Правда понимания не требует

Глава 6

Ein kleiner Mensch stirbt nur zum Schein

Wollte ganz alleine sein

Das kleine Herz stand still für Stunden

Ребёнок притворяется мёртвым,

Хотел остаться в полном одиночестве.

Сердечко остановилось на время.

Spieluhr — Rammstein

Шпатц остановил мобиль перед глухими металлическими воротами и еще раз сверился с картой. Да, все было верно, если судить по визитке, именно эта территория за высокой каменной стеной и называлась пансионом Унгебунден.

— Мы точно не ошиблись? Это место выглядит как тюрьма. Не хватает только сторожевых вышек... — Флинк недоверчиво осмотрел местность вокруг. Зюдлихербан уже не считалась городской улицей, жилых домов здесь не было. По правой стороне тянулись бесконечные лабазы, склады и цеха пищевых фабрик Тильмана, а по левой — обширное живописное озеро. Часть берега была отсечена той самой стеной, за которой, если судить по карте и визитке, и располагался пансион.

— Возможно, нам следует постучать и спросить, — Шпатц заглушил двигатель и вышел из мобиля. Кнопку звонка он обнаружил не сразу — она была почти незаметной на фоне грубо обтесанных камней. В ответ на звонок, на металлических воротах открылось зарешеченное окошечко размером в две ладони. Очевидно, что с той стороны стоял человек, но ни его лица, ни иных частей тела Шпатцу не было видно.

— Добрый вечер, герр... Мы приглашены на мероприятие в пансионе Унгебунден. Мы здесь впервые, и не уверены...

— Покажите ваши карточки, — произнес равнодушный голос с противоположной стороны ворот. Шпатц торопливо пошарил по карманам, нащупал кусочек картона, мысленно обрадовавшись, что не оставил его дома. Приблизил черную карточку с золотым тиснением к окошечку. — Вы не один? Вторую карту тоже предъявите.

— Флинк, выходи из мобиля и покажи герру охраннику твою карточку.

— Подождите, — голос не выказал никаких эмоций. Раздался звук открывающегося замка, затем еще одного. Потом лязг засова. Металлические створки ворот беззвучно начали раскрываться. — Проезжайте внутрь.

Шпатц и Флинк вернулись в мобиль, Проезжая, Шпатц попытался рассмотреть охранника, но его было не видно за створкой ворот. Сразу за воротами начиналась крытая парковочная площадка, мощеная черной брусчаткой. Здесь можно было вольготно расположить до двух десятков мобилей и вагенов. Шесть парковочных мест было занято.

— Бедненько выглядим, герр Шпатц, — хохотнул Флинк, оглядывая блестящие бока роскошных средств передвижения, хозяева которых, по всей видимости, уже приехали.

— Я думал, что еще рано, и мы будем одними из первых, — Шпатц заглушил двигатель.

— Волнуешься?

— Утешаю себя мыслью, что общество здесь будет разношерстное, и какой-то особый этикет нам не потребуется, — Шпатц взглянул на себя в зеркало. Синяк на скуле был все еще заметен, несмотря на косметические манипуляции Клод. — А ты?

— Сам не знаю, — Флинк стряхнул незаметные пылинки с рукава своего светло-серого пиджака. — Я побывал на множестве частных приемов, но все они были не того полета.

— Как я понял из объяснений Крамма, Лангерман устраивает не совсем приемы, это скорее деловые завтраки и ужины для заинтересованных лиц. К этикету и светским сплетням они почти не имеют отношения.

— Не смеши меня! Все имеет отношение и к этикету, и к сплетням. Сколько многообещающих сделок сорвалось из-за несвоевременно всплывших компроматов? А сколько карьер взлетело только из-за того, что человек оказался в нужное время и в нужном месте?

— Мне кажется, мы с тобой сидим и болтаем в мобиле, потому что просто оттягиваем момент. Давай уже решим, что время и место нужное и пойдем заводить полезные знакомства.

Парковочную площадку от территории пансиона отделяла высокая живая изгородь из густых колючих кустов, покрытых мелкими желтыми цветочками. Дорожка петляла среди могучих дубов и сосен, а вдоль нее весело журчал по продуманно уложенным камням искусственный ручей. Впереди виднелось несколько больших особняков в приличном отдалении друг от друга. Один стоял прямо на берегу озера, второй — на небольшом холме, третий — среди деревьев. С каменной скамьи, стилизованной под естественное образование, поднялся невысокий коренастый мужчина в полосатом костюме, шляпе и с короткой тростью с большим шаром-набалдашником. Трость была похожа скорее на оружие, чем на инструмент для ходьбы.

— Добрейший вам вечерок! — на лице мужчины, украшенном модными тонкими усиками, заиграла приветливая улыбка. — Вы на вечер герра Лангермана или в салон фрау Гейсмар?

— К герру Лангерману, — ответил Шпатц и вежливо кивнул.

— О, неожиданно! Обычно его мероприятия не посещают такие молодые люди! — мужчина плавным движением сократил дистанцию. — Я Ладвиг Эрталь, к вашим услугам!

— Шпатц Грессель.

— Флинк Роблинген.

— Очень приятно, герр Грессель, герр Роблинген! Герр Лангерман ожидает гостей в Уферхаузе, — движением трости Эрталь указал в сторону коттеджа на берегу. — Вы можете идти прямо туда, а можете прогуляться по территории нашего пансиона, я могу провести вам экскурсию, если желаете.

— Не хотелось бы заставлять герра Лангермана ждать, герр Эрталь, — быстро ответил Флинк. — Мы здесь в первый, но очень надеюсь, не в последний раз, хотелось бы однажды воспользоваться вашим предложением.

— Я к вашим услугам в любое время, — Эрталь поклонился.

Уферхауз был стилизован под рыбацкую лачугу — нарочито грубо оштукатуренные и побеленные стены, крыльцо-веранда из потемневших досок, растянутые вокруг сети, продуманно декорированные поплавками из бутылочного стекла и плющом. Правда размер коттеджа никак не соответствовал — строение было трехэтажным и занимало обширную площадь. На крытом патио, с трех сторон окруженном стеной плюща, в плетеных креслах сидели трое мужчин и курили трубки. Одеты они были вовсе не торжественно — без пиджаков и шляп, верхние пуговицы рубашек расстенгуты, штанины закатаны.

— Герр Роблинген, герр Грессель! — заметив приятелей, Лангерман радушно поднялся и пошел к ним навстречу. — Очень рад, что вы пришли!

— Герр Лангерман, — Шпатц вежливо кивнул. — Мы, очевидно, одеты не совсем по форме...

— Не переживайте, герр Грессель, это легко исправить! Входите в дом, можете занимать любые свободные комнаты.

— Комнаты, герр Лангерма? — Флинк окинул взглядом особняк и двор. — Я не думал, что мероприятие на несколько дней.

— Как пожелаете, герр Роблинген, Уферхауз в нашем распоряжении на все выходные. Располагайтесь, а потом я вас представлю.

Оформитель интерьера Уферхауза тоже вдохновлялся морской и рыбацкой романтикой. Однако это была та самая простота, которую никак нельзя было назвать бедной. Мебель была основательной и очень качественной, а ее подчеркнутая ветхость — не более, чем декоративным приемом. Шпатц с Флинком поднялись на второй этаж. Часть дверей была закрыта, очевидно эти комнаты уже заняты.

— Предлагаю для первого раза поселиться в одной комнате, — Флинк заглянул в одну из распахнутых дверей.

— А если потребуется уединиться с очаровательной фройляйн? — Шпатц вошел в комнату и уселся на одну из двух кроватей.

— Ты серьезно хочешь потратить этот вечер на флирт? Кстати, мы планируем остаться на ночь?

— Я не сказал Крамму, куда направился, он может меня потерять. Впрочем, давай сначала познакомимся с гостями, и вернемся к этому вопросу позже. Если станет скучно, то мы уедем. А если нет...

— То нет, — лицо Флинка повеселело, он расстегнул пиджак и небрежно бросил его на вторую кровать. — Давай приведем свою форму одежды в соответствие. Мне не терпится узнать, что здесь творится.

Шпатц устроился в плетеном кресле на самой кромке озера и опустил босые ноги в воду. Вопреки опасениям и волнению, прием Лангермана был на редкость комфортным мероприятием. Никто не спешил разговаривать о каких-либо делах — обсуждали рыбалку, крикет и рассказывали анекдоты. Эрталь оказался прав — все гости Лангермана были возраста его отца. Хоть Крамм и намекал, что здесь происходят какие-то важные переговоры и обсуждается множество тайн сильных мира сего, но ничего подобного пока не происходило — просто группа успешных и образованных людей приятно проводила время за неспешными разговорами, курением трубок и барбекю. Шпацт прикрыл глаза от лучей заходящего солнца и бросил взгляд на двор Уферхауза. Флинк, активно жестикулируя, спорил с доктором Вишерингом, жизнерадостным седеющим толстячком, одетым в длинный купальный халат и лектором Стадшуле, имени которого Шпатц не запомнил. Лангерман обменивался приветствиями с еще парой только что прибывших гостей, с одним из которых Шпатц был знаком. Рыжеволосый гигант с наметившимся брюшком и покрытым густым слоем веснушек лицом. Ульрих Фуггер, инженер люфтшиффбау. Тот самый, по заданию которого Шпатц провел несколько рабочих дней среди простых работяг. И куда, вполне возможно, придется еще вернуться. Крамм занялся своей частью расследования и сказал, что Шпатц может не утруждать себя физическими нагрузками на люфтшиффбау, чем тот немедленно и воспользовался. Грандиозность производства воздушных гигантов Шпатца завораживала, конечно, но все остальные элементы погружения в общество рабочих вызывали усталость и глухое раздражение. Но герра Фуггера надо было приветствовать, если не для того, чтобы обсудить дела, то хотя бы просто из вежливость.

— О, герр Шпатц, какая приятная неожиданность! — Фуггер широко улыбнулся и направился навстречу Шпатцу. Он все еще был одет «не по форме» — в пиджаке, шляпе и ботинках. — Как дела у герра Крамма? Я с ним не встречался уже два месяца, как раз пару дней назад думал, что надо бы заглянуть...

Шпатц машинально пожал ему руку, продолжил улыбаться и вежливо ответил на приветствие. «Что значит, два месяца?» К счастью, Фуггер не обратил внимания на оторопь Шпатца и отправился в дом, занимать комнату. По дороге он жал руки другим гостям, громогласно обещал продемонстрировать всем свой новый спиннинг, а Шпатц отошел обратно к берегу озера.

— Что случилось? — Флинк озабоченно заглянул в лицо приятелю. — Ты как будто привидение увидел!

— Нет-нет, все в порядке. Или нет, — Шпатц бросил короткий взгляд на Флинка. — Так, личные дела, не бери в голову.

Крамм сказал, что отправил его на люфтшиффбау по просьбе Фуггера, а Фуггер только что сказал, что они с Краммом не встречались. Кто-то из них говорит неправду. Если Фуггер, то зачем это ему может быть? Не хочет показывать Лангерману и другим гостям, что сотрудничает с частным детективом? А если лукавит Крамм, то что на самом деле он ищет на люфтшиффбау? Обычно, попадая в сложную ситуацию, он шел обсуждать ее с Краммом, и тот, с присущей ему язвительностью, иронией и острым умом, помогал ее распутать и разложить по полочкам. Но сейчас Крамм сам был частью сложной ситуации. Шпатц сделал пару шагов в воду, слегка замочив штанину. Получается, что «хороший парень» Крамм не такой уж и хороший?

— Герр Шпатц, мы собираемся сыграть в шафкопф, вы с нами? Герр Шпатц? — Лангерман подошел к кромке воды.

— Да, извините, герр Лангерман, что-то задумался, — Шпатц коротко выдохнул. Праздная компания в загородном пансионе — не лучшее место для размышлений о жизни. — Конечно.

С этой разновидностью шафкопфа Шпатц был не знаком. В Сеймсвилле в «баранью голову» играли втроем колодой из тридцати двух карт. Каждый получал по десять, плюс две оставались на столе как «вдовы». Здесь же играло шестеро, каждый получил по две карты, а на столе лежали три фрау. В начале хода нужно было взять карту из колоды, взять одну фрау и выложить вместо нее карту с руки. Задачей игры было собрать перед собой максимальное количество комбинаций карт — по порядку одной масти или одного номинала. Финал игры наступал либо когда заканчивалась колода, либо кто-то собирал комбинацию из трех дам. Шафкопфом считался тот, перед кем на конец игры не лежало ни одной комбинации.

Шпатц посмотрел на свои карты. Семерка треф и туз червей. Взял из колоды девятку треф. И фрау — даму пик. На всякий случай. Скинул туза.

— Я слышал у вас случилось неприятное происшествие, герр Фуггер? — спросил Лангерман, задумчиво глядя в свои карты.

— Не сказал бы, что оно особенное неприятное, — Фуггер холодно пожал плечами. — Жертвы случаются...

— Но это была необычная жертва? — Лангерман взял десятку пик и выложил валета бубен.

— Да, герр Фуггер, я тоже что-то такое слышал, — вступил в разговор Ксав Нейрат, худой, можно даже сказать, тощий мужчина, на правой руке которого не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного. Шпатцу его представляли, но он точно не запомнил. Кажется, ученый-химик. — Я понимаю, почему газеты об этом не писали, но нам-то вы можете рассказать!

— И лучше это сделать вам, тогда информация в наших газетах будет более достоверной, — имя четвертого играющего Шпатц не запомнил. Нервный, полноватый и с тонкими усиками, которые делали его лицо еще более неприятным.

— Как быстро, однако, расходятся слухи, — Фуггер раздраженно взял короля червей взамен сброшенной шестерки треф. — Ну что ж... Вчера вечером одного рабочего нашли мертвым и расчлененным на части... Да что там! Прямо-таки разорванным на куски. Как сказал вызванный криминалист, его рубили топором, а кое-где резали чем-то острым, вроде бритвы.

— Кошмар! — Лангерман выложил перед собой девятку и десятку червей. Рискованный ход. Если сейчас добавить в комбинацию восьмерку или валета, то можно забрать всю комбинацию себе. — И что же еще сказал криминалист?

— Много умных слов и ничего вразумительного, — Фуггер сначала коснулся валета, потом передумал и взял девятку пик. — По его мнению, это были действия оккультистов.

— Оккультистов? — переспросил Шпатц. — Я считал, что они только кабинетные сеансы устраивают.

— В основном да, мой юный друг, — сказал Нейрат. — Но есть и практикующие кровавые ритуалы. Разумеется, их существование не афишируется, но поговаривают, что сам кайзер не чужд подобных развлечений...

— Опасные речи ведете, герр Ксав, — Лангерман засмеялся.

— Бросьте, Алоис, опасными они были бы, если бы мы сидели в пивной на Мейнштрассе, — Нейрат потянул беспалую руку к даме бубен. — Кроме того, пристрастие кайзера принимать решения, советуясь с антропомантами — это не секрет.

— Так на люфтшиффбау пытались предсказать будущее по внутренностям этого... а кого, кстати? Жертву опознали? — Лангерман добавил к своей комбинации восьмерку и подмигнул Шпатцу.

— Один из разнорабочих, — Фуггер выложил три шестерки. — Я не думаю, что это оккультисты. Намалеванные вокруг знаки не имели никакого смысла.

— А что за знаки? — спросил нервный представитель прессы.

— Просто крючки и загогулины.

— Нарисованы кровью?

— Нет, просто коричневой краской, — Фуггер вздохнул. — Я не криминалист, но я бы сказал, что кто-то просто пытается водить следствие за нос. Причем без знания дела. Разбросали куски трупа, нарисовали что-то, оставляя ложный след. Но почему-то полицаи со мной не согласны. Господа, мне больше нечего вам рассказать. Это неприятная история, из-за которой у меня сплошные проблемы...

— Но вы не будете против, герр Фуггер, если я процитирую ваши слова насчет ложного следа? — нервный толстяк наклонился вперед и схватил даму треф. Выложил валета.

— Разумеется, герр Беннигсен. Буду только рад, если в вашей газете прозвучит версия разума, а не попытка притянуть жестокое убийство к связи с потусторонними силами.

Шпатц слушал разговор и вспоминал агрессивного Вика. Скорее всего, это его тело нашли расчлененным. Надо же было именно в этот день не выйти на работу! Посмотрел на свои карты. Ни одной комбинации не складывалось. Похоже, именно ему сегодня предстоит стать «бараньей головой».

— Еще партию? — предложил Лангерман, собирая карты. Но и полноватый Беннингсен, и заметно нервничающий Фуггер одновременно встали.

— К сожалению, вынужден оставить ваше прекрасное общество, — Беннингсен склонил голову и торопливо удалился в дом.

— Как, вы тоже нас покидаете? — спросил Нейрат, положив руку на плечо Фуггера.

— Возможно, я разочарую тебя, Ксав, но вам придется терпеть меня все выходные, — сказал Фуггер, дождавшись, когда представитель прессы скроется в доме.

Нейрат и Фуггер вышли из-за стола и направились к берегу, Шпатц остался в обществе Лангермана, аккуратно складывавшего карты в жестяную коробку.

— Ну что, герр Шпатц, вам не очень скучно с нами? Наверняка вы бы предпочли компанию очаровательных фройляйн?

— Даже если бы мне было скучно, я сейчас начал бы горячо убеждать вас в обратном, герр Лангерман, — Шпатц откинулся на спинку плетеного кресла и потянулся за портсигаром. — Однако я так до сих пор и не понял, чем заслужил чести оказаться в числе приглашенных. Флинк талантливый художник и писатель, а я же проявил себя перед вами далеко не с лучшей стороны...

— Порой я склонен к импульсивным поступкам, герр Шпатц, — Лангерман сдержанно улыбнулся. — Вас что-то тревожит в моем приглашении?

— По всей видимости то, что я до сих пор не знаю, знали ли вы мое настоящее имя до того, как я его вам назвал, — Шпатц посмотрел в сторону Фуггера и Нейрата, беседующих у самой кромки воды. — Впрочем, я не жду, что вы ответите на мой вопрос, я не считаю себя настолько важной персоной, что наведение обо мне справок могло что-то всерьез изменить в вашем мнении.

— У всех нас есть скрытые стороны, герр Шпатц, — Лангерман пожал плечами. — Порой люди с самой безупречной репутацией оказываются совсем не теми... кем казалось.

— Справедливо, герр Лангерман, — Шпатц наклонился вперед. — Я благодарен вам за доверие. Хотя и не представляю пока, чем могу быть полезен.

Лангерман поднялся. «Не самый удачный мой разговор», — подумал Шпатц, провожая редактора семейной газеты взглядом. Подавил в себе малодушное желание незаметно покинуть сборище. Поискал глазами Флинка.

— Герр Шпатц Грессель, не так ли? — близоруко прищурившись, к столику подошел доктор Вишеринг. — Вы не составите нам компанию?

Шпатц открыл глаза, не сразу сообразив, что его разбудило. Неспешные праздные разговоры и бесхитростные развлечения продолжались до темноты, так и не превратившись в обсуждения хоть сколько-нибудь серьезных вопросов. В конце концов Шпатцу стало скучновато, и он, сославшись на усталость, удалился спать, оставив Флинка общаться дальше. И вот сейчас проснулся. За окном все еще было темно и слышались голоса. Правда теперь без взрывов смеха. Шпатц осторожно спустил ноги на пол и подошел к приотркытому окну.

— ...подчеркивается неизбежность войны, — вальяжно вещал поставленный голос лектора Стадшуле. — Политика Вейсланда не допускает иного мнения, вы же это понимаете, герр Флинк?

— Разумеется, — тихо отозвался приятель. Шпатцу не было видно говорящих, но, судя по всему, они находились строго под его окном.

— Таким образом, вам ясно, что если содержание сегодняшних бесед достигнет заинтересованных ушей, то нас всех ждут серьезные неприятности?

— Я понимаю.

— Я рад, что среди молодежи тоже есть люди, способные критически мыслить.

— Насколько вы уверены в вашем друге, герр Флинк? — спросил другой голос, незнакомый. Возможно, пока Шпатц спал, к сборищу присоединился кто-то еще.

— Ни в ком нельзя быть абсолютно уверенным, герр профессор, — Флинк откашлялся. — Я бы сказал, что он немного наивен для политики...

— В таком случае, хорошо, что он спит.

— Да, не будем его будить, — снова заговорил лектор. — Мы здесь собрались не ради праздных разговоров, и нам ни к чему нелепые случайности.

— Мне нужно как-нибудь поклясться в верности или что-то подобное? — спросил Флинк.

— Ни к чему, — ответил незнакомец. — Клятвы, по большому счету, не более, чем просто слова. Нам достаточно вашего понимания, какие возможности для вас открываются в случае нашего успеха.

— Тогда просто поверьте, что я весь ваш.

«Что же я такое проспал? — подумал Шпатц, бесшумно отступая от окна. — Похоже, в отличие от меня, Флинк сумел найти общий язык с этими заговорщиками. В чем бы ни состоял их заговор». Шпатц подошел к прикрытой двери и слегка коснулся ее. Та не издала ни единого скрипа. При всей похожести на ветхую рыбацкую хижину, Уферхауз был построен добротно, ни петли, ни полы не скрипели. Сделав шаг в коридор, Шпатц замер. Внизу, в гостиной, тоже тихо разговаривали.

— Он не был первым, Алоис, — Фуггер сделал шумный глоток. — Просто первая смерть не получила огласки.

— Твоими стараниями?

— Да.

— Ты не хотел обсуждать это с Беннигсеном...

— Брось, тебе я могу рассказать, ты же не собираешься немедленно писать об этом в газету.

— Можешь быть уверен, Ульрих.

— Вик был моим человеком, — Фуггер снова на некоторое время приложился к кружке и замолчал. — Я отправил в каждый ангар подстрекателей. Среди рабочих всегда есть недовольные, которых можно подбить на забастовку.

— Вряд ли бастующие рабочие смогут остановить производство люфтшиффов...

— Остановить — нет, зато замедлить могут. Но, кажется, я просчитался. На прошлой неделе погиб Голиб, а вчера — Вик. И если смерть первого еще можно было как-то списать на несчастный случай, то случай с Виком...

— Получается, что кто-то тебя раскрыл?

— Если бы меня раскрыли, мы бы с тобой сейчас не разговаривали, Алоис.

— Но кому это может быть нужно?

— Ты мне скажи, — резковато бросил Фуггер. — Прости. Эта история выбила меня из колеи. Я понятия не имею, кто и зачем делает это на моем люфтшиффбау.

— Эти твои подстрекатели знают, кто их наниматель?

— Разумеется, нет, Алоис, за кого ты меня принимаешь? Они встречались с безликим человеком с закрытым лицом, который давал им задания и деньги. Поворачивая все так, чтобы эти простофили считали, что работают на сеймсвилльскую разведку.

— Но их раскрыли и жестоко убили. Отправив тебе послание.

— Да... Послание. Получается, что так.

— Ульрих, будь осторожнее...

Открылась входная дверь. Шпатц отступил обратно в спальню и бесшумно шмыгнул под одеяло. Из обрывков разговоров, обмолвок и многозначительных пауз в голове начала складываться цельная картина. Неясно было, что с этим делать. И какое отношение к истории с люфтшиффбау имеет Крамм?

Дверь в комнату открылась.

— Шпатц? — прошептал Флинк. Шпатц не отозвался. — Эй, Шпатц?

Шпатц заворочался и сонно забормотал.

— Прости, я тебя разбудил.

— Уже пора просыпаться?

— Нет-нет, еще ночь, спи.

Флинк, не включая света, забрался под одеяло и затих. А вот Шпатцу теперь не спалось. С одной стороны, сама по себе антивоенная деятельность у него не вызывала неприязни или неприятия. С другой — Фуггер занимался саботажем на собственном производстве, и оказался косвенно виновен в смерти как минимум двоих человек. Шпатц услышал не так уж и много, но достаточно, чтобы понять, что собравшиеся отлично осознают противоправность своих действий и опасность разговоров. И как бы поступил в такой ситуации законопослушный гражданин Шварцланда? В голове Шпатца возник образ мощеного плаца, зазвучал колокол и равнодушный голос безликого офицера произнес: «Примите с честью вашу судьбу...»

Шпатц отогнал видение. Не о чем пока говорить. Допустим, он с утра направится прямиком в полицайвахту и дословно перескажет услышанное. Никаких доказательств собственной правдивости у него нет, слово против слова, не более чем. А может ему просто это все приснилось?

Шпатц повернулся на другой бок и постарался выкинуть все мысли из головы. Но получилось плохо. Ладно, можно отложить пока в сторону дело заговорщиков, оно его не касается. Но отбросить все услышанное у Шпатца не получалось. Люфтшиффбау. Крамм обманул его, сказав, что работает по поручению Фуггера. Фуггер вовсе не пытается пресечь деятельность профсоюза, более того, он наоборот ее всячески поддерживает, хоть и тайно. И если Крамм в курсе этой ситуации, то он играет Шпатцем втемную. Если же нет, то какую цель он преследует и на кого работает? И будет ли мудрым спросить у него об этом напрямик?

— Вам хорошо спалось, герр Шпатц? — Фуггер сидел за столом в гостиной в одиночестве, сосредоточенно намазывая свежую булочку сливочным маслом.

— Замечательно, герр Фуггер, — Шпатц отодвинул стул и устроился рядом с инженером. — Много я пропустил?

— Ничего необычного, — Фуггер аппетитно захрустел бутербродом. — Обычные полуночные разговоры. Вы собираетесь остаться до завтра?

— К сожалению, нет, — Шпатц протянул руку к кофейнику. — Я не знал, что мероприятие не на один вечер, так что меня сегодня ждут некоторые дела. Так что я собираюсь вернуться в город.

— Я собирался навестить герра Крамма в ближайшее время, — Фуггер нахмурился. — Он свободен сейчас, чтобы взяться за небольшое личное дело?

— Вы же знаете, герр Фуггер, что для дел хороших друзей у нас всегда найдется свободное время.

— Вот и отлично, герр Шпатц, — Фуггер сделал глоток кофе. — Тогда я заеду, скажем, во вторник в первой половине дня.

Шпатц машинально потянулся к внутреннему карману за записной книжкой, но вспомнил, что оставил пиджак в своей комнате.

— Момент, герр Фуггер, сейчас я вернусь, — Шпатц вскочил и быстро поднялся по лестнице. Флинк сонно приоткрыл глаза и махнул рукой. Шпатц взял записную книжку и ручку и снова вернулся в гостиную. Похоже, разговора с Краммом в самое ближайшее время не избежать. Впрочем, может это и к лучшему.

— В первой половине дня во вторник, герр Фуггер. Записано, — Шпатц захлопнул книжку и посмотрел Фуггеру в лицо. Тот выглядел встревоженно, хоть и изо всех сил пытался делать вид, что он безмятежен и весел. — Не буду спрашивать сейчас, что у вас случилось. Мы это обсудим в рабочей обстановке.

— Кто-то говорит про рабочую обстановку в прекрасное субботнее утро? — герр Лангерман был одет в полосатый халат и мягкие тапочки. — Вы раздразнили меня запахом кофе и свежей выпечки. Герр Шпатц, как вы относитесь к рыбалке?

— Герр Шпатц только что сказал, что собирается нас покинуть, — сказал Фуггер.

— Да, герр Лангерман, я собирался дождаться, когда вы проснетесь, еще раз поблагодарить за приглашение и уехать по делам.

— Что ж, дела есть дела, герр Шпатц, — Лангерман развел руками. Впрочем, особенно расстроенным он не выглядел. — А герра Флинка вы тоже от нас заберете?

— Только если его тоже ждут неотложные дела, герр Лангерман, — Шпатц наполнил чашки из кофейника. — Если же он свободен, то, думаю, он будет раз остаться в вашем обществе до завтра. Вот только... Я уеду на своем мобиле. Следует ли мне приехать за ним завтра?

— Нет-нет, что вы, герр Шпатц! — Лангерман тоже сел за стол. — Кто-нибудь из гостей с удовольствием его подвезет.

Шпатц остановил мобиль рядом с конторой, заглушил двигатель и несколько минут сидел неподвижно, глядя на входную дверь. Пытался представить будущий разговор с Краммом, но дальше фразы «Герр Крамм, я знаю, что вы меня обманули» мысль ни разу не зашла. От нее одной становилось не по себе. В конце концов Шпатц решительно распахнул дверь мобиля.

В конторе Крамма не оказалось. На столе Шпатца лежал торопливо вырванный листок из блокнота.

«Герр Шпатц, я вынужден уехать из Билегебена на несколько дней. Вернусь во вторник или в среду. Будь на рабочем месте, принимай посетителей, на люфтшиффбау не возвращайся пока. К.»

Шпатц положил записку на стол. С некоторым стыдом почувствовал облегчение — значит тяжелый разговор временно откладывается.

Что вообще он знает про своего работодателя? У него репутация пронырливого типа и множество знакомых в самых неожиданных кругах. Где он учился? Кто его родственники? Чем он занимался до того, как стал детективом?

Шпатц наполнил чайник и поставил его на примус. Не то, чтобы ему очень хотелось чая, просто нужно было совершить какое-нибудь привычное действие, чтобы привести мысли в порядок и понять, что сейчас следует делать. В шкафу-архиве никаких сведений о Крамме не было, Шпатц знал его сверху донизу и раз в пару недель наводил в бумагах порядок. Остается стол Крамма. Обычно Шпатц не позволял себе изучать его содержимое. Будет ли уместно это сейчас? А что если у Крамма есть причины скрывать настоящее имя работодателя? И эти причины не имеют никакого злого умысла к нему? Шпатц остановился посреди комнаты, слушая как в чайнике начинает шуметь вода. В конце концов, неумеренное любопытство тоже входит в его обязанности. Шпатц сделал шаг к столу Крамма. Чайник требовательно засвистел.

Шпатц устроился в кресле Крамма и прикрыл глаза. «Последовательность, — подумал он. — Герр Крамм говорил, что самое главное в обыске — это двигаться медленными шагами, не упуская ни одной детали. А если обыск тайный — так проще разложить вещи обратно по местам».

В мусорной корзине обнаружился чек из «Хиккер и Кош» на триста пятнадцать марок. Либо очень дорогой предмет гардероба, либо полный комплект одежды классом пониже, но тоже весьма респектабельно. Рубашка обошлась Шпатцу в двадцать две марки. Порванная надвое расписка от некоего Густава Ванабаррзарра о получении 100 марок в качестве залога, написанная на фирменном бланке отеля «Роза». Такого отеля Шпатц не знал. И пустой конверт со штампом «Вейсланд-Люфтшифф-Райзе» и вчерашней датой. Крамм улетел в Вейсланд на люфтшиффе? Или это для какого-то таинственного гостя или гостьи?

Шпатц встал, осторожно извлек полностью верхний выдвижной ящик и поставил его на стол. На первый взгляд ничего особенного там не было. Пачка пустых листов бумаги, коробка незаточенных карандашей, три чистых тетради, коробка скрепок. Шпатц осторожно выложил содержимое на стол, убедился, что больше ничего нет и тщательно разложил вещи по местам.

Во втором ящике обнаружилась портативная фотокамера «Маленмидлихт», пустая наплечная кобура для небольшого пистолета и небольшой набор инструментов в кожаном футляре.

Содержимое третьего ящика пребывало в большем хаосе. По всей видимости, Крамм сбрасывал туда неважные вещи, которые почему-то оказался не готов выбросить. Здесь были корешки от билетов на разные представления, пригласительные карточки разных заведений, фривольные открытки, подписанные разными почерками. А также пачка чистых открыток столь же фривольного содержания. Совершенного новое портмоне с тисненым золоченым силуэтом флюг-фогеля, по всей видимости, подарок. И кольцо с ключами, на брелоке которых был написан адрес Крамма. Да, конечно. По совету Крамма Шпатц тоже хранил в конторе запасные ключи от своей квартиры. На всякий случай. Шпатц задумчиво покрутил на пальце колечко. Крамм вернется только во вторник или в среду. Здесь в конторе он вряд ли хранит какие-то предметы, которые расскажут что-то о его прошлом. Может быть...

Шпатц решительно сложил обратно в ящик открытки-карточки-билеты, стараясь класть разложить их так, словно никто их не касался. Задвинул ящик на место. Снова сел в кресло и положил ключи на стол перед собой. Будет ли этично забраться в квартиру Крамма, пока его нет? А что если это какая-то проверка? Что, если Крамм на самом деле наблюдает за ним и ждет, как Шпатц себя поведет, оставшись один?

Ключи лежали перед Шпатцем на столе. Шпатц смотрел на них, уперев подбородок в кулак. В конце концов, если это действительно проверка, то Шпатцу тоже есть, что сказать. Было бы даже отлично, если бы это была проверка, и Крамм поджидает его, скрывшись за портьерой в собственной квартире. В этом случае, объясниться было бы значительно легче. «Герр Крамм, я случайно встретил герра Фуггера и узнал, что он не является нашим нанимателем...» Если же нет...

Шпатц решительно поднялся и опустил кольцо с ключами в карман. Еще раз огляделся. Примус выключен, ящики стола на месте, мусор в корзине выглядит нетронутым. «Надо зайти домой переодеться», — подумал Шпатц, запирая дверь. Выходной костюм не самая подходящая одежда для проведения обыска.

Остановив мобиль на Китифштрассе, Шпатц осмотрелся, прежде чем выйти. В квартале от дома Крамма на перекрестке кучковалась компания подростков, очевидно, затевая какую-то каверзу. Впрочем, может быть они обсуждали урок философии или готовились ждали своего куратора из Кригсюгенд, одернул себя Шпатц. Не всякая же компания подросших детей, кучкующихся на перекрестке — это хулиганы и беспризорники. Особенно здесь, в самом центре Билегебена. Шпатц вышел из мобиля, еще раз огляделся, стараясь не выглядеть подозрительно озирающимся, поднялся на четвертый этаж, разминувшись на лестнице с усталого вида женщиной с серьезной девочкой в форменном школьном платье. Женщина тихо внушала что-то дочери, та молчаливо и хмуро слушала. На Шпатца они не обратили никакого внимания. У двери Крамма Шпатц прислушался. Было тихо. Шпатц вставил ключ в замок и дважды повернул. Дверь скрипнула и распахнулась.

Первое, что Шпатц обнаружил, что Крамм за портьерой не прятался, дома его действительно не было. Во-вторых, собираясь, он явно спешил. Его полосатый костюм валялся смятым на кровати, на полу — срезанные этикетки, дверца шкафа распахнута, часть одежды свалена кучей на полу. «Может, кто-то уже обыскивал его квартиру?» — подумал Шпатц, аккуратно снимая ботинки на пороге. Но быстро отверг эту мысль — квартира выглядела так, словно хозяин прибежал, спешно переоделся, побросал в саквояж необходимые в путешествии вещи и покинул жилище, чтобы не опоздать. «Либо Крамм попытался создать именно такое впечатление», — тут же поправил себя Шпатц, вспомнив урок начальника не делать поспешных выводов после беглого осмотра.

Шпатц остановился на середине комнаты. А что, собственно, он хочет здесь найти? Информацию о настоящем нанимателе? Подробности дела на люфтшиффбау? На месте Крамма он бы не хранил информацию, которую пытается скрыть, у себя дома. Если бы он не пытался что-то скрыть, то не стал бы выдумывать, что заказчик — Фуггер. Тогда что?

Прошлое Крамма, вот что. Старые фотографии. Документы. Где он учился? Кто его родственники? Крамм в каком-то смысле был личностью удивительной — он вроде бы специально ничего не скрывал, да и вообще вел себя как рубаха-парень — душа нараспашку. На деле же никаких подробностей о себе так ни разу и не раскрыл.

Мебель в комнате Крамма, как и в квартире Клод с Лейзе, не смотрелась единым ансамблем. Комод был из потертого темного дерева, изголовье кровати — металлическое, гардероб из покрытых темной морилкой досок. Либо квартира не принадлежала Крамму, либо к обстановке ее он относился небрежно, что было на него не похоже. Шпатц осторожно выдвинул верхний ящик комода. Коробка с пилюлями и микстурами. Квитанции об оплате на имя Герберы Асперлиц. Очевидно, хозяйка. Наверняка строгая худощавая фрау с собранными в аккуратный пучок седыми волосами и брезгливо сжатыми губами. «Извините, фрау Асперлиц, — проговорил про себя Шпатц. — Я секретарь герра Крамма, он поручил мне взять из его квартиры кое-какие документы, вот мой аусвайс...» Усмехнулся. Встряхнул руками, стараясь сбросить напряжение и оцепенение. Все-таки он чувствовал себя не в своей тарелке, устраивая обыск у своего начальника.

Винасольфин, мутфлор и пилюли Штольца. Мутафлор Крамм однажды советовал всегда иметь при себе, если собираешься на торжественный прием с обильным столом. Пилюлю Штольца выписывают при мигренях. Винасольфин? Кажется, это детский психостимулятор, которым мамочки поят детей, когда им кажется, что те слишком ленятся или плохо понимают уроки. Этикетки с флаконов с микстурами были тщательно оттерты, так что опознать их Шпатцу не удалось. В той же коробке под лекарствами обнаружились рецепты и назначения, подписанные доктором Гансом Мориллом.

В этом же ящике лежала перевязанная бечевкой пачка писем. Шпатц аккуратно взял ее в руки и внимательно рассмотрел конверт верхнего письма. Адресат Альбина Крамм, отправитель — Отто Нормалвербраухер. Шпатц нахмурился. Имя отправителя не было именем собственным. Так в Шварцланде и Вейсланде называли просто некоего абстрактного человека. Отто-Просто-Парень. Шпатц положил пока пачку писем на комод и заглянул вглубь ящика. Осторожно достал жестяную коробку из-под печенья. Стараясь не помять, открыл крышку. Внутри лежала небольшая пачка фотокарточек, нагрудный знак флюгваффе, потертая золоченая перьевая ручка и чандорская монета, через квадратное отверстие которой пропущен кожаный шнурок. Последняя выглядела так, словно ее носили на шее, а потом сорвали — узелков было два.

Шпатц осторожно достал из коробки фотографии. Невысокая полноватая женщина приветливо машет рукой. Рядом с ней явно кто-то стоял, но фото обрезано, от мужской фигуры осталось только плечо и край брюк. Совсем молодой Крамм рядом с этой же женщиной. Крамм в военной форме, женщина в элегантном платье и шляпке. Шпатц перевернул фото. Подписей не было. Группа молодых людей в форме пилотов. Совсем мелкий снимок, Шпатц попытался найти среди улыбающихся лиц Крамма, но у него не получилось — в пилотских шлемах все лица выглядели одинаково. Но раз фото здесь, то, очевидно, он среди них есть. Следующей была не фотография, а открытка. Васа поздравлял мамочку с днем рождения. Снова Крамм, теперь уже за штурвалом флюг-фогеля. Рядом с ним на крыле другой парень. Оба улыбаются. Еще одна фотокарточка с той же женщиной, совсем юной. Подписанная. Альбина Крамм. Его мать. Шпатц сложил фотографии в том же порядке и вернул обратно в коробку. Ни одной карточки отца, только на одном кадре его мать запечатлена рядом с каким-то мужчиной. Интересно, почему Крамм оставил военную службу? Если судить по фотографиям, ему нравилось летать. Шпатц закрыл коробку и вернул ее на место.

Выдвинул второй ящик. Книги. Учебные пособия по криминалистике, графологии, техникам обыска и допросов в правой части ящика и приключенческие детективы в левой. Что ж, здесь никаких загадок. Летать на самолете Крамма учили в армии, а вот детективом он стал самостоятельно.

Шпатц взял самый верхний из учебников. «Понятие, задачи и методы криминологии». Полистал. Из страниц на пол выпорхнул листок бумаги. Пустой. Проклятье! Как-то Крамм рассказывал, какими просто определить, проводили ли у тебя дома тайный обыск или нет — по таким вот бумажкам в книгах, ниточкам, оставленным определенным образом, незаметным лоскуткам ткани. Расслабился. На какой странице была этот листок? Может быть, его уголок чуть-чуть торчал? Или... Да уж, профессиональный тайный обыск, ничего не скажешь... Шпатц положил бумажку под обложку книги и решительно закрыл ящик.

Нет, так не годится. Лучше уж спросить Крамма напрямую, когда он вернется. Наверняка у него есть веская причина, по которой он не может открыть имя настоящего нанимателя. Жар прилил к лицу Шпатца. Что он вообще здесь делает? Стало стыдно так, что заныли зубы.

Обувшись, Шпатц оглядел еще раз комнату Крамма и вышел на улицу. Остановившись возле мобиля, он сунул руку в карман за портсигаром. Чиркнул спичкой, с неудовольствием отметив, что пальцы отчетливо подрагивают. Шпатц представил, что перед ним стоит инспектор Боденгаузен и говорит: «Вы слишком нервный для детектива, герр Грессель! Вам бы пилюль от нервов прикупить!» Усмехнулся. Затянулся кисловатым дымом. Облокотился о стену дома и еще раз осмотрелся. Пока он был у Крамма, компания подростков разошлась по своим делам, вместо нее на перекрестке стояла тележка мороженщика, рядом с которой нетерпеливо приплясывали трое ребятишек с недовольной бонной. Шпатцу тоже отчаянно захотелось мороженого, так что он затушил недокуренную сигарету и направился к тележке с молочно-сладкой радостью.

— Пломбир с шоколадной стружкой, пожалуйста.

— Сию секунду, герр красавчик! — пожилой торговец хитро улыбнулся, внимательные глаза сверкнули из-под густых бровей. — В гости к кому-то приезжали?

— По поручению, — помявшись, ответил Шпатц. — Отвозил документы.

— Ай-яй-яй, молодой человек! — торговец протянул Шпатцу вафельный рожок. — По субботам нужно катать красивых фройляйн на лодках и романтично гулять по паркам, а не работать!

— Вы же работаете, — Шпатц подмигнул скучающей бонне, чьи подопечные были увлечены лакомством.

— Я уже свое отгулял, — торговец засмеялся, и Шпатц подумал, что он чем-то напоминает Вурзеля. Возможно, они даже получают зарплату из одной и той же кассы.

— Вы на кого-то очень похожи, — сказала вдруг бонна. — Как будто артист какой...

Шпатц вежливо приподнял шляпу, слегка поклонился и вернулся к мобилю. Снова стало тревожно. Может быть, вернуться в Уферхауз? Заехать в кондитерскую Зибелле, купить пирожных, извиниться за свое утреннее бегство... Или, может быть, заехать за Нойхоффом и Мозером и провести субботний вечер за кружкой пива? Хотя нет, Нойхофф вернется только через неделю, а Мозер хвастался, что у него свидание. Клод сегодня работает. Шпатц забрался в мобиль, доел подтаявшее мороженое и включил двигатель.

На Билегебен опускался вечер, сумерки еще не сгустились, но фонари кое-где уже засветились. Шпатц бросал взгляды на гуляющих прохожих, на парочки и компании, и чувствовал свое одиночество. Как будто прозрачная стена отделяла его от Билегебена. «Когда же я смогу стать здесь своим?» — думал он, глядя на жилые дома, на конторы, украшенные полотнищами с восьмилучевым солнцем, на подсвеченные вывески ресторанов, на румяных улыбающихся парней на рекламе пивных и на жизнерадостных девушек с плакатов кондитерских. Этот город подмигивал ему тысячами огоньков и все еще оставался чужим. Шпатц прибавил газу, обгоняя тяжелый ластваген. "Дурацкий приступ малодушия, — зло подумал Шпатц. — Как будто хочется пожаловаться, но непонятно на что. На Крамма, который не сказал всей правды про задание? На Нойхоффа, которого в такое неподходящее время отправили на сборы? На Клод, у которой сегодня представление? Или, может быть, на Флинка, с готовностью кинувшегося клясться в верности первым попавшимся заговорщикам?

Шпатц свернул в сторону Альтштадта. Не следует ему сейчас ни с кем встречаться и ни на кого жаловаться. Лучше потратить вечер на чтение и подготовку к занятиям в Стадшуле. На следующей неделе ему нужно было сдать два эссе — по этике и обществознанию, а для этого неплохо было бы перечитать конспекты и подумать в тишине.

Шпатц остановил мобиль рядом с конторой, заглушил двигатель и вышел на улицу.

— Добрый вечер, герр Грессель! Я собирался оставить вам записку и уйти, не думал, что застану вас в субботу, — невыразительная фигура Руди Рикерта, как выяснилось, сливалась с любым фоном. Когда Шпатц выходил из мобиля, он готов был поклясться, что площадь пуста.