— Ты опоздал, курсант, — Стас сказал это сдержанно, но в его глазах горели маленькие огоньки ненависти.
Я не ответил. Посмотрел на него, потом на шеренгу курсантов-дворян. Большинство из них были щеглами восемнадцати-девятнадцати лет. Но встречались парни и постарше. Все с интересом уставились на меня и офицера.
— При всем уважении, — решил я не подрывать авторитет Стаса при всех. В конце концов, от того, как он будет себя вести и того, как будут воспринимать его курсанты, может зависеть их жизнь, — но я не опоздал. — Я указал на свои часы, — сейчас без пяти семь.
Он не ответил. Только бросил взгляд на свои часы. Потом нахмурился еще сильнее.
— Прошу вас назвать свое имя, курсант.
— Роман Селихов.
— Прошу вас, — отступил Стас, — встать в строй, курсант Селихов. Мы начнем через несколько минут.
Вяло, но по уставу, я отдал честь. Прошел в самое начало выстроенной по росту шеренги. Высокий, немного ниже меня кадет тут же зацепился за меня взглядом, посмотрел прямо в глаза.
Поджарый, но широкоплечий, он смотрел уверенно. У него было узкое, острокостное лицо, нос с горбинкой и хищные, словно у птицы, глаза. Смуглая кожа выдавала в нем восточное происхождение. Скорее всего, парень, примерно мой одногодка, был метисом. Из-под широкой фуражки виднелись коротко стриженные, подернутые сединой, темные волосы. Он, к тому же был постоянным пользователем магии.
— Подвинься. Ч встану, — холодно сказал я, глядя ему в глаза.
Тот не отреагировал, сжал тонкие губы, нахмурил черные брови. Курсант, что стоял за ним, высокий парень с полноватым лицом, тут же сдвинулся, дал ему место встать. Чернобровый даже не пошевелился.
Какой спесивый мальчишка. Не хочет уступать. Ох уж эти молодые дворяне. И ирония ситуации в том, что им тоже уступать нельзя. Мой авторитет в армии должен быть непоколебим. Правда, для этого, придется показывать щеглам, кто тут главный.
Не сказав больше ни слова, я решительно шагнул вперед, растолкал курсантов широкими плечами. Тот, что стоял передо мной, покорно пропустил. Чернобрового пришлось отпихнуть.
— Эй, что ты себе позволяешь? — возмущенно выдохнул он.
— Не стой как столб, — я бросил на него жесткий взгляд. Он прищурился, хотел что-то ответить.
— Порядок в строю! — крикнул Стас. Только сейчас я разглядел его капитанские погоны. Странно, что он возится с новобранцами, а не водит группы в поля. Неужто попался на каких-то скверных делишках, и его поставили нянькой в качестве наказания? — Начнем через…
Он не закончил, потому что дверь в корпус распахнулась. В проеме стоял адъютант. Он взглянул на Стаса, отдал честь.
— Капитан Палицкий, — громко начал унтер, — полковник ждет вас к себе. С отчетом. Приказал предоставить накладные по снабжению полка за последние семь месяцев. Будьте добры к нему через пятнадцать минут. Ревизия начинается.
— А! проклятье… — вполголоса проговорил он, решив, что курсанты не услышат, — хорошо. Передайте, что буду. И пришлите кого-нибудь последить за этими, — он кивнул на нас. — Внимание! Мне нужен помощник. Накладные перетащить. Там целая коробка. Сам я не в лучшей форме, — он показал перебинтованную руку.
— Я готов, — вышел я из строя. Мне нужно было перекинуться с капитаном парой слов. Расставить точки после случившегося у нотариуса. Причем так, чтобы это ускользнуло от ушей остальных курсантов. А сейчас выдалась отличная возможность.
— Я! — неожиданно следом шагнул чернобровый. Мы неприязненно переглянулись.
Капитан уставился на нас. Несколько мгновений молчал. Потом кивнул, неприятным тоном проговорил:
— Селихов. Давай за мной. Остальным, — он повысил голос, — ждать дальнейших распоряжений. Вольно. Разойдись.
Капитан прохромал к выходу. Чувствуя на спине агрессивный взгляд Чернобрового, я энергично прошел следом.
— Хочешь обсудить нашу дуэль? — скрипуче проговорил капитан, когда мы направились через плац к зданию интендантской службы.
— Хочу. Надеюсь, ты не развалишься, до ее начала.
— В армии дуэли запрещены, — он говорил тихо, — легко можно попасть под трибунал.
— И офицеров, — я шел рядом, не смотрел на него, — обычно это не останавливает.
— Ты прав. Погоди немного, — капитан остановился, помассировал колено, — ох и хорошо ж меня отделала та дрянь. Лечусь магией, а кости все равно ноют.
Я не ответил, просто ждал, пока он закончит.
— Ладно, — выдохнул капитан, — как только поправлюсь, завершим все за Ограждением. Я поспособствую этому. Никто ничего не поймет.
— Отлично, — сказал я холодно, — взамен, я не стану подрывать твой авторитет перед солдатами. Считай это моим одолжением.
При этих словах капитан злобно зыркнул на меня. На его лице зашевелились желваки.
— А насчет этих твоих штук, — понизил он голос, и оттого стал звучать еще противнее, — лучше не пользуйся одержимостями на территории части. Я видел, как ты ими орудуешь. Черт знает, что это за сила, но если увидят офицеры, тебя тут же сцапает военная полиция. И отправит яйцеголовым ученым, которые быстро разберутся, что тут к чему.
— Это угроза? — безэмоционально проговорил я.
— Не-е-е-ет, — наигранно протянул капитан, — конечно нет. Добрый совет.
— Не узнают, — я сдвинул брови, мы переглянулись, — если им никто не скажет. А если скажет, то очень пожалеет.
— Это угроза? — скрипнул капитан.
— Нет. Добрый совет.
Он не ответил, только засопел.
— Когда поможешь мне с накладными, не шляйся по территории. Иди обратно в корпус. Почему-то, у меня такое чувство, что ты обязательно попадешь в какую-нибудь передрягу.
Обратно в корпус я, конечно не направился. Пошел к Ограждению, которое серо-стальной стеной высилась поодаль от корпусов снабжения.
В гарнизоне царило оживление. Офицеры, с очень напряженными лицами ходили туда-сюда. Унтера, чуть ли не бегом носились всюду со срочными донесениями, заданиями, поручениями, и всем прочим, чем начальство может загрузить подчиненных.
Все спешили, суетились и бегали. И только простым солдатам, казалось, вся эта суета была по нраву. Вон там, у конюшни, расслабленно болтали рядовые из роты снабжения. Часовой, у барбета Ограждения, совсем не по уставу, поставив автомат к стене, (но так, чтобы его можно было легко вскинуть обратно), прислонился к ней и лениво курил.
Простолюдинам сегодня было вольно. Озадаченные приездом Великого Князя офицеры, попросту о них забыли. Представляю, какой вой поднимется, если князь обратит на это внимание. Однако, это был благодатный момент для того, чтобы я мог совершить задуманное. А задумал я подняться на стену, и всего-навсего посмотреть на то, как выглядит Поле. Если я окину его ифритным зрением, уже смогу составить некоторое впечатление.
Хотя то обстоятельство, что курсант шляется по Ограждению, явно вызывает вопросы. Но тут, в случае чего, я смогу прикинуться дурачком и сказать, что заблудился.
— Простите, господин, но не пущу. Можете меня хоть, прямо тут поджарить, а приказ не нарушу.
— У меня поручение от капитана Палицкого для старшего офицера артиллерийского расчета, — солгал я первое, что пришло в голову, — срочное.
— Помилуйте, великодушно, — солдат-простолюдин в чине ефрейтора, решительно помотал головой. Он охранял вход на широкую железную лестницу, которая бежала вверх, к боевому ходу Ограждения, — но без прямого приказа начальника караула не могу вас пропустить. Простите.
— Ладно, — задумался я, тронул подбородок, — начальник твой, наверняка бегает где-то по случаю проверки.
— Так точно, господни.
— Хорошо, — вернусь с разрешением, — снова солгал я, для пущей правдоподобности и пошел обратно, вдоль стены.
У толстого и округлого барбета, на котором высилась та самая башня от линкора, разместилось несколько лифтов: массивный грузовой, для боеприпасов и поменьше, для личного состава. У подъемника, лениво покуривая, стоял часовой.
— Здравия желаю, — приблизился к нему я.
Мужик встрепенулся, чуть не выронил автомат, но все же прижал его к груди.
— Здравия желаю, господин, — взглянул он испуганными глазами, потом опомнился, плюнул измятую папиросу.
— Мне нужно наверх, — я нагло и буднично пошел к лифту, — важное донесение от интенданта, капитана Палицкого, офицеру-командиру расчета. Это не требует отлагательств.
— Простите господин, — солдат неуверенно преградил мне дорогу, — но я не могу вас пропустить без личного разрешения…
— Солдат, этот курсант со мной. Пропусти его.
Знакомый женский голос прозвучал за моей спиной. Я обернулся, с улыбкой посмотрел на Валю.
Девушка, облаченная в зеленую гимнастерку из тонкой шерсти, перепоясанную на стройной талии коричневой кожи ремнем, стояла передо мной. Еще на ней были тонкие, обтягивающие шикарные ножки, полевые брюки из той же шерсти, ботинки и короткая кожаная куртка. Валя строго смотрела на солдата.
Ее черные волосы были перехвачены на затылке хвостом. Часть непослушных прядей все же осталась на свободе и прикрывала красивое лицо.
— Слушаюсь, госпожа взводная, — вытянулся он по струнке, — виноват, госпожа взводная.
— Курсант-чистельщик осваивается в гарнизоне, — девушка перевела на меня холодный взгляд, и он тут же потеплел, — и у него донесение для командира расчета, — изменившимся, помечавшим голосом, повторила она мою ложь.
В ответ я улыбнулся, едва заметно кивнул.
— Зря сменила красное на хаки, — улыбнулся я, когда лифт с металлическим грохотом оторвался от земли и поехал вверх, — тебе шел этот цвет.
— Мне тоже нравилось, — без улыбки проговорила девушка, — но мои платья из синтетики. Для Поля такая одежда не годится. А шелковое ты мне испортил. Да и холодно в нем.
— Ты ходила прямо так на вылазки? — засмеялся я.
— Да, — она нахмурилась, — а у тебя тоже с этим проблемы?
— Нет проблем. Просто нахожу это странным: выполнять боевую задачу в таком непрактичном виде.
— Хоть я и солдат, — вздохнула Валя, — иногда мне хочется почувствовать, что я еще и женщина.
— Во время выполнения боевого задания? Не лучшее время.
— На других мероприятиях, — девушка немного грустно посмотрела на меня, — я не бываю.
Лифт поднялся, громко щелкнул, поравнявшись с будкой входа на Ограждение. Мы сошли, рядовые отдали нам честь. Мы ответили.
— Чего ты тут забыл то, если не секрет? — посмотрела на меня девушка, пока мы пересекали боевой ход Ограждения. Он был довольно широким, и на это требовалось время, — ты загадка для меня, -— продолжала она. -— Я вижу, что у тебя какие-то свои цели. И… кажется, очень понимаю. Когда сильно горишь чем-то, легко распознаешь того, кто горит столь же сильно. А ты горишь. И все эти твои способности…
— Пока что, — уклончиво начал я, — хочу лишь взглянуть на Поле. И только.
— Хм, — задумалась девушка, — а я, наконец, иду завтра в рейд. Меня пускают на Поле, Рома. Перед тем как спуститься, хочу еще раз посмотреть на него с высоты птичьего полета.
— Не думал я, — я улыбнулся, — что ты такая сентиментальная.
— Скорее, — девушка замялась, опустила глаза. Ее белокожее лицо тронул румянец, — благодарная. Если бы не ты, я бы так и осталась в той арене. Не лучший я выбрала способ, чтобы заработать на взятку офицеру-распределителю и добиться наконец, чтобы меня пустили в рейд…
Я не ответил, потому что мы достигли дальнего края Ограждения и передо мной раскинулось Кубанское Аномальное Поле. Огромное, оно простиралось на десятки километров. Примерно посередине, пространство аномалии пересекала река Кубань.
Серо-голубоватая на входе и выходе, внутри Поля она приобрела зеленый оттенок. За ней виднелось обширное черное пятно, напоминающее выгоревший участок леса. Поле было “изуродованным”. Измененные уродливые деревья, по-осеннему голые, росли всюду вокруг. Бугристые от бомбовых воронок сельскохозяйственные поля, простирались справа. Полуразрушенные здания, предприятия, поместья, виднелись тут и там. Остовы бронетехники ржавой россыпью лежали внизу. Странным было, что за столько лет, они не ушли под землю, а ржавели на просторах аномалии.
Я видел, как вдалеке, вышагивала огромная одержимость. Целое, красного кирпича здание, гулко шагало по тянущейся к реке дороге. Оно с хрустом пересекло лесополосу, затополо по полю, перешагивая окопы.
Здесь были и другие одержимости. Они сновали туда-сюда. Большие, малые, средние, совсем крохотные. Все эти ифриты обитали тут, как у себя дома. И, словно бы построили собственную экосистему.
— Скорее всего, так и есть, — проговорил я вслух.
— Что? — удивленно посмотрела на меня Валя.
— Тихо, — задумчиво сказал я, включил ифритное зрение и сощурился от света ифритов, что ударил в глаза.
Вся палитра разнообразных цветов ярко пылала вокруг. Пылало все поле. Ифриты, совершенно разные, жили везде. Почти в каждом предмете: камне, дереве, траве. Многие из них двигались. Это были одержимости. Я видел, как они живут. Одни медленно впитывают чистое (!) эфирное излучение самого поля, другие, хищные, охотятся на первых, чтобы получить эфир быстро и большой порцией.
Воздух прямо-таки колебался от магии, что вырабатывали все эти ифриты так же, как люди выдыхают углекислый газ.
— Я никогда такого не видел, — не смог скрыть я удивления, — ни в одной параллели, что мне попадалась.
— Что? О чем ты? — недоуменно проговорила Валя, но я пропустил ее вопрос мимо ушей. Я смотрел на Поле.
Все вокруг тут было пропитано чистым эфиром. Он был настолько концентрированным, что в ифритном зрении виделся мне, словно равномерная прозрачная розовая дымка, потянувшая все над землей.
Любая человеческая эмоция состоит из двух компонентов: сентенции и эфира. Сентенция — та информационная часть, которую вкладывает человек в эмоцию. Например, страх. Человек испытывает страх, его тело работает соответственно, и транслирует в мир эмоцию. И именно само желание избежать опасности, спастись, и есть сентенция.
А эфир — это основа энергетический “пузырь” который несет в себе эту сентенцию. Именно им питаются ифриты, из него черпают силу и растут. Его перерабатывают в магическую энергию. А сентенция, информационная часть, придает ифритам особенные свойства.
Так вот. Всюду тут царил избыток эфира, в котором были лишь чуть-чуть разбавлена сентенция. Именно поэтому так много одержимых вещей. Ифриты просто жиреют при таком положении дел. Проклятье… Как? Как люди этого мира умудрились создать такие условия? Наверняка не намеренно. Но я должен знать, что тут произошло. Страшно было даже подумать, чем обернутся поля для человечества, когда Пожиратель вторгнется в Параллель.
— А что, — я показал вдаль, но черное пятно, что развернулось за рекой, — вон там?
— Черное? — Саш сложила ладонь козырьком, — это место попадания. Там упала бомба.
— Какая бомба? — нахмурился я, — расскажи подробнее.
— Внимание! — заорал кто-то, — р-о-о-о-о-о-вняйся! Смирно!
Мы с Валей обернулись. Я видел, как все солдаты, что были на этом участке стены, побросали свои дела и вытянулись по струнке.
— Равнение направо! — орал высокий офицер, в парадной форме и при аксельбантах, появившийся у лифта, — Его Величество Великий Князь Иван Михайлович Палеолог и дочь его, Ее Высочество Светлана Ивановна, прибывают.
— Дочь? — Валя приподняла бровь, — а дочь то он свою, зачем притащил?
— Да ладно, — я пожал плечами, — стоим смирно. Пусть топает по своим… — недоговорил я, потому что последний раз метнул на Поле взгляд. Замер.
Та самая одержимость-здание, что шагала по полю, замерла. Положило свое пузо-фундамент на зеленый ковер трав. Но мое внимание привлекла не она. Сверху, на небольшой овальной башенке, над плоской крышей я увидел человека…
Маленькая фигурка вытянулась на полукруглом куполе башни. Она замерла и мерцала ифритом внутри. Если раньше его свет сливался с остальными, то теперь его можно было выделить.
Ярко-желтый с красными вкраплениями, это был ифрит божественного. Конкретнее с такого расстояния понять я не мог.
— Ифритор, — прозвучал тихий шепот, словно шелест ветра.
— Что? Что за звук? — недоуменно проговорила Валя.
— Пожалуйста, проходите, — раздался за спиной энергичный мужской голос, какого-то высокого офицера, — Ваше Величество, проходите. Аккуратнее, Ваше Высочество, моя госпожа, тут щель, не провалитесь.
Высокородные входили на стену.
— Ифритор… я ждала тебя… — голос повторился.
Я не ответил ему, только смотрел вдаль. Внезапно фигурка подняла руку, вытянула ее над головой. “Море” эфира, как по команде, будто бы всколыхнулось, пошло волнами.
— Валя — шепнул я.
— Что? Тихо! Если увидят, что ты не по уставу стоишь, у нас будут проблемы, — тихо зашипела девушка.
— У нас будут проблемы, — сжал я зубы, открыл в часах портал.
Море эфира заволновалось. Скачкообразным образом выросло, расширилось до самой стены. Выплеснулось вверх. Я увидел, как все Ограждение наполнилось ифритами. Увидел, как эфир выплеснулся над стеной, задел длинные стволы линкорской башни, и тут же опустился до прежнего уровня.
Внутри башни тотчас же образовался ифрит. Большой и сильный, он мгновенно втянул в себя все ифриты, что были в ней до этого. Отожрался, вырос. Ифрит Сильной Жажды Чинить Разрушения, объял всю башню изнутри.
Затрещал металл. Броня стала деформироваться, заклепки отскакивать. Три большие пушки, внезапно зашевелились, начали извиваться, как шеи дракона. На их концах открылись зубастые пасти. Кто-то закричал, начался переполох.— Что? Что такое?! — крикнула Валя.
— Одержимость... — проговорил я, извлекая из портала в часах свой ифритовый плащ.