Повтор

Глава 22 Еще немного мертвый

— Ох, Саня, какой же ты сильный, — выдыхает Алия.

Сам удивлен — это же после депривации на символическом питании крупами… Способность осознавать реальность и соображать понемногу возвращается. Мы в какой-то каптерке… да, после первого захода я понял, что не хочу смотреть на эти белые стены, и мы переместились сюда, к этим пыльным ящикам — довольно удобным, если вот так поставить один на другой.

— Ты сейчас сильный, потому что новый и еще немного мертвый, — продолжает Алия, как ни в чем не бывало собирая с пола свою разбросанную одежду. — Но бояться нечего, скоро твоя психика примет прежнюю форму. Это для нее проще всего, поэтому автоматически произойдет. Уже происходит.

— Черт, я даже душ не принял… извини.

Алия улыбается и откидывает со лба мокрые от пота волосы. Она еще не одета, но уже вернулась к прежней дружелюбно-деловитой манере общения:

— Не за что извиняться. Это было… так по-настоящему, как у первобытных людей. И прежде, чем ты начнешь рефлексировать очередную супружескую измену — учти, ты был не в себе… почти буквально. Считай, что я воспользовалась твоей временной невменяемостью, — Алия сыто ухмыляется. — Можешь написать на меня докладную в отдел кадров.

— Жертву харрасмента не надо из меня делать… но ты сильно рисковала, когда вот так взяла и зашла. Я ведь тебя чуть не… стер. Сразу после процедуры у человека могут быть… проблемы с самоконтролем. То есть, если честно, в первые минуты Дар вообще не контролируется. Ты этого не знала?

— Знала… Но догадывалась, что ты мне не навредишь. И вообще… какой смысл жить, если никогда не чувствуешь себя живой?

Алия смотрит на меня без обычной своей оживленности — поддельной, как я давно и подозревал. Обновленный Дар позволяет не просто получить ответ на вопрос, но и заглянуть человеку в душу. Теперь я знаю, какая темная и холодная пустота переполняет эту женщину. Она действительно хотела того, что произошло, и только этого — но не потому, что безумно в меня влюблена, а потому, что обычно не хочет вообще ничего. Нет, я не был солнцем ее жизни — просто искоркой, мелькнувшей в беспросветном мраке.

А я ведь только что обещал себе, что больше никаких супружеских измен… Да, я был не в себе, не думал головой, и это многое объясняет, хотя ничего не оправдывает. Жалею, однако, только о том, что не успел принять душ. Скинутые на пол тряпки были заскорузлыми, и несет от меня…

— Сколько прошло времени?

— Двадцать четыре дня. Скорее всего, часть из них ты не помнишь. Ну да сейчас отчет составим, мы же с тобой снова на государственной службе… Чем больше бумаги, тем чище жопа. Душевая направо по коридору. Сейчас соображу тебе пожрать и одежду верну.

— И телефон мой не забудь прихватить!

Пока я моюсь и ем, телефон успевает зарядиться — умница Алия принесла заодно аккумулятор и шнур. Первым делом захожу на Юлькину страницу — семейные новости будут там. Выдыхаю с облегчением: у всех все нормально, без происшествий — по мелочи разве что. Листаю фотографии с Натахиного дня рожденья: мама здоровая и веселая, у сестры, похоже, серьезно все с этим автомехаником, и Юлька здорово подтянулась — полнота, из-за которой она столько переживала, быстро проходит… ЕГЭ племяшка пересдала куда лучше, чем ожидалось, но в ВУЗ не поступила все равно: резко подскочил проходной балл. О Повторе всюду пишут, как о признанном факте. Наши дети быстро становятся умнее, способнее, и, наверно, лучше нас.

Это хорошие новости, но осмыслять их некогда. Я превратил себя в оружие, и теперь надо успеть нанести удар, пока враг не успел узнать об этом и подготовиться. Ближайший подходящий рейс в самый восточный аэропорт страны — завтра; придется делать пересадку в Москве, это уж как водится. Билет беру в бизнес-класс — на старые, настоящие паспортные данные. Скрываться я не намерен — пускай встречают в аэропорту.

Проставляю в форме галочку «в один конец».

— Может, все-таки шампанского? — спрашивает стюардесса, расставляя передо мной вазочки с икрой, красную рыбу и еще какие-то деликатесы. — Скоро на посадку пойдем. Последний шанс, уплочено же! Там бутылка — в половину моей месячной зарплаты!

Сперва стюардесса держалась формально, но за десять часов полета мы с девушкой почти подружились, тем более что бизнес-класс практически пуст. Немудрено — при таких-то ценах на билеты. Я бы и сам поберег деньги, если бы не вероятность, что они мне больше не понадобятся.

— Спасибо, Ритуля. Сделай чайку, будь добра. Красная рыба нормально идет и под чай.

Нечего мне покамест праздновать, да и стоит сохранить голову трезвой. Я ведь не знаю, как меня встретят. Может, конечно, без затей, девятью граммами свинца — и стоило тогда лезть из кожи вон, усиливая Дар? Но, полагаю, так быстро все не закончится. А вот повозить мордой по асфальту могут вполне и в вертушку, скорее всего, загрузят в браслетах. Ничего, переживу. Мне всего-то и нужно что задать своему бывшему командиру один вопрос — такой, на который он не сможет ответить. Это можно и с переломанными руками-ногами сделать. Надо только, чтобы он захотел побеседовать со мной лично… и не догадался, что я отказался от главного своего преимущества.

Впрочем, к чему теперь тревожиться — дороги назад нет, не выпрыгивать же из самолета. Зато удалось поесть по-человечески, может быть, в последний раз — разговеться после почти месяца на пустой крупе. Благо на жратве для успешных людей в бизнес-классе авиакомпания не экономит.

Рита приносит чай и улыбается — в салоне словно бы становится светлее, а симпатичное, но в общем-то ординарное личико стюардессы тут же кажется достойным журнальной обложки. В середине полета Рита призналась, что обаятельная улыбка — это Дар; семнадцатого декабря она проходила экзамен на повышение квалификации. Теперь ей постоянно достается бизнес-класс на самых длинных, то есть выгодных для набора летных часов рейсах — что, в целом, не так уж важно, потому что через месяц она выходит замуж за топ-менеджера нефтяной компании.

А я-то думал, девушка просто на редкость обаятельна… ее Дар подействовал на меня так же, как на любого другого человека. Ладно, если выживу — привыкну.

Перед посадкой умудряюсь задремать, потому положенный мне как пассажиру бизнес-класса приоритетный выход к трапу пропускаю; надеюсь, комитет по встрече не истолкует это как признак слабости. Наблюдаю, как мимо тащатся пассажиры из эконома — толкают перед собой чемоданы, волокут уставших капризничающих детей, на ходу натягивают пальто и куртки. Да, осень на Дальнем Востоке — это не бабье лето средней полосы, а я теплой одеждой не озаботился. Но вряд ли именно это окажется проблемой.

— Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию! — на последнем заряде бодрости выдает положенную речевку Рита и добавляет уже от себя: — Удачи тебе, Александр!

— Спасибо, Ритуля. Удача мне понадобится…

Меня и вправду встречают — но совсем не так, как я полагал. То есть на краю поля стоит вертолет с распахнутой дверцей — это одна из самых дорогих моделей в мире, кажется, Sikorsky S-92. Возле него выстроен отряд — шестерка в полной полевой броне… без знаков различия, естественно. Это все совершенно ожидаемо. Но вот кто стоит у трапа… моргаю два раза, но нет, зрение меня не обманывает.

Это девчонка лет пятнадцати — волосы убраны в небрежный хвост, одежда в модном спортивном стиле, на поясе — кобура с пистолетом. И лицо… я никогда эту соплюшку не встречал, но ее черты знакомы мне намного лучше, чем хотелось бы: четко очерченные скулы, тяжеловатая квадратная челюсть, глубоко посаженные льдисто-голубые глаза. В девчачьем варианте это не смотрится красиво, но, определенно, производит впечатление. Как и сам факт, что Ветер отправил встречать меня родную — биологически, по крайней мере — дочь.

— Здравствуйте, Александр, — девчонка протягивает руку для крепкого, уверенного пожатия, которого совсем не ожидаешь от пигалицы ее возраста. — Я Кристина. Кристина Ветровна. Отец очень рад, что вы наконец приехали.

Хмыкаю:

— Кристина Ветровна… Как будто бы имя не совсем подходит к отчеству.

— Имя тупое, правда. Мне его мамаша дала, — девчонка досадливо поводит плечом, словно отгоняя от себя ненужное и пустое. — И отчество в документах еще от отчима. Но теперь я работаю на своего настоящего отца.

— И давно?

— Три месяца назад он меня разыскал. Это лучшее, что случилось в моей жизни. Так, что он просил сделать… а, телефон. Сдайте, пожалуйста. У нас на базе все без телефонов. Конфиденциальность, такое все.

Один из спецназовцев с закрытым тактической маской лицом подходит ко мне с металлической коробкой. Просьба вежливая, но ясно-понятно, что у меня нет вариантов, кроме как ее выполнить. Выключаю телефон и кладу в коробку. Спецназовец закрывает ее с такими предосторожностями, словно внутри — взрывное устройство. Впрочем, в наши времена ведь и подобное — не редкость.

— Отлично, спасибо за сотрудничество, Александр, — бодро говорит Кристина. — Теперь пойдемте! Отец свой личный вертолет прислал. Там только нету, ну, этого, туалета. А лететь минут сорок. Если вам надо — можно в аэропорт пройти, в бизнес-зал…

Интересно, девчуля сама додумалась или папа подсказал?

— Нет, спасибо, нормально все… А для чего тебе пистолет, Кристина? Чтобы смотреться круто?

— Х-ха! Я у отца лучший стрелок в команде!

Девчуля лихо выхватывает пистолет из кобуры, почти не целясь, трижды стреляет вверх — и на землю шмякается птица. Служащие аэропорта в оранжевых жилетах вздрагивают, замирают на миг, нервно оглядываются — и тут же возвращаются к своим делам. Даже охранники отводят глаза.

Признаю:

— Впечатляет. Даже не знаю, что больше — твоя меткость или то, что ты невозбранно стреляешь прямо на летном поле…

Кристина расплывается в торжествующей улыбке:

— Нам, детям Ветра, здесь можно все!

— Вам? И много вас?

— Расскажу, но давайте уже в полете! Отец ждет.

Отношусь к этой идее скептически: вертолет — не лучшее место для светской беседы. Однако Sikorsky отличается от всего, что я видел прежде. Салон защищен от шума и вибрации — словно в пассажирском поезде едешь. Между просторными, обитыми белой кожей креслами — компактный бар. Кристина гостеприимно распахивает его — напитки и закуски тут классом повыше, чем те, что предлагались в только что покинутом мной бизнес-классе.

Спецназовцы, разумеется, грузятся вслед за нами, но рассаживаются в задних рядах и не отсвечивают.

— Коньяка? Виски? Икры? Севрюги? — девчуля старательно исполняет обязанности радушной хозяйки.

— Нет, благодарю… Я вполне способен сорок минут обойтись без жратвы и выпивки, честное слово. Расскажи лучше, как ты познакомилась с отцом.

Кристина набирает полную грудь воздуха и начинает рассказывать. Она всегда, всегда знала, что не такая, как другие девчонки! И что отчим ей не родной отец, тоже знала, хотя об этом мать и не говорила — но Кристина сама подозревала, а потом группы крови их сверила и все поняла. Эти душнилы, которых она звала родителями, скрывали от настоящего отца существование ее, Кристины, и его от нее — тоже. А она всегда знала, что не должна жить по их унылым правилам — «помой посуду, ты же девочка!», «учись хорошо, тебе же ЕГЭ сдавать!», «в десять чтоб была дома, на улицах опасно!» Она, Кристина, не такая, ничего для нее не опасно, и учеба эта тупая ей не нужна, и супы эти тупые она варить не хочет, а хочет стрелять и драться, десантницей стать или морпехом! И никто, никто ее не понимал, пока не появился настоящий отец. Сам он красив, как герой комиксов, и имя у него красивое. Ну то есть он не прям сам появился, звонил ей сначала в телеграфе и говорил, что давно искал ее, что она не такая, как все, она талантливая, и он научит ее стрелять и драться круче супергероев — только бы она хотела этого сама. Кристина боялась верить — вдруг пранк какой-нибудь — но потом к ним домой явились солидные люди из какой-то серьезной конторы, и отчим ругался, а потом затих, и мама плакала, а Кристина, пока они разговаривали, собирала рюкзачок, чтобы уйти из места, которое никогда по-настоящему не было ей домом!

— Но ты хотя бы иногда звонишь маме?

— Да, отец говорит, что нужно, раз в неделю… Мобильников на базе нет, зато есть стационарный аппарат, с видео. Да не особо они с отчимом переживают за меня, у них своих двое, я им только мешалась… А отец! У него одиннадцать детей разного возраста, и это он пока не всех разыскал! Но его хватает на всех, на каждого — каждый по-своему гениален, с такими-то генами!

— Какой он, твой отец?

— О, он самый сильный, самый крутой… и самый добрый. Никогда не душнит, не истерит, не выносит мозг. Он каждого из нас… понимает, понимаешь, что это значит? Да что я тебе рассказываю! Ты же и сам его знаешь.

Хмурюсь:

— Да уж, знаю. Немного.

Смотрю в окно — великолепный обзор — и мысленно составляю карту местности: запоминаю, как расположены друг относительно друга леса, поля, городки, деревни, проселочные дороги… Вряд ли возвращаться доведется в вертолете ультра-класса. Если вообще доведется…

— А вот отец тебя знает! Сказал, ты — сильная самостоятельная фигура, — Кристина явно цитирует чужие слова. — И можешь сыграть важную роль в наших планах. Просил меня проследить, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Тебе комфортно? Может, осетринки все-таки или икры?

— Нет, не надо ничего. Но ты молодец, Кристина, здорово стараешься.

Теперь внизу — не база даже, а что-то вроде обширного поместья. На территории, обнесенной высоким забором, располагаются навороченные спортивные комплексы, парк с белыми павильонами и площадками для пикников, конюшня с манежем для выезда и десятка два зданий разного вида и назначения — от изящных уединенных домиков до трехэтажных казарм. Есть даже открытый всесезонный бассейн — полноценные 50 метров, не фигня декоративно-курортная. По центру территории — посадочная площадка на восемь вертолетов.

— Пора пристегнуться, — вскидывается Кристина. — Сейчас пойдем на снижение.

Спецназовцы выходят из вертолета первыми и выстраиваются по обе стороны от двери так, что это скорее напоминает почетный караул, чем конвой. Интересно, меня просто так возьмут и пропустят к хозяину всего этого великолепия — без досмотра? Всего-то вежливо попросили телефон и не проверили, не лежит ли у меня в кармане второй или что похуже? Вдруг я полон сюрпризов? Не в духе Кукловода такая безалаберность.

— Сейчас Егор даст добро, и проведу тебя к отцу, — чуть смущенно говорит Кристина. — Вон он, идет уже.

Действительно, от домика через поле к нам спешит мужичок средних лет.

Похоже, юная провожатая готова отвечать на все мои вопросы. Надо пользоваться детской наивностью, пока есть возможность.

— А кто такой Егор, почему он должен давать добро?

— Егор — усило́к. — Не сразу соображаю, что это сокращение от «усиленный». — Людей буквально насквозь видит, то есть не самих людей, а все, что на них есть постороннего. Понимаешь, к отцу же важные люди приезжают, каждого не будешь шмонать. Да и приблуды такие есть, которые от любого обыска спрятать можно. У отца врагов много, он — не такой, как все, вот ему и завидуют. Поэтому всех, с кем он встречается, Егор досматривает, вот так, издалека. У одного деятеля, прикинь, яд нашел в зубной коронке…

Остается надеяться, что Дар Егора действует не на самих людей, а на их одежду и прочее; иначе сразу станет ясно, что никакой я больше не свободный от Дара. Впрочем, бояться поздно — остается только надеяться.

Однако, усилок… Для всего мира сверхдары — темная, зловещая тайна, а здесь для нее уже небрежное разговорное сокращение придумали. Быстро же люди адаптируются…

Но вообще чертовски логично, конечно, что Прорывы были когда провокацией, а когда и тупо случайностью, а самых удачных и полезных усилков Кукловод приберег для личного использования.

— И много у вас тут усилков?

— Хватает… — до Кристины наконец доходит, что свободно болтать стоит не обо всем. — Тебе отец расскажет, океюшки?

— Не вопрос, океюшки, конечно.

Интересно, почему Ветер, располагая тысячами подчиненных, отправил встречать меня собственную дочку — преданную ему, но несколько наивную и расхлябанную? Что это — проявление уважения и доверия? Не вполне уместно в контексте, так сказать, развития наших отношений. Ветер трижды пытался меня убить и знает, что я это знаю. А девчуля вот сейчас повернулась ко мне почти что спиной, наблюдая за Егором и подошедшим к нему спецназовцем. Так просто взять дуреху в захват, выдернуть ее же пистолет из расстегнутой кобуры, поднести дуло к виску и выставить свои условия… Впрочем, это на нормального человека могла бы подействовать угроза жизни его ребенку, но никак не на психопата. А главное — сам я пока еще не психопат, чтобы проворачивать такие фокусы.

— Егор дал добро, — поворачивается ко мне Кристина. — Идем. Отец тебя ждет.