Пражская весна

Глава 13

Совещание отвлеклось на пару минут-референт впустил представителей Ленобкома. Присутствующие подождали, когда гости расселись и генсек продолжил свою речь.

– Товарищи, сегодня мы с представителями обкома посетим НИИ Телевидения и радиовещания, Клиническую больницу и поликлинику Академии наук и Институт эволюционной физиологии имени товарища Сеченова. Поэтому с нами визит будут осуществлять товарищи Суслов, Подгорный, Косыгин, министр здравоохранения и представитель их профильного комитета, представители Академии Наук и товарищ Семичастный. Остальные товарищи могут отдыхать, не забывая о подготовительной работе на территории гостиницы.

Итак, Подгорный свалился как с нег на голову и план визитов пришлось менять. А может это и к лучшему. Из истории я помнила, что было в производстве несколько моделей телевизоров и там что – то было связано с нежеланием вывода на рынок новых моделей. Можно было раскрутить на пояснения как Косыгина, так и Подгорного, раз Гостерадиовещание подчинялось Верховному Совету. Еще меня интересовала технология УЗИ, насколько я помнила, в шестидесятые эту форму диагностики уже открыли.

Мы отправились на Политехническую улицу 22. Там находился НИИ телевидения и радиовещания. Правда. был еще и Институт радиовещательного приема и акустики им. А.С. Попова, но туда бы мы сегодня не успели.

В НИИ нас не ждали. Вернее, Толстиков позвонил из гостиницы в НИИ, но там не поверили. Хотя с нами и ездила бригада Ленинградского телевидения для хроники, но в новостях приездгенсека не обсуждался. Я настоятельно порекомендовала референту придержать журналистов с выпуском новостей до окончания тура.

Директор НИИ Козырин был Героем Соцтруда и прочая и прочая, человек с гонором.

Я немного схитрила, сначала мы поехали в магазин промтоваров, мне хотелось посмотреть на продаваемые телевизоры. Магазин был так себе, как всегда с пустыми полками. Нет конечно, товар был, те же проигрыватели Рижского завода, но цена была достаточно большой в пределах 1000 рублей. Что касается телевизоров – в продаже была серия «Сделай Сам» самый дешевый механический конструктор с экраном, наполненным дистиллизованной водой. Был КВН-49, такой же вариант, но с глицериновым экраном. Рубины былиполучше, и стоили за тысячу.

– Товарищи, вы все видели это убожество? – язвительно спросила я, когда мы покинули магазин, пережив надцать минут непрекрытого восхваления персоналом магазина.

– Люди были искренни! – возмутился Суслов. – Он не понял о чем был вопрос.

– Да я не про людей. Люди хорошие, но план по продажам они с такими ценами не сделают. – Бросила небольшой булыжник в плановую экономику министерства торговли и посмотрела на Косыгина и Подгорного.

Косыгин посмотрел на физика, на ленинградцев и на Подгорного. Потом подумал и еще раз посмотрел.

– Поясните, товарищ Брежнев, почему эти искренние люди не выполнят план по продажам? – С ленцой спросил Подгорный. Председатель Верховного Совета уже успокоился, он убедился в том, что Брежнев зарылся в частности и пытается давить Толстикова.

– Товарищи, какая у нас с вами зарплата? – поинтересовалась я.

Естественно, этим вопросом я поинтересовалась сразу после больничного. Учитывая деноминацию шестьдесят первого года мне было дико интересно, какая зарплата у генсека. По пенсию у мужчин с шестидесяти лет я помнила, но когда заслала референта в бухгалтерию на разведку, то он принес в клюве мой расчетный листок – там мне выходило более тысячи рублей. А максимальная пенсия была сто двадцать рублей.

Товарищи, какая пенсия в стране? – спросила я у недоумевающих коллег по Партии. – От тридцати пяти рублей до ста двадцати. Какая у нас зарплата по стране? – От восьмидесяти рублей до восьмиста (Я вспомнила мемуары Чурбанова-там он писал, что до перехода в высший состав МВД мог иметь законно до восьмиста деревянными).

– Товарищ Косыгин, у вас министерство торговли странные цены выставляет – кто купит вещь за девятьсот рублей низкого качества? Да и представителей Сбербанка с товарным беззалоговым товарным кредитом в торговом зале на дорогую технику я не наблюдаю.

– Товарищ Брежнев, цены рассчитывает Госплан на основе статистики. – Подал голос заинтересовавшийся Подгорный. – С точки зрения Подгорного Брежнев опять цеплялся к Косыгину, и тот счел за разумное поддержать ПредСовМина. – А Сбербанк находится под контролем Госбанка, если у Сбербанка нет таких кредитов, значит, Госбанк документацию не создал для них.

– Вот это и плохо! – я подняла указательный палец вверх. – С беззалоговыми товарными кредитами можно было охватить более широкую аудиторию покупателей. Покупатели телевизоров ведь являются пользователями нашей информационной телевизионной сети. Надеюсь, каждый из вас сообразит выгоды внедрения телевизоров в жизнь населения.

В общем, товарищи, я хочу задать вопросы по ценам на телевизоры на Политбюро Госплану и Госбанку, а то это ни в какие ворота не лезет.

Подгорного последнее время стал раздражать руководитель Госбанка Посконов. Ему больше импонировал первый зампред Госбанка – Свешников, исполняющий обязанности председателя Внешторгбанка.

– Товарищ Брежнев, действительно, пора встряхнуть это старое болото. – Сказал Подгорный в ответ. Это будет интересно.

А вот теперь мы поехали в НИИ телевидения и радиовещания.

Романов и Толстиков были обескуражены движениями представителей Кремля. В этот визит их ни о чем не спрашивали, а указывали адрес и говорили «вперед». У Толстикова было такое чувство, что генеральному секретарю он дико надоел. Толстиков немного испугался вчера вечером, но потом подумал и рассудил, что визит кремлевцев продлится неделю, а там, в конце концов генсек сам скажет, что же он имел в виду. По предыдущему времени Толстиков был знаком с Брежневым, но близко не сходился, так, был лоялен.

Товарищ Козырин был удивлен визитом такой представительной делегации, тем более в новостях не было сообщений о визите генсека вообще. Сначала он подумал, что речь идет о космическом проекте. НИИ действительно участвовало в подготовке лунной экспедиции, но там даже у Челомея конь не валялся. Нет, конечно, он не испытывал пиетета перед Брежневым, но вот космическую программу Брежнев любил, Козырин о этом знал, поэтому достаточно серьезно собирал все разработки по этой теме. Хотя, по смерти Королева все как-то затормозилось.

Козырин восхищался Хрущевым, предыдущий лидер был харизматичным живчиком-везде был на коне, а вот Брежнев был какой-то простой бледной вошью и вызывал одно недоумение. Вот и сейчас, встречая высоких гостей, товарищ Козырин не смог скрыть своего высокомерия.

Товарищ Козырин провел высокую делегацию по лабораториям, познакомил с ведущими инженерами. В общем, держал марку и краем глаза ловил одобрение ленинградских обкомовцев. Москвичи же кивали головами и смотрели нейтрально. Тогда товарищ Козырин присел на космического конька и стал разливаться соловьём. Его спич неожиданно был прерван генсеком.

– Подождите, я вас не понял. – Сказал генсек. – Судя по вашим речам, вы подготовили станцию гиперсвязи для запуска на орбиту Луны, и когда она была запущена?

Товарищ Козырин подавился, поперхнулся и потух. До станции гиперсвязи, да и вообще до любого передатчика идти, лететь, бежать на орбите Луны – было, как до Венеры раком и в раскорячку.

– Не было таких запусков! – Вмешался Семичастный. Председатель КГБ был наравне с армейскими товарищами одним из кураторов Лунной космической программы. – Товарищ Козырин, ваши идеи достаточно авантюрны, но в реальности вы их реализовать не смогли.

– Да и общее совещание по Лунной программе будет не сегодня. – Задумчиво проговорил генсек, потирая подбородок и переводя взгляд с председателя КГБ на директора НИИ. Космос это хорошо! – согласился генсек. – Орбита четыре Восток» тоже ничего. Вот только у нас другой вопрос к товарищу Козырину.

– А вопрос у нас, товарищи, к товарищу Козырину такой-почему экраны у кинескопа телевизора до сих пор водно-глицериновые, и почему диагональ экрана до сих пор 10–20 сантиметров?

– А какими им быть? – недоумевающе спросил директор НИИ. – Какие есть, такие и выпускают.

– Нам бы побольше и подешевше! – с язвительной улыбочкой вклинился Председатель Верховного Совета. Он уже понял, что Брежнев хочет не только поднять продажи телевизоров, но и получить что-то новое, иначе бы он не таскал всех по НИИ. Подгорный знал, что Брежнев стеснительно-вежлив и не всегда может рявкнуть, как Хрущев. Поэтому Подгорный решил поставить директора НИИ на место.

– На побольше нет материалов, а подешевше – не мы цены устанавливаем и себестоимость считаем! – равнодушно ответил директор НИИ, потеряв интерес к беседе.

– Скажите мне вот что! – Снова вмешался генсек, поблагодарив взглядом за помощь Подгорного. – Как вы на орбите Луны собираетесь телевизионные системы устанавливать? Я так понимаю, что там должны быть камеры и для наблюдения и телевизоры для космонавтов для передачи сигнала на космической станции?

– На орбите Луны никогда не было космической станции! – резко возразил товарищ Козырин. – товарищ Челомей её никогда не создавал. Директор НИИ разозлился и на Подгорного и на выскочку Брежнева. Сидели бы в своей Москве и перекладывали бы свои бумажки.

Когда мы приехали в НИИ, то я сразу заметила высокомерную физиономию директора НИИ.Мне вообще-то было по фигу, кем себя возомнил директор НИИ, нужно просто узнать информацию от первоисточника. Я в упор не помнила, в каком году появились нормальные телевизоры, но зато знала, что мы задружили с французской системой secam, вот теперь оставалось узнать состояние этой дружбы и наличие цветных телевизоров.

Увы и ах, разработки по цвету затухли. НИИ собирало все силы на участие в Лунной программе. Разработки по изменению качества экрана тоже не велись. Может быть, младшие научные сотрудники что-то и разрабатывали после работы, когда идти в опостылевшую общагу не хотелось мокрыми сырыми вечерами, но официального результата не было.

Я немного постебалась по поводу Лунной программы, мне было интересно, как далеко продвинулись научные гении. После отставки Хрущева и смерти Королева Политбюро под нажимом военных обрезало финансирование Челомею. Проблема была в том, что космические программы были коньком Брежнева, то есть он им покровительствовал. Что я помнила из истории, так то, что ракетоноситель «Протон» был от Челомея. В общем, чтобы не спалиться в обозримом будущем, мне придется поработать с информацией о космической группе и навестить известных товарищей.

– Хорошо! – Согласилась я с директором НИИ. – Мирная часть телевидения в домах наших граждан вам сейчас не интересна. Скажите пожалуйста, как вы относитесь к эффекту люминесценции.

– Ну, товарищ Вавилов лет шестнадцать назад предложил выпускать такие лампы. Они есть вроде в продаже. К нам они ни как не относятся! – Раздраженно ответил директор НИИ.

– Насколько я помню, природным фотолюминофором является шпинель-минерал из смешения оксида магния и алюминия. – С невинным видом я закинула удочку. Если поработать с химиками, то можно создать искусственные соединения – фотолюминофоры.

– Я не химик, а физик! – немного оскорбленно выразился директор НИИ.

– Хорошо, я вас понял! – Оборвала я начинающего закипать товарища директора НИИ. – Про Лунную программу я вас спрошу позже в Москве, а сейчас нам пора. Большое спасибо за познавательную экскурсию.

В общем, с информацией по новым технологиям меня, аж целого генсека, вероломно прокатили. Ну вот я – не я буду, если не запинаю валенками обидчика-сделала я заметку себе на будущее.

Ладно, хрен с ним, с НИИ телевидения, красная шапочка, или как говорили в рекламе порошка «Тайд» – «а теперь мы идем к вам».

Вернее, мы пойдем на Тореза в новую клиническую больницу Академии Наук. Вернее, как новая, – Академия выбила себе нехилый участочек с куском лесопосадок и зданьецем в стиле сталинского ампира. Сталинки я видела на Московском проспекте-жилые, кроме высоты потолков ни чем они меня внутри не поразили. Офисные же сталинки были в Москве достаточно помпезными. Осталось узнать, как преобразовали внутри здание академики.

Пельнеш, администратор от Академии наук, не был фанатом нынешнего секретаря Партии, он вообще после двадцатого съезда Партии стал цинично относиться ко всему. Причиной этой была небольшая вещь – он хотел на Запад. Сам он, конечно, ни в какое посольство не ходил, чтобы не светиться, но через знакомых узнал об имущественном цензе с обеих сторон границы, и это ему не понравилось. Тогда, после двадцатого съезда партии он стал копить деньги. Бежать как нелегал, он не хотел. Он хотел перейти границу как белый человек, официально, с новым паспортом. Жаль, двойного гражданства не было. Хрущев не додумался. Понимал ли он тот факт, что товарищи из компетентных органов брали на заметку не только товарищей ученых с кучей секретных подписок, но и офисный планктон, или не понимал, фиг поймешь. Но факт оставался фактом, он хотел на Запад.

Нынешний визит в Ленинград в составе правительственной делегации был для него рутиной административной работы-нужно было вести себя в рамках. Будет ли он потом писать мемуары о встрече с Брежневым и продаст их задорого, или не будет, не суть важно было сейчас. Сейчас было важно пересилить себя и соблюсти протокол.

Итак, мы прибыли на Тореза, которая ограничивала парк «Сосновку». Зеленая зона была знатной, так и хотелось зарыться в глубину и поваляться на травке. Июнь в Ленинграде был прохладным, высокие температуры приходили в середине июля. Здания больницы и поликлиники были донельзя помпезными и находились в глубине участка. В моей реальности Больнично-поликлиничный комплекс РАН был выведен ближе к дороге и был кирпичным. Тут же поликлиника была отделена от больницы.

Администратор от Академии наук тут оказался на высоте – посещение было запланированным, так что ему удалось блеснуть организаторскими способностями. Главврачи и поликлиники и больницы были по национальности грузины и были очень, очень радушными к гостям. Нас провели по всем зданиям и показали все кабинеты. Меня раздосадовали порожки и тяжелые деревянные двери-видно, я сильно привыкла к хайтеку и тяжелая советская старина меня бесила.

Было видно, что Подгорному и министрам визит нравился, ну, естественно, они дальше Москвы и не вылазили. Семичастный был возмутительно безразличен. Министры то все по административным зданиям на встречах перемещались, а тут целая немосковская больница. Косыгин же был безразличен, Ленинград он и так знал, как свои пять пальцев. Знал он и о дефиците зданий после блокады. Вот в чем меня поражал Ленинград – город получалдостаточно вроде бы денег и собственный проектный НИИ даже был, а вот отстроиться нормально у Ленинграда не получалось.

Нас провели в конференц-зал, который был в здании больницы. Там нас уже ждал персонал. Народу было достаточно, все о чем-то болтали – о своем, о девичьем.

Меня, как главного боса, Подгорного, министра здравоохранения и Косыгина пригласили на сцену за стол. Остальных же посадили на первый ряд, переместив персонал на последние ряды. Там же на сцене оказались и два главврача, и за трибуной встал Пельнеш, представитель от Академии наук.

– Товарищи, сегодня Клиническую больницу и поликлинику посетила высокая делегация во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичом Брежневым. В составе делегации бла-бла-бла … Пельнеш перечислил приехавших и пару минут толкал лозунги о ценной роли партии в народе.

Затем Пельнеш дал слово главврачам – товарищи перечислили заслуги больницы и поликлиники в оздоровлении научного состава города и области, познакомили нас с передовиками производства, сиречь докторами наук.

В общем и в частностях, выступления длились минут тридцать. Все десять раз похлопали выступающим и Пельнеш передал слово такому хорошему и пушистому Генеральному секретарю, товарищу Брежневу.

Я кинула в ответ приветственный спич в стиле будущего офисного словоблудия, умудрившись пропустить руководящую роль Партии, и потом плавно перешла в прозу жизни.

– Товарищи, наша делегация прибыла с визитом в ваш городна неделю. Всё это время мы смотрим как ваш город работает, применяет достижения научно-технической революции и не всегда мы видим действенные результаты.

– Не так давно нам стало известно, что был изобретен прибор для ультразвуковых исследований. В кремлевской больнице он уже применяется, нам бы хотелось узнать, как у вас обстоят дела. Сегодня во время экскурсии мы так и не увидели кабинета узи. – Сказала я добродушно глядя на товарищей медиков, сидящих в зале.

В зале повисла тишина-генсек задал вопрос на практическую тему. Народ примолк, кто-то вдохнул выдохнул, кто-то кашлянул. И все посмотрели на главврачей. Главврачи посмотрели в зал, и на министра здравоохранения, потом опять в зал.

– Я вам отвечу так, товарищ Генеральный секретарь, – пожилой мужчина в очках с сильными диоптриями, с бородкой клинышком порывисто встал с места и ухватился руками за край впереди стоящего кресла.

Это был потомок курляндских немцев Альберт Альбертович Штепт. Ему было действительно за семьдесят. Когда – то лучший ученик Петершуле (В Санкт-Петербурге 19–20 вв. – это немецкая гимназия), затем окончивший медицинскую академию во Франции, и вернувшийся на заработки в Россию, он пережил Первую Мировую, Гражданскую, да и Великую Отечественную в Ленинграде. Бывший блокадник со своим отличным, от руководства, мнением. Заслуженный работник медицины, доктор наук, и тд. Был поклонником Хрущева. Приветствовал политическую оттепель Хрущева, навеянную двадцатым съездом партии. Любил подиссидентствовать после работы, иногда мог завестись в диспуте с пол-и

И вот на совершенно нейтральный вопрос генсека на тему «почему нет кабинета ультразвуковой диагностики» у него родился спич, и ему очень нужно было его высказать.

Руководство больницы и поликлиники на фрондерство своего персонала смотрело сквозь пальцы. Руководству нужно было, чтобы персонал работал. А что касается фронды, то они не в Москве, хотя и тут стучали в сторону Литейного,4.(В Ленинграде это офис КГБ)

– Уважаемый Леонид Ильич! В первую очередь я должен поблагодарить Вас развитие социализма в нашей стране. Также благодарю Вас за то, что вы интересуетесь нашей медициной и приехали именно в нашу больницу. Академия наук заботиться о своих ученых и поэтому мы стоим на страже здоровья не только научных сотрудников научно-исследовательских учреждений, но и персонала различных образовательных институтов нашего города.

– Да, у нас нет кабинета ультразвуковой диагностики, но, возможно, Вас недостаточно хорошо проинформировали и таком замечательном и новаторском методе исследования. Да, в США ведутся такие работы, но при этом нельзя замалчивать и успехи отечественных ученых. В настоящее время в НИИ медицинских инструментов и оборудования ведутся работы по разработке аппаратов УЗИ для использования в акушерстве, гастрологии, урологии и кардиологии. К сожалению, дальше опытных образцов у наших ученых пока дело не пошло, они вынуждены преодолевать очень много трудностей. Да и метод этот, уважаемый Леонид Ильич, пока не очень информативен. Если у акушеров это очень хорошее подспорье для определения размеров головки плода, то в кардиологии пока много информации с помощью этого метода получить не удастся.

– Я считаю, что мы в своей практической работе по охране здоровья советских граждан должны опираться на апробированные и передовые методы диагностики, такие как баллистокардиография результаты, тонокардиография, рентгенологические исследования и другие. А когда наши ученые предоставят нам промышленные образцы УЗИ, мы с удовольствием включим их в свою работу.

Пожилой мужчина остановился переведя дух и замер. Зал очнулся и зарукоплескал в едином порыве. Я посмотрела на Подгорного-тот ничего не понял, перевела взгляд на министра здравоохранения-у того дергалась щека. Ага, что-то неприятное все же было сказано. Косыгин только поморщился. Администратор от Академии наук хранил молчание, как сфинкс и держал покерфейс.

Я быстро воспроизвела в памяти спич оратора от больницы и поняла, что тот намекнул на жирные обстоятельства несогласованности между производством оборудования, качеством и поступлением оного в больницы. В общем, в этом направлении также наблюдалась черная полоса, как и с телевизорами. Но вот с медицинским оборудованием я не могла понять, почему такая засада, ведь были все в одном городе, достаточно было взять телефон и связаться с заинтересованными сторонами всем участникам производственного цикла. Ленинград тем и отличался от Москвы, что был более оперативнее в принятии решений.

– Я Вас понял, уважаемый товарищ Штепт. – Я кивнула представителю медицинского сообщества и мужчина опустился на в кресло.

– Итак, товарищи, согласно мнению заинтересованной стороны – а именно медиков, у нас нет сцепки между частями. – Я медленно проговорила и посмотрела на Косыгина, министра здравоохранения и Подгорного.

Подгорный вроде уловил мою мысль и одобрительно кивнул.

– Товарищи, вы задали хороший вопрос, мы будем думать над этим и примем правильное эффективное решение. – Я закругляла выступление обтекаемыми фразами. было понятно, что активный период события визита генсека закончился и начался откат у аудитории. Пора было уезжать. Я и так узнала сегодня очень много, оставалось это уложить по полочкам.

Как я говорила ранее, вместе с нами ездила съемочная группа Ленинградского телевидения. Я планировала взять у них записи поездок и просмотреть на досуге, нужно было сделать выжимку информации как для небольшого доклада перед членами Политбюро, я же видела с какими большими глазами прискакалПодгорный, не знаю, что его там встревожило, может Шелепин чего-то наплел. Да и мне материал для анализа нужен был.

Я напомнила своему референту об этом, как только мы сели в автобус. Ленинградские обкомовцы выглядили какими – то пришибленными. Хотяя не понимала причины – разбора полетов еще не было, я не предъявляла каких-либо серьезных претензий ни Толстикову, и ни Романову, а те уже прикидывали, за что их будут пинать.

– Так что Вы об этом думаете? – задал мне вопрос Подгорный, пока мы ехали до гостиницы. – Его интересовали мои невысказанные мысли после спича медицинского работника.

– Знаете, что я думаю, товарищи! – я собралась с мыслями и решила вывалить на них новое предложение. – Так вот товарищи, я думаю, что пора включать в образовательные программы медицинских институтов Москвы и Ленинграда новую специальность-врача ультразвуковой диагностики. Вот товарищ министр здравоохранения с министром высшего и среднего специального образования под контролем товарища Косыгина продумают учебную программу, дадут техзадание в НИИ медицинских инструментов и оборудования на комплектацию рабочих ученых пособий и оборудования. И все это, товарищи министры, надо сделать за три летних месяца, три месяца на оборудование. С первого января шестьдесят седьмого года нужно начать обучение по второй обязательной специализации всех студентов факультетов лечебного дела и хирургии. А товарищ Косыгин проработает этот вопрос с Генпланом.

Косыгин как всегда промолчал, но желваки у него заиграли.

– Товарищи! – Я повернулась к сидящим позади участникам визита – Мы с вами выехали, так сказать в поле, чтобы реально оценить ситуацию. И она мне очень не нравится. На местах не чешутся, дела не делаются, только кивают друг на друга. Вы сами должны понимать, что из-за войны мы отстали по научно-техническому прогрессу лет на двадцать. И теперь два пути его нагнать – либо работать на местах с привлечением широкой аудитории, либо закупать зарубежные лицензии и оборудование. На международном рынке нам противодействуют США, а на внутреннем – мелкие несознательные саботажники. Поскольку мы никого не сажаем, то нужно работать с массами.

– И, товарищи, вы не обижайтесь, – я решила сойти с опасной темы, – я немного проголодался, поэтому отвечу на ваши вопросы, как только поужинаем.

Все сидящие в автобусе заулыбались, действительно, уже перевалило за шесть часов вечера, в гостинице нас ждал ужин. Мой референт держал руку на пульсе и шеф-повар в гостинице был начеку.

Ах да, я не упомянула, личный повар товарища Брежнева тоже прибыл в Ленинград, подальше от ценных указаний дражайшей супруги Леонида Ильича. Мне надоел украинский борщ, я не ела картошку на шкварках, хотя раньше в детстве я ее обожала, но во взрослости я ее не ела. У себя дома в будущем я на аванс покупала фарша и болгарский перец и делала кулинарное блюдо с разными начинками. В день зарплаты я шла в магазин «Камчатская рыба» и брала кету, баночку икры, и немного настоящего крабового мяса, это было достаточно дорого, но оно того стоило, поскольку рыбные рестораны Санкт-Петербурга для меня были не по карману.

Ну вот, кто о чем, а я о еде. Вот по поводу еды у меня появилось желание лично зайти в Елисеевский магазин в Москве. А что тут такого, да я хочу воспользоваться привилегиями, приходящая домработница все равно закупается по списку не ближайшем гастрономе.

Пока товарищи, сидящие в автобусе, балагурили не о чем, я сосредоточилась и визуализировала свою память-есть такой прием, надо представлять место и событие в красках. В общем, я вспоминала в будущем первый этаж диагностического центра Березина, где делала МРТ позвоночника. Память выдернула четкую картинку первого этажа: зал лжидания, регистратура, охранник на входе. Диванчики из кожзама, венговый аппарат с кофе и всякой мелочью. Стойки информации. На одной из них буклеты. Я беру пачку буклетов, в одном из них читаю про метод ядерно-магнитно-резонансной томографии. БИНГО! Я вспомнила: «Владислав Иванов, работал в ЛЭТИ, что-то про протонный микроскоп».

Так теперь как подать информацию. Спросить Капицу? Нет, он, конечно, физик, но он из Московской области, хоть и преподаватель. С другой стороны работа может быть погребена, как малоперспективная. Хотя нет, раз в брошюре был упомянут патент, то он уже зарегистрирован где-то в шестидесятые годы. Нет, однозначно, надо попросить Семичастного об одолжении.

Мы доехали до гостиницы, обкомовцев я попросила остаться на ужин. У людей появились улыбки на лицах, видно было, что они были немного расстроены. Ну ничего, после хорошего ужина и спать хорошо.

Ужин был превосходный, мой шеф-повар расстарался. Суп из говядины, котлетки из щуки на пару, хорошо, хоть не корюшка (Тут я не стебусь на фетишем Санкт-Петербурга корюшкой, рыбкой с огуречным запахом, которая спасала людей в блокаду; просто В Санкт-Петербурге цена на 1 кг корюшки доходила, как туристический фетиш, до восьмисот рублей, с такой ценой никакой корюшки уже не надо). Компот из брусники с мятой, чай на выбор, салаты, пюре картофельное. Хлеб на выбор, печеный в самой гостинице. Вкуснятина.

Подгорный похвалил ужин и не удержался все же от вопросов.

– Леонид Ильич, так что вы думаете по поводу сегодняшних визитов?

– Видите ли, уважаемый Николай Викторович, сегодня мы съездили в народ. Эта поездка была познавательной. Мы выявили кучу проблем и точек приложения сил. Это и запрос для Госбанка по поводу кредитной политики Сберкасс на местах, и вопрос для Госплана о выводе в продажу перспективных моделей телевизоров, и смычка наших ученых с реальностью. Из-за политики Госплана им неинтересно усовершенствовать тот же телевизор. Я так думаю, у них где-то в черновых тетрадях и есть решение – как избавить экран телевизора от глицеринового наполнителя, просто они считают это неперспективным.

– Да, кстати, товарищи, я когда на экскурсии в НИИ телевидения проходил мимо кабинетов, услышал краем уха пошутиловку о том, как в ЛЭТИ протонным микроскопом гвозди забивают. Я, конечно, ценю юмор в доле шутки, но хотелось бы ознакомиться с этим изделием.

– Товариш Пельнеш, что вы знаете о такой разработке? – я обратилась к представителю Академии наук.

– Из известных мне академиков, официально такой разработки никто не создавал, хотя есть товарищи за подпиской, но в этом я вам не помощник. – Пельнеш красиво перевел стрелки на председателя КГБ и позволил себе немного улыбнуться, наклонив голову к тарелке.

– Все возможно! – Пожал плечами Семичастный, отказавшись продолжить разговор. Он решил налить себе компота в стакан.

– А, уважаемый товарищ Капица! – я вспомнила о физике и перевела внимание на него.

Физик расправлялся с котлеткой. Я подождала, когда он прожуети задала вопрос.

– А вот вы преподаете своим студентам эффект люминесценции в жидких, газообразных и твердых сферах? Насколько нам стало известно из позиции представителя НИИ телевидения, эффект люминесценции в твердых телах они никак не рассматривают, а могли бы. Партии бы хотелось, чтобы ваши студенты изучали всеи применяли это в действии.

– Я обязательно прочту расширенные лекции на эту тему, товарищ Брежнев, но боюсь, что это будет уже в следующем учебном году. – Смущенно ответил физик.

– Хорошо, я хотел бы вас попросить, уважаемый Сергей Петрович, сделать телезапись ваших лекций на эту тему и подборку практических работ ваших студентов и прислать мне. Мне бы хотелось бы больше узнать об этом методе, а Вы, именно тот человек, который все это может подробно рассказать без выпервывертов. – Я давила на физика авторитетом, мне нужно было легализовать перед Семичастным сбор информации по научным вопросам, так чтобы он сам смотрел на это, как на просто блажь по повышению уровня знаний. Что может быть опасного в записи лабораторного опыта известной темы студентов?

Ужин закончился на веселой ноте. Пора было расходиться. С представителями Ленинградского обкома я тепло попрощалась и озвучила планы на завтра.

Нужно было попрощаться с Подгорным. Он уезжал на «Красной стреле» с Московского вокзала.

Нужно было встретиться с протеже товарища Фурцевой. Встреча была запланирована на территории центрального офиса КГБ на Литейном. Приглашать парня в гостиницу на беседу я не планировала. О беседе я заранее предупредила Семичастного, ведь следствие еще велось, и хотя, парень проходил как потерпевший, мало ли, какие интересы были у следствия.

– Дорогой Леонид Ильич, – Подгорный вторгся в мои мысли. – Вы что-то замыслили, не так ли?

Вот же черт, опять Председатель Верховного совета ищет чернуюкошку.

– Да, – пришлось согласится с ним. – Я вот подумываюпредложитьГостелерадиовещанию увеличить число просмотровых каналов для телевидения. Сделать канал «Культура», где бы вещали о событиях в мире культуры, крутили спектакли, театральные постановки, документальные фильмы о культуре. Сделать образовательный канал с программами для девятого, десятого класса. Это бы помогло рабочей молодежи в самообразовании. Жаль только бытовых видео-магнитофонов для записи передач еще не придумали. Это был бы наш ответ всяким диссидентам с их глупой пропагандой.

– Не дурно, не дурно! – заметил Подгорный. – Это хорошая идея. Если нужна моя поддержка, то я за!

– Спасибо, Николай Викторович, – согласилась я с ним, – я обязательно ею воспользуюсь.

– Леонид Ильич, вы так утром и не ответили, почему поездка ажна шесть дней? – прямо спросил Подгорный. – Ведь выраньше ездили на один день.

– Видите ли, уважаемый Николай Викторович, до меня дошли сигналы, что товарищ Толстиков, хорошо как политик, а вот как хозяйственник – полный ноль. Как вы понимаете, Ленинград – это не Москва, но тоже важный для нас город. Я хотел убедиться и соотнести свои планы.

– И каковы планы? – Настороженно спросил Подгорный.

– Я хотел бы заменить Толстикова на Романова, это второй секретарь обкома, считается сильным хозяйственником. А товарища Толстикова отправить по линии МИДа в Китай, поднимать упавшие отношения с Мао.

– Интересные планы! – задумчиво произнес Подгорный. – Китай, да, у нас там только разведка и им приходится не сладко. Я поддержу Вас. Нам нужно потепление с Мао. Нужно смягчить его риторику.

Мы тепло распрощались с Подгорным и я отправилась на поиски Семичастного. Пора было на Литейный.

На Литейном нам пришлось немного подождать. Я попросила Семичастного заняться вопросом протонного микроскопа.

– Видите ли товарищ Семичастный, я бы хотел в полной мере помочь НИИ телевидения в разработке новых качественных телевизоров, поэтому я хотел бы встретиться с товарищем Владиславом Ивановым, изобретателем этого протонного микроскопа. Я думаю, напрягать товарищей из НИИ телевидения не надо, а то они испугаются и напишут кучу доносов друг на друга. Просто необходимо отследить эту работу и найти человека.

– И что вы предлагаете?

– Я дам один день, пусть ваши подчиненные просто найдут человека и хочу с ним побеседовать. Мне просто интересно, вокруг столько нового, а я не понимаю всех этих технических заморочек.

– Хорошо, товарищ Брежнев! – Согласился Семичастный. – Если Вячеслав Иванов существует в ЛЭТИ в любом качестве, то сотрудники его найдут.

Семичастный оставил меня в кабинете, на всякий случай, показав кнопку экстренного вызова под крышкой стола.

Вошел товарищ Тяпкин. Достаточно уверенный молодой человек. Средней комплекции. Да, и с совершенно парадоксальным эффектом цвета глаз-цвет постоянно менялся, не так сильно как хамелеон, но он держался в двух цветах стабильно.

Беседа протекала спокойно, вернее, мне пришлось вести монолог. Молодой человек устранился от активности. Парень внимательно слушал и делал какие-то свои выводы. Интерес он проявил при объяснении ему исторической справке по Прибалтике. И Активность в вопросах началась, когда стали разбирать способы выезда за границу. Парень где-то услышал про грин-карты США. Но я его разочаровала. Непонятно, только, откуда он узнал про американцев. Консульства США в Ленинграде еще не было. А может он попаданец? Да нет, два сразу? Не может быть!

Какое мнение у меня сложилось о молодом протеже товарища Фурцевой – да, в общем-то хорошее. Уверенный в своих силах, молодой человек, в творчество и на эстраду не стремится. Желает твердо стоять на ногах. Ах да, пресловутый жилищный вопрос. Парень из коммуналки на Невском. Но увы, Невский входит в историческое ядро под охраной ЮНЕСКО, и на Невском удалось отстроить только те дома, которые были разрушены во время бомбежек. Программа застройки новых районов Ленинграда буксовала как могла. В общем, я намекнула на освоение Сибири. Парень принял к сведению. Итак, беседа закончилась и я с чистой совестью вернулась в гостиницу.

День третий начался с завтрака, а продолжился сообщением от Семичастного о поступлении сигналов от бдительных граждан о появлении в городе двойников Брежнева, Подгорного, Косыгина. Бдительные граждане просили принять меры.

Я сначала не поняла что за бред, потом до меня дошло, что не дала разрешение на освещение посещения Ленинграда в новостях до окончания визита. Поэтому КГБ стал получать сигналы от чересчур бдительных граждан-сиречь доносы. Я немного посмеялась и вызвала своего референта. Рефернту было сказано связаться с Ленинградским телевидением и выпустить в эфир краткое резюме о нахождении генсека в городе.

Затем у нас была небольшая летучка, где присутствовали все приехавшие товарищи.

– Итак, товарищи. – Начала я. – План работы на третий, четвертый дни нашей командировки будет такой.

В Первой половине дня я с товарищами Фурцевой, Сусловым, Косыгиным и товарищами из Ленобкома отправляюсь в музыкальные училища. Далее легкий обед. После обеда мы с товарищами Косыгиным, Сусловым, товарищами из Академии наук, товарищем министром здравоохранения и представителем комитета, посетим НИИ Поленова иЭкспериментальный институт медицины АМН.Вечером в семь часов мы все посетим оперетту в Мариинке, поэтому общий обед будет в пять вечера. Автобус подойдет в пятнадцать минут седьмого, всем быть готовыми. Завтра утром будет новый план на день, но вечером также общий ужин в пять часов вечера, в семь часов у нас визит на мюзикл в Александринский театр. Присутствие на концертах обязательное.

Визит в музыкальное училище при Ленинградской Консерватории сопровождался курьезом. Ректор выразил свое «Фи» тому факту, что студенты четвертого курса была привлечены к уличным концертам с исполнением зарубежных хитов. Это была моя идея, я ее предложила Фурцевой, когда отправляла в Ленинград.

Ректор училища был упертым мастодонтом, лауреатом Ленинской премии, почетным и прочая. Брызгал желчью и взывал к Партии.

Косыгин был немного недоволен словословием ректора, мне пришлось спустить ректора на землю, объясняя ситуацию. Ему был задан вопрос – сколько реально человек по распределению возьмет Ленинградская консерватория, сколько Мариинка возьмет вокалистов. Оказалось, что всего восемь вакансий на город, а выпускников вагон и маленькая тележка. Ректору был задан также вопрос-что именно он впаривал в мозги студентам все эти годы обучения? Также ему было указано на то, что скрывая от студентов количество и направления распределения, он оказал плохую услугу не только Партии, но и себе самому.

Вы думаете, я преувеличиваю по поводу поведения ректора по вопросам распределения? К сожалению нет. И в мое время ректорат Римского-Корсакова дурил головы студентам, убеждая их, что они самые, самые, и Мариинка с Большим театром их так и ждут. А в реале работу смогли получить единицы, которые с первого курса подрабатывали в той же Мариинке или Александровском театре на подхвате.

Итак, ректору было выражено неудовольствие Партии и предложено было с первого курса освещать вопрос распределения, дабы не создавать ложных иллюзии среди студентов, ибо ложные иллюзии в творческой среде чреваты самоубийствами и прочими неудовольствиями, а Партии это нафиг не надо.

– Так все же в чем ваша цель была, когда вы предложили студентам играть зарубежную эстраду на улицах Ленинграда? – спросил Косыгин у меня.

– Видите ли, Алексей Николаевич, – я ответила, внимательно посмотрев на Суслова. – Я планирую предложить провести «Год Кубы» и «Год СССР» между Кубой и СССР, и организовать годичный обмен творческими коллективами. Наши товарищи, конечно, поедут на Кубу с «Калинкой-Малинкой», но и встретятся на Кубе с их фольклором, который выражен в уличном джазе и прочая, в том числе церковных песнопениях, мы ведьне забываем, что Куба – это не только коммунистическая, но и католическая тоже. Там очень распространены детские хоры при церковных приходах. Наши граждане и студенты музыкальных училищ должны привыкнуть к другому репертуару, иначе мы оконфузимся перед Фиделем. У Фиделя своеобразный взгляд на коммунизм, ему приходится уживаться на Острове со всеми направлениями.

– Товарищ Суслов ведь не хочет, чтобы у Команданте сложилось предвзятое мнение о нас? – Я с нажимом в голосе проговорила последнююфразу, наблюдая за мимикой Суслова.

– Нет, что вы, Леонид Ильич, дружба с Команданте очень важна для нашей страны. – Суслов быстро сориентировался в теме.

Я сознательно давила на Суслова авторитетом Фиделя Кастро в Латинской Америке. Конечно, Суслову было трудно развернуться в другую сторону, но постоянное упоминание о полезности наших контактов с Кубой раз за разом заставляло смягчать точку зрения Суслова на буржуазную культуру.

– Вы планируете пригласить Кастро в Ленинград? – Вежливо поинтересовался Косыгин у генсека.

– Да! – Согласилась я с ПредСовМина. – Мне бы не хотелось, чтобы Команданте увидел убитый в хлам город. Мне бы хотелось, чтобы Команданте увидел в Ленинграде культурную и научную столицу Северо-Запада. Чтобы он не думал, что мы стянули все силы в Москву и показушничествуем.

Семичастный подозрительно хмыкнул, посмотрев на Фурцеву внимательным взглядом, он тоже знал о странной нелюбви министра культуры к ленинградцам в московских учреждениях культуры.

Мы прокатились по-быстрому еще по паре училищ. Везде было одно и тоже-ректоры нацеливали студентов на Большой театр, а мозгами подумать, что рабочих мест там нет, не хватало.

Мы вернулись в гостиницу на легкий обед. Мой шеф-повар уже покормил остальных. Теперь кушали мы. Была уха из красной рыбы, моя любимая. Компот из брусники, потом сверху чаек зеленый.

Следующая дорога вела нас в НИИ Поленова и институт экспериментальной медицины. Я прихватила Пельнеша, физика министра здравоохранения и представителя фармацевтического комитета.

Что меня тянуло в НИИ Поленова – спросите вы? Да, НИИ Поленова было ведущим по опухолям головного мозга. Это, конечно, не онкология, но тоже серьезно.

Немножко истории из досье на НИИ Поленова. Научно-практический Институт хирургической невропатологии был открыт как уникальное учреждение в одна тысяча девятьсот двадцать шестом году. В нем работали славные хирурги, в том числе и ученик Бехтерева Людвиг Мартинович Пуссеп. Пуссеп стал первым нейрохирургом в стране, благодаря своим разносторонним знаниям. Структура института с самого начала предполагала комплексное изучение клиники и методов хирургического лечения заболеваний и повреждений нервной системы наряду с научной разработкой анатомии, физиологии, патологии и биохимии. Директорствовал в настоящее время в этом НИИ профессор Шамов.

Что мне от этого НИИ надо было? Вопрос с опухолью мозга в семействе Брежневых никуда не делся. На данный момент технологии лечения были одни-хирургическое удаление. А мне бы хотелось, чтобы НИИ Поленова продвинулся еще и в терапии. В моей реальности история Брежневых закончилась достаточно печально, я не говорю о внуках.

Профессор Шамов провел для нас замечательнуюэкскурсию, даже Семичастный впечатлился. Шамов был энтузиастом нейрохирургии, он продвигал обучающий центр на базе НИИ и открытие филиалов по профилю нейрохирургии в стране. Итак, министр здравоохранения гордился представителем своей профессии, это было видно по нему.

– А покажите нам лаборатории биохимии! – попросила я Шамова.

Нейрохирург как-то подозрительно замолчал, взглядом прося поддержки у министра. Министр ничего не понял.

– Обычная лаборатория! – Шамов не понял моего интереса и пожал плечами. Он как-то сразу потух, и из фонтанирующего оптимизмом человека, превратился в администратора.

– А как вы проводите эксперименты над крысами по ихповеденческим реакциям? – снова спросила я.

– А, – оживился Шамов, – это физиологи. – Действительно, очень познавательные эксперименты с крысами они проводят. Наши научные сотрудники, наблюдая за поведением крыс многое выяснили. У них достаточно развита социализация и они также играют социальные роли. Это достаточно интересно.

– Хорошо, я вам верю! – Остановила я Шамова.

Мы были уже у дверей лаборатории биохимии. Зашли туда – правда, наша большая компания не поместилась среди столов с колбами и ретортами.

– Так вот, товарищ Шамов. – начала я проникновенно. – У нас в Москве с визитом были итальянские товарищи. Представители Компартии и Правительства. Так вот, итальянские товарищи мне рассказали несколько поучительных историй. Одна была связана с религией и медициной.

– Ну вы знаете, что в Риме – Папа Римский, глава католической церкви есть. Так вот, у медиков проблема следующего рода – всякие церковные секты используют галлюциногены природного происхождениядля откровений. Естественно, медики ищут лекарства, противодействующие этим галлюциногенам. Но однажды возникла патовая ситуация – в одной из сект были действительно зафиксированы чудесные исцеления больных с повышенным уровнем гормона пролактина, с опухолью мозга, опухолью гипофиза-кажется. Так вот, токсикологи выяснили, что использовался один из алкалоидов спорыньи – эрголин. Так вот, как вы понимаете, Италия – буржуазная страна, и все исследования патентуют частные фармацевтические компании. То есть, мы не сможем получить информацию об исследованиях.

– Товарищ министр здравоохранения, понимает, что я предлагаю? – я внимательно и с вызовом посмотрела на представителей министерства здравоохранения.

– Не совсем! – министр покачал головой.

Косыгин начинал догадываться о том, что предложит Брежнев и заранее усмехнулся. Вот ведь неугомонный Леонид Ильич!

– Я предлагаю, – начала я свою речь, – начать вашей лаборатории самим исследования на мохнатых товарищах. Вы ничего не теряете, итальянцы уже зафиксировали чудесные исцеления, поэтому они будут копытом бить, но сделают лекарство на основе этого алкалоида. Ваша задача – год отработать с мышками-крысками, найти удобную форму лекарства и начать испытания на людях. Я же понимаю, что сами хирургические операции, скажем так, проводятся уже на последней стадии болезни.

– Интересное предложение! – задумчиво протянул министр здравоохранения, краем глаза посматривая на Косыгина. Тот в ответ кивнул.

– Именно для этого я пригласил в нашу поездку представителя фармакологического комитета. – Продолжил генсек. – Как вы понимаете, католики добродушием к нам не страдают, и если действительно результаты итальянских исследований превзойдут ожидания, то католическая церковь использует это лекарство как проявление божественной силы. То есть, у нас не только вопрос о выздоровлении, но и об идеологии.

– Как я понимаю, эти исследования поднимут престижнашей страны! – заметил Косыгин, смотря на мнущегося министра здравоохранения.

– Хорошо, хорошо! – согласился министр здравоохранения. – Я согласен, что подобное лекарство также необходимо нашим гражданам. Яподготовлю документы для НИИ о данном исследовании. Комитет по фармакологии приложит все усилия для решения данной проблемы с этим лекарством.

Пельнеш и Капица с интересом следили за разговором заинтересованных сторон. Пельнеша поразила напористость генсека в вопросах технического оснащения медицинских учреждений. Пельнеш был представителем просто Академии Наук, но ему тоже было интересно, что же происходит у соседей в Академии Медицинских Наук. Капица же кажется начинал догадываться, зачемгенсек возит их в этой поездке. Но выводы держал при себе.

Так, с НИИ Поленова мы закончили, теперь путь лежал в Экспериментальной медицины институт. Что я забыла там, спросите вы? Я ведь уже озадачила медиков новым лекарством.

А в Институте экспериментальной медицины работала заведующей отделом нейрофизиологии человека внучка профессора Бехтерева. Ей не повезло с родителями. Они были репрессированы. Наталья Петровна после «хрущевской оттепели» писала письма с просьбой о раскрытии информации по делу отца. Но Шелепинпочему-то отказался открывать ей доступ к делу. Семичастный также не завизировал открытие дела. Так что, товарищ Бехтерева развила активную деятельность и просьба о раскрытии информации по делу Петра Владимировича Бехтерева лежала у меня в секретариате.

Не знаю, почему Шелепин не разрешил открыть данные по делу Главного конструктора Остехбюро, но я решила тоже состорожничать, но поговорить с напористой дамой. Бехтеревой было уже сорок лет, то есть, дамой она была, знающей себе цену.

Директор Института экспериментальной медицины нас встретил радушно, провел экскурсию. Министр здравоохранения с легким подозрением смотрел на меня, ожидая подвох с очередным вывертом. Но подвоха не было.

Я попросила директора Института предоставить его кабинет и пригласить Бехтереву. Я попросила Косыгина возглавить осмотр дальше и переговорить с директором на тему пожеланий, а сама в присутствии Семичастного собиралась переговорить с Натальей Петровной.

– Добрый день, Леонид Ильич! – женщина вошла в кабинет директора и поздоровалась. – Директор сказал, что вы хотели меня видеть.

– Добрый день, Наталья Петровна! – сказала я и улыбнулась гостье. – Вы проходите, присаживайтесь.

Мы с Семичастным сидели за столом совещаний, который был приставлен к столу директора. Женщина села напротив нас.

– Давайте поговорим о вашем письме с просьбой открытия дела вашего отца. – Начала я. – Насколько я понимаю из письма, вы ссылаетесь на то, что уже писали и товарищу Шелепину и товарищу Семичастному, но получали отказ.

– Да, товарищ Брежнев! – Женщина подобралась, как для прыжка в воду и выдохнула. – Товарищ Шелепин и товарищСемичастный отказали в открытии документов по делу моего отца. Без объяснения причин. Мой отец работал на благо Родины и Партии, разве он не заслужил Правды?

– Товарищ Бехтерева, – участливо продолжила я. – Наталья Петровна! Давайте рассмотрим два варианта гипотетически. Только гипотетически. Ваш отец был Главным конструктором Остехбюро. Особого бюро. То есть – не рядовой сотрудник, а руководитель с кучей подписок секретности. Итак первый вариант-его подставили, и он не виновен. Но вред Остехбюро был уже нанесен, и он, как руководитель тоже несет ответственность.

– Да, но… – Попыталась оправдаться Наталья Петровна.

– Второй вариант-ваш отец поддался на провокации и сам влез в дерьмо. В этом случае интересам государства был бы нанесен больший ущерб. В любом случае, ваш отец – секретоноситель, и открыть информацию сейчас-не совсем логично.

– Но руководитель Остехбюро Бекаури реабилитирован в тысяча девятьсот пятьдесят шестом… – Попыталась продолжить Бехтерева.

– Товарищ Бехтерева, я же вам объяснил проблемы с секретоносителями. Давайте подождем десять лет и вернемся к этому вопросу.

Семичастный с серьезной миной на лице покивал в знак согласия со словами генсека. Глава КГБ и сам не знал, почему Шелепин, его бывший патрон, заблокировал дело Бехтерева, он не спрашивал, а только принял к сведению.

Плечи Бехтеревой поникли, видно было, что она разочаровалась в Брежневе.

– Товарищ Бехтерева, я предлагаю вам другую вещь. – Я решила направить пыл Натальи Петровны на благие дела. – Предлагаю вам полностью заняться работой по тематике мозга. Ваш дед начал эту работу, его ученики продолжили, но ушли в нейрохирургию. Я признаю за нейрохирургией большую роль, но нужна еще и терапия. Вот этой – то терапией болезненных состояний мозга, я не говорю о психиатрии, еще полностью никто не занимался. Вы можете продвинуть советскую науку на достаточно большую высоту, если займетесь вплотную этой тематикой, а там, глядишь, десять лет быстро пройдут. И вы станете мудрее, и сможете принять правду, какой бы она не была.

Моя проникновенная речь заинтересовала Бехтереву. Она поняла, что за спрос бить не будут, и воспряла духом.

– Вы имеете в виду..? – Бехтерева не поверила и переспросила.

– Я хочу, чтобы вы работали и не поддавались на провокации. Вы руководитель одной из служб, принимаете важные решения, наверняка, попадаете в сложные ситуации и с честью из них выходите. Партия хотела бы, чтобы занялись этим большим делом и вывели нашу страну на передовые позиции.

У Бехтеревой загорелись глаза, она уже переключила свое внимание с личной обиды на дело. Я очень надеялась, что Бехтерева организует прорыв в изучении проблем мозга.

Я завершила беседу с Бехтеревой, попрощалась с директором Института и мы отбыли на ужин. После ужина нас ждало концертное представление подопечных организаций товарища Фурцевой.