Потери

24. Побег

Когда через день мы со Стейси вернулись из танцевальной студии, Алек уже сидел в гостиной, беседовал с Вики и ждал меня. Стейси украдкой показала мне язык и первая умчалась в душ. Я обреченно вздохнула. «Пробовать» Алек начал очень активно. На столе стоял свежий букет белых роз. Если учесть что ещё были живы розы, привезенные из розария, то дом Харди стал напоминать цветочный магазин.

Вики, сославшись на какие-то дела, ушла, и мы с Алеком остались одни.

Я забыла поздороваться и сразу сказала.

- Спасибо тебе за цветы, Алек, но не нужно было.

- Почему? Ты же любишь розы? – удивился Алек.

- Очень люблю, – призналась я. – Но мне так жалко, что они так быстро вянут из-за чьих-то капризов, прихоти или желания произвести впечатление. А я люблю, когда цветы долго живут. У нас же здесь не розарий.

- Я понял, - помолчав, сказал Алек. Потом спросил:

- Прогуляемся? Миссис Харди отпустила тебя до десяти.

Я покачала головой.

- Не получится. Слишком много уроков.

- Может быть тебе помочь? Я в школе хорошо учился и всё помню.

- А я вот учусь плохо, - рассердилась я. – Но это – мои уроки. И только мне за них отвечать. Извини.

В этот раз Алек ушел не сразу, а имел долгий разговор о чем-то с Вики и Томом. И все трое остались довольны.

На следующий день я вернулась домой поздно, сразу после уроков у меня были дополнительные занятия. Наш двор перед домом я просто не узнала, до такой степени он преобразился. Все кусты были аккуратно пострижены, истоптанный пыльный дерн исчез и вместо него радовал глаза изумрудный ковер свежего газона. Во дворе были разбиты две затейливые клумбы, а прямо под моим окном в большой кадке стоял куст. И он был усыпан белыми розами.

Посреди двора, на новенькой белой скамейке сидел Том Харди и был так доволен, словно всё это было делом его рук. Вики сидела рядом с ним, но, увидев меня, она подскочила, обняла и закудахтала:

- Это всё мистер Макалистер. Это его подарок. Такое чудо!

Я устранилась из её объятий и пожала плечами.

- Ну, и что?

На самом деле мне очень понравилось преображение двора. Он сиял новыми красками и очаровывал тонким, дивным запахом роз. Но разделять восторги мачехи мне не хотелось.

- Это же всё стоит огромных денег! – воскликнула она.

- Это деньги Макалистера и это только его дело, как ими распоряжаться, - сказала я сухо. – Никто его не просил тратиться.

- Неблагодарная! – снова обрушились на меня попреки мачехи. – Ты же ничего не ценишь! Такой человек! Так к тебе относится! А у тебя что на уме? Голодранец Джо Харпер?

- Не ваше дело! – огрызнулась я.

- Как это не моё? – возмутилась мачеха. – Я отвечаю за тебя и твою нравственность перед Богом!

- У нас разные боги! – завелась я. – Я не поклоняюсь богу ханжества и лицемерия.

- Ах, ты мелкая потаскушка! Неблагодарная дрянь!

Мы стояли посреди прекрасного сада и орали друг на друга. Я не заметила, как Том Харди куда-то смылся, он не любил наших скандалов, зато из дома вылетела запыхавшаяся Стейси.

- Мамочка, пожалуйста, не ругай Софи! – она обнимала Вики, - Софи, миленькая, не кричи на мамочку!

- Я дала тебе всё: крышу над головой, кормлю, одежду тебе покупаю, к спасенью дорогу показываю, а ты чем платишь, дрянь такая? Только и думаешь, как бы сбежать к индейцу и раздвинуть ноги! Мне Виктор всё рассказал! Добегалась? Даже он тебя бросил! Да после индейца ты теперь никому за ломаный грош не нужна!

Я почувствовала, как меня наполняет темнота. Как я понимала Нуа!

Мы с Вики разошлись не на шутку. Стейси плакала и только повторяла тихонечко:

- Не надо! Не надо!

Мы вошли в дом и продолжали уже в гостиной.

- Почему он бросил тебя? А может, ты беременна? Том! Позвони в больницу и запиши её на прием к гинекологу! - крикнула Вики вглубь дома. - Когда у тебя были месячные? Виктор говорил, что видел вас…

- Ваш Виктор – похотливое лицемерное ничтожество! Он только и умеет распускать сплетни и лапать за задницу!

И тут Вики просто взорвалась. Я тронула самое святое для неё – Вика. Она подскочила ко мне и стала хлестать по щекам:

- Врёшь! Дрянь! Врешь! Шлюха! Падаль!

Она таскала меня за волосы и визжала.

- Виктор даже не смотрит на тебя, потаскушка! Не смей касаться Виктора своим поганым языком!

Я вырвалась от неё и убежала в свою комнату. Дверь не запиралась и я лихорадочно соображала, что же делать? Может быть, выбраться через окно? Ведь Джо как-то пробирался, значит можно? Или придвинуть шкаф?

Вики не преследовала меня, и я вздохнула с облегчением, но в гостиной слышалась какая-то возня, шум, телефонные разговоры и очень скоро к нашему дому подъехала скорая. Я поняла, что со Стейси опять сделался припадок.

Ещё первый раз, когда это произошло, врачи объяснили припадок последствием аварии, которую перенесла Стейси в четырехлетнем возрасте. Ей совсем нельзя было волноваться. Врачи сказали, что каждый припадок будет сильнее и дольше предыдущего, и, в конце концов, если приступы будут повторяться часто, это может её убить.

Я сидела на кровати, обхватив голову руками, и раскачивалась из стороны в сторону.

«Господи! Ну почему это происходит со мной! Почему вокруг меня всё время какие-то разрушения? Что я делаю не так?»

Ответов не было.

Скорая уехала и в доме было совсем тихо. Вероятно, Том и Вики уехали в больницу вместе со Стейси.

И тогда я решилась. Я вытряхнула из рюкзака школьные книги и тетради, быстро собрала все необходимые вещи, не забыв паспорт и остальные документы. Тяжелее всего было оставлять спасательный круг – единственную память о «Нике». Я со слезами поцеловала его оранжевую поверхность и спустилась в гостиную. Там было темно, но для задуманного мне не нужен был свет. Я вывернула комод с «божественными» журналами Вики и достала конверт, перевязанный бечевкой. Я знала, что там лежат те самые деньги, которые Вики получила по чеку от газеты. В доме Харди действительно не существовало тайн – слишком тонкие стены были в доме. Я отсчитала из пачки полторы тысячи - почти половину суммы, остальные деньги положила обратно. Несколько сотен распихала по карманам, остальные – положила в пакет для школьных обедов и засунула на дно рюкзака.

Сердце у меня колотилось, словно я действительно преступница и должна скрываться. Куда теперь мне бежать? В резервацию, где живет Джо? Но я даже не знаю где это. Теперь главное – уехать отсюда, где я всем приношу только несчастья. Бедная Стейси! Мне было так жалко мою бедную сестренку! Ведь её приступы начались из-за меня. До меня она спокойно жила у Харди и у неё не было никаких припадков.

Я вышла на 101 шоссе и подняла руку.

Я попалась. Уходить было поздно: полицейский встал рядом с выходом и теперь явно привяжется ко мне, если я попытаюсь улизнуть. Он явно сомневался, проверять мои документы или нет, но от двери не отходил. Я делала вид, что сплю, внимательно подглядывая за всем сквозь ресницы. Может быть, полицейский просто не хотел меня будить. Что мне делать? Даже с деньгами на самолет меня вряд ли посадят. Потребуют сопровождающих. Незаметно уйти, тоже не получится. Да и куда я пойду? Кому я нужна?

В зал вошла пожилая супружеская пара, зазвучала французская речь. Женщина причитала, что их никто не понимает, и что они обязательно сгинут в этой глуши. Ещё не до конца осознавая, что делаю, я «проснулась», с улыбкой подскочила к старичкам и затараторила на французском:

- Как же я рада встретить соотечественников! Вы чем-то расстроены? Вам помочь?

Я участливо положила руку на плечо женщины.

Она так обрадовалась моим словам, что бросилась меня обнимать.

- О, мой ангел, вас послал сам Бог! Представляете? Мы прилетели не в тот Портленд! В этой Америке столько одинаковых городов! Мы совершенно измучались, пока поняли это.

- И куда вам теперь надо?

Вмешался старичок.

- Если мадмуазель будет так любезна и поможет нам купить билеты до Нью-Йорка. – Он замешкался, сомневаясь, и добавил, - Большого, самого большого Нью-Йорка!

Я чуть не кинулась на шею старичку. Нью-Йорк! Именно! Вместо этого я улыбнулась и сказала:

- Я даже могу вас сопровождать. Я лечу туда же.

Эмоциональная старушка вновь бросилась меня обнимать:

- Спасибо, мой ангел!

- Как вас зовут, милое дитя?

- Софи. Меня зовут София Летиция Берто, для вас - просто Софи. Посмотрите за моими вещами, я узнаю, когда будет рейс.

- О, конечно! – старичок подхватил мой рюкзак.

Полицейский у двери вдруг утратил ко мне всякий интерес. Наша сценка больше всего напоминала долгожданную встречу родственников.

До рейса ещё было время, мы расположились в ближайшем кафе. Французы хотели меня угостить, но меня подташнивало от запаха жареной картошки, и я отказалась. Парочка при более близком знакомстве, оказалась ещё более милая. Их звали Поль и Мадлен и они всю жизнь провели во Франции, посещая лишь соседние провинции. И теперь, выйдя на пенсию, решили путешествовать. А так как опыта путешествий с годами они не приобрели, с ними постоянно происходили незапланированные приключения.

Рассказав о своих злоключениях в Америке и о своей жизни, парочка переключилась на мою.

- Софи, деточка, вы летите одна? Так далеко? Где же ваши родители? – участливо спросила Мадлен.

- Они … - я закусила губу, потом справилась с волнением и продолжила. – У меня теперь нет родителей. Я лечу к своему дяде Марку. Он живет в Бруклине.

- Он тоже француз? – заинтересованно спросил старичок.

- Нет, он еврей. У него сувенирный магазинчик и я буду помогать ему там.

- А откуда же вы так хорошо знаете французский?

- Мои родители приехали сюда из Франции, а я родилась уже здесь.

Врать было легко – я просто рассказывала историю Марианны.

- Папа работал на консервном заводе, а мама была портнихой. Она мне всё шила сама.

Дальше история обрывалась. Как Марианна, то есть я, лишилась родителей, мне было не придумать.

- Что же случилось с вашими родителями? – заинтересованно осведомилась Мадлен, когда я замолчала. Меня выручил Поль:

- Не надо. Мадлен, не расспрашивай. Ты же видишь, девочке больно.

Но Мадлен всё же предположила:

- Автокатастрофа?

Я поспешно кивнула.

- Бог мой! - воскликнула Мадлен. - Здесь в Америке так гоняют! А эти ужасные грузовики! В нашем городке самая большая катастрофа, когда задавят курицу.

Наконец, объявили наш рейс. Я взяла у старичков документы и мы подошли к стойке регистрации. Я протянула все три паспорта и билеты.

- Мы летим до Нью-Йорка.

- Софии Бертон. – администратор взяла мой паспорт. – Вы ведь несовершеннолетняя. Вы летите одна?

- Меня сопровождают дядя и тётя. Мы едем в Нью-Йорк. – Я указала на старичков, те приветливо закивали.

- О, да, Нью-Йорк! – подтвердил француз на английском, у меня упало сердце, но его супруга одернула его, зашипев по-французски:

- Поль, ты уже себя проявил. Теперь я полагаюсь на Софи.

Чиновница с сомнением вертела в моих руках документы.

- А где ваши родители?

- Они… они погибли, - произнесла я и хоть сама не верила в это ни секунды, горло сдавило и голос задрожал. – Теперь меня будут опекать дядя и тётя.

Как же мне хотелось, чтобы это было правдой! Забавная французская парочка понравилось мне. По ним было видно, что они любят друг друга уже долгие годы. И меня смогли бы полюбить. Мне этого так не хватало!

- Они иностранцы? – подозрительность администратора отхлынула, вопрос она задала формально. Я развела руками:

- Что поделать? Это единственные мои родственники.

- Они любят вас, - сочувственно кивнула администратор.

В самолете мои «родственники» сидели рядом со мной, но вскоре они устали и угомонились. Перед тем, как заснуть самому, Поль заботливо, как ребенка, укрыл свою супругу пледом и подоткнул со всех сторон, чтобы не дуло. Глядя на такую трогательную заботу, у меня на глаза опять навернулись слезы. Поль истолковал это по-своему.

- Всё будет хорошо, Софи! Уверен, что евреи тоже хорошие люди. Мы с Мадлен были в Израиле, нас там очень хорошо принимали.

Видимо, он считал, что Бруклин это представительство Израиля в Нью-Йорке. Впрочем, мне дела не было до того, что думал Поль. Я смотрела в иллюминатор.

Когда мы взлетали, на земле было темно. А здесь, над облаками, солнце всё ещё светило каким-то теплым оранжевым светом, окрашивая облака в такие неправдоподобные цвета, что захватывало дух! Я никогда не летала на самолете, и видеть небо под ногами было совершенно немыслимо. Я не могла оторваться и всё смотрела и смотрела на сменяющие друг друга облака и едва уловимую перемену их цвета… Я оторвалась от иллюминатора, только когда совсем стемнело и у меня заболели глаза. Я откинулась на кресле, готовясь уснуть. Поль уже спал, держа свою Мадлен за руку.