Повтор

Глава 9 Письмо не совсем из Хогвартса

Все эти нервные дни я концентрировался на задаче «найти виновника торжества» и как-то не успел подумать, что стану делать, когда, собственно, найду его. Мы ведь на самом деле не знаем, на что способны сверходаренные… Убить его? Что, прямо на детской площадке? Вызвать группу захвата? А вдруг он спецназовцам по мозгам шарахнет сверхдозой эндорфинов каких-нибудь, они начнут пускать слюни — и хорошо еще, если временно. Стукнуть по башке, сдать Штабу и умыть руки? Ага, доверяй козлу капусту… А хуже всего — не факт, что если сверходаренный потеряет сознание, это освободит город. С обычными Дарами это работает, но тут… Не мог же этот Виктор не спать несколько недель, а никто резко не начинал рыдать и не умнел.

Так, не будем бежать впереди паровоза. Для начала надо убедиться, что это вообще наш виновник торжества. А то мало ли кто о чем мечтает… Я вот выспаться мечтаю, но сверхдара ко сну у меня от этого не появляется.

Подходя к площадке, лихорадочно выстраиваю в уме тактику допроса, но она разбивается вдребезги о первую же реплику Виктора:

— А вы ко мне, да? Извините, я сейчас… — он снимает с лесенки хнычущую малышку лет двух. — Аня умеет залезать на эту лесенку, а слезать у нее пока не получается… Ну не надо, Капелька, не плачь… смотри, какая славная вертушка. Вот так ее поворачиваешь, ловишь ветер — и она вертится. Беги в песочницу, покажи ребятам… Извините, — Виктор садится на скамейку и приглашающе машет рукой, указывая на место рядом. — С детьми почему-то не работает. Они не становятся счастливыми. Не знаю, в чем дело.

Вспоминаю, что видел этого дядьку на Катиной свадьбе — он явился туда незваным, хотя никто не расстроился. Вряд ли он меня узнал, там я был просто гостем в большой толпе… Похоже, он просто очень открытый человек. Или притворяется таким.

Сажусь на скамейку и отвечаю в тон собеседнику — словно мы продолжаем давно начатый разговор:

— Дело в том, что если дети будут все время чувствовать себя счастливыми, они перестанут развиваться. Если Аня не будет расстраиваться, когда не может слезть с лесенки — она так и не научится слезать.

— Вы полагаете? — Виктор с интересом смотрит на меня сквозь толстые стекла очков. — Да, в этом есть резон… К сожалению, этого я не предусмотрел.

— К еще большему сожалению, не только этого вы не предусмотрели. Меня, кстати, Александром зовут.

— Очень приятно. Виктор…

Сверходаренный тянет мне руку. Пожатие у него неожиданно твердое — не слишком это вяжется с образом тюфяка.

— Вот как мы с вами поступим, Виктор: отведем детей домой к Насте, извинимся перед ней, сходим куда-нибудь поужинать и обо всем спокойно поговорим. Вы, наверно, есть хотите? Я вот с утра не жрамши.

— Да-да, с удовольствием. Только вот… «Куда-нибудь» — это в кафе, да? Понимаете, я сейчас без работы, мне это… не по карману. Может, лучше у нас поужинаем?

Ну уж нет — мало ли чем закончится разговор… Класть человека мордой в пол лучше бы не при детях.

Похоже, он слегка не от мира сего, этот Виктор. Дважды моргаю, примиряясь с абсурдностью ситуации.

— Не стоит, право же. Насте, наверно, пора детей спать укладывать? Не хотелось бы мешать. Не переживайте, я вас пригласил, значит — я угощаю.

— И тогда я решил, что, ну вы знаете, хуже уже не будет, — Виктор неловко разделывает столовым ножом куриную котлету. — Я мог только улучшать людям настроение на время, но потом от этого становилось только хуже. И я ответил этому странному человеку из интернета, что готов попробовать. Через час за мной приехала машина. Водитель был в маске, вроде ковидной, но сложной такой… кажется, это называется респиратор.

У Виктора крупные мягкие черты лица — нос картохой, глаза чуть навыкате, мясистые губы. Не красавец, но улыбка располагающая — застенчивая и добрая. С первого взгляда понятно — мужик из тех, кто мухи не обидит. Красивые женщины редко в таких влюбляются, считают их слабаками и рохлями. Но Виктор не слабак, у него есть чувство собственного достоинства.

— Вы можете рассказать, куда вас отвезли?

— Боюсь, что вряд ли… Я отчего-то сразу заснул в машине, а проснулся уже в той комнате… Знаете, квадратная такая комната без окон, с белыми стенами. При ней крохотный санузел — и больше ничего. Входная дверь заперта наглухо. Там была еда, она через такой специальный как бы лифт подавалась. Самая простая — рис, макароны, какой-то азиатский горох… Я не особо привередлив, но это было совсем уж… базово и приготовлено часто плохо, рис пригоревший все время и пересоленный… В общем, от голода не помрешь, но не более того. Спальный мешок был. И все, понимаете, Александр? Больше там не было ничего. Вообще.

— Никто не пытался вступить с вами в контакт? Не оставлял каких-то инструкций?

— Первое время — нет… Я звал на помощь, объяснял, что это какая-то ошибка — мне же обещали технику усиления Дара, я представлял себе научный институт или школу, что-то в таком духе… — Виктор смущенно улыбается. — Знаете, ведь даже взрослые мечтают получить однажды письмо из Хогвартса… А тут белые стены — и ничего. Как ничего может развить Дар? Но, кажется, никто меня не слышал… я был как в пустыне, понимаете? Телефон у меня забрали, пока я спал, и все вещи из карманов тоже. Такое странное состояние — сделать ничего нельзя, заняться нечем… Я даже не знал, сколько проходит времени.

— Как вы только сохранили рассудок?

— Я, наверно, и не сохранил, — Виктор неуверенно улыбается и отпивает компот из стакана. — На время, по крайней мере. Стал видеть прямо на белых стенах… разное. Руки разбил… вот, до сих пор кожа не зажила, видите? В какой-то момент сломал кран, хотя это был единственный источник воды… даже не помню, как это сделал, представляете? Вода потом просто время от времени шла из дыры в стене, успел набрать в пластиковый контейнер от еды — хорошо, не успел… значит, не успел. Я не врач, но, очевидно, моя психика тогда была не в порядке.

— Не удивительно, любой бы слетел с катушек на вашем месте. И что же, никто с вами так и не заговорил?

— Не совсем… — Виктор трет подбородок пальцем. — Понимаете, я не уверен… Может, конечно, мне это померещилось… Иногда из-под потолка шел голос. Нет-нет, не так чтоб мистический — из вентиляционной решетки. Наверно, я от него засыпал, потому что слов вспомнить не могу…

— Там было что-то про выплату?

— Да-да! А… откуда вы знаете, Александр?

Черт, зря я так. Наверно, это психологи должны были спрашивать. Не сомневаюсь — из Виктора вытащат все, что он помнит и чего не помнит, и подвал этот, скорее всего, найдут… И опять же, не сомневаюсь — все это не выведет на Кукловода. Не первый день я знаю своего врага. Исполнителями опять окажутся запутавшиеся в долгах наркоманы, получающие инструкции через Телеграф. Бестолковые — даже рис нормально не могут сварить…

И все-таки хочется верить — сегодня мы стали ближе к разгадке.

Виктор не развивает свои подозрения — он вообще довольно доверчив — и продолжает рассказывать:

— Да, вот вы сейчас сказали, и я понял… Действительно, вроде как я получил что-то в долг и должен этот долг выплатить. Но это все по-другому звучало… и казалось правильным. Не сразу, но совершенно правильным. А потом… времени больше не стало, понимаете? И меня в нем не стало. Я больше не страдал ни от скуки, ни от страха, ни от болей в желудке — ни от чего. Не стало того меня, который страдал. И однажды я понял, что могу делать людей счастливыми — не как раньше, на время улучшать им настроение, а по-настоящему. И просто сделал это. Все стало так легко, так понятно, голова прояснилась. Скоро после этого я уснул, а проснулся уже здесь. То есть недалеко отсюда, в Октябрьском парке, на скамейке. Меня кто-то привел в порядок, переодел… Я сразу пришел к Насте домой, но не застал ее. Няня сказала, что она выступает на чьей-то свадьбе. Это было так неудобно, врываться на чужой праздник… но я ужасно по ней соскучился.

— На свадьбе вы и… сделали счастливым весь город?

— Не думаю, что там. Раньше. Сразу. — Виктор неловко поправляет очки на переносице. — Я ведь столько ради этого перенес, понимаете? Конечно, я дал счастье всем, даром, чтобы никто не ушел обиженным… Это из одной книжки, с детства ее люблю. Правда, на весь мир меня пока не хватает, но город довольно большой.

Полная немолодая официантка подает наконец чай, который я заказал сразу. Разливаю по чашкам едва подкрашенную теплую водичку из чайника. Так себе кафе — я просто отвез Виктора в ближайшее. Тут и раньше-то спустя рукава готовили и обслуживали, а теперь и вовсе — скажи спасибо, что не помер от голода.

— А зачем вы искали меня, Александр? С какой целью? — догадывается наконец спросить мой собеседник. — На вас мой Дар отчего-то не действует, хотя вы, очевидно, не ребенок. Извините, тут я не могу ничего поделать. Не знаю, что с вами и как вам помочь. На меня тоже не действует, если это вас хоть немного утешит.

Подношу ладонь ко лбу. Помочь! Виктор до сих пор это так видит. И что с ним делать, с Иисусиком эдаким? Осторожно спрашиваю:

— Виктор, я бы хотел уточнить, как ваш Дар работает… Теперь, в новой версии. Вот вы сделали всех взрослых людей в городе счастливыми. Но это ведь… не навсегда? Вам надо быть здесь, чтобы это счастье продолжалось?

— К сожалению, да. Потому и решил остаться здесь… и из-за Насти еще. А то бы поехал в Москву или в Питер, там больше людей. Но Дар должен работать все время… даже пока я сплю, он действует. А если уеду — перестанет, здесь по крайней мере. Но вы не волнуйтесь — я не собираюсь никуда уезжать.

Вот оно как… Похоже, этот блаженненький так и не понял, что натворил. А почему я не слышу мигалок, и скромное здание кафе до сих пор не окружил спецтранспорт? Телефон лежит передо мной на столе. Уверен, сейчас каждое слово этого разговора слушают очень внимательно, и отнюдь не нейронка. Наверно, Штаб пока не вмешивается потому, что происходящее сейчас — скрытый допрос в имитации дружественной обстановки. А потом, может ли Виктор с перепугу выжечь кому-нибудь мозги, мы так и не знаем. Похоже, он и сам не знает.

— Извините, что вам пришлось меня разыскивать, — простодушно говорит Виктор. — Я не намеревался скрываться. Просто не знал, как и где надо заявить свои действия. Да и надо ли — тот человек из интернета уверял, что все компетентные органы в курсе и не возражают. Ну кто будет возражать против того, чтоб всем стало хорошо? Я мог бы, конечно, выйти на площадь Ленина и закричать «Люди, я сделаю вас счастливыми!» Но ведь за городского сумасшедшего приняли бы… еще и в психушку отправили бы, чего доброго. Я даже на Госуслугах смотрел, но там нет опции «сообщить о применении Дара». Так что я решил просто сделать то, что должен был. И все-таки, зачем вы меня искали?

За что мне это, а? Я обычный технарь, философию на первом курсе у нас читали «на отвали», биологию знаю по верхам — в основном из разговоров с Олей нахватался. Я бы лучше в диких пердях с автоматом за врагом бегал, а не вот это вот все… Как там Алия говорила? «Все это расследование завязано на философские вопросы». В чувстве момента этой стерве не откажешь.

— Виктор, я вас искал, чтобы обсудить ваши действия и эффект, который они оказали на город. Не сомневаюсь, намерения у вас были самые добрые. Однако вы кое-чего не предусмотрели. Зачем, по-вашему, люди испытывают тревогу, гнев, боль?

— В смысле «зачем»? — Виктор растерянно моргает. — Не зачем, а почему! Это же, извините, очевидно. Потому что люди несчастливы.

Ладно, назвался груздем — полезай в пекло.

— Понимаете, Виктор, мы такие, как есть, по некоторым причинам. Тревога предупреждает об опасности и заставляет нас действовать. Боль сигнализирует о повреждениях и учит их избегать. Гнев побуждает нас к борьбе, чтобы мы могли постоять за себя и за то, что для нас важно. В наши времена многое делается, чтобы люди страдали поменьше. Тем не менее совсем счастливый человек не способен адекватно действовать. Вы в этом легко убедитесь, если зайдете в любую больницу, да и просто на мусор на улицах посмотрите. В городе не работает толком ни одна служба.

— Что вы такое говорите… Но ведь и правда. У Анечки температура поднялась, мы вызвали врача, но он так и не пришел… Хорошо, она сама выздоровела. Я и не подумал, что это может быть связано…

— Уверяю вас, вы много о чем не подумали. Понимаю, вы хотели просто сделать, чтоб всем было хорошо. Но это не может быть просто, вот в чем дело. Давайте знаете как с вами поступим. Послушаем, как это выглядит для разных людей. Для подростков — они, знаете ли, намного внимательнее, чем о них обычно думают.

Набираю Юлю:

— Приветик, нужна твоя помощь. Этот ваш чат «бездарностей»… кинь клич, нужно, чтобы ребята коротко рассказали о том, что происходит с их родителями, знакомыми, друзьями постарше… Прямо сейчас. Да, голосовухами нормально, даже лучше. Короткими, на минуту-две, не дольше. Просто пересылай мне их. Спасибо, жду. Очень важно.

Первое аудиосообщение приходит быстро — минуты через три. Мальчик с не до конца сломавшимся голосом, прыгая по высоте тона, сбивчиво рассказывает:

«Родаки офигевшие совсем, ходят, как пыльным мешком стукнутые… У сеструхи моей аллергия на шоколад, так раньше ни конфетки в доме не было, а вчера мама коробку ассорти принесла и на кухне оставила, открытую прям. Я эту дуреху еле успел оттащить за уши. Она визжала, будто ее режут, а родакам до лампочки…»

Тут же приходят новые голосовухи:

«У меня друг на втором курсе учится. Так у него последняя пересдача была на той неделе, а он взял и тупо забил на нее, вообще в универ не пошел. Главное, раньше на стенку лез, ссал, что вылетит, а сейчас ему по сараю все, ходит и лыбится…»

«Меня парень бросил — говорит, что-то я не на позитиве, мозг все время выношу. Раньше сам только и делал, что ныл, а теперь, блин, на позитиве, карнеги хренов…»

«Да ладно, чего вы, нормально все с родаками. Раньше они меня из-за ЕГЭ по русскому заживо жрали, каждый день диктанты мне устраивали, как будто я в пятом классе… А теперь попустились, им ваще пофиг на меня, ходят такие — акуна-матата…»

Сообщений на моем телефоне уже два десятка, и каждую минуту приходят новые. Спрашиваю Виктора:

— Хотите слушать дальше? Выбирайте любое.

Виктор совсем спал с лица:

— Не надо, я понял… Как много я не продумал. И… что же делать теперь?

Телефон лежит передо мной на столе. По существу, я сейчас этого Виктора сдаю как стеклотару. Эх, будь мы героями фантастического блокбастера, то, конечно, объединились бы и уворачивались от пуль весь хронометраж, небрежно отстреливаясь от боевиков Штаба одной левой, а в финале эпично осчастливили бы человечество. Вот только в реальном мире так не работает.

— Вот как мы поступим. Я свяжусь с товарищами из одной… скажем так, научной организации, — ну, в принципе, какие-то ученые-кипяченые в Штабе тоже есть. — Они помогут вам разобраться, как работает ваш Дар и как применить его действительно на благо человечества. А первый блин вышел, как вы сами видите, комом. Не расстраивайтесь, Москва не сразу строилась. Вы ведь можете отменить действие своего Дара?

— Да, конечно, могу. Хотя очень жаль… Настя так расцвела. Но, правда, слишком много побочных эффектов, которые я не учел. Нужно сделать это прямо сейчас?

— Нет!

Не рассчитываю громкость — сонная официантка и бармен оборачиваются на мой голос. Сейчас уже почти одиннадцать, люди сидят по квартирам, там им трудно будет оказать помощь. Лучше уж в рабочее время, когда многие в учреждениях… Хорошо, что завтра среда.

— Давайте завтра. В одиннадцать утра. Тогда же и товарищи подъедут. А переночевать придется у меня.

— Но как же… Я же должен объяснить Насте, что случилось.

Кривлю душой:

— Завтра объясните. Мало ли что может сегодня произойти… Мы же не хотим, чтобы вашу семью беспокоили? Девушка, счёт, пожалуйста.

Про завтра я, конечно, наврал — Виктора плотно возьмут в оборот, вряд ли он еще увидит свою Настю. Но стоит вспомнить едва шевелящихся пациентов на каталках в коридоре больницы — и все сочувствие наивному недотепе как рукой снимает. Один безголовый идеалист может наломать дров пошибче, чем сотня расчетливых мерзавцев… С другой стороны, мы пока не знаем, что с возможностями Виктора может наворотить мерзавец.

Виктор выходит в туалет — припоминаю, что окон в нем нет, и чуть расслабляюсь. Четко говорю в динамик телефона:

— Завтра. В одиннадцать. Подъезжайте к моему офису. Раньше не надо — спугнете. И стяните в город экстренные службы — все, какие возможно. Помощь понадобится многим, возможно, всем. Одну бригаду медиков — в мой офис, как можно раньше.

И тут же начинаю обзванивать сотрудников, начиная с Натахи, и самым гневным голосом гнать на срочное общее совещание завтра в десять… к половине одиннадцатого подтянутся, значит.

Спасать нужно всех, но своих — в первую очередь.