ОН САМ с собою так шептал тихонечко,
Свои печально вспоминая горести,
Но вот Дросилла пробудилась и, привстав,
Была не в силах даже слова вымолвить:
5 Глядела на Харикла онемелая
И насмотреться не могла на милого,
И отирала пальцами испарину,
Как жемчугами щеки ей покрывшую.
И если бы кто видел после сна ее,
10 Вскричал бы: «Зевс, родитель небожителей,
Тебе известно все, что услаждает жизнь:
Веселье, песни, нега, вкусный стол, випо,
Дворец роскошный, серебро и золото,
Богатство, словом, и довольство полное.
15 Все это в радость, кто же против этого?
Но что сравнится с девушкой румяною,
Когда она к полудню просыпается,
Испариною легкой увлажненная,
Как луг весенний под росою утренней?
20 Ведь лишь поцеловав ланиты девушки,
Такою нежной влагой орошенные,
В груди уймешь ты пламя и огонь зальешь,
Снедающий и жгущий сердце пылкое,
Все безысходной страстью истомленное
25 И, словно уголь, от любви горящее».
И углем, что пылает на устах ее,
Он гасит уголь, в сердце пламенеющий.
Едва она Хариклу прошептать смогла:
— Тебя ль я вижу, о Харикл, желанный мой,
30 Ты ль это, ты ли сам перед Дросиллою,
Иль только призрак вижу я обманчивый?
Уста с устами слей ты, руки ты мне дай,
Ты шею обними мне и к щеке прильни.
Целуй, Харикл мой, дай зацеловать тебя!
35 А коль пе поцелуешь ты от всей души,
То нежеланна станет мне и жизнь моя.
Любимому ли огорчать любимую?
К одной ты ветке прилепи гнездо свое
И так, чтобы ни птице прилететь чужой
40 В него возможно было, ни змее вползти.
Не опозорь ты прежде полюбившую,
Хрисиллы ради отвергать не смей меня,
Не предпочти старуху юной девушке.
Эрот, ты помни, окрылен воинственный:
45 Так разве может пожилая женщина
Стрелка осилить этого крылатого?
Харикл на это усмехнулся ласково
И, не подозревая, что грозит ему
Любовь Хрисиллы, на какую с ужасом
50 Ему Дросилла намекала, так сказал:
— Ну что за сплетни ты плетешь мне вздорные!
Как будто я не знаю, что ревнивыми
Всегда бывают женщины влюбленные
И непременно склонны всё выдумывать,
55 А измышленья все свои и выдумки
Считать действительностью непреложною,
Как будто бы на деле существующей.
Но пусть себе болтают, не волнуюсь я:
До остальных-то мне и дела нет,
60 Одну тебя люблю я, свет мой, жизнь моя!
Но вот Дроссила, — Да, Харикл, — ответила, —
Конечно, я с тобою согласилась бы,
Когда б Хрисилла для Кратила-мужа яд
Не поспешала изготовить, будучи
65 В прекрасного Харикла влюблена, увы!
— О горе!— вскрикнул тут Харикл в отчаянье —
Дросилла, что такое ты сказала мне?
Полно все это радости и горести:
Тирана ведь Кратила смерть обоим нам
70 Желанна, как влачащим рабство тяжкое:
Быть может, иго рабства сбросим мы с тобой,
А Клиния нам опасаться нечего;
Но вот Хрисилла-то с ее морщинами,
С ее к Хариклу страстью отвратительной,
75 Какая мерзость! Нет, клянусь Фемидою,
Нет, нет, клянусь Эрота жгучим угольем,
Не обнимусь я с этакой любовницей —
С морскою гнилью, пакостью болотною!
Твой поцелуй, старуха, — кара смертная:
80 Твои иссохли губы, рот заплесневел,
Твои ведь щеки обросли щетиною,
Глаза гноятся, как ни мажь их снадобьем,
Бледна смертельно, как ты ни румянишься.
И если даже вдруг, Хрисилла жалкая,
85 Красою Артемиду превзошла бы ты,
То как же пред Дросиллой оправдается
Харикл, коль станет он супругом варварки?
Сгинь, тирания, пропади, сатрапия:
Богатства все соблазны одолел Харикл!
90 Нет, не поставлю почесть выше чести я:
Любовью крепко связан я с Дросиллою.
Пусть никогда я, дева, не лишусь тебя!
Прекрасноликий Зевса сын, ты видишь нас?
Ведь ты Дросиллу обещал мне в жены дать,
95 А вот старуха, варварка жестокая,
Меня похитить у Дросиллы вздумала.
О, как она нас мучит, как безумствует!
Убей Кратила ты, убей ты Клиния,
Да и себя ты, о Хрисилла властная:
100 Утешишь ты Харикла, твоего раба,
Обрадуешь Дросиллу ты, твою рабу.
Но пусть об этом боги позаботятся,
А вот с любовью молодого Клиния,
Как быть нам, что с ней делать в нашей злой судьбе?
105 Скажи мне. Знай, что послан только я один,
Чтоб вас свести друг с другом и наладить все.
Всплакнув немного, девушка воскликнула:
— Небес владыка мощный, олимпиец Зевс,
Зачем меня ты мучишь жизнью горькою,
110 Без дома, без отчизны, точно ссыльную?
Зачем пучина моря не взяла меня?
Зачем не пала от меча я варваров?
А коль ты хочешь, чтоб жила я, мучаясь,
Зачем не обращаешь в камень ты меня?
115 Зачем не сделал ты меня хоть птицею,
Подобно дочкам Пандиона Аттика?
Зачем меня могучий и свирепый лев
Не растерзал, из чащи леса выпрыгнув,
Когда по рощам и горам обрывистым
120 Я убегала от лихих разбойников?
О, лучше бы мне, боги, умереть тогда
И положить конец всем тяжким бедствиям,
Чем жить, стеная вечно, мне у варваров
Рабой, служанкой, пленницею жалкою!
125 Но нет, желанный, милый, ненаглядный мой,
Все это мне отрадно: перестань рыдать.
Но, сознавая, что всему он сам виной,
Харикл все плакал, мучимый раскаяньем,
И наконец Дросилле так ответил он,
130 Смотря на гнезда, что слепили ласточки:
— Ты, прилетая к нам во дни весенние
Со щебетаньем, ласточка прекрасная,
Одно птенцам двоешкам лепишь гнездышко,
Когда ж зима подходит, улетаешь ты.
135 Но вот Эрот крылатый, стрелы мечущий,
Гнездится постоянно у меня в душе:
Один птенец, окрепнув, машет крыльями,
Другой, как видно, только вылупляется,
А третий уж наружу быстро выпорхнул.
140 Всегда из сердца моего несчастного
Новорожденных слышится мне писк птенцов:
Ведь от окрепших снова нарождаются
Другие в сердце. Разве с ними справишься?
Эротов малых столько, что нет силы их
145 Всегда носить, лелеять, с ними нянчиться.
Любить — мученье, не любить — мучительней,
Всего ж ужасней и страшней, по-моему,
Не находить ответа на свою любовь.
Ведь вот быкам Природа в дар рога дала,
150 А лошадям — копыта, быстроногостью
Трусливых зайцев одарила, стаю львов —
Неодолимой мощью острых их когтей,
Уменьем плавать — безголосый рыбий род,
Способностью полета — птиц, мужей — умом;
155 Дросиллу же Природа вместо этого
Красою одарила, заменяющей
Ей щит и стрелы, словом, все оружие:
Она и пламень, все дотла сжигающий,
Одолевает и железо острое.[36]
160 Но я, Дросилла, молодому Клинию
С тобой ручался заключить счастливый брак,
Об этом вовсе, верь мне, и не думал я,
Но чтоб, хотя на время, укротить его
Свирепый нрав и страсти в сердце варварском,
165 А нам обдумать, что же предпринять теперь.
Ведь уж пора настала нам с тобой решить,
Как у Хрисиллы с ее сыном Клинием
Могли бы затушить мы страсть любовную.
Такою думой были озабочены
170 (Была ведь чистой их любовь взаимная)
Харикл с Дросиллой, девушкой невинною,
Когда внезапно вдруг они услышали,
Что, заболев нежданно, умер вождь Кратил.
Тогда, беседу прекратив взаимную,
175 Они в одежде скорбной к господам своим
Пошли узнать скорее о случившемся.
И средь бежавших отовсюду подданных,
В толпе сатрапов, варваров, мужей и жен
Вокруг вождя Кратила бездыханного,
180 Увидели Хрисиллу, голосившую
Над трупом мужа, будто бы в отчаянье,
На деле же Хариклом увлеченную:
— Уходишь от супруги и от сына ты,
Кратил, и оставляешь их в печали злой.
185 Не в битве пал ты, и не обнаженный меч
В руке архисатрапа поразил тебя,
И не осилил тебя враг какой-нибудь,
Но волею всевышних олимпийцев в мрак
Направлен хладный ты дворца Плутонова!
190 И кто получит власть твою верховную?
Кто для Хрисиллы станет повелителем?
Кто к твоему семейству, к сыну Клинию
Теперь проявит всю любовь отцовскую?
Свои такие кончив причитания,
195 Письмо она Хариклу шлет прискорбное,
Ему с Дросиллой юной горько жалуясь.
Ведь павший мертвым властелин и вождь Кратил
Уж погребен был по закону варваров:
— Харикл, ты движешь (говорю не попусту)
200 И медными красавиц изваяньями,
Неукротимой страстью распаляя их.
Но ведь умершим не на что надеяться:
Надежды — у живого, мертвым нет надежд.[37]
Сирена, очаруй ты пеньем путницу!
205 Людей из камня, камни из людей творишь,
И камни отвечают звуку ног твоих.
Звезды сиянье, посвети ты страннице!
Касатка, спой мне песенку манящую:
Тебя ведь Музы напояют нектаром,
210 И голосок твой полон меда сладкого.
Но не напрасно ль это? Цель узнай мою.
Зима — деревья, реки губит засуха,
А птичек губят сети, и болезнь — людей,
Влюбленность женщин — гибель нежным юношам.[38]
215 Зачем в ответ на мой ты восхищенный взор
Глядишь, нахмурив брови, словно дикий зверь?
Цикаде друг цикада, пастухам — пастух,
Пчела — пчеле, а мне ведь — ты единственный![39]
Не только бог богатства, слеп и бог любви.
220 Барана ищут волки, козы — пастбища,
Собаки — зайца, а ягнят — медведица,
Когтистый коршун — воробьиных птенчиков,
А я к тебе лишь одному душой тянусь,[40]
Но все каким-то вялым остаешься ты.
225 Подумай о лягушках, неподатливый:
На тех они ведь, кто к воде потянется,
Не думают сердиться. Не сердись и ты.
Тебе, Харикл, бояться, право, нечего,
Раз, как ты видишь, умер бывший мой супруг:
230 Владей моею властью, госпожой владей.
Начальствуй, будь сатрапом, ты прославишься:
Не пленный, а хозяин полновластный ты!
Владей же мною — все теперь в твоих руках
Сестре твоей Дросилле дам свободу я,
235 Она со мной разделит власть и пусть в мужья
Себе возьмет сатрапа, ей угодного.
Кто ж от такого счастья отказался бы?
А ты за это обещай стать мужем мне,
Харикл, супруг мой, мой жених прославленный!
240 На этом кончив и Дросиллу радостно
(Ведь вестницей была ей эта девушка),
Обняв, она сказала: — Помоги ты мне
Наладить брак с Хариклом, и тогда моей
Любимейшей из женщин ты останешься.
245 В дарах же этих верное ручательство
Даю тебе я. Повторять мне нечего.
Слова услышав эти ненавистные,
Остолбенела дева: словно молния
Все разуменье ей рассекла надвое
250 И не давала долго ей опомниться.
— Но нет, Хариклу цели этой варварки, —
Она решила, — открывать не стану я,
Ведь моего рассказа оп не вынесет!
Но это повод мне с Хариклом встретиться!
255 Пойду, не медля, и поговорю я с ним.
И вот к Хариклу поскорей идет она
Совсем уж на закате солнца ясного,
Когда уже Кратила все придворные
Похоронили по закону варваров.
260 Едва хватило силы все ей высказать.
Харикла поразила роковая весть,
Мечу подобно, душу разорвав ему.
— Что за ужасный, — он воскликнул, — этот день!
О свет мой сладкий, о Дросилла милая,
265 С какою горькой вестью ты пришла ко мне!
Ай, ай, моя касатка сладкогласная,
Какая горечь излилася в душу мне
Из уст медовых, золотых и ласковых!
— Ай, ай, Харикл мой, как бесчеловечный Рок
270 Нас донимает тяжкими невзгодами!
Какой предел положен всем опасностям
И всем гнетущим нас повсюду бедствиям?
Какой же бог поможет и когда, скажи,
Окончит наши муки злополучные?
275 Доколе будешь, о Судьба свирепая,
Ты измышлять нам козни бесконечные
И так упорно изнурять нас вновь и вновь?
Вот так они стенали оба горестно.
Еще не миновали дважды девять дней
280 Со дня, того, как умер варвар, вождь Кратил,
Как от вождя арабов Хага вдруг сатрап
Принес приказ Хрисилле о покорности.
Услышала Хрисилла, и в отчаянье
Пришла, увидя Монга (так звался сатрап):
285 Внушал ей страх и ужас грозный вид его.
И вот, упавши духом, сына Клиния
Зовет к себе скорее и берет приказ,
В таких словах посланья обращенный к ней:
«Я, триждывеличайший Хаг, арабов вождь,
290 Велю Хрисилле, как вдове парфян вождя,
С начальниками вместе, ей подвластными,
Собрать и уплатить мне дань немедленно.
И выбирайте вы себе одно из двух:
Иль, как другие, перейдете в подданство
295 Вождя арабов Хага, ежегодную
Выплачивая подать, и заслужите
Повиновеньем вы благоволение,
Иль войско Хага сразу нападет на вас,
Коль вы покорно головы не склоните».
300 Слова услышав эти, Клиний-юноша
(Он был заносчив и, не медля, рвался в бой)
Посланье Хага тут же пополам порвал
И Хагову сатрапу Монгу дерзостно
Обратно восвояси приказал идти.
305 На родину вернувшись, спешно Монг-сатрап
Об этом Хагу доложил в подробностях
И вызвал сразу гнев его неистовый.
Собрал сейчас же он военачальников,
Уже воспламененных к выступлению
310 Приказом Хага, их вождя всевластного.
Верхом он сидя на коне средь войск своих,
Полки пехоты в мощный круг выстраивал,
Весь преисполнен горделивым мужеством,
И было видно, что воздвигнет он трофей.
315 Рукою левой золотой держал он щит
С изображеньем истинно воинственным
Геракла, гидру Лерны поражавшего:
Одушевлял он всех идти на смертный бой.
Такой картиной подвига Гераклова
320 Всенепременно должен быть украшен щит
У мужа, смело на врага идущего.
Блестя своим доспехом, появился Хаг,
Мечом вооруженный, луком, стрелами.
— Вожди и полководцы, — так он начал речь, —
325 Ареевых восторгов почитатели,
Вчера моим веленьем был отправлен Монг,
Соратник ваш, к парфянам жалким, коими
Владеет ныне юный Клиний с матерью
Хрисиллою, недавно овдовевшею.
330 Он требовал с них дани и полнейшего
Покорного арабам подчинения.
Но и Хрисиллой, как и юным Клинием,
Без всякой он отсрочки был немедленно
На родину обратно выслан дерзостно.
335 Что скажете на это, — так закончил Хаг, —
Воинственные мужи меченосные?
— Счастливый вождь наш, — отвечали воины, —
Трепещут пред которым власти всей земли,
Все войско их, все варваров властители,
340 Владык персидских все военачальники
И каждый враг твой, каждый вождь, сатрапы все!
Погибли мы и на смех ведь поднимут нас
Кругом соседи ближние и дальние,
Коль оскорбляют нас войска парфянские,
345 Хотя легко мы обращаем в бегство их,
И без тебя с одной лишь божьей помощью.
Одним теперь нам надо выступать в поход
И ринуться навстречу неприятелям
По приказанью твоего величества,
350 Чтоб против этих дикарей-разбойников,
Живущих лишь добычей и набегами,
Не шел ты сам со всею грозной силою.
— Я восхищаюсь, право, вашей доблестью, —
Ответил им на это вождь арабов Хаг, —
355 Мои родные щитоносцы храбрые,
Земли, конями славной, обитатели.
Эпаминонд, однако, достославный муж,[41]
Толпу бойцов увидя, полных мужества,
Но выступавших без военачальника,
360 «Великий, — молвил, — но ведь безголовый зверь».
Нет, подобает с вами мне идти в поход:
Соратники мои ведь вы и родичи.
И тут же самолично стал арабов вождь,
Не медля больше, смотр производить войскам.
365 И громогласно все бойцы арабские
Провозглашали славу повелителю.
Чтоб превозмочь к походу нетерпение,
Кто приучал ко звуку медноустых труб
Коня, а кто до блеска начищал свой шлем,
370 Кто к схваткам приучался врукопашную.
Но вот властитель подал знак трубить поход.
Тут поскакали все арабов полчища
И, спешно подвигаясь, на восьмой уж день
Вошли в пределы злополучной Парфии,
375 Где на равнине стан они раскинули
Невдалеке от Сара, речки тамошней,
Но не посмели здесь вожди парфянские
В открытом поле в бой вступить с арабами,
Могучих опасаясь сил их конницы;
380 А, заложив ворота крепко-накрепко,
Камней на стены притащили множество,
Чтоб из орудий их бросать метательных.
Бойцов умелых там они поставили,
Врагов искусно поражавших камнями,
385 А также метких пращников и лучников.
И башни возвели там деревянные,
Прикрыв щитами, из ветвей сплетенными,
Завесив стены отовсюду шкурами,
Чтоб защитить их от ударов вражеских,
390 И всеми город средствами защитными
Предохранили от арабов натиска.
Несметные, однако, ринувшись на них,
Арабские фаланги щитоносные
Дотла опустошали все окрестности.
395 Одни из укреплений брали приступом,
А коль другие взять им не хватало сил,
То поджигали села, нивы жгли кругом
И обращали в рабство местных жителей.
И пиками своими длинноострыми
400 Людей арабы поражали множество.
А рано утром с остриями медными
Поставили тараны у самих ворот,
Сплетя еще и крепкий из ветвей навес,
Чтоб защититься за таким прикрытием
405 Им от ударов камнями парфянскими.
Арабы пробивали стену камнями,
А их стрелки из луков метко целили,
И падали парфяне пораженные
Со стен с пращами и тугими луками.
410 Уже каменья, достигая края стен,
Зубцы сбивали метко и валили вниз.
Но ночь настала, и парфяне, крадучись,
Подобрались к арабским укреплениям
(Парфяне ведь известны как искусные
415 Лазутчики и ловко строят, хитрости
Для тайного обмана неприятелей).
Они со стен смотрели и увидели,
Что можно будет на щиты плетеные,
Защитою арабам послужившие,
420 Пустить огонь снарядов зажигательных,
И подожгли арабам их орудия.
А так как листья веток все повысохли,
То, лишь коснулся их огонь, немедленно
Они и запылали. И сгорело все
425 Защитное устройство над орудьями.
Тут подняли парфяне горделивые
И шум, и крики, и кимвальный громкий звон.
Но не успел забрезжить даже третий день,
Как все арабы, вне себя от ярости,
430 Весь обложивши город, сразу кинулись
На смелый приступ и в бою ужаснейшем
Парфянскую твердыню быстро заняли.
При этом даже меднозубый бог Арес,
Смотря на дикий бой парфян с арабами,
435 Рукоплескал им, разъяряя воинов.
И тут Хрисилла, смерть увидя Клиния
(В разгаре самом битвы ведь он был убит),
С отчаянья схватила меч отточенный
И, глубоко вонзивши в сердце самое,
440 Исторгла вслед за сыном душу скорбную.
Ну а Дросилла даже посреди мечей
(Пред красотою и мечи беспомощны)
В убийстве общем не была и ранена.
А множество сидевших там под стражею
445 Иль было перебито, иль зарезано,
И вражеские полчища парфянские
Все были без остатка уничтожены.
Харикл же вместе со своей Дросиллою,
А также и приятель верный их Клеандр,
450 Хотя арабы их не уничтожили,
Все были снова в кандалы закованы,
И в третий раз, о горе, испытать пришлось
Им новый ужас третьего пленения.