Юля
Зря я согласилась. Кто знает, вот зачем?
Злюсь на себя, сидя за столом вместе с Лизой и ее отцом.
Ужин засервирован так, будто мы не в квартире и не втроем, а в каком-то дорогущем ресторане на серьезном мероприятии, но вместо восторга я испытываю неловкость.
Комната пронизана тишиной. Я — напряжением.
Если бы знала, что у Лизиного отца могут измениться планы, отказалась бы настойчивее.
Но уже поздно.
Мне кажется, подруга тоже не светится радостью. Выглядит довольно кисло. Больше гоняет содержимое тарелки по ее периметру, чем ест.
До его приезда Лиза вела себя совсем иначе. А сейчас как будто отбывает повинность. И я отбываю.
Вообще я никогда не спрашивала, но мне кажется, отношения у них далеко не такие, как в обычных семьях.
Отец Лизы скорее походит на начальника, она — на подчиненную. Со списком задач и перспективой штрафов за невыполнение.
А еще они вот уже шесть лет только вдвоем. Мама Лизы умерла, когда дочь заканчивала школу.
Я не лезу с лишними вопросами. Если подруга захочет — поделится. Хочу ли подробностей я — даже не знаю.
Сейчас хочу, чтобы наш «ужин» скорее закончился и мы разошлись. Руслан Викторович — в свой кабинет на первом ярусе квартиры. Мы с Лизой — в ее спальню на втором.
— Что там сессия, Лиз? — Не самую уютную тишину, которую до этого разбавляли вялые попытки пообщаться ни о чем и звон приборов, на сей раз прерывает Руслан Викторович.
Он смотрит на дочь, я — мельком на него из-под полуопущенных ресниц.
Импозантный мужчина сорока пяти лет действует на меня угнетающе. Вроде бы оснований нет, но я его сторонюсь.
Смолин ни разу не позволял себе со мной грубости. Не делал замечаний и не выражал недовольства моим присутствием в своем доме. Но я все равно не могу расслабиться.
Выглядит он спокойно-отстраненно. Немногословный. Очень сдержанный. Вроде бы.
Хотя я помню, как умеет разговаривать. Слышала однажды их с Лизой скандал. Это было… Страшно.
Наверное, именно поэтому и опасаюсь. Вот и сейчас даже мурашки по коже. С такими лучше не связываться. И уж тем более не злить.
Он занимается каким-то серьезным и очень денежным бизнесом. Я не вникала, да и Лиза не очень болтлива, когда речь заходит об отце.
Руслан Викторович смотрит на дочь в ожидании ответа. Она настраивается. Передергивает плечами и ненатурально улыбается отцу:
— Все хорошо, пап. Мы вот с Юлей готовимся как раз.
Подруга поворачивает голову ко мне, я ей за это совсем не благодарна. Вслед за ней взгляд переводит и хозяин дома.
Мысленно прошу: не надо на меня даже смотреть.
Концентрируюсь на тарелке и обещаю себе, что в жизни больше не соглашусь на приглашение. Хочется Лизе готовиться вдвоем — будем в кафе.
— Ну в то, что Юля готовится и у Юли все хорошо, я верю. А у тебя?
У меня даже дыхание спирает, насколько это унизительно звучит. Для Лизы.
Смотрю на подругу. Она уперлась взглядом в центр стола. Замерла. Уши загорелись. И у меня тоже.
Но Лиза берет себя в руки и улыбается. Снова поворачивает голову к отцу:
— По судейской этике автомат.
— А оценка какая? — Общаться с ним очень сложно, я это понимаю. И я бы себе такого отца не хотела. У меня-то совсем другой папочка. Мягкий. Добрый. Возможно, излишне и этим многие пользуются. Но я уверена, что мной и моими успехами он искренне гордится. — Тройки тоже ставят автоматом.
Руслан Викторович же припечатывает. У Лизы раздуваются ноздри.
Держись, малыш. Держись.
Подбадриваю ее мысленно. Вслух вступиться не рискну.
— Может быть и тройка, па. Не знаю. Преподаватель обещал отправить ведомость. Будет — узнаем. У Юли сто. Это он сказал.
Не знаю, умышленно или нет, но Лиза снова переключает внимание своего отца на меня. Я пугаюсь. А потом еще раз, когда цепкий взгляд карих глаз фокусируется на моем лице.
Сердце ускоряется не хуже, чем когда смотрит Тарнавский. Только взгляды совершенно разные.
Пусть играя, неискренне и просто на автомате, но Тарнавский греет. А тут… Мороз. По коже и под кожей.
Я его боюсь.
— Поздравляю, Юлия, — Руслан Викторович слегка склоняет голову. Я боюсь в ответ не поблагодарить, а квакнуть. Поэтому сначала прокашливаюсь.
— Спасибо. У Лизы тоже будет хорошая оценка. Не знаю, почему Вячеслав Евгеньевич только мою озвучил, — пожимаю плечами, стараясь поддержать подругу.
А еще дико хочу, чтобы он перестал смотреть.
Я не могу назвать себя совсем уж робкой, но его внимание ужасно давит.
— Потому что у тебя лучшая. Как всегда, — Лиза улыбается мне искренне и без зависти. Я в ответ.
Во взгляде подруги читаю то же желание, что и у меня: поскорее вернуться в ее комнату.
— И Тарнавский ее любит. На зачет лично приглашал.
Только зачем она говорит еще и это, возвращаясь к еде, уже не знаю. Колет раздражение. Сглатываю.
Тоже опускаю взгляд в тарелку. А на себе продолжаю чувствовать ее отца. Задумчивый.
Прекратите, пожалуйста.
— Если сто автоматом, то зачем на зачет? — Отец Лизы спрашивает через какое-то время. Даже не знаю — у меня или у своей дочери. Поднимаю взгляд. Встречаюсь с мужским.
Веду плечами.
— Это была шутка.
Мне кажется, поясняю более чем доходчиво, но Лиза фыркает. Смотрит на меня лукаво. Чувствую, что колеблется несколько секунд, а потом все же выдает:
— Да нравишься ты ему, неужели не понятно, Юль? Он не против еще разок на тебя посмотреть. Да и вообще… Этика закончилась. Теперь можно.
— Достал так, если честно… — Лиза выдыхает, забрасывая руки вслед за головой за изножье кровати.
Длинные волосы подруги свисают до пола, но ее это не беспокоит. Она имитирует протест и свободный полет.
Я полусижу по-человечески, прислонившись к мягкой спинке Лизиной кровати, а подруга никак не может взять себя в руки и выбрать позу. Сделала уже несколько оборотов на триста шестьдесят. В итоге затихла вот так. Я думала — слушает, а она думала о своем.
Вздыхаю, откладываю планшет.
Не могу сказать, что очень хочу возвращаться к разговору о ее отце, сама тоже еле собралась после того, как он нас наконец-то отпустил, но что поделать?
Лиза редко позволяет себе вот такие формулировки.
— Он хочет тебе добра, — произношу абсолютный шаблон. Про себя договаривая: «наверное». Лиза же хмыкает.
Еще секунд десять наслаждается приливом крови к мозгу, а потом поднимает голову и смотрит на меня.
— А я хочу, чтобы от меня отъебались. Не совпадаем.
На одном локте держится, а другую руку отводит и жмет плечом.
Я понимаю ее чувства. Согласна во многом. Но… Разве могу что-то сделать?
— Он много тебе дает.
Напоминаю, в ответ на что Лиза грустно улыбается.
Видимо, осознает истину, с которой я живу давно: в мире не так-то много идеальности. И ничего не бывает совсем уж бесплатным. Кто-то платит рваными жилами, кто-то просраной жизнью, кто-то — необходимостью следовать. Многие мечтают о жизни Лизы.
— А хотел бы, наверное, просто чтобы я чуть больше была похожей на тебя, — подруга подмигивает и снова падает.
Я не улавливаю злобы или зависти. Возможно, так и есть. Но это вряд ли. Лиза тоже не святая. Ее отец это знает. Использует те механизмы, которые с ней работают.
— Зря ты ляпаешь про Тарнавского, — произношу с укором, после чего слышу смех. Он тоже немного злит. Я ни черта не шучу. Не хочу, чтобы ходили слухи. А не слухи все равно не светят.
— Я не ляпаю, Березина, — на моей фамилии Лиза копируя манеру нашего преподавателя. У меня даже жар пробегается по позвоночнику. — Я просто не такая уж дура. Он тебя палит на парах. Спрашивает много, слушает внимательно. Поболтать любит. С тобой. Вот скажи мне: Веничка тупой?
— Нет, конечно, — фыркаю, следя, как Лиза вырисовывает узоры кистями в воздухе. По комнате разносится спокойная музыка, а сердце у меня все равно куда-то торопится.
— Вот и мне так кажется. Но он может двадцать минут с тобой обсуждать соотношение дисциплинарной и административной ответственности, а с Веничкой ему почему-то не интересно.
Лиза замолкает. Ее руки замирают в воздухе. Я тоже замираю.
Мне кажется, ее теория притянутой за уши. Очень. Но и спорить — это палить уже свое особое отношение.
— Так может ему интересен вопрос?
Лиза снова смеется. Глупая… Вот сейчас я готова согласиться с ее отцом. Только это от злости.
— Ему интересна одна конкретная студентка. Волосы — русые с медным отливом. Глаза — зеленые. Вес, — Лиза морщится и думает. — Где-то пятьдесят пять, наверное. Рост — средний. Юлей зовут. Идет на красный диплом и даже моего отца удовлетворяет своими результатами.
Закатываю глаза просто потому что а что еще ответить?
— Фантазерка.
В итоге встаю с кровати. Подхожу к окну и заглядываю за штору. Под ногами — светящиеся огнями мосты и высотки. Даже голова кружится.
Я бы тоже хотела жить в такой квартире. Через сколько лет смогу? И что для этого нужно будет?
Тебе бы уже работу найти, Юль. Думаю об этом и озноб по коже. Я пыталась несколько раз. Отрабатывала пару месяцев и сдавалась. Не тяну. Или не мое. Или не хочу. А что хочу — пока не знаю.
— Может и фантазерка, но он же и тебе нравится… — Лиза тянет задумчиво, так же задумчиво проезжаясь взглядом по мне. Чувствую себя пойманной на горячем. Как будто сделала что-то плохое. Становится жарко.
— Как профессионал, Лиза. Чувствуешь разницу? Он классный профессионал. Очень умный человек. Юрист хороший…
По взгляду Лизы ясно, что она пропускает мои шикарные аргументы мимо ушей. Я бы тоже пропускала. Понятно, что моя правда всего лишь полу.
— Врешь, Березина. Ох как врешь…
— Сейчас такси закажу, — возвращаюсь к кровати, тянусь за телефоном, но Лиза перехватывает мою руку.
— Нет! Ладно! Не хочешь — не признавайся. Я сделаю вид, что верю. Только не бросай.
Колеблюсь пару секунд. В итоге сдаюсь. Ехать в ночь мне тоже не хочется. Да и глупо, господи. Поссориться с подругой, доказывая, что не влюблена в мужчину, в которого влюблена.
Снова сажусь на кровать. Лиза переворачивается и оплетает своей рукой мой локоть. Прижимается.
Удивительно, но и на тактильном уровне ее близость для меня тоже не отталкивающа, хотя в целом-то я человек прохладный. Всегда такой была. И недоверчивой.
— Ты на планшете сидишь, — бубню, хотя настроения учиться нет и у самой. Лиза вздыхает.
Поверх музыки о себе заявляет желудок подруги. Жалобно урчит. Я почему-то улыбаюсь.
— Жрать так хочется… Я из-за папы и не поела толком. С ним как на допросе…
Улыбаюсь шире. И я так. Точь-в-точь.
— Спустишься на кухню, Юль? Если я — он услышит и тормознет. Не хочу.
Я и сама не хочу, но вздыхаю, спуская ноги с кровати.
У Смолиных работает женщина, отвечающая за готовку и содержание дома в чистоте. Насколько я знаю, она уходит в десять. То есть сейчас на кухне никого. Ну и супер.
Вроде бы не воровка, а по коридору крадусь. И по лестнице тоже.
Зайдя на кухню, стараюсь включить свет без звука.
Возьму сыр, виноград и крекеры.
Сооружаю нам с Лизой тарелку, преодолевая стыд. А еще прислушиваясь к шуму в квартире.
Замираю истуканом, слыша шаги. Но они — мимо. Отец Лизы хлопает какой-то дверью. Слава богу.
Ускоряюсь, беру тарелку в руки и тушу свет. На цыпочках возвращаюсь к лестнице.
Честно, не подслушиваю. Честно. Но…
Тормозит произнесенная Русланом Викторовичем фамилия «Тарнавский».
Его в моей жизни стало слишком много. Или это не он?
Знаю, что нужно проигнорировать. Оттолкнуться и пойти дальше. Но стою. Закрываю глаза. Слушаю:
— Честно… Заебал уже… — Голос Лизиного отца звучит сразу и устало, и раздраженно. Становится ясно: с нами он вел себя дико сдержано.
Уходи, Юля. Уходи.
Приказываю себе и не двигаюсь. Отчетливо пахнет сыром. Еле-еле — крепким алкоголем из-за той двери, за которой голос.
— Ни да, ни нет не говорит, Дим. Ни да, сука, ни нет. А с ним же хуй поймешь — он хочет цену решения повысить или не идет на контакт… — Пауза. — Поэтому и говорю: заебал.
Снова пауза. Дальше — низкий мужской смех. Искренний. Для меня — пугающий. Если он узнает, что подслушала, что сделает?
А я зачем подслушиваю?
Не суйся, Юль. Не суйся.
И стою.
— Ладно. Забей на него пока. Время есть. Подумаем.
Я тут ни при чем, и о чем речь — не знаю, но тоже чувствую облегчение.
Слышу, что Лизин папа встает с кресла. Шаги к двери. Отмираю и беззвучно ступаю на лестницу. Прежде, чем он плотнее закрывает дверь, ловлю еще одну фразу:
— Тут у меня появился один вариант. Проработаю — скажу.