Повтор

Глава 13 Ищите женщину

Утром до отвала закидываемся гостиничным завтраком. Еда не особо вкусная, но система «шведский стол», то есть халява в моменте — лучшая приправа. Пока я пытаюсь себя убедить, что третий блинчик уже будет лишним, из Штаба приходит сообщение. Оказывается, в городе нашлись два человека с Дарами в сфере упорядочивания, не имеющих внятного алиби. Оба — женщины, одна молодая, другая старая.

— Начнем с молодой! — бодро предлагает Олег.

Хмыкаю:

— Придержи коней, герой-любовник! Понимаю, там у вас на базе не женщины, а самки богомола, вот ты и истосковался по дамскому обществу. Но тут все еще похлеще. То, что виновник… ок, пусть виновница торжества не выжжет тебе мозги, не значит, что она не выжжет их всему дому или кварталу, если ее напугать или разозлить. Наша задача — проверить алиби, и если его нет, склонить объект к сотрудничеству со Штабом. Или любым способом минимизировать возможные жертвы. Так что соберись.

Младшей из кандидаток двадцать семь лет. Зовут ее Елена. Биография странная: закончив школу, Елена три года работала продавцом в ювелирном магазине, а после этого — нигде. Не замужем, детей нет, живет в однокомнатной квартире, принадлежащей отцу, и он же оплачивает коммуналку. У Елены нет и никогда не было счета в банке, аккаунтов в социальных сетях, мобильного телефона.

Елена живет недалеко от центра, и мы решаем пройтись пешком. Теперь, когда я смотрю на город через призму своей гипотезы, то всюду вижу ее подтверждения. Машины едут и паркуются строго по правилам, никто не швыряет окурки мимо урны, даже люди по тротуару идут степенно, придерживаясь правой стороны. Только дети и подростки такие же, как везде: орут, толкаются, залипают на ходу в телефоны или взирают на мир исподлобья утомленным, пресыщенным взглядом. Не похоже, что они особо фрустрированы происходящим — взрослые и так вечно упарываются во всякие дурацкие правила…

Кстати, ночью пришел еще один отчет из Штаба — у тех, кто покидает город, нервных срывов и прочих спецэффектов не наблюдается; если их поведение в последние дни менялось, они это как-то для себя рационализируют. В итоге… так ли на самом деле чудовищно то, что здесь происходит? Разве страшно, что все соблюдают ПДД, работают по инструкции, платят налоги? Забавно, что в родном городе у меня таких мыслей не возникало — едва я понял, что люди под воздействием, сразу стал искать способы его снять, любой ценой разрушить морок. Ну да, здесь-то я никого не знаю, не могу сравнить «до» и «после» и осознать, насколько людей перепахало… да и, будем честны, трудно по-настоящему переживать за посторонних.

Не с первой попытки мы с Олегом находим нужный подъезд длинной белой двенадцатиэтажки, поднимаемся на лифте с прожженными зажигалкой кнопками — сюда тотальная ремонтомания еще не добралась. Звоним в самую обычную обитую дерматином дверь. Она распахивается, и я дважды моргаю — не могу поверить, что вижу это на самом деле.

На пороге стоит кукла Барби в человеческий рост, наряженная под стереотипную домохозяйку из американских 50-х: платье с узкой талией и широкой юбкой подчеркивает безупречную фигуру, лицо ярко, но не вульгарно накрашено, волосы собраны в элегантную прическу, на стройных ножках — алые туфельки с оттакенными каблуками. Не женщина, а кадр из фильма. Однако все впечатление портят глаза — они слишком широко распахнуты, взгляд блуждающий и мутный, словно она пьяна вдребезги.

— Ах! — выдыхает девушка, быстро поводит наманикюренными пальчиками — и коврики у соседских дверей шустро перемещаются. Теперь они лежат идеально ровно.

Если это и есть ее Дар, значит, наверно, не ее мы ищем… Смотреть на девушку тягостно, потому краем глаза наблюдаю за Олегом. В первую секунду он машинально приосанился, как всякий молодой мужчина при виде красивой женщины, но тут же сник, побледнел и отступил на полшага.

— Здесь ужасно грязно! Входите же внутрь! — щебечет девушка. — Вы к Роберту? Он скоро вернется со службы. Друзья Роберта — мои друзья! Я подам вам холодного персикового чая!

В квартире нет внутренних дверей — кухня и единственная комната отлично просматриваются из прихожей. В первый момент мне кажется, что я попал в музей — такой всюду казарменный, нежилой порядок. На кухне все принадлежности, от ложек до кастрюль, висят на своих местах, словно в операционной. Пол выложен плиткой, которая сверкает, как зеркало. В спальне кровать застелена по-армейски гладко. На прикроватной тумбочке — лампа и книга, лежащая строго параллельно краю. Стеллаж с книгами от пола до потолка выглядит театральной декорацией — так ровно выстроены корешки.

Коротко трясу головой, стряхивая оцепенение:

— Елена, скажите, пожалуйста, где вы находились в последние три месяца?

— Как «где»? — огромные глаза распахиваются еще шире. — Здесь, в нашем с Робертом поместье…

Поместье, ага… Окна плотно занавешены блэк-аут шторами.

— Вы можете чем-то это подтвердить? Например, фотографиями в телефоне?

— В телефоне? Но фотографии хранятся в альбомах! Как в телефон можно поместить фотографию?

Действительно, на полочке, покрытой белой вязаной салфеткой, стоит винтажный дисковый телефон. Над ним — лист бумаги с написанным от руки номером. Олег уже роется в планшете, потом шепчет мне: «частная психиатрическая клиника».

Елена запрокидывает голову и начинает неестественно, слишком уж легко и весело смеяться. Господи, какая криповая барышня… этот смех вызывает ощущение, будто кто-то сейчас прошел по моей могиле.

Испытываю огромное облегчение, когда дверь открывается и в прихожую втискивается здоровенный парень. В руках у него — пакет из дорогого супермаркета.

— Лена, почему дверь не заперта? А вы кто еще? Если она вам что-то подписала, имейте в виду — Елена недееспособна! Так что можете подтереться своим кредитным договором или что вы там ей впарили.

— Мы из органов, — привычно взмахиваю корочкой. — А вы, вероятно, Роберт?

— Да щас те «Роберт», пф-ф! Роберт — это ее бред, типа воображаемый друг. А я Жора, санитар из клиники. Мы Лене каждый день продукты носим. А вы ее взбудоражили, придется колоть…

Елена уже, кажется, забыла про нас. Она выравнивает и без того идеально ровно стоящие чашечки над мойкой и оживленно рассказывает что-то тому, кого, вероятно, видит перед собой.

— И часто вы сюда приходите, Жора?

— Сутки через двое работаю. Кто дежурит по амбулаторным пациентам, тот и приходит. И психиатр раз в неделю…

— Елена здесь постоянно находится? Она никуда не уезжала?

— Да куда ей ехать-то? Года три не выходила из этой квартиры. Снаружи для нее… порядка нет. Даже в стационаре регрессирует — все ей там не так.

— Спасибо. Извините, что побеспокоили. В полицейской базе не отмечено, что Елена… душевнобольная.

— Ну так папаша ее огласки не хочет. Нехилые бабки отваливает, чтобы клиника за ней присматривала, но негласно.

— Ладно, мы пойдем. Елена… до свидания.

Безумная девушка провожает меня глазами-блюдцами. От ее взгляда по коже бегут мурашки, и хочется запахнуть толстовку, хотя день вроде теплый…

Когда видишь людей на улицах, в ресторанах и на работе — о многом не догадываешься. А я на первом курсе подрабатывал сбором подписей, уже не помню, в пользу чего или кого — насмотрелся тогда на изнанку родного города. Инвалиды, алкоголики, сумасшедшие — все те, кто редко появляется в кишащем жизнью городском центре. Сколько же мрачных секретов хранят типовые панельки…

У подъезда Олег, молчавший все это время, спрашивает:

— Ты о том же думаешь, что и я, да, Саня?

— Это о чем?

— Что в ней… в Елене… вот такой… могли раскрыть сверхдар?

— Да будет тебе крипоты нагонять… Сейчас отчитаемся, и Штаб все выяснит с этой клиникой.

Отчет приходит через полтора часа. Действительно, персонал клиники посещал Елену каждый день, причем не один-два человека, а девять разных сотрудников, так что сговор и похищение практически исключены. Эту версию еще проработают для порядка, но, скорее всего, наша виновница торжества — та, другая женщина.

Ничего не поделаешь, придется проведать старую ведьму.

У Алевтины Семеновны необыкновенно обыкновенная биография. Она на пенсии уже десять лет, а до того служила главным бухгалтером в государственной организации. Супруг скончался восемь лет назад, дети и внуки живут в других городах. Ничем, кроме двухкомнатной квартиры в пятиэтажке, Алевтина Семеновна не владеет, квартплату вносит аккуратно, время от времени посещает поликлинику с обычным набором возрастных заболеваний, раз в два года обращается за путевкой в санаторий. А больше официальным органам ничего о ней не известно: нет, не была, не привлекалась.

К гостинице за машиной возвращаться неохота, так что трясемся в рейсовом пазике. Народу набилось битком, однако места для инвалидов и беременных никто не занимает.

Двор пятиэтажки выглядит мирно: дети с визгом раскручивают скрипящую круглую карусель, старички азартно режутся в домино. Рука сама тянется к карману, где лежит телефон: хочется запросить эвакуацию населения. Глупо — никто ведь не знает, на какое расстояние нужно эвакуировать. Может, весь город вывезти стоило бы — но наверняка виновницу торжества это насторожит.

Надо намотать сопли на кулак и действовать.

Алевтина Семеновна открывает дверь без всяких «кто там». Ни малейшей попытки замаскировать возраст, седые волосы собраны в строгий узел — однако дряхлости нет и в помине, и, похоже, деменцией тут не пахнет. Женщина строга, подтянута, смотрит на нас прямо и строго:

— Вы по какому вопросу?

Вместо ответа раскрываю корочку. Алевтина Семеновна тщательно изучает ее, слегка прищурившись. Да уж, здесь «общественный помощник следственного комитета» не проканал бы. Корочки Олега также подвергаются пристальному изучению, потом женщина сухо кивает:

— Входите.

Самая обычная квартира со старой мебелью — чистой, но обшарпанной. Порядок обычный, жилой — не такой стерильно-безжизненный, как у Елены.

Алевтина выжидающе смотрит на нас, скрестив руки на груди. Похоже, помогать нам она не собирается. Откашливаюсь:

— Алевтина Семеновна, вы покидали город в последние полгода?

— Вы не должны задавать этот вопрос.

Вот черт, почему не должен? Потому что… потому что она считает, что я знаю! Что компетентные органы в курсе.

Логично. Даму, повернутую на порядке и соблюдении правил, завербовали якобы от лица правительственной организации. Что ж, раз очередная марионетка Кукловода смогла ее обвести вокруг пальца — я тоже смогу.

Говорю холодно, без явной агрессии, но с нажимом:

— Не вам мне указывать, что я должен и чего не должен. Здесь вы сделали то, чего не должны были делать. Почему применили Дар без приказа?

Олег смотрит на меня в изумлении. Учись, салага…

Алевтина не теряется:

— Был приказ. Устный. От майора Сергеева.

Майор Сергеев… спасибо хоть не майор Иванов, в самом деле.

— Это была проверка. И вы ее провалили, Алевтина Семеновна. Вы должны были понимать, что такие приказы отдаются не устно. И не майорами.

Во взгляде женщины мелькает растерянность. Припечатываю:

— Таков порядок. Почему вы этого не понимали? Мы вас считали надежным человеком, рассчитывали на вас — а вы поступили так безответственно!

Алевтина часто моргает:

— Виновата… Я не… Я не знала, не понимала…

— Вы должны были знать порядок.

Упрек со всех сторон несправедливый. Но ведь всякий человек в глубине души догадывается, что один слуга закона вполне способен покарать его за то, что приказал другой.

— Я… я могу отменить, убрать… — лепечет Алевтина.

— Вы должны отменить воздействие, которое произвели, — стараюсь скрыть облегчение в голосе. — Немедленно. А потом мы продолжим работу.

— Да, — выдыхает женщина. — Да, конечно.

Она прикрывает глаза на пару секунд. Для нас с Олегом ничего не происходит. Мы не знаем, не обманывает ли она нас.

— А что… будет дальше? — спрашивает Алевтина.

— Дальше будет продолжение работы. Компетентные сотрудники будут здесь с минуты на минуту и все объяснят. Вероятно, вам придется проехать с ними. Не переживайте, — позволяю себе легкую ободряющую улыбку. — Таков порядок.

Четверть часа спустя передаем Алевтину команде людей в штатском — их фотографии и номера удостоверений приходят мне на телефон, так что подставы можно не ждать.

Во дворе вдыхаю наконец полной грудью. По виду, однако, ничего не изменилось — так же верещат дети и играют в домино старики.

Через двор идет мужик с сигаретой, докуривает и не глядя бросает окурок на асфальт.