Повесть о Дросилле и Харикле

ТАК РАСПЕВАЛ я, точно соловей весной,

И вот увидел наконец я девушку;

И, не успел я ей и слова вымолвить,

Она мне: — Здравствуй, в сновиденьях суженый!

⁵ Эрот, явившись предо мною вечером,

Меня с тобою браком сочетал, Клеандр,

Твоей любовью и слезами тронутый.

Клеандр, подумай, я прошу, подумай ты,

Как бы теперь нам избежать опасностей.

¹⁰ Не страшны мне ни море, ни огонь, ни меч,

Когда с Клеандром буду неразлучна я:

Кто связанных Эротом разлучить бы смел?

Слова услышав эти от нее, Харикл,

Вскричал я: — Каллигона, счастье ты мое!

¹⁵ Иди, иди скорее! В гавань ближнюю!

С тобою вместе поплывем мы с Лесбоса,

Эрота волю исполняя властного.

И так поспешно с ней мы на корабль взошли

(Но хочет медлить ведь Эрот неистовый)

²⁰ И пять спокойно дней мы плыли по морю,

Как вдруг, уж на закате солнца ясного

Поднялся ветер кораблекрушительный;

Идти заставил нас он к Барзе-городу,

Причалить там и бросить якорь в гавани:

²⁵ Едва спаслися мы от бури натиска.

Случилось так, что дикие парфяне там

Жестоко разоряли все окрестности:

Они ведь часто грабят, нападая вдруг,

Барзитов беззаботных безнаказанно.

³⁰ И мы, едва пучины избежавшие,

Все вместе тут же сразу были схвачены —

Клеандр и Каллигона и все спутники,

А наше судно подожгли разбойники.

Но Каллигона все же, в миртах спрятавшись,

³⁵ (Росли густые там кусты у пристани)

Не пострадала от парфян насилия.

А я, о боги, от нее оторванный,

С тех пор до утра нынешнего здесь томлюсь,

В темницу брошен, света дня лишенную,

⁴⁰ Двойным несчастьем тягостным поверженный:

Лишен теперь ведь девы Каллигоны я

И стал добычей недругов свирепейших.

Но ты, как обещал мне, расскажи, Харикл,

Твоей плачевной жизни злоключения.

⁴⁵ — Велишь, по правде, повесть многотрудную,

Клеандр, поведать о моих мучениях, —

Харикл промолвил начиная свой рассказ,-

Но, потому, что сердце утешается

Рассказом о сердечных испытаниях,

⁵⁰ Послушай: все узнаешь от меня, Клеандр.

Мне мать была Кристалла, Фратор — мой отец,

И оба знатны родом, Фтия — родина.

От самых малых лет, как полагается,

Воспитывался я по-благородному,

⁵⁵ С ровесниками забавляясь весело:

Скача верхом, играя, как все мальчики,

Травил я зайцев, ловко правил лошадью,

С друзьями упражняясь родовитыми.

Но все еще не знал любовной страсти я,

⁶⁰ Пока не разукрасил щек моих пушок.

Но вот настало Диониса празднество,

И к алтарю мы радостно направились,

Какой вблизи от Фтии возвышается,

Из мрамора построен самоцветного.

⁶⁵ А в этой бога самого обители

Цветет извечно, как весною, дерево,

В листве густой плодами отягченное;

И речка Мелирроя протекает там

Прекрасная, с водою упоительной;

⁷⁰ Но волопасы, там коров пасущие,

Зовут обычно эту реку сладкую

Не Мелирроей вовсе, а Кормилицей[14]

За то, что тихо вьется в берегах она.

Она не снегом талым порождается

⁷⁵ И в половодье бурно не стремится с гор,

Поля опустошая наводнением;

Средь рек во Фтии лишь она единственно

Течет спокойно, образуя заводи.

И пастырь каждый, да и земледельцы все

⁸⁰ Живут благополучно у воды ее.

Роса стекает из небес сладчайшая

И порождает струи вод спокойные.

На берегу платана золотистый ствол

Растет, листвою золотой украшенный;

⁸⁵ И даже Ксерксов, всюду прославляемый,

Платан не может с ним идти в сравнение:[15]

Его вершина до эфира тянется,

А тень от листьев осеняет землю всю,

Что Мелирроей тихой орошается.

⁹⁰ Из-под корней платана бьет ключом родник

И дополняет прелесть этой местности;

Пасутся на цветущем там лугу стада

И до отвала кормом насыщаются,

А Мелирроя жажду утоляет им:

⁹⁵ Все козы пьют там воду прямо допьяна

И скачут, блея, по зеленым пастбищам.

Смотритель храма, волей бога избранный,

Стоит на страже неусыпно, бдительно

Храня платан священный, чтобы путники

¹⁰⁰ Дерзать не смели близко подходить к нему.

И вот сошлися все из Фтии жители

Туда на бога Диониса празднестго —

Мужи и жены, девушки и юноши

И с ними дети — мальчики и девочки.

¹⁰⁵ Пришел и я, конечно, до тех пор еще

Любовною стрелою не пораненный.

О, если бы из Фтии не пошел тогда

Я вместе с юношами благородными!

Со всем народом идя, мы приблизились

¹¹⁰ Ко сторожу платана и святилища

И, возложив дары, мы все уселись там,

Откуда видеть можно было властную,

Губительную сердцу прелесть девичью.

Привык, как видно, ведь Эрот неистовый,

¹¹⁵ Младенец древний, старше даже Кроноса,

Как через створки двери проникать в глаза,

Воспламенять утробу, сердце распалять

И мучить прямо до смерти влюбленного.

И вот, усевшись под самим платаном, я

¹²⁰ Среди своих, любезных мне, ровесников

Стал угощаться яствами отборными,

Не ведая, что для меня, несчастного,

Вся эта паша радость и веселие

Внезапно обратится в горьких слез ручей.

¹²⁵ Однако же с друзьями веселились мы:

Ведь сердце наше в радости не ведает,

Какие беды угрожают в будущем.

И все я слушал шутки их любовные,

И первым делом песенки игривые.

¹³⁰ Особенно один из нас, пирующих

Такие ловко отпускал там шуточки,

Смеясь над девушками пробегавшими

И над толпою женщин взрослых пестрою,

Оттуда и отсюда проходившею.

¹³⁵ «Вчера, горя от жажды, я хлебнул воды

(Идти случилось мне тогда по улице)

И всласть напился ею, словно нектаром.

Вчерашнее припомни: напоила ты!

Но тут крылатый и неустрашимый бог,

¹⁴⁰ Эрот, стрелой из лука всех сражающий,

Скользнул мне в кубок, обернувшись мошкою

Глотнул я, бедный, и забилось тотчас же

Щекоткой крыльев сердце раздраженное,

И с той поры (о горе, о мучение!)

¹⁴⁵ Меня он щиплет и кусает: тяжко мне.[16]

Но все-таки смягчился наконец Эрот,

Владыка смертных, жалости не знающий.

Ведет меня к тебе он, ведь одна лишь ты

Укус и раны исцелишь сердечные,

¹⁵⁰ Ведет меня к тебе он: обними меня,

И нечего бояться, обними скорей!»

Тут и другой, не медля, начал вслед за ним:

«О горе! Деву, что на плясках Вакховых

Блистала раньше красотой небесною,

¹⁵⁵ Не уступая и Лаиде прелестью,[17]

Недуг терзает тяжкий. О проклятие!

Смотрите: вся в морщинах кожа нежная.

О ужас, ужас! Где вы, силы прежние?

Да проходи ж ты, слабость ненавистная!

¹⁶⁰ Не только тело пропадает женское,

Но и толпа с ним вместе всех поклонников!»[18]

Затем другой поведал то, что видел он:

«Глаз не поднимешь, милая, на милого,

Когда проходит мимо твой возлюбленный,

¹⁶⁵ А закрываешь ты себе лицо и грудь,

И поясок свой подобрать стараешься,

И на земле узоры всё какие-то

Своею ты выводишь нежной ножкою.

Стыда всё это знаки, но к чему они?

¹⁷⁰ Чужда Эроту робость, и Киприде стыд.

Но если так стыдливость почитаешь ты,

Ты хоть кивни и этим осчастливь меня».[19]

Тогда другой воскликнул громким голосом:

«О, как седой я благодарен старости

¹⁷⁵ За мудрые решенья и за правый суд!

Киприде, вижу, ведь она помощница:

Заносчивых красавиц не щадит она.[20]

Та, что кичилась красотою локонов,

Теперь на косы смотрит поредевшие,

¹⁸⁰ На седину бывало золотых волос.

Та, что надменно поднимала брови вверх,

Былую прелесть уж теперь утратила:

Соски крутые, деву украшавшие,

Обвисли дрябло: опустило время их.

¹⁸⁵ И шамкаешь, увы, ты по-старушечьи.

А как иссохли губы, прежде сочные!

Бровей не стало, всем ты отвратительна,

Навек свое утратив обаяние.

Тебе что делать? Начинай-ка сводничать.

¹⁹⁰ Меня гнала ты, сгинь же ты, несчастная.

Ты презирала, презираю я тебя.

Томила, помнишь? Потомись же до смерти.

Больна? Болел я. Страждешь? Страждал ведь и я.

Тебе наукой — муки, по пословице.

¹⁹⁵ Так научи-ка всех ты остальных девиц

Скорей склоняться на мольбы любовников».

— О мой Харикл любезный, насмешил меня

Веселыми своими ты рассказами! —

Клеандр воскликнул, — ах, несчастья грозные!

²⁰⁰ Но ты и сам, я вижу, улыбаешься,

Хотя в начале своего рассказа ты

Сказал, что не способен говорить без слез.

Харикл на это: — Но не всё я передал,

О чем мои болтали сотрапезники.

²⁰⁵ — Дросиллы ради, продолжай! — сказал Клеандр.

— Ну так послушай остальные россказни.

«Влюбилась, как я слышал, в андрогина ты,

Менада[21], дура, вековуша жалкая.

Не опасайся брюха: не зачать тебе,

²¹⁰ Хотя б и сотня мужиков с тобой спала,

Хотя б тебе с Гераклом привелось лежать,

Хотя б с Приапом,[22] баснословным блудником.

Бездетной ты, когда-то многодетная,

Бездетной будешь: ведь зовет тебя Плутон.

²¹⁵ Дурить довольно, отправляйся в плаванье».

И тут же на другую он обрушился:

«Нет, как же врут нам древние сказания!

Три, говорят, Хариты, а в твоем одном

Глазу, девица, их блистают тысячи.[23]

²²⁰ Ай, ай! Испепеляешь жаром страсти ты

Меня, и жжешь ты сердце мне и грудь мою.

И этим, дрянь ты, платишь за мою любовь?

Киприды бойся и не подымай бровей!

Ты будь любезна и мила с поклонником.

²²⁵ Девиц угрозы, даже жесточайшие,

Киприды часто верные предвестники,

А все твои уловки, или хитрости,

Да и молчанье — знаки новых радостей.

А что неумолимой представляешься,

²³⁰ То признак самый лучший. Здравствуй, милая!

Как сладко было б мне поговорить с тобой!

Твое же отвращенье непреклонное

Ведь даже камни привело б в отчаянье.

Так что ж мне делать? О стрелец Эрот, лечи

²³⁵ Тобой самим мне рану нанесенную!

Морей пучины я переплыву к тебе;

Я сквозь огонь проникну, чтоб достичь тебя,

Мигни мне светлым оком — одолею все.

Меня не мучай, не пытай (напрасный труд),

²⁴⁰ В сетей Эрота петли не запутывай».

Он кончил, и сейчас же и другие вслед

Наперебой пустились все рассказывать:

«Глаза ты опускаешь, страсти полные,

И вовсе пожелтели щеки бледные:

²⁴⁵ Как видно, даже спа пе знаешь ты теперь.

Коль ты ночами непрерывно борешься,

О, как удачлив и блажен и счастлив тот,

Кого сжимаешь ты в своих объятиях!

Но если печень жжет тебе огнем Эрот,

²⁵⁰ То пусть бы лучше пламенела ты ко мне.[24]

Ты, Ахиллес мой, посмотри на Телефа,[25]

О, излечи мне печень, что поранила,

Иль как угодно истязай и мучь меня,

Но печень, да и сердце ты оставь мое».[26]

²⁵⁵ Когда всем этим забавлялись юноши,

Один поднялся тут из наших сверстников —

Барбитион, владевший чудным голосом,

Невдалеке сидевший, и сказал он так:

— Друзей приятно встретить неожиданно.

²⁶⁰ И вот, взяв в руки лиру, он немедленно

Слегка потрогал струны и, настроив в лад,

Любовную прекрасно спел он песенку.

«Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!

Пеннорожденной Киприды презрела законы Родопа

²⁶⁵ И предпочла с Артемидой в течение круглого года

Жить и с собаками вместе верхом за оленями гнаться

С луком тугим и колчаном на гор забираясь вершины.

Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!

По возмутилась Киприда и тотчас направила сына

²⁷⁰ С луком его за плечами смирить непокорную деву.

Метко стрелою сразила в нагорье оленя Родопа,

Сын же Киприды нацелил свой лук роковой на Родопу

Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!

Тщетно Родопа гордилась: стрела у Эрота быстрее.

²⁷⁵ Плечи олень тяготил ей, и в чащу она убежала;

Ведь у Родопы и сердце и грудь истомились от боли:

Гибельной, страшной стрелою Эрот глубоко ее ранил.

Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!

Тяжко от боли стонала, любовной снедаема страстью:

²⁸⁰ Во Евтиника влюбилась, но сам он был тоже поранен

Мальчик крылатый стрелою зажег их взаимной любовью

Глаз оторвать они были не в силах, смотря друг на друга.

Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!

Так и окончилось дело, и оба они полюбили:

²⁸⁵ Девственность вздорную бросить заставил Эрот неизбежный.

О, покорись ты Киприде: смотри, как она непреклонна,

И не качай головою, мои отвергая моленья.

Дева Мирто, полюби ты, красавица, Барбитиона!»[27]

— Барбитион, ты песней распотешил нас, —

²⁹⁰ Вскричали все мы, но теперь, пожалуйста,

С друзьями вместе угощайся яствами.

Охотно вдоволь насладившись пиршеством,

Вдругорядь струны лиры он настроил в лад

И, локтем правым опершися на землю

²⁹⁵ (Рукою левой ударял по струнам он),

Запел такую сладостную песенку:

«Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный.

Девой прелестной когда-то была чаровница Сиринга,

Души влекущей, прекрасной, цветущею, сереброногой.

³⁰⁰ Глянул, и с бьющимся сердцем бежать за ней Пан припустился.

Резво она побежала, но он догонять ее начал.

Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный.

В гуще лугов тростниковых задумала скрыться Сиринга,

И приняла в свое лоно земля ее гостеприимно.

³⁰⁵ Пан же пришел в исступленье: Сирингу утративши деву,

Начал хвататься за листья и все тростники разрывать он.

Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный.

Воском слепляя тростинки, касался их нежно губами,

А поцелуев дыханье в стволы проникало тростинок,

³¹⁰ И сладкозвучная песня смягчала любовные муки.

Ты же влюбленного презришь и страстью ко мне не пылаешь.

Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный.

Как я терзаюсь несчастный! Зачем ты влюбленного гонишь?

О, коль моим тростником ты была бы, иль лавром зеленым,

³¹⁵ Иль кипарисом тенистым ты б сделалась высокоглавым,

Нимфою, раненной Фебом и с ним не желавшею брака!

Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный.

Так я, себе на утеху сердечную боль унимая,

На оживленных тростинках все время наигрывал песни

³²⁰ Или, венок надевая, огонь заливал своей страсти:

Все ведь опа донимала и грудь мою мучила тяжко.

Кто видел ту, что люблю я? Скажи ты мне, друг мой любезный».[28]

Окончив песню, с места своего он встал,

Сказав: «Пойдем, посмотрим-ка на девушек,

³²⁵ Которые тут пляшут, взявшись за руки,

И хороводы водят, стройно двигаясь».

Сказал, и вся сейчас же молодежь за ним,

И первым делом с ними встал и я — Харикл,

Твой друг и соучастник бедствий нынешних.

³³⁰ А что тогда я чувствовал, по-твоему,

Клеандр мой милый, по тюрьме товарищ мой,

Наслушавшись любовных этих повестей?

Бежал я, обгоняя всех своих друзей,

Стараясь место получить удобное,

³³⁵ Чтоб лучше видеть в хороводе девушек.

Луцу узрел я, сшедшую на землю там,

Весь круг светил небесных возглавлявшую.

Такой была Дросилла меж других подруг.

И вот, заботы вспомнив и страдания,

³⁴⁰ Которые влюбленных тяжко мучают, —

О, лучше бы, Дросилла, — я сказал себе, —

Перед Хариклом ты не появлялась здесь!

Но если волей бога Диониса так

Случилось нынче (что с тобой? Не плачь, Клеандр!),

³⁴⁵ Не отвергай же, девушка, влюбленного

Ты жениха Харикла, богом данного,

Который стерпит за тебя все бедствия,

Побег и даже плен твой перед свадьбою,

И, словом, все те ужасы, которые

³⁵⁰ Мне нитью роковою напрядет Судьба.

Вот так сказав безмолвно самому себе,

Обратно поспешил я в землю отчую

И, подошедши к Диониса статуе,

Я, распростершись перед ним, к ногам его

³⁵⁵ Припал, как бездыханный, и с такой мольбой:

— О Зевса сын, воспомнив о моих дарах

И о священных воскуреньях ладана,

Ты помоги с любовью незнакомому

Хариклу, мне с Дросиллой юной в брак вступить!

³⁶⁰ А если ты поможешь мне, влюбленному,

Тебя почту я жертвами богатыми.

Пришел тебя я ради, Дионис младой,

И вот за то стрелою ранен острою:

Все сердце мне снедает пламя жгучее!

³⁶⁵ Потушит лишь лобзанье, не вода его.

Так умоляя бога Диониса, я

Решил скорей похитить эту девушку,

Надеясь, что искусно это выполню

И ловко скроюсь от ее сопутников.

³⁷⁰ Ждут не дождутся ведь сердца влюбленные,

Когда наступит наконец счастливый день

Для наслажденья радостью желанною.

Итак, обдумав весь свой дерзкий замысел,

И то, что ловко, да и беспрепятственно

³⁷⁵ Один я не способен завершить его,

Коль девушка не будет заодно со мной,

Своей любви я тайпу открываю ей

И объясняю, как нам быть, что делать нам,

Чтоб выполнить успешно похищение.

³⁸⁰ Приняв подосланную мною женщину,

На все такое чрезвычайно ловкую,

Она, вздохнув печально, ей ответила,

Что за другого уж она просватана.

Тогда я к новой прибегаю хитрости:

³⁸⁵ Воспользовавшись помощью друзей своих,

Свою похитить попросту любимую.

Она ж и этот упредила замысел,

Любви сердечной дав мне доказательство,

Посредством раньше мною к пей подосланной

³⁹⁰ Открыв свое мне тайное влечение,

Как, лишь меня увидев, равной страстью вдруг

Она к Хариклу тоже была ранена,

И что в законный хочет брак со мной вступить.

Поэтому я точно назначаю час,

³⁹⁵ Когда прийти мне для беседы с девушкой.

Пришел, увидел, встретились мы радостно,

Словам моим внимала, я — ее словам,

Взаимно с ней мы обменялись клятвами,

И Дионис связал нас обещаньями,

⁴⁰⁰ Какие нерушимо мы клялись блюсти.

Когда ж к причалу мы пришли Драконову

(Так назывался он у местных жителей),

Куда с Дросиллой вместе убежали мы,

И плыть готовый там корабль увидели

⁴⁰⁵ С отпущенными на носу канатами,

То мы на нем, не медля, место заняли,

С попутным ветром отойдя от пристани

Под Диониса-бога покровительством:

Невесте к жениху он сам сопутствовал,

⁴¹⁰ Явившись ночью мне во сновидении,

Пока еще и слова не давал я ей.