Manche führen manche folgen
Böse Miene, gutes Spiel
Fressen und gefressen werden
Wir nehmen venig geben viel
(Некоторые ведут, некоторые следуют,
Плохая мина, хорошая игра
Жри и будь сожранным
Мы мало требуем, но много даем)
Rammstein - Rammlied
— Это все, что я могу рассказать, герр Крамм, — Фуггер развел руками и откинулся на спинку дивана. Рыжий здоровяк плохо выглядел. Бледное лицо, под глазами набрякли тяжелые мешки.
— То есть, почти ничего, — хмыкнул Крамм и снова наполнил рюмки.
— Нет, мне достаточно, — Фуггер покачал головой. — И так последние дни ничего, кроме тумана в голове не ощущал. Сознание вернулось, только когда тот странный доктор вколол мне в вену какой-то жидкий огонь. Бррр... Впрочем, все равно спасибо ему. Без этого я бы так и остался овощем в коллекции Флауменблут.
— Доктор Хольц сказал, что препаратами нельзя свести с ума, — Шпатц стоял, облокотившись на дверной косяк.
— Доктор Хольц много чего сказал, скользкий тип... — проворчал Крамм. — Кстати, герр Шпатц, а что случилось с нашим другом Бруно?
— Не знаю, я не смог его найти, — Шпатц потер все еще побаливавшие виски.
Первое, что увидел Шпатц, когда пришел в сознание, было взволнованное лицо Готтесанбитерсдорфа. Наверное, он упал в обморок, когда та девчонка что-то с ним сделала.
— Ну что ж, герр Грессель, вы подтвердили слова доктора Хольца о том, что их эксперимент успешен, мне даже не пришлось ничего делать, — тощий доктор выпрямился. — Пожалуй, вам стоит отправиться домой. Мне следует вам пояснять, что все, что вы здесь видели, должно остаться тайной?
— Я понимаю, герр пакт Готтесанбитерсдорф, — Шпатц сел на топчане и спустил ноги на пол. Поморщился. — Почему вы мне доверяете? Вы считаете, что я не могу тоже быть предателем, как... как доктор Хольц?
— О нет, герр Грессель, не можете, — Готтесанбитерсдорф легко толкнул носком начищенного ботинка бесчувственное тело доктора Хольца.
— Зачем ты прислуживаешь им? — раздался со стола хриплый голос фрау пакт Ледебур. — Ты же знаешь правду, верно?
— Я рад, что вы заговорили, фрау пакт Ледебур, мы обязательно обсудим эту тему, когда я провожу нашего гостя. Герр Грессель, у вас есть какие-то пожелания?
— Крамм! — Шпатц вздрогнул. — Мы вчера приехали с герром Краммом и герром Мюффлингом. И их обоих, как и меня, задержали здесь.
— Я не знаю этих людей, давайте я отправлю с вами доктора Хаша, и пару парней, вы найдете друзей и отправитесь домой. Хорошо?
Шпатц перевел дух. Доктор Хаш, тот самый незаметный тип, который носил за Готтесанбитерсдорфом его саквояж, поднялся из за стола. Двое верзил в черной форме молча встали рядом. «Не можете... — думал Шпатц, шагая по коридорам и лестницам Флауменблут. — кто они на самом деле...» Нахмурился. Проклятье. Что они имели в виду? Тряхнул головой, поморщился от головной боли, которая пока так и не прошла.
Крамм нашелся легко. Он оказался заперт в соседнем кабинете с тем, где вели допрос Шпатца. Мюффлинг же исчез. Пышнотелая фройляйн-регистратор, изо всех сил старавшаяся быть полезной, не смогла помочь. Здоровяк исчез. Зато на ступенях крыльца сидел Ульрих Фуггер, который выглядел уставшим, но совершенно психически здоровым.
— А что странного было в докторе, герр Фуггер? — спросил Шпатц. Что-то в истории инженера не сходилось. Определение «странный» подходило только к Готтесанбитерсдорфу, получалось, что он сначала навестил и выпустил Фуггера, а потом занялся Хольцем. Потому что с момента появления тощего франта в кабинете Хольца и до допроса с пристрастием Велды пакт Ледебур Шпатц с ним не расставался. Могло ли так быть?
— Не знаю. Одет как попугай. Высокий. Тощий. Рыжий.
Шпатц отвернулся. Странное было ощущение. Беседа трех человек, все трое были в одном месте, и никто по своим причинам не рассказывает правду. Крамм не видел верзил в черном и доктора Хаша. Его дверь открыла фройляйн Зельда, отчаянно пытавшаяся заигрывать со Шпатцем. Так что Крамм знал только то, что в госпитале случился какой-то форсмажор, про него забыли, а Шпатц насел на фройляйн из регистратуры и заставил открыть дверь. Поверил ли ему Крамм, сложно сказать, но рассказывать про Готтесанбитерсдорфа, Хольца, фрау пакт Ледебур и эксперименты над людьми Шпатц опасался. И даже не потому что дал слово хранить молчание, а просто ему показалось, что это дело каким-то боком касается его, Шпатца, но вот Крамму и тем более Фуггеру, лучше не знать этих подробностей. Для их же собственной безопасности. Впрочем, Шпатц подозревал, что Фуггер знает много больше, чем говорит. И что у него тоже есть свои резоны молчать и делать вид, что все было именно так, как он рассказал — укол, вернувший здравый рассудок, «просим прощения, герр Фуггер, подождите на крыльце, когда освободится мобиль, мы доставим вас домой».
Шпатц посмотрел на часы. Проклятье! Хаппенгабен! Со всеми этими делами он совершенно забыл про приглашение в Унгебунден! Дедрик штамм Фогельзанг его там ждет, если Дагмар права, или какая-то другая темная личность, но пропускать эту встречу, пожалуй, не стоило. Шпатц посмотрел на Фуггера. Кашлянул.
— Герр Крамм, — кивнул в сторону настенных часов. — Мы рискуем опоздать...
Дедрик штамм Фогельзанг восседал в кресле, похожем на роскошный трон. Что, впрочем, неплохо сочеталось с варварской роскошью этого павильона Унгебунден. Никакого сравнения с элегантной простотой рыбацкого домика, в котором Шпатц был прошлый раз. В реальности Дедрик выглядел иначе, чем не фото. По портрету создавалось впечатление, что он высок и величественен. На деле же дядя главы семейства Фогельзангов был хрупкого, если не сказать субтильного сложения. Когда он говорил или жестикулировал, уловить в нем фамильные черты было почти невозможно. Одет он был в гражданский костюм, напоминающий парадную военную форму столетней давности — цвета морской волны, с золотой отделкой, эполетами и аксельбантом.
— Шпатц, мой мальчик! — Дедрик белозубо улыбнулся и стремительно сбежал с подиума, на котором его трон возвышался над остальными гостями. — Я мечтал с тобой познакомиться с того самого момента, когда узнал о твоем существовании.
— Рад встрече, герр штамм Фогельзанг, — Шпатц попытался вежливо поклониться, но Дедрик пресек этот жест, обнял его и похлопал по плечу. Двоюродный дед был почти на голову ниже.
— Я представлял себе эту встречу много раз, — Дедрик отстранился и пытливым взглядом окинул лицо Шпатца. — Я множество раз видел твои фотокарточки, но не мог даже представить, насколько они далеки от настоящего тебя. Какой у тебя индекс идеала, мальчик? Четыре? Три?
— Два, — Шпатц почувствовал, что краснеет. Дедрик повлек его в сторону стола с закусками и разномастными бутылками. Не хотелось себе признаваться, но он почувствовал, что Дедрик ему нравится. Сколько ему лет? Шестьдесят пять? Язык не поворачивался назвать его стариком. Быстрый и цепкий взгляд, молодая легкая походка и совершенно нестарческая подвижность... Шпатц не мог пока определиться, как вести себя с этим человеком, поэтому решил пока просто плыть по течению.
Дедрик подхватил кувшин с темно-красной жидкостью и наполнил два стакана. Один из них протянул Шпатцу, их другого пригубил сам. Шпатц сделал глоток и с удивлением понял, что это морс.
— Вишневый морс, — кивнул Дедрик, внимательно следивший за его лицом. — Я не отрицаю алкоголь в другие дни, но не сегодня. Сегодня мне нужен ясный рассудок. Как и тебе, мой мальчик.
Шпатц кивнул, сделал еще один глоток и поставил стакан на стол.
— Вот теперь мы можем поговорить, — Дедрик уселся на ближайший вычурный табурет, ножки которого были выполнены в виде львиных лап и указал Шпатцу на соседний.
— А как же... — начал Шпатц и огляделся. Кроме них двоих в зале никого не осталось. Разглядывая Дедрика, он пропустил тот момент, когда остальный гости покинули помещение, подчинившись, видимо, заранее отданному распоряжению.
— Нам никто не помешает, — Дедрик улыбнулся и подмигнул. Шпатц промолчал. Его двоюродный дед тоже какое-то время молча пристально разглядывал его лицо. Потом задумчиво проговорил:
— Кто бы мог подумать, что замухрышка Блум может произвести на свет такого идеального сына! Нет-нет, я ничего плохого не хочу сказать о твоей матери! Ее индекс идеала был восемь, как и у меня, да и то, мне кажется, что его завысили просто из уважения к ее отцу. Фактически она была такой же парией в семье, мы очень много времени проводили вместе. Я понимаю, почему она сбежала. Меня самого не раз посещали подобные желания. Но мне всегда было плевать на светскую жизнь, а вот молодой девушке приходилось много сложнее. На каждом приеме делать вид, что не слышишь этих мерзких шепотков за спиной, мда...
Разговор получился долгим. В начале Шпатц настороженно ждал, когда Дедрик начнет его вербовать, предлагать свою помощь и поддержку взамен за некие неведомые услуги, пытался уловить нотки заговора или чего-то подобного. Но старик, казалось, вообще не имел в голове подобных целей. Он рассказывал о детстве Блум, о ее мечте о небе, о том, как в обход семейной воле нанял для нее пилота-преподавателя и купил легкий флюг-фогель... Спрашивал Шпатца о его детстве, об отце и семье в Сеймсвилле. Искренне удивлялся и сочувствовал своей племяннице в ситуации с Джерд. Они пили вишневый морс и ели замечательно вкусный яблочный штрудель. Идеальная семейная встреча. Несколько раз Шпатц мысленно одергивал себя, призывая не расслабляться. Умом он понимал, что перед ним личность крайне сомнительных моральных качеств, но видел перед собой бесконечно обаятельного и добродушного человека, проявляющего искреннее внимание и участие к своему давно потерянному внучатому племяннику. Он не задавал неудобных вопросов и ничего не требовал.
— Да, мой мальчик, богатство вервантов не возникает из воздуха, хотя, возможно, кому-то так и кажется. Хаган занимается политикой, Адлер увлечен полетами и путешествиями. А я нахожусь в тени и слежу за тем, чтобы фонд семьи был полон. Чтобы когда мои блистательные родственники запускали туда свои требовательные холеные руки, никому из них не пришло в голову, что у богатства бывает дно, — Дедрик грустно улыбнулся. — Так уж сложилось, что именно в финансовых и деловых вопросах мое настоящее призвание.
— Разве это неприличное занятие, герр Дедрик? — Шпатц отложил в сторону очередной кусок штруделя, хотя это и стоило ему немалых усилий. Восхитительно готовит повар пансиона Унгебунден!
— Видишь ли, мой мальчик... Здесь есть множество острых углов и тонких моментов, замешанных на давних традициях и новых предрассудках. Мы давно обсудили с Хаганом эти вопросы и сошлись во мнении, что мое неидеальное лицо на официальных приемах не принесет пользы ни престижу семьи, что важно для Хагана, ни коммерческим вопросам, что важно для меня. Поэтому мы благополучно сделали вид, что мы в ссоре и по возможности вычеркнули мою персону из всех официальных источников. Такое положение дел играет на руку нам обоим — его совесть чиста, потому что он не задумывается о происхождении денег, а мне сияние венца Фогельзангов над головой не спутывает все карты.
Он говорит правду сейчас? Или нет? Шпатц изо всех сил пытался понять, что этот разговор значит лично для него. И в какие свои планы Дедрик все-таки хочет его впутать. Но разговор продолжал течь все в том же невинном ключе — двоюродный дед продолжал ничего не просить и не обещать.
— Я рад, что мы встретились, — Дедрик поднялся. — Мне нравится твой стиль, мой мальчик. Другие бы в твоей ситуации сразу поспешили воссоединиться с семьей, а ты стараешься сначала сам встать на ноги. Ты умен, мне это нравится. Надеюсь, мы подружимся. А сейчас давай вернемся к гостям. Тебя ждет немного веселья, а меня — дела.
В этот же момент двери зала распахнулись. Дедрик направился в сторону своего трона, а Шпатц так и остался сидеть на табурете рядом с недоеденным штруделем на тарелке.
— Как прошла ваша беседа, герр Шпатц? — Крамм коснулся его плеча, незаметно приблизившись со спины. Шпатца всегда удивляла способность шумного и яркого начальника становиться практически невидимкой при необходимости.
— Боюсь, что мне нечего рассказать, герр Крамм, — Шпатц сделал глоток вишневого морса. — Нет-нет, вовсе не потому что мы обсуждали что-то секретное и с меня взяли слово не разглашать под страхом смерти. Просто... просто мы говорили ни о чем. О детстве, о том, какой была моя мать в молодости, о... Да и все, в общем. А как вы провели время, герр Крамм?
— О, здесь собралась довольно интересная публика! — Крамм занял тот табурет, на котором да него сидел Дедрик. — Но я бы отложил обсуждение присутствующих на более подходящее время. Ты же понимаешь, о чем я?
Крамм подмигнул. Шпатц кивнул и решительно отодвинул от себя штрудель.
— Наверное, мне тоже стоит осмотреться.
— Здесь Фуггер и Нейрат, — прошептал Крамм.
Было уже заполночь. Гостей на приеме Дедрика прибавилось, приехали музыканты, столы в главном зале сдвинули к стене, начались танцы. Вино, пиво и прочие напитки лились рекой, шутки становились все развязнее. В общем, все выглядело как обычная, ничем не примечательная вечеринка, разве что по-настоящему роскошной обстановкой отличавшаяся от того памятного вечера в так называемом театре у Смирненхоффа и Хаффенохофа. Не очень подходящее место для решения серьезных вопросов. Впрочем, откуда Шпатцу знать, где и как на самом деле было решать эти самые серьезные вопросы?
Шпатц не без труда избавившись от цепких объятий нетрезвой фройляйн в красном платье и шляпке с павлиньими перьями, выскочил из главного зала и торопливо свернул в один из боковых коридоров. Поднялся по лестнице, прошел по галерее, стыдливо извинился перед несколькими обжимающимися в сумрачных альковах парочками, остановился в нише, приоткрыл окно. Потянулся за портсигаром. Выдохнул в темноту струйку дыма и задумался, что может быть зря он так неукоснительно решил следовать совету Дедрика насчет вишневого морса? Оказывается, когда ты трезв, невероятно трудно включиться в разудалую вечеринку с пьяными танцами и развязно флиртующими фройляйн. Он никогда не казался себе ханжой, но...
— ...ты уверен, что это был человек Рейнара? Ручаешься головой? — говорил, несомненно, Дедрик.
— Да, майстер. И прочими частями тела, — этот голос Шпатцу был незнаком.
— И ты понимаешь, чем рискуешь, если вдруг твои сведения неверны?
— Да, майстер. Но я уверен. Руди убил человек Хаппенгабена. Человек, который мне это рассказал, не мог солгать. Если майстеру будет угодно, я могу добыть более веские доказательства, чем мое слово. Могу притащить того парня...
Говорили внизу под окном. Или стояли на улице, или там был один из тех крохотных балкончиков, которые придавали этому павильону довольно причудливый вид. Шпатц торопливо затушил сигарету, но остался на месте.
— Рейнар давно вызывал у меня подозрения, ты только их подтвердил.
— Мне жаль, что я огорчил вас, майстер.
— Ничуть, — Дедрик тихо засмеялся. — Я сделал его тем, чем он стал, а он в ответ на это проявил черную неблагодарность. Я мог бы даже назвать его сыном... Но он ослушался меня и ведет какую-то свою игру. Думаю, тебе давно пора занять его место, мой друг. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, майстер.
— И ты займешь его.
— Что я должен сделать, майстер?
— Проследи, чтобы Рейнар не покинул это место живым.
«Да, майстер! — подумал за незнакомого собеседника своего двоюродного деда Шпатц. — Вот тебе и добродушный пожилой дядька с бездной обаяния».
Внизу раздались тихие удаляющиеся шаги. Шпатц на цыпочках покинул нишу возле окна и направился к галерее. В висках стучало, пальцы похолодели, мысли с бешеной скоростью сменяли друг друга. С одной стороны, ему было совершенно наплевать на судьбу Хаппенгабена. «Белый костюм» ему совершенно не нравится, вот уж о ком он точно не будет плакать, если узнает, что его тело с простреленным лбом всплыло в одном из каналов Альтштадта. С другой... По большому счету, лично Шпатцу Хаппенгабен ничего не сделал. Даже то похищение было всего лишь наемной миссией, за которой стоял совсем другой человек. Желал ли он по-настоящему его смерти? И мог ли Хаппенгабен быть невиновен в смерти Рикерта? Некоторое время назад Шпатц был убежден в его причастности, но что в действительности он видел? Наблюдатель пришел прямиком к Вологолаку. А Тедерик виссен, он легко может вести какую-то свою игру, Дагмар абсолютно права...
Шпатц остановился и перевел дух. Вдох-выдох. Что его так взволновало? Хладнокровно отданный приказ об убийстве? Или то, что пару часов назад именно с этим человеком он легкомысленно болтал про жизнь, детство и семейные отношения? Шпатц прислонился лбом к холодному стеклу. Проклятье! Нет, он не может сейчас спросить совета у Крамма и кого бы то ни было еще! Это целиком и полностью его дело! Дедрик — его родственник, хоть и не ближайший. Дедрик точно знает, что случилось с его матерью. Шпатц не знал, откуда взялась такая уверенность, но почему-то после подслушанного разговора у него не осталось сомнений, что Блум была просто еще одно посмевшее ослушаться дитя. Замухрышка Блум, ускользнувшая с взорвавшегося люфтшиффа на флюг-фогеле и упорхнувшая жить свою жизнь в чужой стране. И теперь этот паук тянет лапы к судьбе Шпатца, использует свое обаяние, усыпляет бдительность светской болтовней и комплиментами.
Шпатц решительно направился обратно в главный зал. Кажется именно там он в последний раз видел Хаппенгабена. На низком диванчике в обществе двух светловолосых фройляйн.
Шпатц окинул глазами танцующих и стоящих по углам. Белого костюма Хаппенгабена среди них видно не было. Проклятье. Наверное, «белый костюм» уединился в одной из многочисленных спален. И где его теперь искать?
— Герр Шпатц! Куда же вы пропали, я вас всюду ищу! Вы должны мне еще один танец! — фройляйн в красном, имя которой Шпатц, конечно же, забыл, вырвалась из круга танцующих и походкой подвыпившего моряка, которому по какой-то нелепой случайности приспичило надеть туфли на каблуках, направилась к нему. Возможно, она даже была миловидной. В другое время и в другом месте Шпатц бы обязательно это заметил, но сейчас ему меньше всего хотелось флиртовать. Он поднырнул под ее протянутую руку, мимоходом погладил по бедру, чтобы придать сцене игривое настроение, если вдруг кто-то за ним сейчас наблюдает, и вклинился в цепочку танцующих, азартно отплясывающих незнакомый Шпатцу но совершенно несложный танец. Не забывая, впрочем, оглядываться в поисках белого костюма Хаппенгабена.
Шпатц привалился к двери снаружи и потянулся за платком, чтобы протереть вспотевший лоб. С каждой минутой план спасения бандита от его собственного покровителя становился все менее реальным. Сколько времени он провел в танцах? Четверть часа? Человек, называвший Дедрика майстером мог оказаться весьма расторопным...
— О, герр Шпатц, я смотрю, вы уже утомились! Рановато, обычно такие вечеринки продолжаются до утра или даже больше, если вы понимаете, о чем я! — насмешливый голос Хаппенгабена звучал с вершины лестницы. К его боку прижималась белокурая фройляйн весьма растрепанного вида.
— Все приходит с опытом, герр Рейнар, — сердце Шпатца снова заколотилось. — Я собирался выйти подышать воздухом и перекурить. Не составите компанию?
— Реееейнар, у нас были другие планы! — заныла блондинка. Но лицо Хаппенгабена уже утратило легкомысленное выражение. Он мог быть сколько угодно подонком, но точно не дураком.
— С удовольствием, герр Шпатц, — Хаппенгабен аккуратно отстранил растрепанную фройляйн и заглянул ей в лицо. — Иди в спальню и скажи официанту принести нам чего-нибудь, милая, я скоро вернусь.
Обиженно бормоча, блондинка скрылась в сумраке коридора. Шпатц и Хаппенгабен вышли на крыльцо.
— У вас ко мне дело, герр Шпатц?
— Не то чтобы, герр Рейнар, — Шпатц внимательно огляделся. В прямой видимости никого не было, но в темноте нельзя было за это ручаться. Сам он не так давно подслушал разговор явно не предназначавшийся ни для чьих ушей. — Здесь слишком много незнакомых людей, я иногда теряюсь в таких ситуациях. Прогуляемся? Здесь прекрасный парк, я в прошлый раз очень плохо успел его рассмотреть.
— Что за глупости? — начал Рейнар.
Шпатц приблизился вплотную к «белому костюму» и прошипел ему прямо в ухо:
— Молчи и иди за мной, идиот!
Вот теперь Хаппенгабена проняло. Он легко сбежал по ступенькам вслед за Шпатцем.
— Кстати, насчет той партии в карты, герр Шпатц! — слегка заплетающимся языком заговорил он, взяв Шпатца под руку. — Я знаю одного человечка, настоящий фокусник с картами, так вот если вам удастся убедить нашего толстосума, что...
— Ты не доживешь до утра, — вполголоса произнес Шпатц, когда они оказались на пустынной хорошо освещенной аллее. — Я случайно подслушал разговор майстера.
Хаппенгабен не споткнулся и не сбился, продолжая расписывать достоинства некоего карточного жулика. Только рука, которой он держался за Шпатца чуть напряглась.
— Вот ключ от моей квартиры, — Шпатц осторожно опустил в карман белого костюма связку ключей. Я покину вечеринку, как только это перестанет быть подозрительным.
Хаппенгабен вдруг придвинулся ближе, крепко притянул Шпатца к себе, и его тонкие губы впились в его рот. Когда Шпатц дернулся, пытаясь увернуться от неожиданного поцелуя, другая рука Хаппенгабена чувствительно ткнула его в бок. Казалось, что это тянулось целую вечность, потом, наконец, Хаппенгабен отстранился и посмотрел куда-то за плеча Шпатца.
— Герр Ладвиг, прошу прощения! Наш начальник не одобряет нашей связи, вот мы и вынуждены... Вы же сохраните нашу тайну?
Развязной походкой Хаппенгабен приблизился к человеку с тонкими усиками и тяжелой тростью. Эрталь. Ладвиг Эрталь, вспомнил Шпатц. Ловкие пальцы Хаппенгабена сунули в карман полосатого костюма крупную купюру.
— Разумеется, герр Хаппенгабен, — Эрталь невозмутимо кивнул.
— Ступай в павильон, милый, нас не должны видеть приходящими вместе, — Хаппенгабен мимоходом погладил Шпатца по плечу и взял Эрталя под руку. — Кстати, герр Эрталь, я давно хотел с вами поговорить...
Шпатц с трудом разлепил глаза, попытался поднять голову, но тут же опустил ее обратно. Боль была такая, словно череп был расколот на кусочки. Шпатц осторожно коснулся пальцами лба, словно желая убедиться, что голова все еще на месте. Пульсирующий ритм стучал в висках и затылке. Закрыл глаза. «Так выглядит похмелье? Я же пил только морс... Или...» Сердце гулко заколотилось, каждый удар отдавался болью в голове, словно кто-то забивал в череп гвозди. «Гда я?» — Шпатц снова открыл глаза и попытался оглядеться, не шевеля головой. Он лежал на низком кожаном диване, полностью одетый и даже в ботинках. Обстановка была смутно знакомой, однако это место точно не было пансионом Унгебунден. Шпатц повернул голову и застонал. Раздались торопливые шаги.
— Ты очнулся? Что с тобой случилось? — Дагмар штамм Эйхендорф присела на банкетку рядом с диваном. Да, точно. Это была гостиная квартиры Лангермана.
— Как я сюда попал? — спросил Шпатц, осторожно попытавшись сесть.
— Ты позвонил ночью и заплетающимся языком попросил забрать тебя от угла Фризорштрассе и Дункелдамм.
— Который сейчас час?
— Почти полдень.
У Шпатца наконец получилось сесть. Да, он что-то припоминал. Его мобиль врезался в столб, он выбрался... Уличный телефон. Карточка Лангермана в кармане...
— Что с тобой случилось? — Дагмар подалась вперед и коснулась виска Шпатца. Голова немедленно отозвалась новым приступом боли. — Ты не был пьян. Не похоже, чтобы дрался...
— Я... — Шпатц закрыл глаза и попытался вспомнить. Кажется, он перебрался через забор Унгебундена по развесистому дереву и ударился коленом. Завел мобиль и уехал. — Не помню, Дагмар. Случилось что-то плохое, мне надо вспомнить... Очень болит голова...
— По тебе заметно, что не хорошее, — Дагмар вскочила, запахнув шелковый халат с чандорскими драконами, подошла к высокому стеклянному столику и налила в стакан воды. Открыла резную дверцу шкафчика, критически осмотрела содержимое. Схватила склянку из темного стекла и вернулась к Шпатцу.
— Это капли Стабса. Муж их принимает от головной боли. Сколько?
— Четыре, — Шпатц зашипел от накатившей новой волны боли. — Нет, давай семь. Много, я знаю, но у меня нет похмелья, я вчера не пил.
Шпатц бездумно смотрел, как маслянистые капли падают в стакан с водой. «Меня вчера отравили, — вдруг осознал он. — В морс подлили какой-то дряни, но она, похоже, сработала как-то иначе. И я сбежал». Шпатц взял из рук Дагмар стакан, задержал дыхание, чтобы от резкого запаха капель Стабса его не стошнило, и быстро выпил содержимое. Прикрыл глаза. За закрытыми веками расплывались цветные круги. Как будто цветные капли падали в темноту.
— Полегчало?
— Да, — Шпатц открыл глаза и понял, что и боль и правда отступила. — Спасибо, Дагмар. Кажется, ты спасла меня.
— Кажется? — Красивые губы супруги Лангермана скривились в саркастичной улыбке. — Мне пришлось тащить тебя на себе, ты едва переставлял ноги!
— Прости, я почти ничего не помню...
— От кого ты бежал? — Дагмар вернулась к столику, налила во второй стакан игристого вина из стоявшей здесь же бутылки и сделала глоток.
— Я... Я не знаю, — Шпатц поднялся на ноги. Колено болело, но наступать на ногу он мог. Хорошо. — Мне что-то подмешали, и я почти ничего не помню.
— Играл в карты? Или пытался заигрывать с альтштадской шлюхой?
— Я был... — нет, стоп. Дагмар, конечно, ему очень помогла, но ей незачем знать лишние подробности. — Дагмар, твой муж нашелся?
— Прислал записку с курьером, — Дагмар фыркнула и дернула плечом. Тонкая ткань халата соскользнула, обнажая гладкую кожу. — «Дорогая, мне понадобилось по рабочим делам уехать... бла-бла-бла...»
— Ты узнала его почерк?
— Записка была напечатана на машинке. Ты что-то знаешь?
Шпатц сделал несколько осторожных шагов. Голова кружилась, но болеть почти перестала. Дрожали пальцы, в ушах шумело. Мутило. Он потрогал шишку чуть выше виска. Видимо, приложился головой, когда мобиль врезался в столб. Крови не было. По всему выходило, что кроме памяти в нем ничего особо не повреждено. Последнее, что он отчетливо помнил, это Хаппенгабена беседующего с Эрталем. Что же было дальше?
— Шпатц! Если ты придумываешь, что бы мне соврать, то вспомни, пожалуйста, что я слышала твой разговор с Рейнаром Хаппенгабеном, — Дагмар снова устроилась на банкетке и закинула ногу на ногу. — Ты был на приеме у Дедрика Фогельзанга, и?
Хаппенгабен... Шпатц сунул руку в карман и нащупал продолговатый предмет. «Если вы не будете сопротивляться, герр Грессель, то все пройдет гораздо легче», — сказал Нейрат. Или Нейрат просто стоял рядом? «Ты говорил, что это сработает! — Фуггер навис над сидевшим за столом Шпатцем. — Просто подпиши эту проклятую бумагу, герр Шпатц!» «Я не виноват, что он не допил до конца!» «Он точно ничего не вспомнит?»
Шпатц достал руку из кармана. Ручка. Из черненого серебра. Замечательный образчик ювелирного искусства.
— В кого ты стрелял? — Дагмар принюхалась. Шпатц поднес ручку к глазам. «Я все подпишу», — его голос звучал будто чужой. Рука потянулась к карману. Выстрел прозвучал как будто сухая палка сломалась об колено. Нейрат стал оседать на пол, на светлой ткани пиджака расплылось темно-красное пятно.
— В Нейрата, — сказал Шпатц. — Он пытался меня чем-то отравить.
— Тогда странно, что ты все еще жив, — Дагмар одним глотком допила остатки игристого и встала, чтобы налить себе еще. — Он жив?
— Не знаю...
Голова Шпатца снова заныла. Но теперь скорее от напряжения, без острой пульсации. Фуггер кинулся к Нейрату, а Шпатц рванулся к двери. Двигаться было трудно, как будто вокруг был кисель. Но задержать его Фуггер все равно не успел. А преследовать почему-то не стал. Потом была узкая боковая лестница. Потом Шпатц остановился и выбрался в окно. Почему? Не хотелось, чтобы его видели. У центрального входа наверняка толпились гости. Темный парк. Развесистое дерево. Мобиль Крамма. Удар.
Дагмар молчала и смотрела на Шпатца, отпивая выдохшееся игристое мелкими глотками. Шпатц посмотрел в сторону выхода. Крамм! На приеме у Дедрика он был с Краммом. Что с ним?
— Мне надо идти! — Шпатц шагнул к прихожей.
— Если ты сейчас молча уйдешь, я вызову полицаев, и заявлю, что ты вломился ко мне в дом, ограбил и изнасиловал, — Дагмар поставила стакан на пол. — Ты же помнишь, что я тебя спасла? Мне пришлось самой сидеть за рулем вагена, потом тащить твое бесчувственное тело по лестнице. И ты только что признался, что стрелял в Ксава Нейрата.
— Дагмар, я... — Шпатц посмотрел на красивое лицо Дагмар. Мог ли он ей доверять? Кому вообще он мог доверять? И что именно? — Вчера я познакомился с Дедриком штамм Фогельзангом. Там было много людей, все веселились, но с какого-то момента я почти ничего не помню. Ксав Нейрат и Ульрих Фуггер хотели, чтобы я подписал какой-то документ. Я сделал вид, что согласился, достал ручку и выстрелил в Нейрата. И смог сбежать. Сел за руль мобиля, но врезался. Увидел уличный телефон и позвонил тебе.
— Почему мне?
— В кармане оказалась карточка твоего мужа, а думать я до сих пор не очень могу.
— Ты успел подписать бумагу?
— Нет.
— Подожди... — Дагмар схватила бутылку и отпила вино прямо из нее. — Нейрат и Фуггер были на том же приеме?
Шпатц промолчал.
— Кажется, моего мужа уже нет в живых... — Дагмар села на диван и посмотрела на Шпатца снизу вверх. — Что еще ты помнишь?
— Там оставался Крамм... — Шпатц потер виски. — Кажется. Я не помню, когда и почему оказался в одной комнате с Фуггером и Нейратом. Но раз я уехал на мобиле Крамма...
— Твой начальник наверняка выкрутиться, если все, что я о нем слышала, правда.
— Что мне теперь делать, Дагмар?
— Что? Почему ты у меня спрашиваешь?
— Потому что здесь никого, кроме нас с тобой нет. Потому что я растерян, и у меня в голове туман от капель Стабса и той неведомой отравы, которой напоил меня Нейрат.
— Можешь успокаивать себя тем, что ему сейчас еще хуже! — Дагмар засмеялась. Потом замолчала и снова сделала глоток из бутылки. — Мы можем взять ваген и поехать в твою контору. Возможно, твой начальник помнит больше.
— Если он жив.
— Это ты можешь очень легко узнать, если позвонишь ему.
Шпатц огляделся в поисках телефона. Массивный аппарат в золоченых завитках стоял на крохотном круглом столе рядом с лестницей наверх. Шпатц поспешил к нему, неловко поставил ногу и чуть не вскрикнул от боли. Поврежденное колено напомнило о себе.
— Фройляйн, соедините меня с номером конторы герра Васы Крамма.
— Никто не отвечает.
— Извините за беспокойство, фройляйн.
Шпатц посмотрел на Дагмар. Она поднялась, халат соскользнул на пол. Дагмар капризно дернула плечом, перешагнула ворох изумрудного шелка и направилась к лестнице.
— Дагмар?
— Я не пытаюсь тебя соблазнить, герр сама невинность, — она тряхнула головой, и волосы рассыпались по спине. — Я должна одеться, не могу же я сесть за руль в халате.
— За руль?
— Шпатц, капли Стабса сделали тебя глупее. Сейчас мы сядем в мой ваген и поедем искать твоего начальника.
— Почему ты мне помогаешь?
Дагмар не ответила и скрылась в спальне наверху. Шпатц опустился на диван и помассировал колено. Посмотрел в сторону бутылки, оставленной Дагмар, но решил, что алкоголь будет лишним.
Крессенштейн посмотрел на Адлера. Тот смотрел вниз, прикусив губу, лицо его выражало нечто среднее между досадой и восторгом. «Кальтерхерц» дрейфовал на недоступной для зенитных орудий высоте.— У твоего заброшенного города оказалась слишком хорошая защита, — проговорил гапуптман, подышав на замерзшие пальцы. Фогельзанг молчал. На мостик протиснулась Лисбет.— У нас пробита обшивка и повреждено два балонета. Пожар потушили. Киппу взрывом оторвало руку.— Не жилец?— Доктор Ледебур сказал, что выживет.— Хорошо.Лисбет открутила крышку термоса. Помещение заполнил запах густого мясного бульона. Гауптман взял у девушки чашку и, обжигаясь, сделал глоток.— Герр штамм Фогельзанг?— Да, Лисбет, спасибо, — Адлер наконец отвлекся от созерцания грандиозной базальтовой звезды загадочного города. — Герр гауптман, можем мы подойти к огневой точке достаточно близко, чтобы...— Нет, — Крессенштейн покачал головой. — С такой высоты вести прицельный огонь мы не можем, а если опустимся ниже, то станем уязвимы. Я бы поставил на то, что зенитных орудий внизу как минимум три. Просто артиллерийский расчет одной из них поторопился. Вот смотри, там три серых башни, в тени которых можно укрыть сразу несколько пушек. И вот то строение с провалившейся крышей. Если бы по нам не дали залп сразу, то...— Да, уже вижу. Как думаешь, кто это такие?— Тот парень мог бы ответить на твой вопрос, но увы...— Лисбет, доктор сказал, от чего умер наш пленный?— Капсула с ядом. Была у него в зубе.— Адлер, нам надо уходить. Наш люфтшифф уже поврежден, и если погода испортится, мы можем даже до северного побережья Сеймсвилля не добраться.Фогельзанг торопливо допил быстро остывающий бульон. Вздохнул и снова посмотрел на город. Вот же он, совсем рядом, близко настолько, что его темные стены можно почти потрогать. Но кто-то их опередил. Заброшенный город оказался обитаемым и неплохо защищался от непрошенного вторжения.— Да, гауптман. Еще минут десять посмотрю, и можешь командовать отступление. Надо доложить кайзеру. Мы можем проложить курс, минуя Сеймсвилль? Через Стейнуфер?— Боюсь, что нет. У нас поврежден один двигатель, мы можем не пробиться через устойчивый ветер над хребтом Кархайзе.— Ну что ж, понадеемся на то, что нас не встретят залпом из зенитных орудий, когда обнаружат, что мы пережили путешествие.— Мы можем попробовать пройти над побережьем ночью и на предельно допустимой высоте.— Герр гауптман, герр штамм Фогельзанг! — на мостик протиснулся Клеменс. Он все еще выглядел бледным и осунувшимся. — Нам надо снижаться. У нас обледенел весь штирборт.— Ты как себя чувствуешь? — Лисбет коснулась лба здоровяка-механика. — Приступов больше не было?— Нет, — Клеменс мотнул головой. — С тех пор, как мы избавились от этих... Все стало нормально. Надеюсь, герр доктор не держит на нас зла.— Я бы тоже на твоем месте на это рассчитывала, — Лисбет грустно усмехнулась. — Но он вроде понимает, что другого выбора у нас не было.— Смотите! — Адлер указал вниз.Из серой башни в форме закрученной спирали выползло облако темно-зеленого дыма. Запульсировало, словно живое, сначала расползлось и заполнило улицы вокруг, затем выбросило «язык» вверх, в сторону дрейфующего люфтшиффа.
Дагмар свернула на площадь с фонтаном и резко затормозила. Казалось, что на площади толпились сразу все местные обитатели — и кумушки с корзинками, и потасканные выпивохи из ветхого дома забитыми досками окнами, и компания подростков, и молочник со своей тележкой. Все они кучковались вокруг фонарного столба. Точнее — вокруг громкоговорителя, которого еще вчера там не было. Судя по всему, новенький рупор с восьмилучевым солнцем, туда недавно водрузили рабочие, которые сейчас собирали лестницу и инструменты в темно-синий ластваген стадаусшуз. Шпатц вышел из крафтвагена.
— ...о дополнительных пунктах призыва на действительную военную службу. С этого месяца каждая семья, член которой запишется в армию Шварцланда, будет получать дополнительное денежное и продовольственное пособие. Да, мы увеличиваем срок службы, но это сделано прежде всего в интересах нашего народа. Чем дольше служит солдат, тем выше его профессионализм! И тем больше пользы он принесет и Родине, и своей семье. Дорогие женщины, жены и матери! Не бойтесь отправлять своих мужей и сыновей в армию! Ведь как только ваш мужчина подпишет контракт, заботу о вашем благополучии возьмет на себя государство! Вы больше не будете знать нужды и голода, а ваши дети смогут получить лучшее образование!
Голос диктора из громкоговорителя умолк, вместо него заиграла бравурная музыка. Люди на площади разбились на кучки и зашушукались. Шпатц оглянулся на Дагмар, которая тоже вышла из крафтвагена и стояла, облокотившись на дверцу. Та пожала плечами.
Крамма в конторе не оказалось. Шпатц остановился посреди комнаты, борясь с накатившим приступом тошноты. Побочный эффект капель. Значит скоро их действие закончится. Что дальше?
— И что будем делать дальше? — Дагмар озвучила тот же вопрос вслух. Шпатц огляделся. Заходил ли Крамм в контору со вчерашнего дня? Сел за стол начальника, по очереди выдвинул все ящики. Может быть, он смог бы определить, изменилось ли что-нибудь, если бы знал, как лежали предметы раньше. Но вдруг что-то наведет на нужную мысль... Кажется, он забыл что-то важное. Встал из-за стола. Прошел взад-вперед по комнате. Подошел к своему столу. Выдвинул ящик. Задвинул ящик. Снова встал, Подошел к шкафу. Взял в руки фигурную бутылку с яркой этикеткой.
— Это та самая, которую вчера подарил твоему начальнику Хаппенгабен? — Дагмар покопалась в своей сумочке, извлекла из нее серебряный портсигар и серебряную же зажигалку.
— Хаппенгабен! Дагмар, подожди меня здесь! — Шпатц метнулся к двери, опять забыв про поврежденное колено. Зашипел от боли, но не остановился. Народ все еще топтался на площади, снова прослушивая объявление о призыве в армию. Шпатц с досадой подумал, что это новшество теперь будет мешать ему спать. «Надеюсь, хотя бы на ночь громкоговоритель будет замолкать», — подумал он, взбираясь по лестнице к своей комнате. Осторожно постучал. Никто не отозвался.
— Это Шпатц, я один. Если вы внутри, откройте дверь.
За дверью зашевелились. Щелкнула щеколда, за ней замок. На пороге стоял растрепанный Хаппенгабен в одной пурпурной рубашке. Белые брюки и пиджак аккуратно висели на спинке стула рядом с кроватью.
— Надеюсь, это все была не ваша дурная шутка, — Рейнар отступил на шаг, пропуская Шпатца. — Ты очень долго добирался до дома.
— У меня были... приключения. И я надеюсь, что вы поможете мне пролить свет на кое-какие обстоятельства.
— Взаимно, — Хаппенгабен стал неловко натягивать брюки. В тесной комнате Шпатца это было непросто. — Как ты живешь в этом скворечнике, герр Шпатц? Здесь неприлично мало места!
— Не могу пока себе позволить большие хоромы, герр Хаппенгабен, — Шпатц почувствовал, что в висках снова начинает пульсировать боль.
— Бедный, но гордый Фогельзанг! Твоя семья богата, ты давно уже можешь не думать о такой ерунде, как расходы на нормальную жизнь, — Рейнар справился со штанами и взял со стула пиджак.
— Вы воспользовались возможностями моей семьи, — Шпатц пожал плечами. — И теперь вам приходится спасать свою жизнь в моем скворечнике.
— Мы поговорим здесь или куда-то пойдем? — Лицо Хаппенгабена стало серьезным.
— В контору, — Шпатц открыл дверь. — Здесь слишком мало места. И еще, мне бы не хотелось оставлять Дагмар надолго одну. От скуки эта фрау может наделать каких-нибудь глупостей.
— Дагмар? — Хаппенгабен вопросительно выгнул бровь.
— Долго объяснять.
Хаппенгабен, ссутулившись, сидел на диване и смотрел в пол.
— Я не отдавал приказа убить Руди Рикерта. Да, я бы с удовольствием придушил эту скользкую сволочь, я до сих пор убежден, что анвальт вел двойную игру, но я его не убивал.
— Двойную игру? — Шпатц достал из шкафа ту самую бутылку, которую вчера принес Хаппенгабен. Дагмар сидела молча.
— Докладывал Хагану Фогельзангу или еще шут знает кому в Пелльнице. Я не верил ему ни на грош. Но Дедрик почему-то считал его самым преданным слугой.
— Может у него были на то причины? — Шпатц открутил крышку и протянул бутылку Рейнару. Тот взял, мельком глянул на этикетку и сделал большой глоток.
— Это та бутылка, которую ты вчера подарил Крамму, — сказала Дагмар.
— Ты ждешь, что я сейчас сдохну в корчах, очаровательная фрау? — Хаппенгабен ухмыльнулся. — Я бы тоже подумал, что пойло отравлено в этой ситуации.
Он сделал еще глоток и протянул бутылку Шпатцу. Тот поставил ее на стол.
— Зачем Вологолаку убивать Рикерта?
— Тедерику? Не имею представления. Может, его человек просто наблюдал за убийством, а потом доложил... Проклятье! Только вот у него нет и не должно быть никаких «своих людей»! — Рейнар вскочил и заходил по комнате. — Мне надо как-то убраться из Шварцланда...
— Люфтшифф до Сеймсвилля только послезавтра. Можно попробовать успеть на чандорский экспресс, он как раз сегодня вечером, — проговорила Дагмар.
— Если я приеду в Чандор, то меня ждет виселица или что-нибудь повеселее от их заплечных дел мастеров, — Хаппенгабен снова сел. — Проклятье... Проклятье... Герр Шпатц, ты принес отвратительно дурные новости. Я не могу сейчас связаться ни с кем из своих людей, потому что не уверен, что они работают только на меня.
— Но ты все еще жив, — Дагмар дернула плечом и потянулась к бутылке. — Доверять виссенам — последнее дело, верно?
Хаппенгабен снова ссутулился и уставился в пол.
В замке щелкнул ключ, потом дверь толкнули, но она не открылась — Шпатц предусмотрительно закрыл задвижку. Раздался громкий требовательный стук.
— Герр Шпатц? Я надеюсь, это ты там закрылся! Открой немедленно дверь!
Крамм вошел в свой кабинет, сел за стол и шумно выдохнул. На его скуле наливался багровым свежий синяк, рукав щегольского пиджака был почти оторван, колени выпачканы какой-то грязью.
— Кажется, мы уже собирались похожей компанией...