Пражская весна

Глава 1

Добрый день, добрый человек, ставший моим читателем. Ты начитаешь читать с начала, с первой страницы и тебе кажется тяжело. Тяжело читать биографии, немного не понимаешь, почему первые три главы так странно составлены.

Давай, я немного расскажу об этом. Итак, ГГ простой бухгалтер, у себя в реале попадает на плановую операцию, которая идет не так как надо. В результате Сознание ГГ попадает в тело Леонида Ильича Брежнева на День Космонавтики. ГГ не может понять, в своем она времени, или это параллельный мир. До важного дня – 9 мая остается мало времени, на этот день запланированы встречи с лидерами Стран Варшавского Договора, Парад Победы на Красной Площади, встреча с Фиделем Кастро, телефонные переговоры с лидерами стран-союзниц и в это самое время сам Леонид Ильич Брежнев став Генеральным Секретарем, имеет оппозицию в лице Шелепина (организатора переворота со смещением Хрущева). Главная Героиня не может поймать сознание Леонида Ильича Брежнева, и ей приходится самой организовывать работу Первого лица Государства, не забывая о том, что есть по протоколу Премьер-Министр и Глава Верховного Совета.

Горячее солнце било своими лучами сквозь стекло операционной. Негромко гудел кондиционер. Медсестры собирали инструменты. Хирург почти закончил зашивать шов, как почувствовал приступ тошноты и головокружения. Он быстро выпустил иглу из рук и отошел к стене.

– С вами все в порядке Евгений Петрович? – забеспокоилась медсестра, вытирая марлевым тампоном пот со лба хирурга.

– Сейчас, секунду, все пройдет, – ответил хирург.

Анестезиолог, следивший за аппаратурой, также покачнулся и не заметил скачок напряжения, который сбил показатели пациентки.

У Евгения Петровича выступили слезы на глазах. Он постоял у стены еще минуты три и снова вернулся за операционный стол. Последний шов был наконец зашит, промазан зеленкой и на него был уложен марлевый тампон и закреплен пластырем.

Евгений Петрович уведомил анестезиолога о завершении операции и попросил привести пациентку в чувство.

Евгению Петровичу снова стало не хорошо и он вышел из операционной.

Анестезиолог ввел в вену пациентки стабилизирующий раствор и стал ждать пробуждения. Прошло две минуты, девушка не проснулась. Тогда он промокнул марлевый тампон нашатырем и поднес к носу девушки. Реакции не последовало.

Анестезиолог еще раз проверил показания приборов – сердцебиение было в норме, остальные показатели тоже. Девушка дышала, но не просыпалась. Неожиданно по телу ее прошла судорога, из носа стекла капелька крови.

– Пациентка в ступоре – рявкнул анестезиолог. – Маша, за неврологом быстро!

Медсестра дернулась и вылетела из операционной.

Женщина бегом добежала до поста и сразу стала набирать номер на стационарном телефоне.

– Миколай Петрович, вас срочно просит Степан Анатольевич в операционную, пациентке плохо по вашей части.

Женщина вернулась в операционную и вместе с напарницей продолжила убирать операционную.

Высокий мужчина с рыжей бородкой в бело-голубом халате вышел из лифта и прошел к операционной. Евгений Петрович в это время сидел в ординаторской и мерял себе давление.

Невролог прошел в промежуточную комнату перед операционной надел бахилы, шапочку и перчатки и вошел в операционную.

– Здравствуйте Степан Анатольевич, что у вас произошло.

– Миколай Петрович, ступор. – Мужчина показал рукой на пациентку. – Обратите внимание – проявление кровоизлияния из носа.

– Полагаете, инсульт, переходящий в кому?

– Хорошо.

– Маша, – обратился невролог к медсестре, уточните в кабинете МРТ свободное место и подготовьте пациентку.

– Хорошо, произнесла медсестра и вылетела из операционной.

Прошло два часа, за это время было сделано обследование головного мозга, которое подтвердило предположение на инсульт, осложненной комой.

Хирург, анестезиолог и невролог сидели в кабинете главрача.

– Итак, господа, – сказал главрач, закончив просматривать записи с камер видеонаблюдения в операционной. Я вижу один спорный момент – вам двоим стало нехорошо в конце операции, плюс прыжок показателей, которые вы не заметили, Степан Анатольевич.

– Судя по карте – пациентка по ФОМС, это обнадеживает, мы можем оставить пациентку у себя, чтобы понаблюдать. – Значит так, пациентку перевести в неврологию.

Что касается вас, – главврач обратился к хирургу и анестезиологу. – Я переговорю с юристами, будет повторный осмотр пациентки приглашенными врачами. Родственники скорее всего, потребуют расследования действий Степана Анатольевича, поскольку для обывателей вопрос комы это факт передозировки наркоза.

– Сейчас идите отдыхайте, оставшиеся операции перенесите на послезавтра. И завтра тоже не оперируйте. Сегодня зайдите к терапевту и сдайте все анализы, я должен быть уверен, что кровь у вас чистая.

– Идите, – властно приказал главврач хирургу и анестезиологу.

В ординаторской отделения неврологии сидел Миколай Петрович и читал поступившие результаты анализов. Хорошо, что в больнице РАН была своя лаборатория, поэтому все делалось быстро.

– Новый пациент? – спросил молодой человек, зашедший в ординаторскую с бутылкой «Бон-Аквы» в руке.

– Да, Саша, тяжелый случай, кома у нас, однако. – Придется тебе с родственниками поработать.

– Родственники не знают? – удивился врач-психотерапевт.

– Она была на эндоскопии, в конце операции накрыло.

– Ошибка?

– Не знаю, главврач там сам разбирается.

– Хорошо, давай координаты пациентки.

Я спала, было жарко, хотелось пить, все тело чесалось. Боль в правом виске и резь внизу живота вывели меня из сна. Я спустила ноги с кровати, и на автопилоте не открывая глаз направилась в туалет.

– Бамс. – и во что-то врезалась. Пришлось открыть глаза – это была не моя больничная палата. Я врезалась в косяк. Я потерла заболевший от удара лоб и оглянулась.

Это была большая комната, окно было занавешено тяжелыми шторами, но все равно пропускало свет. На кровати с краю лежала какая-та тетка, но не мама. По бокам кровати стояло две тумбочки, на них стояли лампы. На тумбочке со стороны спящей женщины стояли медицинские пузырьки.

«Сиделка, наверное» – еще раз посмотрев на стекляшки, подумала я. А палата одноместная.

Сделав такие нехитрые выводы, пошла я искать туалет. Я вошла в коридор, прошла мимо закрытой двери и пошла на звук журчащей воды. Туалетная кабинка была приличной, только бачок был старорежимный, советский, который был на трубе под потолком.

Когда дело было сделано, я обратила внимание на ноги – были они какие-то не такие.

Нет, конечно, я не королева красоты и даже не дюймовочка и вешу я под девяносто килограмм, но сейчас ноги были у меня мужские и живот так себе приличный – не мой.

«Глюки» – подумала я и спустив воду, вышла из туалета. Рука на автомате прошлась по стене и наткнулась еще на одну открытую дверь. Я ее толкнула и вошла. Это была ванная. Такая вся в кафеле. Сама ванна имела полуовальную форму с выступающей выемкой. Значит, итальянская, пробурчала я и не узнала свой голос. Он стал более мужской.

Захотелось пить. Я подошла к раковине и открыла кран, мельком глянув на зеркало. Силуэт в зеркале расплылся. Тогда я открыла кран с холодной водой и подставила рот под струю. После того как напилась, я посмотрела в зеркале и тут меня ждал шок.

Песец камчатский, вот что это было. На меня из зеркала смотрел пожилой мужик с густыми бровями, явно кавказец. Груди тоже были не мои пятого размера – сисяндры, а мужские, выпирающие из-под белой майки. Дрожащими руками я в панике провела по бедрам – на мне были семейные трусы, я оттянула резинку и заглянула внутрь – там было мужское хозяйство.

– АА – заорала как резаная и стала щипать себя за ляжку. На мой ор прибежала разбуженная сиделка.

В ванной комнате загорелся свет и я очень четко увидела в зеркале этого старого мужика.

– Леня, что с тобой? – испуганно заголосила тетка.

– Леня? – проревела я басом, значит это так называется. Хирурги долбанные.

– Ну что стоишь, глазами хлопаешь, быстро говори, кто я и как меня зовут, для усиления аргументации я поднесла кулак к ее глазу.

Тетка поняла, что речь идет о физической угрозе «щас в глаз дам».

– Ленечка успокойся, водочка не свежая была, да?

Так, этот старый жбан случайно не алкаш, это ж цирроз печени?

Я положила ладони на плечи тетки и встряхнула ее.

– А ну живо отвечай, как на духу в застенках КГБ – как меня зовут, сколько мне лет, как тебя зовут, какой год, какой город, страна, где я работаю.

– С кем и что этот старый козел пил? – мимолетно задумалась я и отмахнулась.

– Ты Леонид Ильич Брежнев, тебе 60 лет в декабре будет. Сейчас одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, день космонавтики. Ты на прошлой неделе Генеральным секретарем стал.

– Тебя-то как зовут, – грубо рявкнула я.

– Виктория, я, жена твоя. – Женщина задрожала от страха.

– Ленечка, тебе плохо? Что случилось?

– Моя голова, – простонала я, снова ощущая боль в правом виске. – Что я пил?

– Не знаю, Ленечка, ты дома не пил, сказал, что на работе уже отпраздновал.

– Песец, хорошо же это тело накачалось, главное, что метанол не выпил.

– Ленечка, может Семичастному позвонить?

– Кому? – я в не понимании уставилась на женщину.

– Ну, ты же сказал, застенки КГБ. А Глава КГБ у вас Семичастный.

Мда, час от часу не легче, вот попадос.

Врачу позвони, у меня рези в животе и боль в правом виске.

Женщина заметалась по квартире.

Меня уже отпустило и решила пройтись по жилищу. Хорошая такая пятикомнатная квартирка. Если мне не изменяет память, то Путин и все остальные руководители нашей страны жили на Кутузовском проспекте в Москве.

Значит, квартирка была пятикомнатной. Одну комнату занимала то – ли кухарка, то ли домоправительница-компаньонка.

Тетка перестала бегать и где-то затихарилась. Я плюнула и пошла в комнату. Если вызывать скорую, то надо бы одеться.

Пришлось продолжить обследование комнат – в спальне шкафа не было. Шкаф нашелся в другой комнате. Я вытащила мужской костюм, рубашку, носки. Осталось найти паспорт и полис ФОМС.

Тетка Виктория наконец вылезла, она тоже успела переодеться.

– Ленечка, я позвоню дежурному Кремлевской больницы, и твоему адъютанту. – То ли спросила, то ли уведомила тетка Виктория.

– А кто мой адъютант?

– Офицер КГБ, хороший мальчик, Владимир Медведев.

Мда, маразм крепчал, деревья гнулись.

Владимир позвонил в дверь минут через десять, то, что он так быстро прибыл, навевало на мысли, что где-то в доме есть дежурная квартира, где бдят чекисты.

Владимир был достаточно молодым человеком, в штатском. Выглядел вроде хорошо, но круги под глазами были. Явно работал в день космонавтики.

Я посмотрела на наручные часы, мне повезло, уже выпускали модели с календарями. Сегодня было тринадцатое апреля шестьдесят шестого года.

– Доброе утро, Владимир! – поздоровалась я.

– Доброй ночи, Леонид Ильич. Вам нездоровится?

– Владимир, у тебя есть список горячительных напитков, которые я мог употреблять в день космонавтики?

– Что-то не так? – молодой человек поднял бровь.

– Не совсем, думаю, мне пора воспользоваться сухим законом. Печень что-то пошаливает.

Нужно снять интоксикацию, провести обследования печени, почек. Думаю, железы внутренней секреции вышли из строя. Мне нужен будет список по всем гормонам, на которые делают анализы в Кремлевской больнице.

– Видишь ли Володя, – я старалась заболтать чекиста. – Мне уже шестьдесят, и посиделки для монплезиру могут долго отходить.

– Я вас понял и принял к сведению, – кивнул адъютант.

Я потянулась рукой к лицу и почесала подбородок – щетинка уже была. Что же делать, брать Викторию в больницу или нет? С одной стороны как жена, она должна знать болячки мужа, с другой стороны, что-то не так скажу, она же поделиться с адъютантом. Лучше ехать с чекистом.

– Володя, могу я вас попросить поехать со мной в больницу и там остаться. Я понимаю, вы работали двенадцатого апреля, устали. Но мне надо получить кое-какие ответы от медиков, боюсь, что они слукавят.

– Я вас понимаю, со мной все в порядке, возьму выходной – отосплюсь – сказал Владимир.

– Виктория, – позвала я жену Брежнева. – Термос в доме есть и кофе? Налей для Владимира.

– Вовочка, десять минут – жена Брежнева ускорилась и метнулась на кухню.

Мда, «Вовочка», значит, отношения с адъютантом могут быть доверительные.

Владимир тем временем позвонил в Кремлевскую больницу и предупредил дежурного врача о посещении.

Виктория Петровна принесла термос и передала адъютанту. Также она вынесла портфель.

– Ленечка, я тут тебе собрала бритву, сменное белье, тапочки.

– Это хорошо, Виктория – я назвала ее по имени. – Не беспокойся, ложись – спи. В больнице сделают анализы и я вернусь.

Адъютант забрал портфель и термос и вышел из квартиры. Я пошла следом за ним. Мы вошли в лифт и спустились на улицу. На улице ждала нас белая «волга» с антенной. Прогресс связи налицо.

Владимир уселся вместе со мной на заднее сидение.

– Значит так, Владимир, слушая сюда – бодро начала я. – Мне уже шестьдесят лет, естественно вылезли старые болячки, но я стараюсь держаться бодрячком. Сегодня бодрячок меня подвел. Есть еще одна проблема – я робею перед врачами, а они чтобы утешить меня – всей правды не говорят. Поэтому я хочу, чтобы ты сделал следующее.

Владимир внимательно на меня посмотрел и кивнул.

– Итак, алкоголь это яд и вызывает токсичное отравление организма, у кого-то порог интоксикации более высокий и тот может хорошо переносить большие дозы алкоголя. Интоксикация вызывает отказ почек, печени, гормональный сбой в железах внутренней секреции. Что мне нужно? – Мне нужно, чтобы терапевт провел обследование крови на мочекаменную болезнь, почечную недостаточность, печеночную недостаточность. Затем ты возьмешь список все гормонов, на которые делают анализы в их лаборатории, список контрольных значений и побочные эффекты при превышении этих значений. Учитывая Байконур – нужно онкологическое обследование всех органов. Затем обследование позвоночника – рентген всех отделов.

– У тебя блокнот есть?

– Да, есть, – подтвердил адъютант.

– Запиши и зачитай врачам с умным видом. Володя, медики учатся минимум семь лет и у них куча пациентов, я для них очередной случай, а не эксклюзив, поэтому они могут быть надменны и не сообщить того, что мне нужно знать на самом деле.

– Я вас понял, Леонид Ильич.

Итак, вроде бы по истории личным врачом Брежнева был Чазов, кардиолог, потом министр, вот только с какого года? Ладно, как-нибудь разберемся.

Мы достаточно быстро доехали до Воздвиженки, именно там находились Кремлевская больница и поликлиника.

Из воспоминаний 13 апреля 1966 года Чазова Николая Федоровича.

Меня вызвали в кремлевку с утра. Сказали. Что генсек хочет видеть именно меня. Я так и не понял, кардилог на тот момент в кремлевке был достаточно профессиональный, еще один ученик моего учителя. Но раз генсек хочет, то надо зайти посмотреть.

В одиннадцать часов я был в кремлевке. Меня встретил испуганный заведующий диагностическим отделением.

– Добрый день, Иван Федорович. У вас день с утра не заладился?

– Добрый день, Николай Федорович, вы правы. Наш главный пациент с ночи не в духе.

– С ночи? А снотворного не давали человеку?

– Нет, против снотворного он категорически отказался, зато потребовал список всех гормонов, анализы которых проводят у нас.

– Ну, милейший Иван Федорович, гормоны – это эндокринология, а я – кардиолог. По моей части что-нибудь есть?

– Видите ли Николай Федорович, генсек отмечал день космонавтики, и ему показалось, что у него алкогольное отравление.

– Ну в его возрасте это возможно, вы промывание желудка сделали?

– Да, но он потребовал полное обследование.

– Ну, это его право. Ладно проводите меня к нему. – Чазов снял куртку и передал ее в гардероб.

Минут через десять с результатами кардиограммы Чазов вошел в палату Леонида Ильича.

– Доктор?

– Да, я Николай Федорович Чазов, кардиолог, доктор медицинских наук. Леонид Ильич, вы нас всех напугали.

– Праздник, однако, – крякнул генсек.

– Понимаю, что вы его хорошо отпраздновали и немного перепугались.

Мужчина на койке приподнялся и оглядел Чазова со всех сторон, прицениваясь.

– Вы правы, я испугался – произнес Леонид Ильич. Вы должны понимать, что я достаточно пожилой человек, и мне свойственно тряхнуть молодостью, а потом мучительно переживать.

– Мне сказали, что вы молодое одаренное светило нашей кардиологии, вот я решил проконсультироваться у профессионала. – Что с моей кардиограммой?

– Ну, инфаркта не наблюдается, общая слабость, но поберечься надо. Если вам обязательно употреблять горячительные, то перейдите на слабые вина. Почаще дышите свежим воздухом, в идеале, вам нужно делать пешеходные прогулки хотя бы в обеденный перерыв. Я вам выпишу ацетилсалициловую кислоту, она идет как профилактика тромбозов.

– Спасибо вам доктор, вы меня утешили.

– Скажите Николай Федорович, а вы проводите в своем институте кардиологии ультразвуковые исследования сердца.

– Нет, а что это такое?

– Разве вы не слышали, американцы для своих астронавтов придумали новую оценку диагностики мягких тканей путем ультразвука. Подумайте пожалуйста об этом, почитайте физику, посоветуйтесь с учреждениями, которые выпускают для вас технику. Я бы хотел, чтобы вы владели передовыми методами исследования. К сожалению, более подробно я вам рассказать не могу. Американцы готовятся к полетам на Луну, и нашей разведке очень трудно добывать информацию.

– А еще я хочу вас с просить, милейший Николай Федорович, как вы относитесь к заключенным?

Чазов на секунду опешил, непонятно какой подвыверт таил этот вопрос. Тут он попадал на минное поле.

– В смысле? – Я давал клятву Гиппократа, они для меня такие же пациенты.

– А вот диссиденты, да-да, – не смущайтесь, те самые которые пишут «Один день Ивана Денисовича», что наша медицина, самая гуманная медицина в мире, игнорирует таких больных. И вот как раз в этом произведении известный вам автор недвусмысленно на это указывает. Что вы скажите в свое оправдание? – с напором произнес Брежнев.

– Леонид Ильич, я кардиолог, и могу предложить только лишь более частые кардиологические обследования и исследования! – Смутился молодой доктор медицинских наук.

– А почему вы не делаете операции на сердце, чтобы спасти людей от инфаркта миокарда, или ишемической болезни?

– Но никто не делает! – резко ответил медик.

– Да, и кто вам это сказал? – прищурился Брежнев. – Наши заклятые враги американцы, перерабатывают обряды индейцев и уже несколько лет военные медики проводят пересадку и операции на сердце в резервациях и на территории Африки и Колумбии. Вот наши друзья египтяне, они еще в Первое царство операции на сердце проводили вместе с мумифицированием. – А наши заклятые друзья турки, так вообще в принудительном режиме используют трансплантации всех органов. Что вы на это скажите? Или вы товарищ доктор, «лысенковец», который прикрывается противодействием западу, а сам вредит нашему советскому строю?

– Нет, Леонид Ильич, я не «лысенковец»! – Возмутился медик. – Я за прогресс. А операции – вы не понимаете, наше академическое сообщество осуждает вмешательство в столь деликатную сферу человеческого организма. – Чазов задохнулся от возмущения, его лицо сильно покраснело, пот выступил на лбу.

– Но-но, батенька, – не надо так переживать. – Успокаивающе произнес генсек, погладив его руку – Знаете, товарищ доктор, я вот хочу, чтобы вы составили мне справочку, сколько в нашей стране медицинского персонала по кардиологии работает в пенициарной системе. Подумайте над повышением квалификации врачей-кардиологов. Оповестите об этой моей просьбе товарища Семичастного, попросите у него помощи, если что-то складываться не будет. Я хотел бы в идеале увидеть отчет о количестве медицинских точек, количестве пенициарных заведений, количестве врачей-кардиологов, или врачей, которые могут осуществлять кардиоизмерения. Также я хочу увидеть план диспансеризации по кардиологии по данным этого исследования. В идеале мне нужна вся страна, но для начала начните с Московского региона, Северо-Запада, Центральной России, Краснодарского края, Кавказа.

– Вы меня поняли? – более жестко произнес генсек, посмотрев в глаза Чазову.

– Да, товарищ Генеральный Секретарь, я проведу эти исследования. – Сглотнув комок в горле и приосанившись, произнес кардиолог.

После ухода Чазова я откинулась на подушки и вытащила Солженицина, его «Один день Ивана Денисовича». С одной стороны вроде бы прорыв, реальная история из жизни заключенного, с другой Солженицына не просто так обвиняли в беллетристике и сомневались в его способностях к документалистике. Ладно, надо дочитать эту книженцию. Чую, с Семичастным придется очень тяжело.

Чазов вернулся к себе в НИИ Кардиологии, недоумевая, что же это сейчас было. Вроде бы был пациент, который был испуган за свое здоровье, с другой стороны генсек поведал ему секретные сведения и обозвал «вредителем-лысенковщиным». С другой стороны получается, что Генеральный Секретарь держит под контролем информацию разведки по медицине. А почему? Давай вспоминай, Коленька!

Бинго! Брежнев работал над созданием космодрома «Байконур» и естественно, он следит за американцами. А то, что американцы, по его словам, летят на Луну и проводят отбор космонавтов, его разозлило.

Итак, Коленька, думай, чего хочет генсек, ведь не просто так он дал тебе такое задание и предложил обратиться к шефу КГБ.

Я читала «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, пытаясь освежить в памяти программу по литературе 11 класса. Итак, что там было про Солженицына. Александр Исаевич получил Нобелевскую премию за «Архипелаг ГУЛАГ». Еще там было что-то про «В круге первом». Нашел Солженицына Твардовский и первый его напечатал. Ага, писал восторженные письма во время «пражской весны». Диссиденствовал. Поляки его любили. А там где поляки, всегда есть место подставы. Значит, надо запросить его биографию. Если я хочу устранить последствия «пражской весны» для Брежнева в виде инфаркта, то надо начинать сейчас с диссидентов.

Дверь в палату открылась, но вместо медсестры вошел технический секретарь, дежуривший в эти сутки, Александр Петров.

– Леонид Ильич, тут такое дело. – Секретарь замялся. – Черненко сильно заболел.

– Пусть берет больничный, у него, что замов нет? – я оторвала глаза от занимательного чтива.

– У него температура под сорок, лихорадка. Его привезли сорок минут назад.

– Раз его привезли не так давно, то врачи не успели сделать все процедуры. – Философски заметила я. – Будем ждать решение врачей. А вы не дергайтесь, ваш шеф просто заболел. У него есть заместитель, пусть работает.

Вот же напасть, только я расслабилась и начал продумывать план действий на неделю, решив в персоналиях покопаться дома у Леонида Ильича, посмотреть там фотоальбомы. А тут такой финт.

Надеюсь, Черненко это будет Черненко, а не вселившийся попаданец, двух попаданцев на администрацию ЦК КПСС будет многовато. Давай вспоминать, что известно про Черненко.

Константин Устинович Черненко лучший друг Брежнева по молдавско-днепропетровской группировке. Так называемый «серый кардинал» наравне с Сусловым. Занимался вопросами технического секретариата. Большой силой обзавелся в конце истории Брежнева. Да, так не хватает интернета и компьютера. Сейчас бы на всех архивные листки завести.

– Знаешь что, друг мой Александр, «Один день Ивана Денисовича» рассказ, конечно, интересный, но вот про автора я слышал, что он де диссиденствующий маргинал. В общем, мне нужна биография автора. Пока болею, хотелось бы прочитать. Если автор сидел, то список мест, где он отбывал срок.