Преданная (СИ)

Глава 3

Юля

Вылетаю из учебного корпуса с потяжелевшей на еще одну сотку зачеткой и облегчившейся на один зачет совестью.

Лиза приболела, поэтому пошла сдавать первой и меня не ждала. Это значит, что никаких кофе и обсуждения после не будет.

Но и скучать некогда.

В руках вибрирует телефон.

Мама.

— Привет, — как назло темечком чувствую первые капли июньского дождя.

Вскидываю взгляд в небо.

Вот черт. Зонта нет, а туча нависла огромная. Боюсь, прольется на мою голову, пока добегу до метро.

И вроде бы можно вернуться, переждать в корпусе, но я рискую. Над головой держу папку, ускоряю шаг, вдыхая запах свежести и влажного асфальта.

— Привет, Юль. Не звонишь совсем…

В ответ на мамин укол улыбаюсь. Этапы послушания и показательного протеста мы уже прошли. Теперь я просто звоню с той периодичностью, какую считаю нужной. Ну и, если честно, чаще папе. С мамой мне сложнее.

— Сессия, ма. Я думала в субботу набрать.

Мамина пауза значит, что идея с субботой — плохая. Красноречиво смолчав, она вздыхает.

А я думаю, что не только с таким как у Лизы отцом может быть сложно общаться. У каждого родителя своя… М-м-м… Специфика? Моя мама склонна драматизировать и вот уже пять лет не понимает, зачем я поехала учиться на юриста в столицу, когда дома — шикарный инженерно-строительный, который закончили они с отцом. А еще дома куча устраивающих маму «женихов» и ноль шансов податься в содержанки. «Тише едешь — дальше будешь» — это абсолютно о ней. Жаль, не обо мне.

Она почему-то особенно боится, что я отдам свою девственность богачу за подарки. Правда и я не разубеждаю. Иногда мне нравится играть на нервах.

Тем более, что девственность на месте. Ни один богач не покусился. С парнями не дошло. Грустно? Немного. Но особенно жалеть некогда. Тем более, что по-настоящему во мне еще ни разу не щелкнуло.

По пластику папки начинают тарабанить увесистые капли. Они же мочат руки и ноги. Ускоряюсь.

— У крестной сегодня День рождения, ты помнишь?

В ответ на мамин вопрос-укор кусаю губы. И да, и нет.

Помнила. Но забыла.

— Я наберу, мам…

— В первой половине дня поздравляют, ну Юль…

Отрываю телефон от уха и проверяю время — почти три. Черт.

— Я извинюсь, мам, — обещаю. Мама снова вздыхает.

Положа руку на сердце, я совсем отвыкла за пять лет от жизни с родителями по их правилам. Обросла своими привычками. Создала свой уклад. Вот уже полгода как снимаю не комнату, как было раньше, а квартиру. На отшибе. Не вау. Но ловлю кайф от уединения.

Может я в принципе такая? В себе и для себя? Может мой удел — карьера и кошки?

— Ладно, звони.

— Ага. А у вас как дела? — спрашиваю запоздало. Слышу на заднем фоне голос папы. Его бодрое: «ты с Юлой?», улыбаюсь и кричу:

— Привет, па!

— Привет, малыш! Когда ты к нам?

Перепрыгиваю большую лужу и бегу по тротуарной плитке.

Мне еще только предстоит сказать, что этим летом домой я не еду. Планирую найти работу. Если удастся — останусь.

— Тут дождь такой, па… Давай я вечером вас наберу.

Скидываю. Чувствую стыд. Потому что вечером, скорее всего, забуду. Главное снова не забыть про крестную. И надо подумать, что делать с работой. Куда бросать резюме. О чем просить.

Лиза сегодня снова приглашала с собой в Грецию, а я в очередной раз отказалась. Не могу. Да и не хочу быть обязанной ее отцу. Сколько ни пыталась переосмыслить — он все равно будоражит. Щелкает, но не так.

Осознаю, что с папки льется потоком. Начавшийся с пары грузных капель дождь превратился в ливень. И я — в его эпицентре.

Босоножки — насквозь. Платье тоже. Метро — близко, но, кажется, уже без разницы.

Стряхиваю воду с папки, настраиваюсь перепрыгнуть еще одну лужу, но не приходится.

Вместо этого делаю резкий шаг назад, а передо мной тормозит внедорожник.

Испугаться толком не успеваю, как и разозлиться. Только чувствую, как по голеням бьет волна противно-теплой воды.

Оцепенело слежу, как тонированное стекло с водительской стороны опускается, но возмущение во мне гаснет тут же, стоит увидеть, кто за рулем.

Привычно-серьезный Руслан Смолин смотрит на меня и даже, кажется, улыбается.

— Добрый день, Юлия.

— Здравствуйте.

— Тебе на Левый берег?

— Д-да.

— Давай подвезу.

В салоне по-неловкому тихо. Мне — липко.

Отец Лизы включил нагрев кресла и теплый обдув на максимум, но это не сильно спасает.

Мне кажется, своим присутствием я делаю только хуже, причем всем. Мне нервно. Дорогущий салон вряд ли видел такое безобразие. А Лизин папа… Зачем ему на Левый? Вдруг.

Непроизвольно сжимаю колени пальцами. Свожу их сильнее. Если тем самым взрослым мужчиной, предложившим мне так сильно пугающее маму содержанчество будет отец моей подруги — об этом можно книжку написать.

Думаю и еле сдерживаю истеричный смешок.

Анекдот, господи. Оценивайте себя адекватно, Юлия Александровна. Кому ты нужна, дурочка?

Тем не менее, в случайности и те самые бесплатные идеальности я по-прежнему не верю.

Прокашливаюсь, Руслан Викторович воспринимает это сигналом. Тянется к экрану сенсорной панели, но я мотаю головой.

— Спасибо, не надо. Уже жарко.

Кивает, возвращая локоть на удобный подлокотник.

Он водит мастерски. Плавно и красиво. Выглядит так же. Будь я менее осторожной — может и правда влюбилась бы. Кокетничала сейчас. Дурой себя выставила. Похерила дружбу.

Ладно, Юль. Вдох-выдох. Не о том.

Машина мчится по мосту, я мнусь. Надо что-то сказать, наверное… Не успеваю. Говорит он:

— У нас с Лизой немного напряженные отношения сейчас, — смотрит коротко, я теряюсь. Закрываю приоткрытый рот.

Я… Заметила.

— Она изменилась после смерти матери. Я ее не виню. И люблю. Дочка у меня отличная. Но потеряла мотивацию. Ей нравилось радовать Лилю. Когда Лили не стало — она потеряла веру. Думаю, в меня тоже.

Руслан замолкает. А мне и сказать-то нечего. Теперь мое мокрое платье кажется уже не такой проблемой. Я не готова была к откровению.

— Учеба ей не нравится. Четыре года — на моих просьбах сжалиться и взятках. Подружки-лентяйки. В голове — шмотки-шмотки-шмотки. А ты на нее хорошо влияешь. Спасибо тебе, Юля.

Не знаю, что ответить. Дергано киваю.

А можно просто высадить меня где-то за мостом?

— Она просто не понимает, что рано или поздно в ее руках окажется серьезный бизнес. Громадная машина…

— Ей двадцать два. Конечно, не понимает. — Перечу тихо, пожимая плечами. Снова ловлю на себе внимательный взгляд. От многозначительной мужской усмешки мурашки бегут по плечам.

— Тебе тоже двадцать два. Но ты другая.

— Если я не буду учиться — улечу домой пробкой.

Даже не знаю, что меня толкает на искренность. Отец Лизы снова улыбается.

Смотрит на меня еще внимательней. Я пугаюсь. Не надо.

— Не хочешь домой?

Не хочу отвечать. Но он ждет, а я неопределенно веду плечами.

Сглатываю, когда наконец-то отрывается. Даю себе клятву, что больше никогда в его дом. Ни ногой.

— А работа есть у тебя, Юля?

Пульс учащается. Я не очень верю в судьбу и эффект бумеранга, но может — это он? Я сделала добро и добро же мне вернется?

— Нет.

— Но хотела бы?

— Собиралась искать. На лето. И может дальше. Если понравится…

Лизин папа кивает. Я с жадностью жду продолжения, но его нет.

Мы довольно долго едем молча. Мужчина ни разу не спрашивает у меня маршрут и не просит повторить адрес. Так хорошо ориентируется или… Или что, Юля? Страшно.

Заезжает в мой двор. Глушит мотор под нужным парадным.

Я жду заветного щелчка замков на дверцах. Его нет. Зато есть направленный на меня взгляд и постукивание по рулю.

По ощущениям — я на полголовы поседела. Не будет больше у Лизы русой подруги с медным отливом. А потом он снова начинает говорить — и на вторую половину:

— У меня есть предложение, Юля. Ты девочка умная. Я узнал. — Вскидываю на «случайного встречного» испуганный взгляд.

— Зачем узнали?

Улыбается обманчиво-мягко.

— Ты умная, старательная, трудоспособная наверняка. Но чтобы задержаться в столице — этого мало, малыш. Поверь мне — я тоже когда-то приехал из ебеней.

Грубость бьет в солнечное сплетение. Выдыхаю.

Видимо, я не была готова ко взрослым разговорам.

— Ты красивая. Тебя захотят. Карьера тебе светит, но скорее всего с условиями. Понимаешь, о чем я?

Киваю, хотя в реальности не хочу понимать. И слушать дальше тоже.

— Будешь работать день и ночь, получать смешные деньги. Тебя будут эксплуатировать. Может, трахать. Потом кинут. И так много-много-много раз…

— Зачем вы это говорите? — Звучу жалко. Вызываю новую улыбку.

— Потому что хочу помочь. За одолжение.

Я замираю, а сердце бьется бешено. Смотрю через окно на свою не свою девятиэтажку.

— Я устрою тебя в лучшую юрфирму. Крупные клиенты. Транснациональные компании. Под крыло к хорошему юристу. На сладких условиях. Съедешь отсюда в центр. Машину купишь. Годик-другой — квартиру тоже. Обидит кто-то — сможешь всегда прийти ко мне.

Звучит так нереально, что я хочу одного: тишины. А ее нет.

— А в чем суть одолжения? Я должна помочь Лизе?

Глупо, знаю, но все равно предполагаю самый лайт.

Который ожидаемо смешит.

Салон заполняет низкий раскатистый смех. Он нагревает кожу лучше поставленного на двадцать пять градусов климат-контроля.

Не угадала, Юля. Не угадала.

— Нет, малыш. За Лизу я тебе благодарен, но в вашу дружбу не лезу. Разбирайтесь. К тебе у меня другое дело. Помнишь такого Вячеслава Тарнавского?

Черт, не надо…

— Он у вас этику преподавал. Лиза говорит, ты ему понравилась. Я дочке верю.

— Она преувеличила…

— Верю дочке, Юля. Верю. Тебе может сложно поверить, но знай, он — та еще гнида. Очаровывать умеет. Пыль в глаза — его конек. Но по факту — продажная гнида.

Молчу.

— Он давно нарывается. На карандаше у всех. Органов. Серьезных людей. Долго в кресле не просидит.

— Я бы не хотела это обсуждать…

Прошу, но безрезультатно. Лизин папа хочет.

— И он сейчас ищет помощника. А ты ему понравилась…

Сглатываю и мотаю головой.

Нет. Зачем я села в машину? Нет.

Тянусь к ручке и дергаю. Дверь ожидаемо не открывается. На моем запястье смыкаются пальцы. Я поворачиваю голову к Руслану Смолину и чувствую себя, как будто парализовало.

Он смотрит требовательно. Понимаю: все уже решено.

— Будь умницей, девочка. Помоги разобраться с плохим человеком. Если не веришь — я покажу тебе много интересного. У нас на него целая картотека. Но если слово лишнее скажешь…

— Я могу отказаться и поклясться, что никому ничего не скажу? — Выталкиваю из себя, пальцы мужчины расслабляются.

Спускаются с моей кисти на бедро. Ладонь — горячая-горячая. Едет ниже по ткани до голой кожи. Гладит все еще влажное колено. Меня пробирает до дрожи. Я все понимаю даже до слов:

— Нет, малыш. Ты подходишь идеально.