Повесть о Дросилле и Харикле

ИТАК на корабле мы плыли по морю,

Спокойно рассекая волны тихие,

Вплоть до заката солнца на четвертый день.

Не отклоняясь никуда, мы шли вперед

⁵ На этом судне, о котором я сказал,

Когда шум весел услыхав, мы поняли,

Что догоняют нас суда разбойничьи.

Но в сумерках вечерних, все окутавших,

Когда ушло под землю солнце ясное,

¹⁰ Нельзя нам было распознать разбойников;

Они ж, стараясь разогнать ладьи свои,

Работали руками с напряжением

И налегли на весла всеми силами,

Чтоб их триеры побыстрей вперед неслись,

¹⁵ И по хребту морскому крепко били все,

Вовсю плечами голыми работая. '

А подойдя вплотную к судну нашему,

На нас они напали, обнажив мечи.

Но наши люди, моряки отважные,

²⁰ Хотя, в сравненье с мечниками дерзкими,

Отряд их был гораздо малочисленней,

Щитами ограждаясь от разбойников,

В морское смело бросились сражение:

Врагов валили и, хоть сами падали,

²⁵ С толпой пиратов бились безбоязненно

И, обагряя кровью море все кругом,

До самой ночи неотступно все дрались.

Но, наконец, из боя судно выведя,

И многих в битве потеряв убитыми,

³⁰ Они на берег вышли, обессилевши,

А все свои товары так и бросили.

И, своего лишившись предводителя,

Все разбежались по ущельям местных гор,

Ища спасенья в бегстве от разбойников.

³⁵ Пошел и я за ними, в битве раненный,

С моей Дросиллой вместе с корабля бежав.

Спешил я, торопился, влек я девушку

И за руки на кручи поднимал ее,

Пока мы места не нашли в густой тени,

⁴⁰ Где и уселись, спрятавшись за ветками.

Когда же утром, на восходе солнечном,

С горы взглянули, то внизу увидели,

Что дым и пламя кверху поднимаются,

И догадались сразу мы, что наш корабль

⁴⁵ На берег втащен, весь ограблен дочиста

И подожжен там дикими пиратами.

Потом, не зная, что же предпринять теперь,

Кругом мы осмотрелись и заметили

Как будто возвышенье укрепленное,

⁵⁰ Но как в тумане нам оно маячило.

И побежали к этому мы городу,

Но только поздно и с трудом пришли к нему,

Идя с восхода солнца вплоть до вечера.

И в нем нашли мы наконец убежище,

⁵⁵ Едва укрывшись от пиратов яростных.

Но и Хариклу, так же, как Клеандру, здесь

Парфянам в руки было суждено попасть,

И нам, на море избежав опасностей,

Пришлось вторично претерпеть мучения

⁶⁰ С моей, о боги, милою Дросиллою.

Когда ведь вышли жители из города,

Пошли мы тоже вместе с ними праздновать

Во славу Зевса день его рождения.

Но вот невесть откуда появились вдруг

⁶⁵ Жестокие парфяне. Окружают всех

И угоняют в плен к себе на родину,

И в этой вот темнице здесь теперь томят.

Такими занимаясь разговорами,

Своим делились горем оба юноши,

⁷⁰ Клеандр с Хариклом, дружески беседуя.

А между тем суровый варвар, вождь Кратил,

С Хрисиллою супругой утром рядом сев

И при себе имея сына Клиния,

Велел всех пленных, в кандалы закованных,

⁷⁵ Немедленно доставить из узилища.

Печальные предстали заключенные.

Забилось сердце у супруги варвара,

Хрисиллы: стоило лишь раз увидеть ей

Харикла, — пламень страсти охватил ее.

⁸⁰ Румян и нежен был он, золотистые,

Со стройных плеч спадая, вились волосы

До самых бедер по спине у юноши,

А руки украшали пальцы белые;

И звезд сиянье, на небе бесчисленных

⁸⁵ Лица он блеском затмевал прекрасного.

Смотря на пленных, приведенных, вождь парфян

Распределять их начал меж сатрапами,

Сказав: Примите вы, парфян начальники,

Дары Судьбою благосклонной данные.—

⁹⁰ Одним свободу он дарует полную,

Других в темницу вновь сажает мрачную,

В расчете выкуп взять за них от родичей,

Но многих обрекает на заклание,

Угодною считая иноземцев кровь

⁹⁵ Богам в награду за возврат на родину.

Харикла ж подарил он сыну Клинию

Не потому, что тот просил об этом сам

(Весь ум его был занят лишь Дросиллою,

Всех женщин красотою превзошедшею),

¹⁰⁰ Но что почетным этот был отцовский дар:

Превосходил он всех плененных узников,

Он был прекрасней всех прекрасных юношей.

Отдав свои приказы, с трона встал Кратил

И божествам принес он жертвы пышные.

¹⁰⁵ Жестокою однако в сердце раною

Сражен был Клиний, сын Кратила варвара:

Он сам пленен был девушкой плененною

И сам с собою так шептал тихонечко,

Своей неутолимой страстью мучимый:

¹¹⁰ — Ужасна страсть, но страсть к чужой возлюбленной

Вдвойне ужасна; если ж к юной девушке —

Тройная мука, а любить красавицу

Еще ужасней; если же просватана,

То сердце все сгорает в страсти пламенной.

¹¹⁵ Такой у нас нет силы, чтоб крылатого

Нам лучника избегнуть огненосного:

Меня на крыльях он догнал, огнем палит,

Вонзая метко стрелы прямо в сердце мне.

Твоих лобзаний мне и нектар сказочный

¹²⁰ Не слаще, иноземка белогрудая.

Лозою виноградной пышно зреешь ты,

Но кто же гроздья сладостные выдавит,

Кто нектаром упьется твоего вина,

Медовой негой сока благовонного?

¹²⁵ Лицо твое подобно луку, девушка,

Раба Хрисиллы-матери прелестная,

Нарциссу ты подобна белоснежному,

А щек твоих румянец — роза алая,

Глаза твои — фиалки темно-синие,

¹³⁰ Плющу подобно завилися локоны.

О, как зеницы глаз мне отвратить своих

От лицезренья дивной красоты твоей?

Я отвожу их, но глядят по-прежнему

И неотступно мне сопротивляются.

¹³⁵ Растеньями, железом, камнями Эрот

Повелевает, а не только смертными.

Железо явно ведь к магниту тянется,

Огнем любовной страсти распаленное,

Ему кивает и бежит стремительно,

¹⁴⁰ И, будто в поцелуе, с ним сливается,

Как милый с милой. О, любовь чудесная!

В связи любовной видим мы растения:

В земле и пальма не укореняется,

Коль рядом с нею пальмы нет возлюбленной.

¹⁴⁵ И море свадьбу Аретусы[29] ведало,

Когда влюбленный мощный к ней пошел жених,

Алфей и прокий, свой поток в пучине вод

Без остановки мча вперед стремительно.[30]

Услышь меня ты, дева непреклонная,

¹⁵⁰ Дай приобщиться несравненной прелести.

В такой тоске любовной К линий будучи,

Тут к пенью обратился после этих слов

И, пальцами своими тонкобелыми

Форминги тронув струны благозвучные,

¹⁵⁵ Такую песню начал нежным голосом:

— Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клинпя!

Эрота-сына встарь Киприда кликала

И в поисках кричала так по улицам:

— Коль кто на перекрестках иль тропиночках

¹⁶⁰ Мальчишку словит, пусть его ведет ко мне,

Не медля, и богатый дар получит он:

Киприда поцелуем наградит его.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

Так знай же, что вот этот лучник маленький —

¹⁶⁵ Негодный проходимец и беглец Эрот.

Поберегись его ты: он ведь насмерть бьет.

Послушай и привычки изучи его.

Коль на улыбку ты его засмотришься,

Вот тут ему и любо насмерть бить тебя.

¹⁷⁰ Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клинил!

Коль пойманный захочет он играть с тобой,

Стрелу сейчас же пустит. Берегись его!

А коль замыслит он поцеловать тебя,

Беги проворней: он зажжет, спалит огнем.

¹⁷⁵ Дитя, — но с луком, пламенем и крыльями;

А подлетает он всегда невидимо.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клинил!

Он колет, ранит, гонит и преследует,

С улыбкой смотрит, а по сердцу — лютый зверь;

¹⁸⁰ Смеется будто, но свирепо шутит он,

Играет луком метким поджигатель злой!

И кто найдет, поймает, обличит его,

Немедленно получит дар обещанный.[31]

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клинил!

¹⁸⁵ Афину пусть Палладу Зевсова глава

Вооруженной и премудрой девою

На свет явила, как гласит предание,

Тебя ж прекрасной сам живописал Эрот:

Персты во чрево матери твоей вложил,

¹⁹⁰ Твой лик украсив молоком и розами.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

Живописал тебя он безоружною:

Ни лука, ни меча он не дал острого,

Но как всегда готова на убийство ты!

¹⁹⁵ Что луки брови у тебя изогнуты,

Из глаз твоих несутся стрелы жгучие,

Которыми пронзаешь сердце мне насквозь.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

Как метко целит этот лук твой, девушка!

²⁰⁰ О, как силен удар твой! Знаю: я сражен.

Как нестерпимо мучит рана жгучая!

Как необычно это, как неведомо!

Стрела не убивает. Изумительно!

Но истощает, и навеки, силы мне.

²⁰⁵ Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

Но вот, ты видишь, дева, ночь спускается,

А мне еще далеко предстоит идти:

Иль стол и ложе раздели со мною ты,

Иль, коль не в силах, то тогда, прошу тебя,

²¹⁰ Зажги устами мне своими светочи:

Я знаю, как зажжешь ты, при желанье, их.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

И озари мне вечер наступающий,

И освети мне мрак, меня окутавший,

²¹⁵ И дай домой мне, о лампада яркая,

Дойти, не заблудившись, беспрепятственно!

Неистовым охвачен я безумием:

Не откажи в лекарстве мне целительном.

Каким огнем, Дросилла, жжешь ты Клиния!

²²⁰ Любовь увидя господина юного,

Харикл, скрывая правду, так сказал ему:

— Влюблен ты, господин мой Клиний, вижу я,

Влюблен в девицу ты, сестру родную мне,

Влюблен в Дросиллу, право, раскрасавицу.

²²⁵ Понятно: ведь и сам я, подневольный твой,

Харикл несчастный, иноземец, пленный раб,

Влюбился как-то в нежную красавицу,

С какой не мог и словом перемолвиться,

И при желанье (я ведь не встречался с ней,

²³⁰ Как ведь и ты с Дросиллой не видаешься),

Но сквозь калитку я увидел как-то раз,

Как над цветами и кустами роз опа,

Которую повсюду видел мысленно,

Слегка водою брызжет на базилики

²³⁵ И поливает розы благовонные,

И гиацинт, и лотос, и цветущих ряд

Нарциссов, лилий белых, красных крокусов,

И ароматных множество других цветов.

Увидел руки полуобнаженные,

²⁴⁰ С какими даже снегу спорить нечего,

Увидел я и пальчики прозрачные,

С молочной даже влагой несравнимые,

И очарован был красой безмерною:

Ведь не из камня создан, не из дуба я.

²⁴⁵ И вот, не в силах удержаться, я сказал:

— Прими привет мой, дивная садовница!

Неужто ты калитки не отворишь мне?

Судьбу Нарцисса неужель забыла ты:[32]

Горя любовью, он в колодец бросился.

²⁵⁰ Не помнишь разве Гиацинта юного,[33]

И злополучный диск тебе не памятен,

Которым он погублен был из ревности

К нему Зефира, страстью ослепленного?

И о самой Киприде ты не думаешь,

²⁵⁵ Как она кровью, текшей из ноги ее,

Колючками аканфов тяжко раненной,

Окрасила все розы на бегу своем,

Узнав о страшной гибели Адониса,[34]

Сраженного Аресом? Ревность злобная,

²⁶⁰ Любовникам несчастным смерть несущая!

Блаженства полон этот сад и горести:

Гордится он прекрасной в нем садовницей,

Но полон огорчений для любовников.

Тебе же, видно, чуждо, что поведал я!

²⁶⁵ Так горевал я, обращаясь к девушке,

Она ж на это сразу мне ответила:

— О нет, ты мне утешил сердце томное!

Колдун, хитрец ты, вижу я, несчастная:

Мое унынье в радость превращаешь ты.

²⁷⁰ Чего боишься? Отворяй, входи скорей,

На садик полюбуйся и на ложе глянь,

Потешь меня своими ты рассказами:

На деле ведь узнал ты, что за зло любовь.

Срывай себе ты розы с моего куста.

²⁷⁵ Приляг же, и с тобою вместе лягу я.

Но что же съешь ты, бедный? Никаких плодов,

Ни яблок зрелых вовсе в этом нет саду!

Ну, так прими же грудь мою за яблоко,

Бедняжка! Коль по вкусу, мни ее, кусай!

²⁸⁰ А на лозе коль будет недозрелый гроздь,

То ягоды на терпкой ты соси груди,

А поцелуем сладким заменю я мед.

Взамен объятий крепких веток дерева,

Как делают, снимая сочный плод с него,

²⁸⁵ Прильни скорей ко мне: я буду деревом,

А вместо веток — вот мои объятия:

Я буду деревом, ты поднимись ко мне

И слаще меда спелый плод сорви себе...

Доверь мне остальное, и тогда во мне

²⁹⁰ Раба увидишь ты на деле верного.

— Ты мне не пленник и не раб, как ты сказал, —

На это Клиний возразил, сын варвара, —

Ты соотечественник мой, свободный, друг!

Ты звания сатрапа удостоишься

²⁹⁵ И богатейшим станешь ты властителем,

Лишь только, в этом деле мне содействуя,

С Дросиллой-девой сочетаешь Клиния.

Но расскажи при встрече с нею ты, Харикл,

О всех моих мученьях и страданиях.

³⁰⁰ Недуг меня снедает, вот что я скажу,

Аид меня уносит, и до времени.

Всех звезд владыка — Светоносец блещущий,

Для всех лучистый, для меня померк теперь.

Струи речных потоков побежали вспять:

³⁰⁵ Мой смертный час приходит, но до времени.

Пусть тёрн цветет и роза благовонная,

И всё в черед свой жизнью наслаждается,

А Клиний гибнет, коль не поспешишь, Харикл,

Его своей рукою мощной вызволить.

³¹⁰ — Что до Дросиллы, Клиний, ты спокоен будь,

Не падай духом, — отвечал ему Харикл,

Таким изящным мифом подбодрив его:

«Пчелу когда-то, между роз уснувшую,

Эрот, рожденной морем Афродиты сын,

³¹⁵ Не рассмотрел; но, в палец ей ужаленный,

Заплакав горько, он вспорхнул на крылышках

К своей родимой с криком: — Умираю я!

Укушен я крылатой змейкой крошечной:

Она пчелой зовется земледельцами.

³²⁰ Но раненому сыну Киферея так

В ответ, лукаво улыбнувшись, молвила:

— Коль пчелки жало так тебя замучило,

То как страдают, мне скажи, кто ранены,

Эрот, твоими стрелами жестокими?»

³²⁵ И вот Харикл, поведав это Клинию

И обещав устроить брак с Дросиллою,

Для размышленья отошел тихонечко,

Не чтоб наладить связь Дросиллы с Клинием,

Но поразмыслить, как избегнуть этого.

³³⁰ И тотчас поспешил он с ней увидеться,

Чтоб над грозящей им поплакать участью.

Нашел ее он на лугу лежащею,

Заснувшей одиноко с горя тяжкого

И бледностью своею белых роз белей.

³³⁵ Она, как будто улыбаясь, слушала

Свист сладкогласный пролетавших ласточек.

В какое изумленье тут пришел Харикл,

Каким внезапным был охвачен трепетом,

Когда увидел он ее во власти сна.

³⁴⁰ Была она подобна солнцу светлому,

Что озаряет всех лучами вешними.

И вот, неподалёку от Дросиллы сев

(Боялся потревожить он ее во сне),

Заговорил он, не сводя очей с нее:

³⁴⁵ — Теперь Хариты, о моя желанная,

Твой сон спокойный охраняют бережно

И неусыпно стерегут, чтоб как-нибудь

С тобой не приключилось рокового зла.

О, как ты тихо дышишь, моя милая!

³⁵⁰ Как сладостно ты будто улыбаешься!

Ты, чьи когда-то были разрумянены

Природой губы, щеки пламеневшие,

И ниже бедер ниспадали локоны,

С какими не сравняться даже золоту.

³⁵⁵ Молчишь ты, дева, и кругом умолкло все:

Ни воробья не слышно, и прохожих нет,

Нигде ни звука, не шуршит, скользя, змея,

И даже ветер словно перестал дышать,

Боясь тревожить спящую красавицу.

³⁶⁰ Воробушки — и те уж не чирикают!

И слышно лишь журчанье ручейков одних,

Что в сладком сне мне милую баюкают

И голосом певучим тихо шепчут ей:

«О красотою всею облеченная,

³⁶⁵ Молчишь, и свежий ветерок с тобой молчит;

Ты спишь, и засыпают ветры буйные,

И ручейки одни лишь всё мурлыкают;

И, коль не слышно, чтоб ты пела, вторя им,

То умолкают все и птицы певчие».

³⁷⁰ Но ты не спи, прошу я, непробудным сном:

И соловьи, поверь мне, огорчаются,

Когда не слышен им твой голос сладостный:

Ведь слаще меда льется он из уст твоих.

Но вы, мои подруги и помощницы,

³⁷⁵ Прелестные Хариты милосердные,

Храните, берегите и блюдите вы

И грудь и плечи здесь уснувшей девушки,

Подальше отгоняя мух прожорливых.

Нет на Эрота зелья отворотного,

³⁸⁰ Помимо Музы с песней утешительной.

Сам Полифем когда-то тяжко ранен был

Стрелой Эрота, грудь ему пронзившего.

Томясь любовным зельем Нереидиным,

Ни в чем он исцеленья не нашел себе,

³⁸⁵ Помимо песен и свирели сладостной,

Когда со скал высоких море видел он.[35]

Я думаю, и даже в том уверен я,

Что раньше камни полетят по воздуху,

И глыбы адаманта рассекут мечом,

³⁹⁰ Чем прекратит метанье жгучих стрел Эрот,

Коль не исчезнут красота и зрение.

Стихает буря, хоть и поздно, на море,

Стихают и порывы ветра буйного,

И пламя угасает разъяренное,

³⁹⁵ Но невозможно бурю и огонь унять,

Коль стрелами Эрота рождены они:

Ведь тают, словно мягкий воск, от пламени

Все те, кого он бросит в печь плавильную.

О, как стреляешь ты, Эрот, назойливо!

⁴⁰⁰ Пиявкою болотной присосешься, пьешь

Ты кровь у нас несчастных — боль жестокая!

Как вдруг, схватив, сейчас же, о Эрот, Эрот,

Ты жжешь, палишь, сжигаешь, мучишь пламенем!

Как из тобою обращенных в уголья

⁴⁰⁵ Себе ты зажигаешь факел огненный!

Как часто, часто кажется влюбленному,

Что милую он носит в глубине груди.

И вот влюбленный (страсти избежать нельзя)

В Эрота сети попадает пленником,

⁴¹⁰ Как мышь в ловушку со смолою липкою.

По правде, тот, кто избежать бы смог

Эрота крыльев и его владычества,

Тот счесть способен даже звезды на небе.