Правда понимания не требует

Глава 13

Wo sind die Kinder

Niemand wei? was hier geschehen

Keiner hat etwas gesehen

Wo sind die Kinder

Niemand hat etwas gesehen

(Где же дети?

Никому не известно, что здесь произошло

Никто ничего не видел

Где же дети?

Никому ничего не известно)

Rammstein — Donaukinder

Шпатц сидел за столиком уличного кафе, листал журнал «Воздушные киты», иногда отпивая из чашки остывший чай. В люфтшиффхафене было многолюдно. Причем большая часть народа пришла сюда без дела, просто поглазеть, на отбытие рейсового люфтшиффа. Одни, как и он сам, сидели за столиками с видом на флюгплац, другие топтались возле заграждения, некоторые бродили, делая вид, что они здесь по делу. Отличить праздношатающихся от путешественников, ждущих своей очереди, было несложно — они не суетились и никуда не спешили.

Всего в люфтшиффхафене Билегебена было шесть причальных башен, заняты из которых сейчас было только две. К ближайшей был пришвартован прибывший из Сеймсвилля люфтшифф «Шметтерлинг», а у второй покачивалась хищная остроносая сигара «Махтабера». Под ним суетились грузчики — переставляли окрашенные в зеленый деревянные ящики с открытой платформы шлеппера на подъемник люфтшиффа.

Шпатц кинул взгляд в сторону Крамма и Хаппенгабена. Они стояли рядом с ограждением, оба в расслабленных позах. Крамм выглядел как обычно — темно-синий костюм в клетку и шляпа с чуть более широкими полями, чем было модно. А вот Хаппенгабена было не узнать. Вместо белого или бежевого костюма он нацепил безразмерный серый свитер и брезентовые штаны с множеством карманов. Сбрил щегольскую бородку и усы, а место шляпы заняла кепка. Правда даже в таком виде он не был похож на разнорабочего. Пожалуй, его можно было принять или за бюргера откуда-то с севера Шварцланда, или за хозяина заправочной станции для ластвагенов. Впрочем, может на то и был расчет. Все-таки разнорабочие не могут себе позволить путешествовать на люфтшиффе в соседнюю страну.

Наконец люки в носовой части «Шметтерлинга» открылись, и первая партия пассажиров поспешила занять места в подъемнике. Платформа медленно поползла вниз, на вершине башни и трапе тут же возникла толчея — кому-то хотелось побыстрее спуститься, и он пытался протолкнуться к лестнице, кто-то хотел пробиться поближе к парапету, а кто-то просто не мог спокойно стоять и ждать. Издалека это выглядело как возня муравьев.

Шпатц бросил взгляд в сторону пары скучающих полицаев. Но они продолжали скучать, не обращая никакого внимания на флюгплац. Все было тихо. Никакой суеты, кроме запланированной — заволновались и пришли в движение встречающие, к зданию накопителя для иностранцев подкатили два серых ластвагена. На боку одного была уже знакомая Шпатцу надпись «Гехольц», на втором — «Данкбаркайт». Шпатц читал, что это новый распределитель для иностранной рабочей силы. В Билегебен-цайтунг писали, что для временных наемников упростили процедуру въезда. Странно только, что рабочих ждут на люфтшиффхафен. Все-таки билеты на комфортабельное воздушное судно никогда не были тем, что может позволить себе любой нищий.

— Данбаркайт платит, — доверительно сообщил дородный гражданин в сером костюме из-за соседнего столика.

— Что? — переспросил Шпатц.

— Я заметил, что вы смотрите в сторону карантинной зоны с непониманием. Данбаркайт вложили средства в оборудование на рейсовых люфтшиффах пассажирских трюмов третьего класса. И при определенных условиях даже оплачивают билеты для сеймсвилльцев.

— Надо же, какая благотворительность! — Шпатц снова бросил взгляд в сторону Крамма и Хаппенгабена. Затем быстро перевел глаза на флюгплац. Похоже, среди спустившихся первыми иностранцев не было — никто не пошел в сторону карантинной зоны. Впрочем, к пропускному пункту тоже. Привилегированных пассажиров ждали блестящие приземистые вагены люфтшиффхафена.

— Это все дефицит рабочей силы, — разговорчивый гражданин развел руками. — Запросы растут, рабочих не хватает. Вот и приходится изобретать варианты.

— Пассажирские трюмы — это же бывшие грузовые? Темно и тесно? — на самом деле Шпатц был рад возможности праздного разговора. Ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сохранить вид обычного обывателя, который просто пришел сюда поглазеть и попить невкусного чая, который стоит дороже игристого.

— Третий класс дает им возможность выбраться из нищеты, — толстяк поднялся со своего места и подошел к столику Шпатца. — Вы позволите?

— Конечно, присаживайтесь. Здесь не занято.

— Кого-то встречаете?

— Нет, просто люблю смотреть на люфтшиффы.

— У вас немного взволнованный вид, вот я и подумал...

— Ах это! — Шпатц мысленно дал себе подзатыльник за суетливость. — Личные дела. Поэтому и пришел сюда. Чтобы успокоиться.

— Понимаю.

— А вы?

— А я встречаю. Только мне еще долго ждать, мой гость должен пройти через накопитель. Да, кстати. Я Штельмахер. Дитфрид Штельмахер. Инспектор по контролю.

— Шпатц Грессель. Рад знакомству, — Шпатц осмотрел внимательно своего собеседника. — А разве вам не обязательно носить форму? Герр пакт Боденгаузен всегда носил форму...

— О, вы знаете Хирша? Вот так совпадение! — Штельмахер хлопнул ладонью по столу. — Мы не всегда обязаны носить форму, герр Грессель. Я инспектор по торговым сделкам. Мой подопечный — крупный поставщик сельскохозяйственной продукции.

«Торговец зерном, — подумал Шпатц. — Надо же, какое совпадение!» Но сказал другое.

— Не знал, прошу прощения за невежество.

— Грессель... Грессель... Я, кажется, слышал вашу фамилию. Она же сеймсвилльская? И ваше лицо тоже кажется мне знакомым... Впрочем, неважно. Не обращайте внимания. Мне по роду занятий приходится общаться с таким количеством людей, что и имена, и лица становятся похожими друг на друга.

Шпатц заставил себя улыбнуться и махнул рукой официантке. В отличие от большинства заведений в городе, здесь в люфтшиффхафене это была не миловидная юная фройляйн, а сурового вида фрау с гладко зачесанными волосами и строгом черном платье. Видимо, подчеркивалось, что вы находитесь в серьезном месте, а не в легкомысленном заведении.

— Темное пиво, будьте любезны, — сказал Шпатц, не заглядывая в меню.

— Как угодно, — официантка поджала тонкие губы. — Что-нибудь еще?

Шпатц покачал головой. Штельмахер указал на свою пустую кружку. Фрау кивнула и отошла, держа спину прямой, словно солдат на параде.

— Почти каждую неделю здесь бываю, и все равно робею перед ними, как перед своей учительницей по арифметике, — прошептал Штельмахер, склонившись ближе к Шпатцу.

— Да уж, дама прямо-таки внушает трепет, — Шпатц засмеялся. — Я уж думал, что она отчитает меня за пиво. «Как вы можете пить этот скверный напиток в таком важном и серьезном месте!»

Теперь они засмеялись вместе. Шпатц мельком глянул в сторону Крамма и Хаппенгабена. Они неспешно приближались к пропускному пункту. Посадка еще не началась, но гражданам Шварцланда можно было выйти на флюгплац заранее. Просто большинство предпочитало ожидать посадку в комфорте люфтшиффхафена, а не слоняясь по открытой площадке, где из всех благ цивилизации доступен только фонтанчик с питьевой водой.

— Кто-то знакомый? — спросил Штельмахер.

— Показалось, — Шпатц пожал плечами и почувствовал, что у него вспотели ладони. «А может он не случайно ко мне прицепился?» — мелькнула непрошенная мысль. Крамм вообще предлагал Шпатцу остаться дома. Чтобы если вдруг что-то случится по дороге или перед посадкой в люфтшифф, никто не увидел их вместе. Чтобы у Дедрика Фогельзанга не возникло идей, кто предупредил «ослушавшееся дитя» тогда, в Унгебунден.

— Ваше пиво, — суровая фрау поставила на стол две запотевших кружки — темного и светлого, отсчитала по несколько клейнов сдачи и удалилась. Шпатц с облегчением сделал глоток. Пиво было так себе, впрочем, он другого и не ожидал.

— Кстати, хотел спросить... — начал Штельмахер. Шпатц, было, напрягся, но тут в толпе людей начался восторженный гомон — «Махтабер» начал отшвартовываться от башни. Из резервуаров в корме хлынул поток воды, хищных очертаний сигара рывком поднялась на несколько метров и стала плавно поворачивать. По толпе пронеслось восторженное «ах!». Военный люфтшифф был немного меньше гражданского, но зрелище все равно было величественным.

— Никогда не привыкну! — Шпатц отвернулся от Штальмахера и смотрел, как Хаппенгабен проходит контроль. Вот инспектор в черной форме проверил его аусвайс... Вот Задал какой-то вопрос... Еще что-то спросил. Рейнар развел руками. Инспектор пожал плечами, вернул аусвайс и билет, и Хаппенгабен вышел на летное поле. Крамма было не видно, а искать его глазами в толпе Шпатц не стал, чтобы не возбуждать любопытство случайного собеседника. Впрочем, в случайности Шпатц был уже не уверен.

— Вы о чем-то спросили, герр Штельмахер? — спросил он, отвернувшись от маневрирующего люфтшиффа и сделав глоток пива.

— Не берите в голову, я уже забыл, о чем хотел спросить, герр Грессель, — толстяк поднялся и вежливо склонил голову. — Кажется, мне пора. Мой подопечный вот-вот закончит все формальности. Приятно было познакомиться!

Шпатц рассеянно смотрел, как Штельмахер идет к приземистому зданию накопителя. Можно было расслабиться и найти, наконец, куда делся Крамм. Но вместо этого его внимание привлекла возня возле пропускного пункта на флюгплац. Невысокий человек в штатском и трое рослых полицаев растолкали очередь и поспешили к причальной башне «Шметтерлинга». Почти достигший входа Хаппенгабен быстро оглянулся и ускорил шаг. Фрау-контролер мельком глянула на его билет, кивнула. Хаппенгабен протиснулся между двух здоровенных парней в сеймсвилльской военной форме и скрылся внутри башни. В этот момент полицаи и их штатский предводитель тоже достигли входа. Шпатц поднялся и подошел к решетке заграждения флюгплаца, но все равно на таком расстоянии не было слышно, о чем они говорят. Штатский активно жестикулировал, указывая наверх. Фрау-контролер отрицательно качала головой. Сеймсвилльцы перегораживали вход.

— Интересный казус — этот люфтшифф считается территорией Сеймсвилля, даже когда пришвартован в Шварцланде, — Крамм приблизился, пока Шпатц наблюдал за перепалкой.

— Я думал, что «Шметтерлинг» — люфтшифф шварцландской постройки, — Шпатц одним глотком допил остатки пива и поставил пустую кружку на ближайший столик.

— Все верно, он построен на Билегебен-люфтшиффбау. И даже десять лет летал по маршруту Пелльниц — Билегебен. Потом с ним случилась авария, его отремонтировали и продали Сеймсвиллю. И сейчас...

— Но Хаппенгабен еще не успел подняться на борт, что закон говорит о башнях?

— А это, герр Шпатц, каждый раз предмет споров. Раньше Сеймсвилль выдавал Шварцланду преступников, но год назад они отозвали это правило. Так что у нашего друга есть шанс.

— Я бы не назвал его другом, герр Крамм.

— Меж тем, ты спас ему жизнь, так что он тебе должен.

— Честно говоря, я не очень понимаю мотивы своих действий, — Шпатц повернулся к флюгплац спиной. — Он мне не нравится. Раньше не нравился, да и сейчас я не питаю к нему никаких дружеских чувств. Меж тем я зачем-то занимаюсь его проблемами, рискуя навлечь на себя гнев своего дяди.

— Не знаю, кто из них хуже, герр Шпатц, — Крамм ободряюще хлопнул своего секретаря по плечу. — Выбор из плохого и плохого. Но здесь мы сделали все, что могли и можем идти. Или ты хочешь посмотреть на взлет?

— У нас есть на сегодня какая-нибудь работа, герр Крамм? Может быть, поискать собаку или проследить за неверной женой?

— Ты прав, мы слишком увлеклись делами государственной важности, политикой и прочими неоплачиваемыми вещами! — Крамм направился в сторону остановки ластвагенов. Шпатц достал из кармана платок, вытер вспотевший лоб и еще раз оглянулся на флюгплац. Полицаи и штатский стояли и совещались неподалеку от входа, пассажиры проходили в башню в порядке очереди. Шпатц усмехнулся и направился вслед за начальником.

Штельмахер стоял рядом с длинным черным мобилем и разговаривал с каким-то человеком. Громко засмеялся. Его собеседник снял шляпу, очень знакомым жестом пригладил волосы и тоже засмеялся. Шпатц присмотрелся. Если представить, что волосы не седые, а темные, и на лице нет пышных усов, то... Проклятье! «Надо же, какое совпадение!» — опять подумал Шпатц и тронул Крамма за рукав.

— Что-то случилось, герр Шпатц?

— Видите человека рядом с толстяком и черным мобилем? — Шпатц повернулся к Штельмахеру и его подопечному спиной и надвинул шляпу на глаза. — Он не кажется вам знакомым?

— На первый взгляд нет, хотя... Да нет, не может быть!

— Толстяк — Штельмахер, инспектор по контролю. Он подсел ко мне за столик сегодня. Сказал, что его подопечный — крупный поставщик сельскохозяйственной продукции.

— Торговец зерном... — эхом повторил Крамм следующую мысль Шпатца. — Вот уж не думал, что он переживет тот полет с сумасшедшей фройляйн...

— Дагмар, милая, у тебя разве нет каких-нибудь других дел? — Шпатц обошел крафтваген и вставил ключ в замок. И сразу же пожалел о сказанном. В конце концов, она пришла ему на помощь по первому зову и была ни в чем не виновата. Просто... Просто он почувствовал, что устал от всей этой темной и запутанной истории, приправленной не то политикой, не то криминалом, не то и тем, и другим.

— Шпатц, я жду вас здесь уже второй час, — Дагмар без приглашения вошла в кабинет Крамма и устроилась на диване.

— Извини меня, — Шпатц снял шляпу и плащ. — Просто...

— Да, простите моего секретаря, фройляйн штамм Эйхендорф, — Крамм сел за свой стол, выдвинул ящик и зашелестел бумагами. — Он просто хотел сказать, что мы немного заняты. Последние приключения несколько облегчили наши кошельки, так что нам нужно поработать.

— Вообще-то я здесь именно за этим! — Дагмар открыла сумочку и извлекла бумажный пакет и с эмблемой банка Вейсланда. — Вы же частный детектив, верно, герр Крамм? Возможно, вы запамятовали, но у меня несколько дней назад пропал муж. И у меня нет никаких оснований считать, что он по своей обычной привычке отправился по шлюхам или в запой. Поиск людей — это же по вашей части? И называйте меня Дагмар, не люблю излишнюю официальность.

— Как прикажете, фройляйн Дагмар! — Крамм положил перед собой на стол чистую папку и вооружился ручкой. Шпатц сел на диван рядом с Дагмар и достал из кармана блокнот. — Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать максимально честно и подробно. Не переживайте о конфиденциальности, информация, которую вы нам раскроете, не покинет этих стен, даже если нас будут пытать. Как нам известно, ваш супруг пропал из редакции Фамилиен-цайтунг, откуда его забрал Ксав Нейрат. Который все отрицает. Давайте на время отложим эту историю и представим, что герра Лангермана никто насильно не удерживает, с ним все в порядке, и он скрылся сам. Где бы вы его искали в первую очередь?

— В меблированных комнатах фрау Марлин, — Дагмар фыркнула.

— Это не в том же здании, что и театр Смирненхоффа и Хаффенхоффа? — Шпатц сделал пометку в блокноте и поднял голову.

— Да, только не на последнем этаже, а на первом. После представлений посетителям бывает все равно, кому присунуть, а девочек Смирненхоффа на всех не хватает. Вот стареющая стерва Марлин и собрала у себя всякий сброд, готовый раздвигать ноги за еду. И с Марлин они давно дружат, уже много лет, были знакомы еще до того, как мы поженились.

— Полное имя Марлин?

— Понятия не имею, ее все знают именно так.

— Хорошо. Следующее место. Можно чуть менее очевидное. Может быть, у него есть какая-то дальняя родня, с которой он поддерживает связь...

— Мать и отец погибли во время войны. С тремя своими сестрами он не общается... Разве что Абелард Штраббе. Кузен со стороны матери. Он бюргер, его ферма недалеко от Шиферберга. Выращивает особо жирных свиней и поставляет мясо в Билегебен.

— Шиферберг? Шахтерский городок на север от Билегебена?

— Да, вроде в паре часов езды. Я там была только один раз, около года назад. И Абелард приезжал в гости к Алоису. Создалось ощущение, что они дружны, но я никогда не прислушивалась к их разговорам, они оба страстные фанаты стрелкового оружия и могли часами обсуждать затворы, стволы и прочие неинтересные вещи.

— Уже есть над чем поработать, отлично, фройляйн Дагмар, — Крамм поднял голову от стола и сделал Шпатцу знак поставить чайник. — Я не буду просить вас перечислить всех знакомых и приятелей, насколько я знаю, герр Лангерман — личность публичная и общительная, у меня может просто не хватить бумаги. Но может быть, вы вспомните кого-то особенного? Может быть, кто-то должен вашему мужу услугу или знакомство с ним кажется вам чем-то противоестественным?

Дагмар запустила пальцы в волосы и задумалась. Потом покачала головой.

— Его общительность скорее преувеличена, — она перевела взгляд на Шпатца. — За исключением его клуба, про который герр Шпатц знает, пожалуй, больше меня, он почти ни с кем не общался. То есть, общался, конечно! Деловые обеды, встречи, интервью, общественные званые ужины и приемы. Но это все очень холодные знакомства, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — кивнул Крамм. — Знаниями и наблюдениями герра Шпатца мы, разумеется, воспользуемся. Тогда вот какой вопрос... За вашей квартирой все еще следят?

— Сегодня утром громил не было. И вагена тоже. Но я не ручаюсь, что слежки нет, я не очень в этом разбираюсь.

Шпатц смотрел на Дагмар и мысленно удивлялся. Она не кривлялась, не язвила и не корчила капризную гримасу. Не пыталась как бы невзначай оголять части тела. Она была... нормальной. Умной, наблюдательной и красивой девушкой. «Кажется, герр Крамм владеет какой-то магией, которые превращают жеманных фройляйн в нормальных людей», — подумал Шпатц и посмотрел на своего начальника. Тот был такой же, как и всегда — собранный, внимательно слушал, задавал наводящие вопросы. Делал свою работу.

— Ну что ж, фройляйн Дагмар, — Крамм захлопнул папку. — У нас достаточно материала для начала расследования. Мы будем докладывать о прогрессе раз в два дня, возможно, нам придется иногда с вами связываться в неурочное время для уточнения информации. Есть какие-то часы, когда вы не готовы будете с нами разговаривать?

— Меня можно беспокоить в любое время, Шпатц знает об этом, — Дагмар подмигнула Шпатцу, тот покраснел.

— Я рад, что вы хорошие друзья, — в голосе Крамма послышался едва уловимый сарказм. — Кстати, герр Шпатц, ты хотел отвлечься от дел в городе, так что давай ты начнешь расследование с беседы с кузеном. До Шиферберга ходит поезд, купи билет и поезжай.

Шпатц почувствовал облегчение, что ему не придется лезть в осиное гнездо лаборатории Нейрата, кивнул и поднялся. Крамм выложил на стол несколько купюр, тоже встал и присел рядом с Дагмар на диван.

Шпатц накинул плащ, надел шляпу, мысленно пожелал Крамму удачи и вышел на площадь.

Раньше Шпатцу не случалось бывать внутри Билегебен-Банхоф. Он несколько раз проезжал мимо этого циклопического здания, внутри которого, кажется, без труда могли развернуться пара средних размеров люфтшиффов, и каждый раз обещал себе, что обязательно как-нибудь зайдет хотя бы просто поглазеть. И вот сейчас он стоял неподалеку от гигантской арки входа и смотрел на поток людей, стремительно втекающий в темное чрево вокзала. В Сеймсвилле железная дорога использовалась только для перевозки грузов, несколько лет назад король высочайшим указом повелел, чтобы никаких пассажирских перевозок по рельсам не будет. У его величества не задались отношения с поездами и паровозами, и он решил оградить своих подданных от стресса, так что сеймсвилльцам приходилось путешествовать по стране по старинке — на дилижансах и попутных вагенах. И никакие прошения и слезные просьбы не помогали — король уверенно считал, что делать путешествия доступными и простыми — это поощрять бродяжничество, кроме того, паровозы взрываются, а он, король, заботится о жителях королевства, и не намерен подвергать их лишней опасности. Так что чтобы прокатиться поездом на родине, Шпатцу бы пришлось воспользоваться черным рынком тайных билетов в товарные вагоны, переделанные под пассажирские, и под покровом ночи, не привлекая внимания явиться на одну из сортировочных станций, опознать того самого сотрудника, которому надо сказать пароль, и он проведет тебя к нужной точке, где нужно будет запрыгнуть в вагон тронувшегося состава, пока тот не наберет скорость. Ехать приходилось без всякого комфорта — никаких окон, оборудованных купе или удобных кресел. Так сложилось, что именно закон о неперевозке пассажиров по железной дороге выполнялся ревностно и яростно. Если проверка обнаруживала вагон с нелегитимной «начинкой», то пойманным пассажирам грозил немаленький штраф и исправительные работы, а организаторам подобного «туризма», если таковых вдруг удавалось обнаружить — много лет тюрьмы. К счастью, эта блажь Сеймсвильского самодержца распространялась только на рельсовый транспорт. К люфтшиффам король относился более, чем благосклонно.

Шпатц затушил недокуренную сигарету, еще несколько мгновений полюбовался на грандиозное здание Билегебен-Банхоф и влился в людской поток желающих воспользоваться услугами железной дороги.

Ехать предстояло около двух часов, так что Шпатц приобрел место в сидячем вагоне. Устроился в кресле возле окна в пустующем купе и раскрыл газету, которую фройляйн за кассой вручила ему вместе с билетом. Мельком просмотрел большое интервью на первой полосе, речь в нем шла о новых станциях и прокладывании тоннеля через Гортхоффский хребет (он даже не представлял, где это). Прочитал короткую заметку о вагонах-ресторанах, заглянул на последнюю страницу, посвященную ответам на письма читателей и анекдотам, и в этот момент в купе заглянула фрау средних лет.

— Здесь свободно? — спросила она.

Шпатц коротко кивнул. Фрау поставила саквояж на кресло, аккуратно повесила плащ на крючок для одежды, сняла с волос шелковую косынку и нервно смяла ее в руках.

— Вам помочь с сумкой? — Шпатц поднялся и, не дожидаясь ответа, водрузил оказавшийся очень легким саквояж на багажную полку. Женщина пробормотала слова благодарности, села и уставилась в окно, так и не выпустив косынку из рук. Глаза ее были красными, очевидно, она только что плакала. Шпатц почувствовал неловкость. С одной стороны, хотелось как-то подбодрить незнакомку, с другой — может быть, она совсем не хочет сейчас поддерживать разговор... Как бы в таком случае поступил Крамм? Возможно, он бы сделал какую-нибудь смешную неловкую глупость, попросил за это прощения, и через четверть часа они бы уже обнимались, и дамочка смотрела на него полными обожания глазами. Шпатц оглядел купе в поисках предмета, который можно было бы уронить, но как назло, ничего не глаза не попалось. Поэтому Шпатц сделал вид, что снова погрузился в чтение газеты.

— Вы не должны, — сказала фрау, отвернулась от окна и посмотрела на дверь.

— Что вы имеете в виду? — Шпатц отложил газету на соседнее кресло.

— Не должны чувствовать неловкость. Нас свела случайность, и не вы причина моих проблем.

— Почему вы решили...

— Это написано у вас на лице.

— Проклятье, — Шпатц глянул в свое отражение на оконном стекле и нахмурил брови. — А мне всегда хотелось считать, что вид у меня суровый и непроницаемый.

Женщина засмеялась. Раздался пронзительный свист, поезд качнулся, и перрон стал медленно уплывать назад. Фрау вздохнула с заметным облегчением.

— Вы очень милы, молодой человек, — она откинулась на спинку кресла. — Далеко вам ехать?

— До Шиферберга.

— Значит мне придется наслаждаться вашим обществом совсем недолго, — фрау улыбнулась уже более кокетливо. — К родственникам?

— По работе, — Шпатц присмотрелся к собеседнице внимательнее. Пожалуй, она чуть моложе, чем ему показалось сначала. На пальце правой руки — след от кольца. Видимо, сняла незадолго до того, как сесть в поезд. Юбка выглядит как часть униформы или мундира, блузка бежевая шелковая, явно дорогая. Туфли кожаные, отлично пошитые, скорее всего на заказ. А вот плащ, который она сразу сняла, словно с чужого плеча — великоват и явно дешевле остальной одежды. Светлые волосы убраны в простой пучок на затылке и схвачены тонкой лентой. Выглядело так, будто она очень торопливо одевалась. Будто от кого-то бежала.

— Будет очень нетактично, если я спрошу, кем вы работаете? В Шиферберге могут искать работу либо шахтеры, либо мелкие торговцы. А вы не похожи ни на того, ни на другого.

— Очень нетактично, — Шпатц подавил мгновенный порыв честно ответить на вопрос фрау. — Но я рад, что вас это интригует. Попробуете угадать?

— А вы будете мне подсказывать? — она кокетливо заправила за ухо выбившуюся прядь волос и чуть наклонилась вперед. Ровно настолько, что в вырезе ее блузки стало видно белье.

— Договорились, — флиртовать с ней Шпатцу не хотелось, фрау была совершенно не в его вкусе, но он все равно решил подыграть. Просто потому что так проще скоротать дорогу и не прокручивать в голове бесконечно мысли о том, куда подевался Бруно, виссен ли Флинк и какие на самом деле цели преследует Дедрик штамм Фогельзанг. — Буду говорить «холодно» или «горячо».

— Хорошо... — фрау медленно оглядела Шпатца с ног до головы. — На вас отлично сидит костюм, значит вы все время носите именно его, а не униформу... Значит, не полицай и не военный. Так?

— Не все полицаи носят форму...

— Вы не сказали, верно ли предположение!

— Так предположения не было, пока что было только рассуждение, кем я не могу быть и почему, — Шпатц пожал плечами.

— Хорошо. Вы военный?

— Холодно.

— У вас неплохой костюм и дорогая рубашка. Но ничего из этого не сшито на заказ, значит вы не богатенький сынок, которого приспособили к работе... Ведь так?

Шпатц приподнял бровь, хмыкнул и посмотрел в окно. Поезд уже набрал ход и сейчас ехал мимо совершенно неживописных складов и фабричных корпусов.

— Ах да! Простите! Я снова забыла правила! — женщина наклонилась вперед и коснулась руки Шпатца. — Обещаю больше так не делать! Итак, вы поверенный в вашем семейном деле?

— Холодно, — Шпатцу потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не отдернуть руку.

— Значит пока я рассуждаю верно, — женщина подняла лицо и посмотрела Шпатцу в глаза снизу вверх. — Кстати, я не спросила, как вас зовут...

— Всему свое время, фрау, — Шпатц подмигнул. — Для этой игры лучше, чтобы мы были незнакомцами.

— Фройляйн, — женщина выпрямилась.

— Фройляйн, — исправился Шпатц, подавив желание бросить взгляд на ее руку, еще хранившую след от обручального кольца.

— Ладно, незнакомец... Мне кажется, настало время повысить температуру... Вы уверенно держитесь, но сочувствие вам не чуждо. Значит вы не доктор и не учитель. У вас на лице нет профессиональной дружелюбной улыбки, значит торговля тоже не ваша стихия. Вы скрыли от меня, чем занимаетесь, значит... — она прервала свои странные рассуждения и снова внимательно посмотрела на Шпатца. — Меня все равно не отпускает ощущение, что вы должны быть одеты как-то иначе... Может быть, вы актер?

— Рад бы повысить температуру, но теплее не стало. Я не актер, — Шпатц прислушался. — Кажется, началась проверка билетов?

— Разве? — фрау вздрогнула и напряглась. — Молодой человек, вы не могли бы мне помочь?

— Зависит от того, что вы попросите...

— Нельзя, чтобы они видели мой аусвайс, может быть, вы скажете, что я ваша супруга, и мы путешествуем вместе? — она замерла и умоляюще уставилась в лицо Шпатца.

— И едем в разные города? — спросил Шпатц и скрестил руки на груди. «По крайней мере, она не виссен», — подумал он.

— Ну пожалуйста! Меня... Мой муж не должен меня найти!

— Вы же сказали, что вы фройляйн, — теперь Шпатцу еще меньше хотелось ей помогать. С одной стороны, перед ним была заплаканная женщина, у которой случились какие-то житейские трудности, с другой... Это была не просто просьба. Фрау пыталась добиться от него нарушения закона. И перед этим очевидно солгала о своем семейном положении. Или лжет сейчас. Он отрицательно покачал головой. Выражение лица женщины сменилось с упрашивающего на злое. — Ты тоже из мерзких чистоплюев!

Она быстро вскочила, схватила плащ и выбежала из купе. Каблуки ее туфель прогрохотали в противоположную сторону от контролеров.

Шпатц вздохнул с облегчением и снова взял в руки газету. Мимоходом подумав, что незнакомка забыла свой саквояж. Впрочем, судя по весу, он был совершенно пуст.

— Счастливого пути, — сказал пожилой контролер в униформе эйзенбана и вернул Шпатцу билет с аусвайсом. — Вы путешествуете без соседей?

— Здесь была фрау средних лет, но она, кажется, вышла попудрить носик, — ответил Шпатц и сделал вид, что снова погрузился в чтение.

— Хорошо, буду иметь в виду, — контролер скупо улыбнулся и вышел, оставив Шпатца наедине с его мыслями. «Почему я не помог этой женщине? Она же не просила ни о чем особенном, — задумался Шпатц. — Сказываются уроки Крамма? Как он там говорил? В мире очень много людей, попавших в неудобные ситуации или ставших жертвами обстоятельств. Многие из них нуждаются в помощи, но не все готовы за это платить. Я не против бескорыстия и доброго отношения к людям. Но помочь всем мы при всем желании не сможем. И отказывая кому-то нет необходимости каждый раз испытывать угрызения совести». Шпатц прислушался к себе. Совесть молчала.

Паровоз прогудел и тронулся, оставив Шпатца на пустом темном перроне. Только название города было подсвечено тусклым газовым рожком. На вид этому осветительному прибору было лет сто. Здание станции было крохотным, явно еще аанерсгросской постройки — полукруглая арка, остроконечная башенка, шварцландская архитектура была менее замысловатой. Шпатц огляделся в поисках хотя бы одного местного жителя, но перрон был абсолютно пуст. «Да уж, Билегебен в такое время еще не спит...» — подумал он и направился к арке выхода в городок.

Освещение улиц тоже было скудным. И не электрическим, как в больших городах, а газовым. Под стеклянными колпаками плясали теплые язычки пламени. Непрактично, очень мало света, зато делает улицы удивительно уютными. На крохотной площади перед вокзалом стояла статуя. Рядом с толстенным раскидистым деревом припаркован ваген с полицайской эмблемой. Пустой. Никаких прохожих. Шпатцу стало не по себе. До полуночи было еще далеко, где все местные жители?

Холодно не было, но начал накрапывать мелкий дождик. Шпатц остановился на перекрестке и еще раз огляделся. Через пару домов направо на одном из домов висело два фонаря, освещавших неразборчивую с этого ракурса вывеску. Шпатц оживился и направился туда. Дом когда-то был каретным сараем, деревянной пристройкой к каменному особняку, окна которого сейчас были темны. Или обитатели уже спали, или он был необитаем. В темноте трудно разобрать. Каретный же сарай с вывеской «Пивная Роппа» выглядел ухоженным, старые доски явно были недавно побелены, в дверные ручки отполированы, на стеклах фонарей нарисованы фигурки лошадей. В больших воротах, из которых когда-то выезжали кареты, прорезана удобная маленькая дверь, из-за которой пробивался теплый мерцающий свет. Когда Шпатц вошел, над дверью звякнул колокольчик. И хозяин, сидевший в кресле-качалке рядом с барной стойкой поднял голову от газеты. Брови его удивленно поползли вверх.

— Добрый вечер! Я только что приехал на поезде, мне нужен ночлег и ужин.

— Присаживайтесь, куда найдете, герр...

— Шпатц Грессель.

— Герр Шпатц. Пива у меня хоть залейся, посмотрю, что осталось из еды, а ночлег... Если вы непритязательны, то можете остаться у меня, под крышей есть лежанка, которую я устроил для своих сыновей. А если вам нужно что-то более изысканное, то можем разбудить мою соседку...

— Лежанка под крышей сгодится, — быстро ответил Шпатц, и оглядел помещение. Столы и стулья были сделаны из потемневших от времени бочек и бочонков. Большинство керосиновых ламп, развешанных по пивной, сейчас не горело. Одна лампа стояла на стойке рядом с креслом — она освещала газету хозяина, но лицо его пока что оставалось в тени. Он докуривал трубку и не спешил вставать.

Шпатц устроился на одном из бочонков-стульев и вытянул ноги. Подумал, что даже бочонок удобнее, чем комфортные кресла в поезде. Пожалуй, это все еще была самая раздражающая особенность Щварцланда — стулья и кресла, сделанные таким образом, что с них хочется как можно быстрее вскочить. Даже от недолгого сидения начинают ныть колени и спина. Такое впечатление, что на фабриках есть специально обученные люди, которые проверяют каждое сидение, и если вдруг окажется, что афедрону хоть немного удобнее, чем на остальных, такое кресло или стул немедленно выкидывают на свалку. «Кресло будет отбраковано», — подумал Шпатц. Тут хозяин докурил трубку, аккуратно выбил ее и поднялся. Свет от лампы упал на его лицо.

— Герр Ропп? — вырвалось у Шпатца.

— Ведель Ропп, к вашим услугам, герр Шпатц. Вас что-то удивило в моем лице?

— Вы... Показались мне знакомым, — Шпатц присмотрелся. Нет, конечно же не одно лицо, как показалось сначала. Клаус Ропп, пожалуй, был на несколько лет младше. Вендель уже полностью седой, хотя морщин у Клауса побольше...

— Вы знакомы с Клаусом? Как у него дела?

— Мы... вместе работали на люфтшиффбау, — Шпатц смутился. Перед глазами возник образ вращающего глазами и мычащего Роппа, которого они тащили на тачке по темным альтштадским переулкам. Крамм ничего не сказал о том, что у него есть родные. Бруно Мюффлинг тоже. Сообщили ли в Шиферберг о его судьбе?

— Он давно не показывается, на него не похоже, — Вендель выкрутил огонек керосинки поярче, зашел за стойку и загремел посудой. — Есть остатки рагу с обеда, вам разогреть?

— Да, было бы неплохо.

— Вы выглядите как конторский служащий или репортер. Что вас привело в Шиферберг?

— Вообще-то я приехал не совсем в Шиферберг. Мне нужна ферма Абеларда Штраббе. Переночую, позавтракаю и... Кстати, вы не знаете, где это? Мне надо поговорить с хозяином.

— Штраббе? А про брата моего не будете выспрашивать? Или про шахту номер восемь? — Вендель пристально посмотрел на Шпатца из-под насупленных бровей.

— Про герра Клауса? Я вообще не знал, что у него есть родственники, мы не были настолько близки, чтобы делиться семейными историями, — Шпатц пожал плечами.

— Ладно... — Вендель склонился над зашумевшим примусом, ароматно запахло мясом и специями. — А то был тут вчера один тоже... Назвался другом Клауса и про шахту вынюхивал. Здоровый, что шкаф, а глаза злющие.

— Ммм, как вкусно пахнет! Оказывается, я здорово голоден! — Шпатцу очень хотелось начать задавать вопросы. Друг, размером с шкаф? Под это описание очень подходил Бруно. Только вот злющие глаза с его образом никак не вязались... Если только...

— И друг у него еще такой противный был, тощий. Молча в углу сидел, ни с кем не разговаривал. Ребята наши так и не решились их задирать. Шушукались, хорохорились, но не решились. Больно уж здоровый тип этот Бруно, — Вендель поставил перед Шпатцем деревянную тарелку с рагу из свинины и квашеной капусты и кружку светлого пива. Значит все-таки Бруно. И тощий друг. Неприятное сочетание. Похоже, Вологолак добрался до здоровяка... Интересно, что им здесь нужно? Крамм упоминал какую-то аварию на шахте, связанную с именем Клауса Роппа. Но спрашивать подробности не спешил. Начнешь выспрашивать — вызовешь подозрение. Хозяин словоохотливый, есть шанс, что сам все расскажет... Шпатц посмотрел на пиво. Светлое, жаль... Пригубил. К счастью, оно оказалось неплохим.

— Отличное пиво! Для светлого.

— Пожалуй, налью себе тоже, — Вендель снова скрылся за стойкой. — Кстати, отхожее место во дворе, за задней дверью.

— А почему на улицах нет прохожих? Темно, конечно, но время еще не позднее... — Шпатц попробовал рагу, пришел к выводу, что это, конечно, не изысканное блюдо, но вполне сносное, есть можно.

— Так ведь ходить почти некому, — Вендель снова устроился в кресле-качалке и поставил на бочку рядом с собой кружку пива. Начал забивать трубку. — С тех пор, как восьмая шахта обрушилась, здесь дела как-то не очень пошли. Остальные три шахты тоже закрыли. А вы разве не слышали про нашу трагедию? Вроде довольно громкое дело было, должны были в газетах писать...

— Я слышал, но мельком, — Шпатц облизал ложку. Остатков рагу было не очень много, но для ужина, пожалуй, достаточно. — Это же случилось больше года назад? А я переехал в Билегебен несколько позже.

— Восьмерка на отшибе была, далеко от остальных. И с ней с самого начала что-то было не так — нагнали загадочности и тумана, пропуски ввели для рабочих, обыскивали на выходе, каждого догола раздевали. А когда туда спустились инженеры из Вейсланда, там вроде как газ полыхнул и своды рухнули. Куча людей погибла, следствие раздули до небес, но так ничего и не выяснили. Клаус там работал, в тот день должна была быть его смена, но он приболел и подменился. А потом уехал, затравили его здесь. Он выжил, а его ребята погибли... — Вендель надолго приложился к кружке. — Ну а потом началось... В третьей обвал, во второй несчастный случай, в седьмой кто-то киркой себе по каске саданул. Начали про привидений шептаться, бунтовали. Шахты и так были небогатые, а тут и вовсе одни проблемы от них. Вот в добывающей компании почесали тыковку и свернули все работы.

— А про привидений — правда? Действительно кто-то видел призраков?

— Брешут, — Вендель выпустил несколько колечек ароматного табачного дыма. — Или нет, кто их разберет? Шахтеры всегда были народом суеверным. То у них стуканцы, то черные подземники, то угольные глаза... Но какое-то шевеление на шахтах есть, это правда. Особенно вокруг восьмой. Может, контрабанда, а может гнездо виссенов у нас тут пригрелось...