дружину позоришь и самого корифея».

— С саблей — бред, — высказался я. — С пистолем и пищалью — в общем-то, тоже.

— Не видишь ни лешего? — змейски оскалился Серпент.

— А сам-то?

— А я — вижу, — постучал он по моноклю. — Мастер Любим ладит, направлю к тебе служку, проведёт-покажет, — посулил он мне. — Но чем тебе сабля-то не угодила?

— Я её сломаю, и у противника, и у себя, — продемонстрировал я когтистую лапу. — Только мешаться будет, Серпент.

— Может и так, но хотьбы тесак нужен, — разглядывая лапу, признал он. — Пусть не для боя, но для вида. И кираса, даже если ты под одёжкой из стали сделан.

На это я кивнул — от кирасы только идиот откажется, понятно, что нужна, хотя хотелось бы не слишком тяжёлую и поудобнее. А тесак — видно, чтоб на поясе рукоятью «вид демонстрировал».

А вот дальше Серпент сообщил, на кой вообще нужен видом корифею, или волхв, или кто-то из «навеборцев». Дело в том, что Золотой — огромный город. Вроде как «неживую безопасность» берут на себя жрецы Пантеона, даже в общем — справляются. А в частности — хрен. Раз в седмицу, со слов Серпента, заводится «злой человек», одержимый агрессивным духом неудачник. Народу много, стремится «по-быстрому» отожраться. Ещё что-то с клоакой связанное, но без деталей, мол, «сам узнаешь».

И, в общем — это опять же не проблема корифея и его гвардии. А в частности представители рода Лидари и инспекции во всяких местах города устраивают, как и их «доверенные слуги». Балы там всякие проводятся (гулянки, как называл Серпент, но понятно, что балы), пьянки и лядки, и не во корифейском палисаднике. В общем: нужны специалисты по быстрому и эффективному выявлению-устранению «потусторонней опасности». Жрецы под корифея прогибаются, но умеренно. И мухой метаться по его хотелкам отказываются. Видомов и волхвов именно во владениях корифея, по сути, и нет, а что есть — в пантеонах. Ну а с «вольных владений» владеющие толпами не идут, да и семьи видомов довольно спаянные, что завязано на звере-покровителе. Так что специалистов по потусторонней угрозе в дружине три человека, и четвёртый очень не помешает.

На что я понимающе кивнул — причина понятна, да и «тысяча дней» у меня выйдет гораздо меньше: я не «стражу стою». А в мире мёртвых у меня и без Потапа сложностей не возникало — скорее у всяких агрессоров со мной.

— Вот ряд, подписывай и направимся к корифею, клятву приносить, — заключил Серпент.

А вот тут крылся как раз тот момент, за который я «уцепился» знакомясь с законами и укладами. Так что на этом месте я опять оскалился и озвучил:

— Нет.

— Что — «нет»? — нахмурился Змеюк.

— Ряд — подпишу, словом и честью заверяю. А клятву-то за что давать? — сделал я растерянное лицо.

— Ты Корифею служить будешь, клятва нужна!

— И что я за это получу, воевода? — уточнил я.

Тут крылся как раз «юридический люфт». Который возник то ли по невнимательности и отсутствию опыта, то ли ушлый корифей ловко уместил зад на два стула. Дело в том, что государства в привычном виде, когда человек должен чиновникам по жизни, фактом своего рождения — не было. Ну, у «подлого сословия», положим, никто и не спрашивал, но благородные — никому ничего не должны, корифею в том числе. С богами под вопросом, но это отдельная метафизика.

И вот, корифей нанимает владетелей (как выяснилось — и одарённых, что моим представлениям и прочитанному противоречит, но разберусь). За конкретные, прописанные блага. А вот клятва — закрепляет вассалитет, то есть этой клятвой официально признаёшь власть корифея, его право не «силой», а по твоей собственной воле тебя «карать и миловать». Что, в общем-то, вполне допустимо. Только вассалы корифея, а были такие владетели, осыпаны за это всякими благами, занимают немалые должности. Дворяне, но «дорого продавшиеся». И ничего не «выслуживают». А с дружиной выходит, что корифей получает вассалов «на шару», ничего за факт вассалитета не отдавая взамен. Что, мягко говоря, не вполне меня устраивает. Присягу-клятву принести, конечно, можно. Но не за то, что мне что-то выслуживать придётся, а за какие-то реальные и ощутимые блага, которыми меня никто пока не собирался осыпать.

Первые несколько минут Серпент пучил на меня свои глазищи с вертикальным зрачком, ехидно и злобно шипел, чуть ли не обвинял в инагенстве и прочих преступлениях против «веры и фантазий царя про отечество». Но в ответ полюбовался на мою кивающую морду. Зашипел напоследок матерно и иссяк.

— Как я понял — не договорились, — дождавшись тишины, произнёс я. — Приносить просто так клятву, как владыке, я корифею не буду. Служить по ряду — готов, но, видимо, этого его величию мало. Так что я пошёл. Приятно было познакомиться, Серпент…

— С-с-с-с-сидеть, — прошипел, выпучив глаза прошипел змеюк. — И почему с вами, видомами и волхвами, одни проблемы? — почти жалобно спросил он, на что я пожал плечами. — Посиди пока, Потапыч. Уточню у корифея, — поднялся он. — И ведь вправду — за что? — почти не слышно шипел он себе под нос на ходу.

И утопал, а я довольно растёкся по креслу. Вообще — рисковал, конечно. Но не сказать, чтобы сильно: вольница благородных не «подмята», корифей выходит просто один из них. Самый хитрый, возможно — самый сильный. Но даже в этих раскладах заинтересованный в родах владеющих, а не их истреблении. А вообще, была бы у меня совесть, я бы даже корифейскому роду посочувствовал: задачу, которую они себе поставили, с учётом ограничений и методов, выполнить если и можно, то ОЧЕНЬ геморройно. Ну а мне это только на руку: ну, положим, не примут меня на службу. Не слишком страшно, хотя и не слишком приятно. Бонус в конце службы вкусный выходит, не в плане завести владения — к чёрту они мне не сдались. Просто это довольно ликвидный актив, а реализовав его, вполне можно обосноваться в столице, поплёвывая в потолок. Или заниматься чем-то, что понравится — как-то не привык я в потолок плевать подолгу… Впрочем, об этом думать надо тогда, когда у меня будет эта самая возможность поплёвывать, в сытости и комфорте.

В общем: откажет мне корифей в службе — найду, чем в столице заняться. Даже тех урезанных данных, что я сейчас имею, хватает, чтобы понять: без дела с более или менее достойной наградой за это дело не останусь. Но вряд ли корифей откажет: тут ведь ещё и вопрос «облика в глазах благородных», вокруг которых корифейство волей-неволей выплясыват. Ну а что я на логическую дыру указал — мне скорее в плюс, если корифей не дурак. В общем, посмотрим, что он скажет. Меня все три варианта устроят: и служить без клятвы, и продаться задорого, и разбежаться с этим гвардейским будущим.

Полчаса я сидел, оглядывал кабинет, прикидывал расклады. А через эти полчаса в кабинет ввалился Серпент, с физиономией…. сложной. Змейская она у него от природы была, это понятно. А вот зыркал он на меня действительно сложно, но в целом — не негативно, что не может не радовать. Прополз к своему столу, обвился вокруг сидушки и уставился на меня.

А я, с приподнятой бровью на него. Поиграли мы в гляделки с воеводой минуты три-четыре, и первым сдался он, хоть и говорят, что змеюки сутками могут пыриться в одну точку.

— Значит, видом Михолап Потапыч, предлагает тебе Корифей всея Зиманды дружинный ряд, — похлопал он рукой по бумагам. — Клятву от тебя не ждёт — и так, как ты сказал, ряд «словом и честью заверяешь».

— А если слово с рядом нарушу — то и клятва ничего не стоит, — уточнил я.

— Так его величество и сказал, слово в слово, — хмыкнул Серпент. — Правда, про проблемы от вас, видомов, тоже сказать изволил… Ну да навка бы с тобой, так и изволил сказать.

— Я из Медвежьего Угла за службой по ряду в столицу и прибыл, воевода, — честно соврал я. — Буду служить честно и достойно, пока со мной честны…

— Это — лишнее! Не хватало ещё самого корифея в нечестности обвинять, пусть намёком! — отрезал Серпент. — Подпись ставь, деньги на обзаведение бери и вали на седмицу, обзаводись. Через седмицу — чтоб тут у меня был. Где живёшь, скажешь, да и служку с тобой направлю, раз обещал.

— А сейчас служку направишь? — уточнил я.

— Могу и сейчас, — пожал он плечами. — Но через седмицу всё равно приходи: она тебе на обзаведение, да снарягу справить. А мне ещё тебя проверить надо: ты всё щёки дул, что вой необоримый, а как на деле — понять надо.

— А зачем понять-то? — уточнил я. — Вроде, как ты говорил, воевода: моя задача — навь и навок гонять.

— Так-то оно, конечно, так. Да и не так — тоже. И места бывают разные, иной раз бой учиниться может. И поединки нередки, да и его величество к ним благосклонен… когда его дружинные побеждают! — аж рявкнул Серпент. — А когда побиты, а то и сдохли — гневается и печалится. Надо мне знать, что ты за вой, Потапыч. Хоть знать, кого с тобой в ертаул ставить.

— Как скажешь, воевода.

Вообще тут выходило довольно интересно: структуры и субординации в дружине «по ряду» формально не было. То есть: был воевода, а так все дружинники равны и блааародны со страшной силой, подчиняются только корифею и корифейскому воеводе. Понятно, что эффективность подобного бандформирования была бы в отрицательных значениях, если бы не эти «ертаулы», а именно: «временный отряд», некое «объединение для выполнения определённой задачи», создаваемое воеводой и возглавляемое воеводой же назначенным временным командиром. В случае со стражами, как я понимаю, это «временное» — постоянное. А, в моём случае, мне надо будет в мир мёртвых сигать время от времени. И вот вопрос с телом становится довольно остро. В теле в мир мёртвых не попасть, так что оно остаётся в мире живых, прикрываемое заклинаниями-духами, если этим озаботится. И сородичами, которых у меня сейчас нет, а их должность будут замещать члены этого самого ертаула.

— И вот ещё что, Потапыч. Ты прозвище себе дашь или от соратников дождёшься?

Хм, ну что за прозвище они дадут — я уже догадываюсь. Топтыгин, косолапый или ещё какая хренотень. А прозвище, видимо — вещь нужная в дружине, тот же Серпент только им обходится.

— Михайло, — выдал я, потому что «Михаил» звучало не слишком удобно на местном языке.

Да и быть Михайло Потапычем — это стильно, особенно для беролака. Иронию и сходство со своим именем оценю только я, но мне этого вполне хватит.

На это Серпент просто кивнул, чирикнул стилом на графитовой доске. А, через пару минут, я покидал военную управу, сопровождаемый молодым парнем в кирасе и шлеме: видимо, под «служкой» Серпент имел в виду городскую стражу.

Правда, что мне, помимо общего результата «приёма на службу», не понравилось, так это то, что пока мы с сопровождающим топали из корифейского палисадника, у меня возникло ощущение… рассеянного, но направленного на меня взгляда. Очень знакомого, с характерным эмоциональным наполнением. Что этому дурацкому шуту от меня понадобилось — не знаю, но очень надеюсь, что мне вообще показалось. Ну или отвалит он от меня — мне от него точно ничего не надо.

— Куда направиться велите, почтенный видом? — вдруг выдал сопровождающий меня парень, а я, оглядевшись, понял, что мы уже в городе.

— В харчевню или кабак. Приличный, но не слишком дорогой и роскошный, — прислушался я к зову нутра. — Перекусим, а ты мне будешь на вопросы отвечать, — определил я план действий.

— Как скажете, почтенный видом.