Пражская весна

Глава 12

В восемь вечера мы были в гостинице. Там меня ждала Фурцева. Не скрою, мне было интересно узнать о приключениях министра культуры.

Семичастный испарился в сторону Литейного, Косыгин отдыхал, министры чем-то были заняты. Академики в в переговорной комнате насели на Суслова, что-то себе выбивали. Ленинградское руководство молчаливо отбыло по своим адресам в глубоком недоумении. Ну это только первый день визита. Завтра начнется все по новой.

Так что, беседе с Фурцевой никто не мешал.

После ужина Екатерина Алексеевна появилась у меня.

– Добрый вечер, Екатерина Алексеевна. Рассказывайте, что с вами произошло, поскольку, я старый склерозник, ничего так и не понял! – я постаралась успокоить министра.

– А вам разве не доложили? – немного с вызовом произнесла министр.

– Голубушка, были праздники, встречи с иностранными гостями, Семичастный замотался и не уведомил меня. А вы живы, значит, все с вами в порядке. Ну, давайте, рассказывайте.

Подозрения Фурцевой усилились по поводу подставы со стороны Семичастного.

– Дело было на Первое мая. Мы с моей охраной гуляли по центру города, рассматривали архитектуру. – Начала Фурцева. – Потом забрели на старую улицу и стали свидетелями вопиющего преступления. Фарцовщик убивал молодого студента. Моя охрана среагировала и произвела выстрел в преступника. Студенту не повезло. Его сильно порезали, да еще сотрясение мозга. Бедный студент.

– Ну вы оказали пострадавшему первую помощь? – я задала наводящий вопрос.

– Да, да, – согласилась Фурцева. – Мы сразу же перевезли студента в больницу, его прооперировали и он жив.

– И вы не пострадали, правильно?

– Со мной все в порядке. – Согласилась Фурцева. – Просто товарищ Семичастный был достаточно предвзят в данной ситуации. Обвинил студента в нападении на меня, мою охранницу обидел. В общем, товарищ Семичастный предвзято отнесся к прошествию.

– Итак, если я правильно понимаю, – вы спасли парню жизнь и стали его крестной феей?

– Ну не так чтобы, но верно, я хотела бы принять участие в его судьбе!

У меня не было слов, одни маты – то ли Фурцева влюбилась, то ли решила поиграть в Мать Терезу.

– Что же вам мешает это сделать?

– Комитетчики скрывают парня.

– Он у них во внутренней тюрьме на Литейном?

– Нет что вы, товарищ Генеральный секретарь, молодого человека после выписки из больницы вернули в училище, он там проживает в казарме. Офицер комитета при мне звонил куратору училища – молодой человек чувствует себя хорошо, приступил к занятиям.

– Товарищ Фурцева, парень не в изоляторе, на свободе, учится. По поводу приключений – я так понимаю, идет следствие, кого-то посадят. Теперь по поводу того, что вы хотите поучаствовать в его судьбе – парень музыкант?

– Нет, там что-то сложное техническое, училище морское.

– То есть, протекцию по вашему направлению вы технически предоставить парню не можете?

– Нет, но у него малобеспеченная семья, есть младшая сестра, живут в коммуналке.

– Вы можете взять шефство над школой его сестры – предложила я ей, – обеспечьте на лето семью бесплатным абонементом в Мариинку, если так серьезно хотите поучаствовать в их жизни – оплатите девочке детский тур в Москву или пионерский лагерь. С начала учебного года заставьте участвовать школу в культурных мероприятиях, фестивалях – чтобы девочка принимала участие. По поводу парня – сказать ничего не могу, Семичастный дело для ознакомления мне не давал. Кроме того, если врачи парня отпустили, а у него сотрясение и все остальное, возможно, у него будут врачебные комиссии, где парню поставят инвалидность – вот тогда вы сможете ему помочь, ведь в море он работать не сможет.

– Я вас поняла, – глаза Фурцевой потухли.

– Хорошо, хорошо – я подняла руки в примирительном жесте. – Что вы хотите на самом деле?

– Вы не могли бы выяснить, что происходит – использует ли комитет моего крестника в своих играх?

Так, так, – я начала понимать, что Фурцева испугана тем, что информацию о происшествии мне вовремя не доложили, и вообще ее турнули из Москвы. Барышня подозревает Семичастного в грязной игре.

– Хорошо, я ознакомлюсь с делом вашего подопечного, узнаю, можете ли вы иметь по нему информацию, и сообщу вам. Я понимаю ваше беспокойство – вы стали участницей неординарного события и оно вас впечатлило. Но это личное. Теперь о деле.

– Я приехал на неделю вместе с товарищами Сусловым и Косыгиным. У нас насыщенный график. От вас я бы хотел получить сопровождение в училище Римского-Корсакова, училище Вагановой, Мариинский театр. Мне нужна рабочая сводка по проблемам, достижениям, финансированию музеев, концертных залов, кинотеатров, училищ комитета культуры города и области – в общем, ревизию. Вам даю два дня на подготовку и пинки комитетов культуры. Это вам понятно?

– Да, ревизия, – министр кивнула в знак согласия головой.

– Что касается продления командировки – мы обсудим это с товарищем Косыгиным – возможно всплывут другие рабочие моменты.

Фурцева получила рабочую задачу и вроде бы успокоилась. Не знает старушка, что ждет ее пакость со стороны генсека – поедет она комаров кормить в Западную Сибирь с деловым визитом. А вот историю с ее протеже надо бы прояснить – если Семичастный играет грязно, то Шелепин может использовать давление на Фурцеву – а это не есть гуд.

Я уточнила у охраны не появлялся ли Семичастный, увы нет – он еще на Литейном. Тогда я попросила туда позвонить.

– Владимир Ефимович, вечер добрый, вы все в работе? – я скаламбурила по телефону. – Владимир Ефимович, вы мне ничего не хотите поведать по поводу приключений товарища Фурцевой – кто там потерпевший, кого посадят? Копию дела потерпевшего привезите – не сочтите за труд.

Семичастный чертыхнулся, но пообещал документы привезти.

Потерпевший, он же Дмитрий Анатольевич Тяпкин, еще не знал, что ждет его встреча с генсеком. Не знал об этом и его духовный наперстник – Петр Васильевич Терещенко.

На третий день пребывания в городе на Неве генсека сиделтоварищ Дмитрий Анатольевич Тяпкин в кабинете Петра Васильевича с утра пораньше и размышлял. Сегодня его попросили написать рапорт о встрече с генсеком и их задушевной беседе. Просьба была подкреплена сентециями о бренности этого мира. Вот по тону Петра Васильевича Петр понял, что доблестное КГБ в этом году носителя его тела товарища Тяпкина на сторону отпускать не будет. Хорошо, придется вспомнить вчерашний вечер в подробностях, это ведь Дмитрий весь в эйфорийных соплях, а он Петр оценивает все с реальной точки зрения. Вчера товарищ Брежнев был очень лоялени сердечен, как дедушка Мороз, но он Петр, уже имевший опыт общения с московской элитой, понимал, что генсек по каким-то своим причинам играл роль доброго дедушки и нафиг был ему нужен молодой мореман.

Вчера в восемь вечера его сорвали с вечернего отдыха и потребовали одеть парадку. Молодой человек подчинился и попал в руки молчаливого офицера КГБ. Тот достаточно быстро отвез пассажира на Литейный,4 где его ждал добрый дедушка Мороз.

И Петр и Дмитрий узнали старика Брежнева по его шикарным бровям и портрету, виденному ранее. Дмитрий впал в оробение – ведь Брежнев был главой государства. Петр знал, что Дмитрий заблуждался, по европейской системе главой государства считался Подгорный, а Брежнев – как лидер Партии – духовным лидером типа аятоллы Хомейни. Но народ по привычке смешивал должность Брежнева с остальными.

– Добрый вечер, молодой человек! – Поздоровался с ним генсек. – Дмитрий Анатольевич, правильно?

– Да, уважаемый Леонид Ильич, вы не ошиблись. – Петр перехватил управление у Дмитрия и повел беседу. Генсек на территории КГБ означал большой подвох, но Петр так и не понял в чем тут перец, соль и сахар.

– Мне о вас рассказала товарищ Фурцева. – Генсек выразительно посмотрел на парня и замолчал.

– Да, Екатерина Алексеевна навещала меня в Военно-Медицинской Академии. – Подтвердил Петр невысказанную мысль генсека. – Если бы не помощь товарища министра, я был бы уже на кладбище. – Петр решил не бродить вокруг и около, а расставить все точки.

– Я понимаю, молодежь не осторожничает сейчас и не воспринимает фарцовщиков как зло. – Генсек начал заход с другой стороны. – Поэтому я вас не осуждаю за покупки у фарцы. – Голос генсека был мягок. – Расскажите, из-за чего произошел конфликт.

– Я провел сделку, – Петр сосредоточился на рассказе, – и уже собрался уходить, как торговец выказал непотребство в отношении жителей блокадного Ленинграда и моей семьи, по его мнению мы должны были лечь под фашистов. Далее произошла словесная перепалка и его разумные аргументы ответа были исчерпаны. Оппонент перешел оскорблению действием и вытащил острый предмет. Далее события развивались столь стремительно, да и я отвлекся на крик двух дам, в итоге пострадал и был доставлен в больницу. Товарищ Фурцева очень переживала, и благодаря ей я получил лучшую медицинскую помощь. Я благодарен как врачам, которые спасли мне жизнь своим профессионализмов, и товарищу министру.

Генсек благодушно покивал головой и согласился с такой версией событий.

– Видите ли, молодой человек с присутствием прибалтов, сочувствующих фашизму, не все так просто. – Генсек покачал головой, прищурился и посмотрел в глаза собеседнику. – Вы технарь, и на гуманитарные науки в школе внимания скорей всего, не обращали. Я говорю обистории.

Петр в недоумении приподнял бровь.

– Дело было во времена последних Рюриковичей. Прибалтика была русской и православной, не смотря на трехсотлетнюю историю Ливонского Ордена. Прибалтику придерживали белорусы. Но слабость Московского царства сыграла большую роль в том, чтобы Прибалтика вышла из под контроля Православной церкви. В итоге ко времени смерти Иоанна IV Грозного активность католической церкви на землях Прибалтики усилилась, был введен религиозно-имущественный ценз – лицам, исповедующим православие и говорящим на русском языке было запрещено занимать государственные должности, вести деловую активность. Кроме того, Ревель – Таллин и Рига были городами Ганзы и контролировали после упадка Новгородской Республики ввоз и вывоз товаров из Московского царства на Балтике. Новгородская Республика также была городом Ганзы, но вот граждане были там очень неспокойными и недальновидными, и склочными. Не буду тебе забивать голову подробностями, если захочешь, почитаешь в библиотеке. В общем, Московское царство профукало Балтийский каботаж, и было в больших проблемах, не смотря на секретный фарватер через порт Архангельск.

– Вернемся к Прибалтике, – продолжил генсек. – За все время царствования первых Романовых Прибалтика легла под католическую церковь. Перекрестившись в католицизм жители Прибалтики стали более злыми, циничными и злопамятными. Пока Романовы разбирались с последствиями Польского нашествия Лжедмириев, история не стояла на месте. Рига и Таллин теряли свои деньги и винили в этом Москву. Феодализм в Прибалтике периодически скатывался в сторону работорговли. В общем, обнищалые прибалты-католики дружили с Блистательной Портой и очень сильно не любили Москву. Время шло, Российская Империя смогла приобрести воинскую славу и присоединила Прибалтику где с помощью дубинки, а где с помощью мирных договоров со Швецией, Данией и остальными.

В 1917 году, когда царский Дом Романовых уничтожил собственную страну и после Октябрьской революции три прибалтийских территории получили независимость. Но независимость без денег была очень печальной и голодоморы их стороной не обошли. Закончилось это тем, что в одна тысяча сороковом году все три республики получили прокоммунистическую администрацию и сами накатали петиции о вхождении в состав СССР, вот только буржуазия и бывшие аристократические рода и католическо-протестантское духовенство было против. В сороковом году господин Гитлер был на коне, и представители буржуазии быстро нашли себе друзей, чтобы дружить против Советского Союза. Проблема голода в начале сороковых снова стала актуальна, и прибалтов стали вывозить внутрь страны. Это взбесило буржуазию, она потеряла контроль над простыми прибалтами.

Петр внимательно слушал вариант истории в изложении генсека. Это действительно было интересно. Не смотря на то, что в его жизни в 90-е годы Прибалты перекраивали историю как хотели.

Генсек заметил неподдельный интерес на лице собеседника и продолжил.

– Как вы понимаете, собственного золотого запаса у прибалтов не было. Они одолжили его из хранилищ Российской Империи. Так что к сороковому году все три республики были должны швейцарским банкам большую сумму за перекредитование. Вхождение в состав СССР спасло все три республики от судебных исков европейских банковских домов. Поверьте, капиталисты заставили бы платить по счетам прибалтов и они бы скатились куда-то ниже плинтуса – в технический дефолт.

– Теперь подходим к Великой Отечественной войне. В эту войну в составе Вермахта воевали и прибалтийцы и украинцы. Да, это позор для нас. К сожалению, самыми жестокими по отношению к мирному населению в войсках Вермахта считаются хорваты, венгры, боснийцы, прибалты и ультраправые украинцы. Так вот, население Прибалтики сейчас то же, что и в сорок втором году. Люди те же. Они знают, кто из соседей превратился в зверя, в глубине души их гложет стыд и ненависть. Ненависть к русским – как к выжившим свидетелям. Это разрушает их изнутри и создается новая ненависть. Конечно, не все жители Прибалтики оказались с низкой моральной ответственностью, но те, кто ненавидят, сошлись в группы, и нашли западных инвесторов. Поэтому война в Прибалтике продолжается. Это история, связанная с войной. Есть и еще одна часть.

Это часть состоит из людей, которые хотели бы покинуть страну и уехать на постоянное место жительство за границу. Граница у нас открыта – посольства есть в Москве. Но тут я вынужден пояснить. Стать гражданином запада не так просто. В западных странах для новых граждан действует имущественный ценз. В Канаде при рабочей визе нужно иметь неснимаемый вклад на 30 000 долларов, и деньги на проживание на три первых месяца. В Греции имущественный ценз предполагает покупку недвижимости на 150 000 долларов и тогда дается право на проживание. Лондон как столица Британского Содружества принимает граждан с территории самих Британских колоний по квотам. Для Лондона имущественный ценз миллион с вложениями в акции в их предприятия и с покупкой недвижимости. Как ты понимаешь, дорого.

– Но есть же квоты, в США грин-карта – не утерпел Петр и возразил генсеку.

– Грин-карта разыгрывается и дает права на 2 года проживания, но гражданство там опять по имущественному цензу. – С уважением ответил генсек. – Отрадно видеть умного человека.

Петр прикусил язык, он лопухнулся. Откуда зеленому мореману знать о грин-карте, если он в кругосветку не ходил.

– Правильно есть квота, называется "запрос о политическом убежище". Только вот, чтобы под нее попасть, надо привести пример своего уничтожения. Эта квота требует предательства. Вот прибалты и мечутся между деньгами и предательством.

– Но вы же говорили – уехать можно из страны. – Снова задал вопрос Петр.

– Правильно, можно, мы никого не держим. Просто мы тоже предъявляем финансовые претензии. Государство предоставляет из-за низких температур и в рамках социалистического строя базовый минимум – проживание в государственной арендованной квартире, бесплатное образование, бесплатную медицину. При выезде государство предъявляет финансовый счет за полученные услуги по образованию, долги по кредитам, налоги, содержание иждивенцев.

– А евреи? – Петру было интересно, что скажет генсек по поводу евреев. В связи с миграцией евреев ходило много анекдотов про Рабиновича.

– Умный молодой человек. – Усмехнулся генсек и помассировал правой рукой нижнюю челюсть. – С евреями все непросто. Есть Алия – их так называемая миграция на родину предков. Есть отсутствие дипломатических отношений между Израилем и СССР, и есть противоречия в Кнессете – это правительство Израиля. Израиль религиозное государство – там проблемы с гиюром для переселенцев. И кроме всего прочего, имущественные интересы так называемых русских евреев на межправительственном уровне не защищены. То есть еврейское правительство должно провести ряд законов, которые бы защищали переселенцев в области пенсионных прав. И к тому же евреи, когда собираются вместе, начинают вместо дела раздувать склоки. И еще один момент, при оформлении визы в Израиль еврею необходимо предоставить письменные доказательства – архивы своей семьи в нескольких поколениях. У евреем, бежавших с Украины, Белоруссии, других оккупированных территорий этих документов нет. И единственный выход для них – мигрировать в США – там есть крупная еврейская диаспора. В Европе евреев не ждут.

– Да, история – это очень интересно и познавательно. – Произнес Петр. – Оказывается история великая вещь. – А почему, если прибалты так нас ненавидят, почему бы их не отдать Европе – пусть бы швейцарские банки их разорили? – Петр решил задать вопрос, который мучал его в будущем.

– Далеко пойдете, молодой человек, – усмехнулся уставший генсек. – Гордиев узел так не рубится. Прибалтика. во-первых представляет наши интересы в Балтийской акватории, во-вторых – вопросы незамерзающи хпортов и это экономика, в-третьих, вопросы безопасности Калининграда и Ленинграда. Мы уже один раз опростоволосились в 1917году, когда отпустили Финляндию. Тогда госграница находилась в 30 километрах от Ленинграда. Госграница была одной из причин Финской войны. – Мы не можем, выгнать прибалтов из СССР, это наши вериги.

– Хорошо, выгнать прибалтов мы не можем, победить неофашизм не можем. – Я так и не понял, зачем вы пригласили меня на встречу? – Павлу надоела эта странная беседа.

– Молодой человек, – генсек из бодренького старичка сразу превратился в сурового политика. – Вы попали в ЧП с участием министра. Случайность – и вы оказались жертвой, поэтому к вам достаточно лояльное отношение. Но, вскрылась история с неонаци, КГБ считает, что вам могут стать мстить подельники прибалтийского фарцовщика. Суд над ним пройдет в закрытом режиме, человек отправится по этапу, но никто не запрещает ему написать на родину пару строк, в которых винить он будет вас. Поэтому КГБ вас немного опекает, как важного свидетеля.

– И подставную утку? – спросил печально Петр, сразу поняв, во что играет КГБ.

– Это комбинации КГБ. – Резко ответил генсек. – Меня же интересует министр культуры. Она беспокоится о вас. Поэтому у меня следующий вопрос – что вы будете делать, если врачебная комиссия признает вас инвалидом? Вы не закончите свое образование, и поэтому потеряете работу по профилю.

– Пойду в ДЭЗ или ЖЭК! – зло произнес Петр. – Там хоть служебное жилье дают. – Он понял, что приключение в упоминаниях министра культуры было достаточно опасным для служб безопасности, и завуалировал ответ.

– Ах, да, – согласился генсек с собеседником. – Вы живете в коммуналке на Невском с родителями и сестрой. Действительно, для вас жилье – это первоочередная проблема. У нас готовится программа освоения Сибири и Дальнего Востока, там тоже будет служебное жилье. Напомню, у нас также как и на западе есть личная собственность на недвижимость как в сельской местности, так и городах, но она тоже за деньги. Сможете заработать и купите себе жилье.

Ах да, – генсек сделал вид, что что-то забыл. – С министром культуры не хотите встретиться?

– Я уже поблагодарил товарища министра за спасение в больнице – буркнул Петр, не желая чтобы его втягивали в разборки КГБ.

– Хорошо, но вы будете не против, если я передам товарищу министру ваш сердечный привет и надежду на светлое будущее?

– Да, без проблем как можно беззаботней произнес Петр. – Его достала вся эта заварушка с прибалтами и министром, и он как можно скорее хотел оказаться в теплой кровати и заснуть.

– Ну что же, – засобирался генсек, – время позднее, вы устали. Да и у меня был тяжелый день. Я был рад познакомится с человеком, имеющим такую активную жизненную позицию. Желаю вам удачно пройти врачебную комиссию и вообще, удачи в начинаниях. Старайтесь не поддаваться унынию и самосовершенствуйтесь, изучите на досуге иностранные языки или приобретите еще одну профессию, ведь образование у нас в стране бесплатное.

– Большое спасибо за беседу, товарищ Брежнев, так я свободен? – наивно спросил Петр.

– Да, да, конечно, товарищи из КГБ вас отвезут обратно.

Петр закончил вспоминать встречу с товарищем Брежневым, которая его удивила. Понятно, конечно, что в деле создания приключений на пятуюточку участвовала министр культуры, но то, что Фурцева попросила генсека проведать его, это было что-то с чем-то. Петр не знал, что подумают товарищи из КГБ и куда он вляпается в следующий раз.

«Ну ты что?» – спросил взбудораженный дух Дмитрия. «Что будешь писать? Мы уже полчаса сидим, что делать будем».

«Сейчас я напишу кратенько суть. Постарайся выучить этот рапорт и не забывать, он станет нашим прикрытием от товарищей чекистов» – Ответил ему Петр.

Петр Васильевич дал своему подопечному час и вернулся в кабинет.

– Итак, Дмитрий, у вас все получилось с рапортом?

– Да, Петр Васильевич, я все написал, как запомнил. Для меня встреча с товарищем Брежневым была неожиданностью, я и подумать не мог, что он обо мне знает. – Дмитрий имел восторженный вид, именно это посоветовал ему Петр.

– А скажите ка, молодой человек, что вы уяснили из беседы с генеральным секретарем? – подозрительно спросил куратор, прочтя текст рапорта по диагонали.

– Как и товарищ генсек, я считаю, что прибалты ненавидят русских из-за того, что в войне прибалты – наци воевали на стороне Вермахта с особой злостью к мирному населению и они ненавидят нас за то, что мы стали свидетелями их морального падения. Также наци-прибалты ненавидят нас за то, что в сороковых годах мы не дали им обанкротиться из-за судебных исков швейцарских банкиров, которые бы уничтожили все три республики. Я считаю, что их ненависть к нам неприемлема и презираю фашизм. – Бодро выпалил Дмитрий, точь в точь, как учил его Петр с видом глупым, но бравым.

– А откуда, молодой человек, вы узнали о грин-картах, собираетесь мигрировать в США? – язвительно спросил Петр Васильевич.

– Ни как нет, не собираюсь мигрировать. Кто сказал, не помню, после сотрясения, память еще США, – поэтому Дмитрий сделал непонимающий вид в ответ на вопрос куратора.

– Хорошо, молодой человек, идите завтракать.

– До свидания, Петр Васильевич. – Дмитрий успокоился и вышел изкабинета. Действительно, его сегодня рано разбудили из-за этого странного рапорта. Надо было успеть в столовую.

Петр Васильевич еще раз прочитал рапорт Тяпкина и удивился таланту товарища Брежнева рассказывать истории. Генсек сделал одной беседой то, что сотрудники КГБ делали с приложением усилий. Генсек чуть ли не завербовал парнишку. Сейчас Петр Васильевич понял тонкий момент, на который не обращал внимание, – если бы парень вылетел из училища по здоровью и получил инвалидность, то он бы стал бы обузой для своихродственников, да еще в коммуналке. Мы бы получили еще одного озлобившегося человека, который мог бы перейти на сторону зла. Но генсек так изящно провернул выход из ситуации – порекомендовав парню присмотреться к поездке в Сибирь.

Петр вечером лежал на кровати и думал о прошедшем дне.

«Петр. Петр, ты обещал мне все объяснить» – Возмутился дух тела.

«Хорошо» – согласился Петр. «Слушай сюда. Нас пригласили на беседу к товарищу Брежневу не просто так. КГБ занимается охраной первых лиц, а наш случай поставил всех на уши. Но нам повезло, что министр не пострадала, и нападавший оказался политическим, а не настоящим уголовником. Если бы фарцовщик был уголовником нас просто продержали до врачебной комиссии и выпнули бы из училища. А так прибалтиец оказался неонаци. У КГБ появился повод начать большую игру – начнут чистить уголовников. Уголовники власть не любят, но блокадный Ленинград уважают, они сами начнут трясти прибалтов, в связи с этим начнется передел рынка у фарцы, и уголовники сдадут информацию по политическим в КГБ. А вот с прибалтом не повезло, если он будет мстить через знакомых – то мы не спасемся».

– «И что же делать?»_Пригорюнился Дмитрий.

– «Не ссы!» – Бодро ответил Петр, – «Я научу тебя боевым искусствам».

«А то что Брежнев сказал про прибалтов, в будущем – это тоже правда?» – поинтересовался Дмитрий.

«Действительно, генсек не соврал про ненависть, месть и предательство прибалтов. В будущем они первые вышли из СССР и первые получили деньги НАТО и Евросоюза обвинив Россию в попытке нападения. В общем, прибалты оказались в будущем еще тем дерьмом, но если Правительство СССР считает, что Прибалтика сейчас является защитой для Калининграда и Ленинграда, то им и карты в руки. Дима, не лезь в политику – дольше проживешь.» – Ответил Петр своему соседу-духу.

«И что же нам теперь делать?» – Удивился Дмитрий.

«Генсек прав!» – Веско заметил Петр. – «Нам с тобой надо пережитьв конце года медкомиссию и отвертеться от инвалидности, тогда нас не выпрут из училища и мы получим работу на ближайшие три года. Всё, спи давай, а то у меня голова болит думать, что будет или не будет завтра». – Грозно произнес Петр и закрылся одеялом.

Оставим в раздумьях одного попаданца и вернемся к делам тяжким второго попаданца – товарища генсека.

Шел второй день пребывания в Столице Трех революций.

С утра было созвано небольшое собрание из числа прибывших и товарища Фурцевой.

– Итак, товарищи, – произнес генсек. – Я рад вас всех видеть в этом зале. Поговорим за жизнь городов-героев. Мы вчера побывали с товарищами на метрополитене, действующих и строящихся станциях. И я вам скажу, товарищи, что строительство метрополитена в Ленинграде идет очень медленными темпами. Это расстраивает.

Косыгин покачал в знак согласия головой. Министр по транспортному строительству судорожно втянул голову в плечи.

– Поскольку вопрос продолжения строительства Ленинградского метрополитена будет обсуждаться дальше в Кремле мы перейдем к другому вопросу, который вчера вылез.

– А вчера, товарищ Суслов, – я повысила голос, посмотрев на идеолога, что-то рисовавшего в блокноте. – Вылез вопрос престижа нашей страны в общем, и в городах – героях в частности. «Город-Герой» – это высшая степень отличия, которой были удостоены города, прославившиеся своей героической обороной во время Великой Отечественной войны. На сегодня их семь: Москва, Ленинград, Брестская крепость, Волгоград, Одесса, Севастополь, Киев.

– И что с ними не так? – прокряхтел Суслов.

– Вчера, – я многозначительно сделала паузу, – высокой комиссией было обнаружено в Городе-Герое Ленинграде умаление достоинства героизма блокадного Ленинграда, а именно, отсутствие ватер-клозетов на остановках метрополитена и общественного транспорта.

– Не понимаю, причем тут идеология, в Москве их тоже нет! – пожал плечами недоумевающий Суслов.

– Товарищ Суслов, до вас не доходит – прошипела я. – Куда срут и ссут посетители метрополитена в холодное и теплое время года – на стены самого метрополитена и ближние дворы. Иностранная пресса уже высмеяла нас в интервью британских туристов. Нас опозорили на Западе, выставили некультурными варварами. Это недопустимо.

– Товарищ Брежнев, вы же вчера решили вопрос и дали поручение ленинградскому «Водоканалу». – Подал голос Косыгин, решив прояснить для кремлевского идеолога ситуацию.

– Да, товарищ Брежнев дал поручение ленинградцам, – сказала я о себе в третьем лице, – но товарищ Брежнев не уверен, что ответственные товарищи прониклись глубиной проблемы. А она идеологическая. Мы не в двадцатых годах находимся, когда из-за Гражданской войны не могли построить теплых туалетов в ведущих городах и всем приходилось обоссывать близлежащую территорию. – Я била по мозгам партийных товарищей правдой русского языка. Отсутствие сейчас на остановках общественного транспорта общественных платных туалетов портит наш имидж страны-победительницы. В ФРГ уличные сортиры есть, тупые фашисты до них додумались почему-то.

– Что вы от меня хотите? – печальный вопль раздался из уст все еще ничего не понимающего Суслова.

– Вы, уважаемый товарищ Суслов, берете товарища Пельша, товарища главного редактора «Правды», их фотокоров и едете по всем Городам-героям со специальным визитом представителям обкомов и представителям «Водоканала», проводите с ними экскурсии по всем остановкам общественного транспорта – метро и автобусов, товарищи журналисты пишут очерк о недопустимости, вы меня слышите, – о недопустимости срача мимо ватер-клозетов. Статьи критические об этом по каждому Городу-герою должны появиться в «Правде» за вашей подписью, Пельша и главного редактора «Правды». – Это идеология. А практика это!

– И что практика? – скептически пробормотал Суслов.

– Вы вынесете этот политический вопрос на Политбюро. Нужно выставить это на вид как Госплану, так и Госбанку. Города – герои должны иметь нормальную канализацию и нормальные общественные ватер-клозеты, иначе нас постоянно иностранная пресса будет мешать с дерьмом.

– Я не смотрел на эту проблему с такой стороны! – Покладисто согласился Суслов. Генсек наконец-то дал ему нормальное политическое задание, хоть оно и было с душком, но было по теме – можно было развернуться с критикой недальновидных деятелей разречь шла о международном выхлопе.

– Но в Ленинграде вы уже проделали эту работу? – решил уточнить на всякий случай главный идеолог у разъяренного генсека.

– Я только начал, – заметила я. – Мы будем тут неделю, можете на завтра вызвать и Пельша и главного редактора «Правды», в городе должен быть их корпункт.

– Теперь поговорим о другом, товарищ Суслов.

Суслов удивленно поднял брови. Смотревшие на все это действо с конца стола представители Академии наук обалдевали. Из академиков был Капица и еще один администратор от бюрократии Академии.

– Комитет государственной безопасности нуждается в вашей помощи. В Ленинграде произошел опасный инцидент, который высветилсерьезную проблему. Мы заставляем бегать офицеров госбезопасности за разными проходимцами-фарцовщиками, вместо того, чтобы безопасники работали по делам неофашистов, диссидентов, шпионов и прочих врагов народа.

Академик Капица икнул, услышав о врагах народа и диссидентах.

– Кроме того, продолжила я, – в зоне присутствия фарцы появляются школьники. Ученики выпускных классов покупают у фарцы иностранные ручки, стерки, бубыль-гум, капроновые колготки для девочек, французское белье. Я понимаю, француженки худые, как скелеты, но почему фарца проникает в школы, а товарищ Суслов?

– Комитеты комсомола работают над идеологическим контролем молодого поколения. – Отрапортовал Суслов.

– Я не об этом спрашиваю, товарищ Суслов.

– Товарищ министр легкой промышленности, – я повернулась к Николаю Николаевичу Тарасову, – у вас серьезные проблемы в отрасли, раз вы не можете создать нормальное производство капроновых изделий для женщин. Я, конечно, понимаю что вы мужчина, но у вас есть жена, которая, по доведенной мне информации, в чулках советского производства не ходит. Что мешает вам взять ее чулки и дать поручение ученым из Академии наук разработать состав и технологии для производства более качественных чулок? Или боитесь, что вас академики в далекую даль пошлют? – я прищурившись смотрела на министра.

На Тарасова было больно смотреть, он как-то посерел, услышав о жене. А что я, я ничего такого зверского не сказала – в двухсотой секции Гума отоваривались члены Политбюро, включая министров, вернее их жён. Именно там продавался власть имущим импорт.

– Кстати, товарищ Тарасов, с нами находятся аж два представителя Академии наук, один, правда, физик.

– Товарищ Капица, неужели академикам так сложно изучить материаловедение, чтобы помочь нашим министрам в работе? Или все академики у нас диссидентствуют, бегая по западным СМИ и крича о правах человека, а о правах женщин на качественные капроновые колготки забывают?

– Я не общаюсь с диссидентами, – немного истерично ответил Капица. Физик не ожидал, что попадет под критику такого уровня.

– Вот видите товарищ Суслов, у вас с идеологией серьезные проблемы – министр не знает, что его жена не ходит в советских чулках, члены Академии Наук не знают, что есть материаловедение и посылают в пень наших министров, а сами шляются по иностранным СМИ и позорят страну.

– Товарищ Громыко, мы с вами находимся на территории Ленинграда. – Я обратилась к министру иностранных дел. – Ничего не хотите сказать?

Громыко недоуменно посмотрел на всех, типа где он, а где женские чулки.

– Ну что же вы тормозите, товарищ министр, – покачала я головой. – У вас рядом Финляндия. Там есть много чего интересного. А именно – посол Андрей Ефимович Ковалёв. Я ничего не путаю?

– Да, есть! – согласился Громыко. Он не понимал, какая пчела укусила генсека.

– Так вот, в Финляндии, которая не так далеко от Невского проспекта, есть и бубыль-гум и конфеты «Фазер», и собственные капроновые колготки и даже универмаги Стокманн. Так вот, я не говорю сейчас о высокотехничной бумаге для производства журналов, которые вместо того, чтобы производить самим, Советский Союз закупает в Финляндии, я говорю о приглашении представителей промышленности Финляндии в Ленинград. Почему бы финнам не продать товарищу министру легкой промышленности оборудование и технологию по лицензии по производству этих долбанных капроновых чулок, которые продают фарцовщики нашим старшеклассникам. Или вы не можете пригласить министра торговли Финляндии в Ленинград и Калининград, чтобы он привез с собой торговцев, тех же владельцев Стокманна и предложить им построить в этих городах универмаги с поставкой товаров из Финляндии?

– Я не министр легкой промышленности, торговли и машиностроения. – Обиделся Громыко.

– Зато вы постоянно присутствуете на Политбюро и постоянно слышите о проблемах ваших коллег по Совету Министров. Вам сложно подать аналитическую записку товарищу Косыгину?

– Товарищ Косыгин, по результатам первого дня ревизии Ленинграда я поручаю вам проанализировать вопрос о приглашении представителей соответствующих ведомств Правительства Финляндии в Ленинград, подготовки встречи по торговым вопросам, вопросам размещения универмага Стокманн – Ленинград в подходящих помещениях, подготовке встречи с промышленниками Финляндии на территории СССР, по линии Министерства торговли – закупок для торговых сетей Москвы и Ленинграда бубыль-гума, ластиков, ручек, карандашей и капроновых чулок до момента открытия производства в Ленинграде и Калининграде.

– Товарищ референт, – я обратилась к своему секретарю-референту, который конспектировал заседание. – Подготовьте документ для Алексея Николаевича.

– Товарищ Суслов, – я снова обратилась к главному идеологу. – Я хочу чтобы школьники не лезли к фарцовщикам, и покупали всю эту мелкую лабуду в наших магазинах, или в киосках «Союзпечати». Чем меньше подростков крутится вокруг фарцовщиков, тем лучше будут делать работу офицеры КГБ.

– Но это же трата дефицитной валюты! – попробовал возмутиться идеолог.

– Вам валюты жалко, или детей, которых завлекают в свои криминальные сети фарцовщики?

Семичастный следил за перепалкой генсека и главного идеолога и недоумевал – генсек защищал его, с чего бы это? Семичастный знал, что генсек недолюбливает Шелепина и его, как креатуру товарища Шелепина, но сейчас генсек был за него. Семичастному действительно надоели фарцовщики, которые толкают мелочевку типа пластинок и жвачки. Самая крутая статья была за спекуляцию валютой. Вот она та и была предпочтительной в делах шпионских.

– Теперь вернемся к «Голосу Америки», Русской службе «БИБИСИ» и Радио «Свободы». – продолжил генсек. – Американцы открыто заявляют, что Радио «Свобода» – это инструмент психологической войны. То есть, Запад открыто признает наличие такого вида оружия, а наша научно-творческая интеллигенция жует сопли и вопит о правах человека. Я видно чего-то не понимаю, ситуация достаточно странная, предполагающая работу со стороны научно-творческой интеллигенции на врага. Товарищ Фурцева, вас это должно тоже насторожить.

Семичастный посмотрел в сторону академиков – те сильно заерзали на своих местах, видно было, что это заявление их очень расстроило. К сожалению, на Сергея Капицу доносов серьезных не было.

Семичастных хотел было оправдаться, но генсек рукой махнул в его сторону.

– Я вот хотел задать вопрос физику товарищу Капице. Согласно справке, сейчас он преподает. Скажите товарищ Капица, правда, что оптику открыли еще древние египтяне?

– Правда! – удивленно подтвердил ученый.

– Правда ли, что «Основы оптики» были написаны в семнадцатом веке шотландским математиком и астрономом Джеймсом Грегори и он повторно открыл эффект оптической дифракционной решетки?

– Правда! – удивление Капицы все возрастало.

– Правда ли, что технология многоцветного телевидения была разработана в 1928 году в Глазго и благодаря этому Британия стала пионером в телевидении.

– Правда! – Капица все еще недоуменно смотрел на генсека, неужели тот позвал его, чтобы озвучить очевидные факты, которые известны всем студентам.

– Тогда какого хаоса ваши студенты не могут изобрести нормальное телевидение? – вот теперь я и предъявила свои технические претензии физику.

– Не знаю! – физик ошарашено смотрел на генсека и не понимал вопроса.

– Вот видите, товарищи, – патетически обратилась я к собравшимся, – наши академики совсем зажрались, пока загнивающий Запад двигает Научно-техническую революцию в массы, наши академики маются дурью и не знают, почему их студенты, став учеными, не могут повторить в реальном быту изобретения семнадцатого века. Это нонсенс, товарищи. Нужно убирать академиков с пайков, чтобы они были ближе к народу и учили своих студентов реальным делам.

Капица покраснел от стыда. Его товарищ со стороны Академии давился окончаниями. Капица был расстроен тем, что генсек улечил его в некомпетентности. Товарищ по Академии пылал гневом о том, что генсек посмел заикнуться о неправедности пайков для академических работников и об упоминании «БиБиСи» и остальных как орудии врага. Товарищ втайне слушал «Голос Америки» и считал это прогрессивным.

– Что вы предлагаете, товарищ Брежнев? – Косыгин решил прекратить избиение младенцев, посмотрев на покрасневшего физика.

– Я предлагаю товарищу Суслову использовать телевидение на полную мощность. Конечно, Академия наук нас сильно огорчила, не в силах создать аналоги зарубежных теле-аппаратов, но то, что выпускает наша промышленность, тоже можно использовать.

– Как именно? – подал голос внезапно осипший Суслов.

– Вещание заканчивается в 21.30 – не так ли? – спросила я у Суслова.

– Да, есть такое. – Согласился со мной главный идеолог.

– Я предлагаю хороший шаг – в 21.30 начать вещание зарубежных фильмов на языке оригинала с субтитрами до 24.00. Это должна быть классика. Товарищ Фурцева и товарищ Громыко могут вам посодействовать в поисках для закупок телефильмов. А товарищ Семичастный будет продолжать предъявлять претензии нашей интеллигенции за прослушивания иностранного психического оружия. Тем самым мы отвлечемвнимание большинства наших граждан от воспаленного бреда научно-творческой интеллигенции.

– Это хорошее решение! – Подумав, согласился главный кремлевский идеолог. – Только надо поставить в известность Верховный совет. Гостелерадиовещание было под контролем Верховного Совета.

– Вообще-то, товарищ Подгорный с нами присутствует. – съязвила я.

Действительно, Подгорный свалился утром как снег на голову. Подгорный был достаточно подозрителен, но мне удалось его убедить, что все в порядке. Вот поэтому Подгорный тихо сидел на собрании и наблюдал.

Товарищ Подгорный после визита Моро был немного в эйфории. Переговоры прошли удачно, автозавод будет построен и деньги итальянцы дали. Связный кредит, но все же дали.

Подгорный знал о странном приключении министра культуры от Косыгина, тот сказал, что все это несущественно. Тут Подгорный узнает, что генсек забирает руководителя КГБ, Косыгина, министра иностранных дел и едет в Ленинград на неделю. Никогда еще визиты Брежнева не были такими продолжительными. Фурцева же все еще сидит в Ленинграде. Подгорный решил, что это неспроста. Товарищ председатель Верховного Совета уточнил в секретариате где остановилась делегация и оформил командировку на один день, и ночью выехал на «Красной стреле» в Ленинград.

– Товарищ Брежнев, вы нечетко говорите, я не уловил смысла. – Попытался отбрыкаться Подгорный.

Действительно, Брежнев имел со времен войны ранение в нижнюю челюсть, из-за этого у нег были проблемы с речью.

– Хорошо, объясняю еще раз. – Я постаралась медленно и четко произносить слова. – Увеличив телевещание до 24.00 мы предоставим возможность нашим гражданам смотреть иностранные фильмы на иностранном языке с переводом на субтитрах и сурдопереводом. таким образом наши граждане будут оторваны во времени от поиска «Голоса Америки». В идеале мне бы хотелось, чтобы у нас было несколько выделенных телеканалов по интересам, в том числе по зарубежным телефильмам.

– Кстати, товарищ Подгорный, скоро должны подойти товарищи из Ленобкома, мы можем сегодня съездить в НИИ телевидения и радиовещания, вы с нами?

– Товарищ Брежнев, спасибо за разъяснения, – прокашлялся Подгорный. – Если товарищи Суслов и Фурцева найдут для вещания необходимые телефильмы, то я не имею ничего против, пусть товарищ Суслов подаст мне записку по подготовке мероприятий. А в НИИ телевидения и радиовещания я с удовольствием с вами съезжу сегодня.