Поточи свой клинок. Том 1 | С иллюстрациями

5 Глава — Цап-царап

На фоне затухающего неба высились, будто лес, силуэты корабельных мачт. Из вечерней темноты доносились всплески воды и скрип досок, а ветер нёс запахи мокрой древесины и рыбы. С противоположной от моря стороны горели огни уличных светильников, распространялся гомон, состоящий из пьяного смеха и брани.

В какофонию порта вслушивался одинокий старик.

— Портовый город Бабель, — произнёс Дед-Хмель. — Какими только неприглядными словами его ни называют из-за дурной славы: столица разврата, обитель распутства или даже вратами в ад. Последнее, впрочем, не так уж и далеко от истины. Появляясь на его улицах в поздний час, нужно иметь в виду, что до вашего золота будут охочи как воришки и прочий лихой сброд, так и блудливые дамы…

— Эй, дедок! — окликнул кто-то низким хрипловатым голосом.

Позади паломника у стены дома дежурило несколько портовых шлюх. Словно кошки, ожидающие около рыбаков, пока выпадет что-нибудь съестное, они глазели на каждого прохожего. Только вместо заискивающего мяуканья хлопали покрашенными ресницами, вставали в соблазнительные позы, насмешливо и знойно зазывали к себе, позвякивая дешёвыми украшениями.

— Дедок, ты заблудился? — обращалась к паломнику потаскуха в красном платье и с такими тонкими лямками, что из-за них выглядывали красные ареолы сосков. — Али за годы стало невмоготу бабку свою терпеть, и хочется стариной тряхнуть? Ну так давай ко мне, у меня на любой возраст подход найдётся!

— Ох-хо-хо! — Дед-Хмель прошествовал мимо жриц любви. — Девоньки, вам бы лучше без промедления отправиться к родственникам за город, если таковые имеются. А то в Бабеле скоро тако-ое начнётся! Ох-хо-хо…

Захотев смутить странного деда, самые бесстыдные блудницы задрали юбки и вывалили наружу груди, да потрясли ими. Но старый паломник уже не смотрел на них, а потопал по улице, продолжая разговаривать будто бы с самим собой…

В тот час в этом же городе, но вдали от порта, шестёрка недавно прибывших путников спорила в комнате гостиницы.

— Традиционной разведки недостаточно, чтобы выйти на культ, — утверждала волшебница Лабдорис.

— Так что ещё ты предлагаешь? — спросила Хильда.

Рядом с ней на полу развалился гостиничный кот, и сейчас он с ленцой тянул лапы к слегка извивающемуся хвосту жрицы.

— Раз культ похоти, то и новых сторонников он должен вербовать там, где сильнее всего проявляются развратные черты, — отвечала Лабдорис. — А именно — в борделях!

— Эм-м… что из этого следует? — смутился друид Ансгар, с болью припомнив, как пара соратников просадила деньги в публичном доме.

— А то, что кто-то из нас должен пройтись по борделям, и привлечь внимание демонопоклонников как возможный кандидат для вступления в культ…

— Звучит дорогостояще, — сказал Ансгар после кратковременной паузы. — И кто же этим займётся?

— Ну, мне нужно творить заклятья поиска, так что меня сразу исключаем, — решила Лабдорис.

— Я бы мог, — поднял руку варвар Брук.

— Попридержи коней, здоровяк, — возразила Рамми Лисий Хвост, — там ты впадёшь в состояние берсерка, в щепки разнесёшь блудилище, и передушишь всех баб. Короче, закончится тем, что мы опять загремим в темницу, и тогда весь заказ полетит вон тому коту под хвост.

— М-может я-я, — подала голос Хильда. — Ну, я могла бы прийти туда с проповедью, чтобы вразумить заблудших грешников… Что вы так смотрите? Вдруг это подтолкнёт культистов к действию?

— Нет, — дружно ответили почти все.

— Я в таком точно не участник, — друид Ансгар поднял урчащего кота, и усадил к себе на колени. — У меня, как и у Лабдорис, свои методы поиска. Я буду обращаться к городским животным, дабы вызнать секреты Бабеля. Безмолвных зверей не воспринимают как свидетелей, но они многое зрят. Соприкоснувшись с их разумом, я увижу истину. Делается это так…

Ансгар положил ладонь на голову кота. Глаза эльфа заволокла белая пелена, он погрузился в память животного. А потом заговорил вкрадчивым мяукающим голосом, облекая в слова образы, почерпнутые из кошачьего разума:

— Переулок у дома кожевника, вот куда надо заглянуть!.. Ибо там живёт вертихвостка Мурка с жирной и мохнатой задницей! Как-то её драли всем дворо…

Ансгар встряхнулся, его глаза обрели нормальный вид.

— А ну пошёл отсюда! — покрасневший друид сбросил кота с колен.

— Да уж, неплохой метод, поможет вызнать много ценных сведений, — сухо сказала Лабдорис.

— Я пойду, — решил Сидмон Зверолов.

— Сидмон! — всплеснул друид Ансгар. — Ты же благородный лесной эльф из рода Арфандур! Что бы сказал твоей отец, услышь он такое⁈

— Спокойно, сородич, ведь я иду не ради разврата, а исполнять долг перед родиной, чтоб отыскать принцессу, — сказал эльф-следопыт преувеличенно деловым тоном. — К тому же на то мы и приключенцы, что вынуждены иногда делать грязную работы и марать руки…

— И не только руки, — с ехидной улыбкой вставила Рамми.

На том и порешили.

Следующим вечером Лабдорис и Хильда творили в гостиничной комнате заклятья поиска. Друид Ансгар, скрываясь под капюшоном, — ведь культисты знали его в лицо — «опрашивал» городских голубей, собак, котов и крыс, а варвар Брук следовал за ним как телохранитель. Рамми Лисий Хвост надеялась найти в вертепах старых знакомых и через них что-то узнать — если ещё дышат, ведь уличная жизнь полна опасностей.

Сидмон Зверолов неторопливо шагал по кварталу красных фонарей. Оглядываясь, эльф скользил взором по полуголым девушкам, что с открытой грудью высовывались из окон, и свешивали её на оконные отливы. Конечно, здесь жрицы любви тоже подманивали к себе прохожих мужчин, но изящнее, чем портовые хабалки: певучими голосами, складным словом и грациозными танцевальными движениями.

Испытывая даже больший наплыв азарта, чем когда брал след в погоне за редким зверем, Сидмон высматривал бордели с не шибко богатыми фасадами, потому как мыслил, что культисты скорее предпочитают вербовать новых членов из среднеобеспеченных развратников.

Взгляд замер на вывеске перед домом, на которой были вырезаны кошачьи ушки. «Мохнатые радости» — гласила надпись. Здесь Сидмон Зверолов задержался дольше, чем где-либо ещё. Потоптавшись немного, лесной эльф сделал выбор.

Затаив дыхание, он перешагнул порог, и очутился в просторном зале. В чувствительные ноздри ударил резкий аромат духов, но даже сквозь него Сидмон уловил запах шерсти. И это разом опьянило эльфа сильнее, чем любые парфюмы для соблазнения, что втюхивают алхимики.

Протяжный выкрик заставил Сидмон вздрогнуть, но когда он посмотрел на источник звука, то обнаружил не клетку с какой-нибудь экзотической птицей, как ожидал. На деревянном насесте устроилась, свесив ноги, крылатая девушка. Помимо волос макушку венчал цветастый гребень, а вместо человеческих стоп имелись длинные лапы с загнутыми когтями.

На бархатных подушках развалилась вроде бы обычная человеческая женщина, однако по запаху Сидмон понял, что перед ним оборотень. Видимо, она для любителей особого экстрима, ведь попробуй пережить ночь полнолуния со свирепой волчицей. Пожалуй, будет даже пострашнее страстного ража Брука.

На краю бассейна вальяжно растянулись русалки. Они лениво шлёпали мокрыми хвостами по плиточному полу и вкушали виноград. Капельки сока стекали по грудям, и падали на животы с золотым пирсингом.

Цокот копыт, эхом разносящийся по залу, привёл эльфа в чувство. Вдоль стены медленным аллюром прошлась кентавриха. При каждом шаге её сиськи задорно потряхивало, как и сплетённый в косу хвост, увитый праздничными ленточками.

— Желаеш-шь с-скрасить тос-ску по родине, благородный лес-сной э-э-эльф?

На стойку облокотилась стройная высокая женщина. Вот только вместо кожи у неё была зелёная чешуя, а в жёлтых немигающих глазах узкие продолговатые зрачки. Наверное, хозяйка «Мохнатых радостей».

— У нас-с о-очень богатый воборс-с-с! — высунулся змеиный раздвоенный язык, и пощекотал бугорок носа, прежде чем юркнуть обратно под жёлтые губы.

Потеряв дар речи, Сидмон Зверолов озирался как мальчишка, впервые попавший на увеселительную ярмарку. Пока взгляд случайно не пал на девицу, развалившуюся прямо на широких перилах второго яруса зала.

Она увлечённо облизывала руку, при этом сладко щуря крупные глаза. Пушистый хвост выгибался перевёрнутым знаком вопроса. Из волос выбивались большие кошачьи уши. Слух эльфа уловил довольное урчание.

— Она… — только и смог произнести Сидмон Зверолов.

— Царапка-с-с! — позвала змеиная женщина.

Услышав своё имя, кошкодевочка встряхнула голову, и грациозно потянулась на перилах. Когти заскрежетали по мраморной поверхности.

Названная Царапкой не утруждала себя обычным спуском по лестнице. Кошкодевочка попросту спрыгнула со второго яруса, и мягко приземлилась рядом с лесным эльфом.

— Мяу!

Не поднимаясь с четверенек, Царапка как обычная кошка потёрлась головой об ногу Сидмона. Змеиная хозяйка назвала цену. Эльф, у которого от предвкушения путались мысли, дрожащими руками кое-как отсчитал золото. Всё это время кошкодевочка ласкалась лицом и боком, постепенно поднимаясь всё выше, пока не встала в полный рост.

— Приятно-ого вечера-с-с-с!..

— Идём, мой эльф! — промурлыкала Царапка, двумя руками сжав кисть Сидмона.

Бесшумно ступая, босоногая кошкодевочка повела его в боковой коридор.

— Нет, не хочу, — вдруг остановился Сидмон. — Не хочу в обычную комнату. Хочу, чтобы как в лесу!

— Это можно! — хихикнула Царапка. — Мяу!

Она привела следопыта в помещение с бревенчатыми стенами, вдоль которых стояли горшки с деревцами. Вместо пола зеленел газон, но подстриженный неровно, чтобы походить на дикую лужайку. Через решётчатую крышу виднелись поблескивающие звёзды.

Эльф взялся аккуратно снимать с себя одежду, подолгу возясь со шнурками, которые, как назло, стягивались в узлы. Царапка положила ладонь на руку эльфа.

— Хочешь как в лесу? Не только внешне, но и по духу? Чтоб дико, по-животному, без этих человечьих церемоний?

— Да… — прошептал Сидмон, заглядывая в большие поблескивающие глаза. И уже решительно: — Да-да-да!

Не заботясь о сохранности одежды, он стал с пыхтением грубо срывать её, одновременно притянув к себе кошкодевочку. Их губы слились в страстном поцелуи, и Сидмон языком почувствовал игольчатые клыки Царапки.

Он, наконец, сбросил верхнюю одежду, плотно прижал к себе кошкодевочку и кожей ощутил её отвердевшие соски. Пока одна рука блуждала по изгибам стройного тела, словно табун диких коней, резвящихся на весеннем холмистом поле, вторая рука скользнула вниз.

Сидмон взъерошил ладонью лобок Царапки, а потом и всей пятернёй обхватил её промежность. Девушка застонала, когда пальцы разгулялись между ног, ощупывая каждую выпуклость, каждый бугорок. От поглаживаний эльф перешёл к тисканью, и погрузил палец внутрь. В то же время сжал и чуть оттянул сосок кошкодевочки.

Она протяжно выдыхала, запрокидывала голову и извивалась в его объятиях. Сползли штаны, и отвердевший член уткнулся головкой в живот Царапки чуть выше лобка.

Эльф начал жадно целовать и облизывать сперва лицо кошкодевочки, облобызал всю шею, опустился к груди. Язык резво заскользил по соску; иногда Сидмон целовал его с причмокиванием, а иногда слегка прикусывал. Затем, осыпав поцелуями живот, достиг лобка.

Уткнувшись в него носом, эльф стал шумно вдыхать запах, словно кот, почуявший течку. Царапка блаженно заурчала, когда влажный язык примкнул к клитору. В это время Сидмон мастурбировал, развозя по члену обильно выступавшую жидкость.

Но эльф недолго был ласковым. Он вдруг сперва вжался лицом в промежность, а потом оттолкнул кошкодевочку. Завалившись на лужайку, Сидмон нетерпеливо взмахнул руками, говоря срывающимся голосом:

— Сядь мне на лицо! Быстрее! Садись, дрянная уличная кошка!

— Ах ты наглый мышелов! — зашипела Царапка.

Она по-кошачьи прыгнула на него, и встала над головой. Позволив ему несколько секунд насладиться видом снизу, девушка начал постепенно опускаться, покачивая тазом. Встретились мокрый язык и не менее мокрое влагалище. Царапка заелозила попой по лицу, и поглаживала грудь Сидмона, чуть покалывая кожу когтями. Он лизал с шумным чавканьем, иногда прерываясь, чтобы вдыхать дурманящий запах звериной девушки.

— По-животному, кошка! — в какой-то момент пробурчал он в промежность. — С животной страстью!

Она выпустила когти и сильнее надавила на кожу Сидмона, оставляя тоненькие следы. И чем неистовее лизал эльф, тем больнее царапала кошкодевочка. За когтями тянулись уже не просто красные борозды, местами на груди выступила кровь. Но Сидмона это только ещё больше раззадоривало.

Исцарапав всю грудь и живот, кошкодевочка потянулась к твёрдому как камень члену. Губы сомкнулись на нём; Сидмон ощутил, как она облизывает головку. И это был самый волнующий и чувствительный минет в жизни эльфа, учитывая, что у кошачьей девушки шершавый язык. Одной рукой Царапка оттягивала кожу члена вниз, а другой массировала яйца.

Сидмон вылез из-под кошкодевочки, и поставил её на четвереньки. Царапка с готовностью оттопырила зад и гибко выгнула спину. Сперва эльф несколько раз провёл обслюнявленным членом между ягодиц, по лобку, и только после этого направил его внутрь.

Зверолов начал трахать Царапку с грубой первобытной пылкостью, не заботясь о ритме и ровности движений.

— По-животному! — заверещала она как кошка во время мартовской случки.

Пушистый хвост плетью ударял по израненной груди и лицу Сидмона. Иногда он сжимал его там и сям подобно человеку, быстро взбирающемуся по канату. А в какой-то момент склонился над ней, и вцепился зубами в волосы на затылке.

Хвост взъерошил волосы Сидмона, оставив на них шерсть. От пронизывающих всё тело ощущений кошачьи уши Царапки прижались к голове. Пальцы эльфа крепко стиснули плечи девушки. Она вытянула руки вперёд, прорезая когтями землю.

Чувствуя накатывающее волной удовольствие, Сидмон ускорился до предела. И замер, с громким рычанием вскинув голову. Член запульсировал, впрыскивая семя внутрь. Нависая над Царапкой, эльф прерывисто дышал, почти не двигаясь.

После нескольких секунд он откинулся и тяжело уселся на лужайку. Сперма вытекала ручейком, задержавшись на лобке девушки. Глубоко вздохнув ещё раз, Сидмон повалился на траву. Он устремил взор сквозь решётку, за которой перемигивались звёзды полуночного неба.

Над эльфом нависла Царапка.

— Ты что? Мы ещё не закончили, — промурлыкала она, покалывая когтем сосок эльфа. — Ещё не всё отработано.

Из «Мохнатых радостей» Сидмон вышел только в полдень. Вернее не вышел, а вывалился на полусогнутых ногах.

Волосы эльфа были растрёпаны как после удара молнии, вдобавок из них торчали перья птичьей девушки. На остроконечных ушах краснели следы от змеиных укусов. Всё лицо и руки исполосованы когтями. Тело ныло от синяков после ударов копытами. Глаза красные из-за длительных погружений в бассейне с русалками.

Сидмон спустил всё отведённое на миссию золото, но культисты не клюнули на дерзкий загул. Впрочем, ни о каких демонопоклонниках истощённый эльф думать в этот момент не мог. Позабыв обо всём, постоянно держась за стену, он потопал сам не зная куда, то и дело пошатываясь как пьяница.

Удивительно, но ноги будто сами вывели его к гостинице. Там его заметил варвар Брук.

— Боги, тебя что, дракон прожевал и выплюнул⁈

Взвалив измождённого эльфа на плечо, варвар притащил его в комнату, и аккуратно опустил на лежак.

— Сидмон! — воскликнул друид Ансгар. — Неужто ты столкнулся с культистами⁈

Зверолов промычал что-то нечленораздельное и уткнулся носом в подушку.

— Великая матерь! — взвизгнула Хильда Полудевственница. — Должно быть, он пережил тяжёлый бой! А может, даже долгие пытки.

Соратники забрасывали Сидмона вопросами, но у него не было сил отвечать. Жрица Хильда и друид Ансгар захлопотали вокруг с исцеляющими заклятьями. Задумчиво молчала Лабдорис.

Но, несмотря на всеобщую обеспокоенность, Рамми Лисий Хвост вдруг рассмеялась в голос.

— Он не бой пережил! — сказала она в ответ на недоумённые взгляды. — Он просто слабак! Выдохся раньше срока… Эх, до чего же вы, лесные эльфы, хлюпики! Видно, придётся мне выходить на постельную охоту за культом! Так и быть, сделаю это!