Глава 41

Юля

Я не интересуюсь, куда мы едем. И сама уже не знаю: хочу домой или боюсь оказаться в одиночестве.

Когда Тарнавский гонит по набережной, не сворачивая ни на один из мостов, осознаю, что на свой берег сегодня не попаду. Вопреки логике расслабляюсь, а не варюсь в напряжении.

Мы молчим. Не выясняем. Не обсуждаем. Каждый думает о своем.

Я — о том, какой он на самом деле. И что на самом деле между нами.

Машина Тарнавского спускается на подземный паркинг дома, в который я однажды под дождем в припрыжку по лужам тащила злосчастный костюм.

Тогда считала его отбитым самодуром. А сейчас?

Было бы лукавством сказать, что мечтаю снова побывать в его квартире. Воспоминания все же болезненные. Но и сопротивляться не пытаюсь. Позволяю взять себя за руку и снова вести.

Низ живота чуточку ноет, но в целом… Я в норме.

Он все делает сам и молча. Жмет в лифте на свой этаж. Подводит к квартире. Отмыкает ее и подталкивает внутрь. Зажигает свет. Я жмурюсь.

— Чувствуй себя, как дома, — оглядываюсь. Мой взгляд скорее всего не просто уставший — а истрепанный. Тарнавского — стал еще более сложным, чем был. Голова полна мыслей, наверное. Отношение ко мне… Неоднозначное, я уверена.

Верит ли — не знаю.

Надо ответить «спасибо», но я смыкаю ненадолго веки, придерживаюсь за полку и расстегиваю босоножки.

Если он привез меня сюда разговаривать — я не выдержу. Ничего не хочу. Только снять с себя одежду, смыть воспоминания и заснуть. Хотя бы ненадолго.

Пока я копошусь, Тарнавский направляется вглубь своей квартиры.

Я пользуюсь возможностью и смотрю вслед. До сих пор не отпустило, если честно. Перед глазами вспышками его страсть. Он такой… Он так меня… Хотел.

Оглядывается. Я смущенно опускаю глаза в пол.

— Голодная?

Мотаю головой и отвечаю честное:

— Нет, — голос все такой же хриплый.

— Голова болит?

Опять мотаю.

— Пока нет.

Поверить сложно, но когда смотрю на него — вижу, что чуточку улыбается.

Произносит:

— Хотя бы так… — И скрывается в одной из комнат.

Я не иду следом. Стою в коридоре, как когда-то, только без лужи под ногами.

Тарнавский возвращается довольно быстро. Останавливается и смотрит.

— Юля, — зовет. Я киваю подбородком. Мол, услышала. Качает на волнах усталости. Я в машине чуть не уснула.

А еще мне сложно думать, но я пытаюсь. Если конверт у него, значит, я просто так обвинила в воровстве Лизу. Значит, я правда хуевая подруга. Помощница хуевая. Предательница тоже.

Хочется поплакать, но судья не дает.

Подходит. Берет за руку. Ведет дальше.

Вжимает ладонь в поясницу и подталкивает в спальню. Вид широкой, аккуратно застеленной кровати, смущает до порозовевших щек.

Вспоминаю доносившийся отсюда смех. Жмурюсь.

— Зачем я вам здесь?

Вместо нормального ответа Тарнавский взглядом указывает на еще одну дверь:

— Ванная там. Чистые полотенца под раковиной. Футболку сейчас дам. Новую. Не бойся.

Мотаю головой. Дело не в том. Я не боюсь. Я не понимаю.

Взгляд ловлю.

Мы с ним снова стоим близко. Когда пересекаемся — стреляет разрядами. Сейчас в нас обоих уже нет столько сил, поэтому те самые разряды совсем безобидные. Лопаются безболезненными искорками. Но… Завтра будет новый день. И, возможно, новый бой.

— Зачем я тебе здесь? — Спрашиваю еще раз, и не отвожу взгляд. Впитываю его внимание и мысли. Не знаю их, но принимаю все без смущения. Поздно как-то смущаться, мне кажется.

— Для спокойствия.

Он не объяснит доходчивее. Вздыхаю прерывисто и смотрю вокруг. Пусть будет так.

Даже про «я могу на диване поспать» не заикнусь. Тем более не скажу, что не хочу находиться в спальне, в которой он переебал пол города. Подозреваю, может и не переебал. Нам бы заново познакомиться. Или наоборот даже знакомиться уже не надо?

— Иди, Юль, — он дает мне футболку и снова кивает на ванную.

На мое:

— А ты? — отвечает долгим взглядом. Поздно смущаться, да? Соврала. Осознаю, как двузначно спросила, и краснею.

— Я не то имела в вид…

— Я схожу в гостевой душ.

Кивнув, сбегаю в ванную. Закрываю дверь на замок и испытываю временное облегчение.

Дальше — снова апатия. Заставляю себя снять одежду. Оглядываю тело. Крови на бедрах значительно меньше, чем мне казалось.

Ступаю под упругие струи, подставляю им лицо. Под веками закрытых глаз крутится волнительное кино. Как он в другой душевой смывает с себя такие же следы нашего секса. Тоже, возможно, кровь, хотя большая часть осталась на презервативе, который он выбросил еще в випке. Мои прикосновения. Мои поцелуи. Царапины.

Выдавливаю на ладонь насыщенный мужской гель для душа, и вместо того, чтобы смыть с себя его запах, повышаю концентрацию. Расслабляюсь. Успокаиваюсь. Думать легче, но меньше хочется.

Боюсь оставить господина судью совсем без воды, только поэтому и вылезаю из-за створки. Полотенце нахожу без проблем. Сушу тело и слегка влажные волосы. В зеркальном отражении кажется, что выгляжу лучше. Цвет кожи свежее. Взгляд не такой обреченный.

В слив смыты не только кровь, пот, грязь, но еще и хотя бы частично тяжесть этого вечера.

Наверное, все же хорошо, что он меня выдернул с танцпола. Альтернативный сценарий был бы куда ужасней.

Его футболка оказывается ожидаемо большой. Рукава закрывают руки до локтей. Подол — ноги почти до колен.

О том, чтобы снова надеть свое белье, не хочу думать. Застирываю его, хорошо выжимаю и вешаю так, чтобы не бросалось в глаза.

Я не знаю, как это все правильно делается. Я впервые ночую у мужчины.

Чищу зубы пальцем.

Выйдя, застаю Тарнавского в собственной спальне. Он переоделся — на нем теперь домашние штаны. В руках — футболка, которую надеть он не успел, а еще телефон. Наверное, отвлекся.

Интересно, он в инстаграм еще заходит?

Сейчас смотрит на экран, замерев у изножья уже расстеленной кровати. Отрывается и поворачивает голову на меня.

А я пока учусь заново дышать, смотря, как мелкие капельки бликуют на его шее и плечах.

Вспоминаю темп толчков и сметающую силу мужского желания.

Возможно, его для меня действительно слишком много. Возможно, я просто создана для чего-то… Меньшего?

Свои же вопросы бьют в грудь тупой болью.

— Постель чистая. Можешь не переживать.

— Я не пережив… — Не договариваю, потому что внутренние ощущения продолжают обретать яркие цвета. Он проезжается по укрытому его футболкой голому телу и вниз — по ногам.

Делаю шаг в сторону кровати. Прячу ноги за ней. Возвращаю тем самым взгляд к лицу.

— Ты мне веришь? — Задаю вопрос, который не нужно задавать. Я уверена, что сегодня ответ будет честным. Не уверена, что готова его услышать.

— Мне нужно подумать, Юля. Но сначала — нам обоим поспать. Ложись.

Не спорю. Сажусь на кровать к нему спиной. Зачем-то глажу приятные наощупь простыню и подушку. Слышу, что он тоже двигается, но не слежу за тем, что делает.

Ложусь на бок, подбираю выше колени, накрываюсь одеялом и складываю руки лодочкой под щекой.

Неотрывно смотрю на дверь в ванную. Немного дергаюсь, когда со щелчком гаснет верхний свет. Вместо него включается свет интересных ночников над тумбами. Мое внимание переключается на тот, который с моей стороны.

За спиной тем временем прогибается матрас. Одеялом шуршит уже Тарнавский.

Нужно закрыть глаза и выровнять дыхание. Организм устал. Он быстро заснет. Но…

Вместо этого я разворачиваюсь и упираюсь взглядом в мужской профиль.

Он забросил руку за голову и смотрит в потолок. Кажется, что даже не моргает. Я снова фиксирую этот его странный стеклянный взгляд. Когда вокруг — пиздец, а он в себе.

Меня никто не спрашивал. Мне четко дали понять: моя задача сейчас — заткнуться и спать. Но я глубоко, громко вдыхаю и говорю на контрасте тихо:

— Я хотела тебя. Если бы я не хотела — ничего не случилось бы. Я влюбилась еще тогда. В тебя сложно было не влюбиться, — неуместно улыбаюсь. — Да и сейчас… — А потом становлюсь серьезной. Тоскливо. Он никак не реагирует. Даже не понимаю, слушает ли. Но говорю. — Я в тебе сильно разочаровалась. Мне было больно. Но от чувств избавиться не смогла. Пока. Я когда-то мечтала, что моим первым станешь ты… Получается, мечта сбылась…

Я снова мягко улыбаюсь. Смотрю на него и не жду ответа. Первой закрываю глаза. Слышу, как щелкает выключатель. Вокруг становится темно-темно, мне — легче. Я засыпаю.

* * *

А просыпаюсь не из-за яркого слепящего солнца, не от головной боли или желания попить, а потому, что чувствую взгляд и легкие касания.

Сердце осознает происходящее раньше, чем мозг. Уже взводится. Я не пугаюсь. Открываю глаза и вижу его.

Внимательный, направленный в мое лицо, взгляд. Пальцы касаются кожи. Он очерчивает мой подбородок, скулу. Дальше — губы.

Держит голову на руке и совершенно не смущается тому, что я больше не сплю.

— Который час? — Спрашиваю глухо. Он ведет плечом.

— Не знаю. — Не врет, и не напрягается тем, чтобы выяснить. Внимательно следит за тем, как сам же исследует контур моих губ.

Сам дышит ровно, спокойно, а мое дыхание ускоряется.

Ты уже подумал? Ты уже что-то решил? Что?

Пальцы по подбородку спускаются к шее. Гладят ее.

Едут по футболке вниз. Я замираю, а Слава поднимает глаза к моим.

Через ткань задевает сжавшийся горошиной сосок. Спускается под грудь. Ведет по ребрам, животу. Ниже. добравшись до голого бедра — начинает поглаживать.

Мы смотрим друг другу в глаза. Мне не страшно, но непонятно. Он совсем не такой. Не холодный, но очень спокойный и сосредоточенный.

Поддевает мою ногу под коленом и тянет вверх, сгибая. Дальше — отводит в сторону и ведет подушечками по внутренней стороне бедра.

Я подозреваю, испуг отражается во взгляде. Мечусь между тем, чтобы остановить его и… Позволить. С нажимом веду по простыни, собирая руки в кулак. Он снимает голову с ладони и подается ближе к моим губам. Ныряет ладонью под футболку, обходит самые чувствительные места, скользит выше к груди. Сжимает ее и массирует. Нежно. Приятно до дрожи. Целует в губы.

Я приоткрываю свои — целует глубже.

Спускается пальцами по белой линии. Гладит живот, лобок. Страх мешается с возбуждением.

Я знаю, что лучше не стоит, но…

Он отрывается от губ, нависает и смотрит сверху. Его пальцы съезжают еще ниже. Я чувствую их на половых губах. Он чувствует влагу. Собирает ее. Мягко обводит клитор.

Я сдаюсь, шире отводя колено. Он в ответ улыбается.

Тянется к губам и в них предлагает:

— Давай попробуем еще раз, Юля. Тебе будет приятно.

Вместо согласия тянусь рукой к его затылку. Ныряю в волосы и давлю к себе.

Раскрываю губы. Воспоминания о боли оживить не могу, а вот о том, как приятно было чувствовать толчки ртом — запросто.

Но он не торопится, как в клубе. Контролирует себя намного лучше.

Размазывает смазку по промежности и дразнит меня, играя с моим языком кончиком своего.

Пальцы спускаются ко входу. Я чуть зажимаюсь, Слава отдаляется и смотрит в лицо.

— Плохо?

Мотаю головой. Нет.

Мы смотрим друг другу в глаза, когда он обводит вход. Давит, погружаясь. Я вспоминаю те ощущения. Прошивает насквозь, но не боль.

Закрываю глаза и немного прогибаюсь. Это нелогично. Тупо. Глупо. Но хочу… Глубже.

Он задирает футболку выше над грудью. Чтобы не мешала, я ее стягиваю окончательно.

Меняет позу — он оказывается между моих ног. Я «по привычке» обнимаю ими торс. Он греет дыханием кожу на шее, ребрах и снова ласкает грудь.

Я стискиваю плечи, уже зная, что это очень приятно. Глажу их. Подставляюсь.

Когда снова чувствую пальцы между ног — охаю.

— Если будет больно — скажешь, Юля.

Я киваю раз за разом, зная, что скорее всего не скажу, если смогу терпеть.

Большой палец мужчины кружит по чувственному клитору, а средний понемногу погружается. Чуть глубже… Чуть на дольше…

Мне хорошо. Настолько, что я упираюсь пятками в матрас и развожу ноги шире.

Своим — пьяным из-за происходящего — взглядом, ловлю мужской. Такой же пьяный. Нас ведет.

Тарнавский смотрит вниз. Я — за ним. Потом друг на друга. Он чуть ускоряется, я ищу его губы.

Прикусываю кончик языка и тяну в себя. Сжимаю щеки, подаюсь бедрами навстречу его ласкам.

— Давай… Так же, как там, — шепчу, изнемогая. Мне дико хорошо, я еле держусь, чтобы не кончить тут же. Совсем не больно. Очень мокро и горячо. Задав вопрос, продолжаю ритмично насаживаться на палец. Читаю во взгляде мужчины сомнение. Он хмурится. Отказать готов. А я очень хочу, чтобы согласился.

Тяну на себя. Целую. Стону в губы и толкаюсь сильнее.

— Больно будет, Юля, — толкаюсь. Толкаюсь. Он достает из меня палец и жадно сжимает бедро.

Я прекрасно понимаю, что ему этого мало. Я хочу для него больше. И для себя тоже.

— Пусть будет.

Шепчу опрометчиво, а потом дергаю вниз его брюки. Сжимаю член и веду по нему. Тарнавский сбивает мою руку, чтобы надеть презерватив, а я уже не могу его не трогать.

С нажимом веду по твердому торсу и рельефной груди. Мну плечи. Ищу глаза.

Чувствую, как член давит на вход. Бесконечное множество нервных окончаний настроены на остроту удовольствия, а не боли. И я тоже.

Слава совершает даже не толчок, а скользящее в меня движение. Медленное и короткое. Возможно, погружает головку. Изучает лицо в поисках боли, а я закусываю нижнюю губу, потому что мне так нравится…

Пальцы съезжают по его спине. Вминаются в кожу. Я давлю к себе ближе.

Он выходит и снова осторожно двигается в меня.

Назад, в меня… По губам. Давит на клитор. Вниз. Снова коротко внутрь.

— Мне хорошо… — Признаюсь, опять упираясь пятками в матрас. — Можно глубже.

Считываю на мужском лице напряжение. По коже мурашками разбегается предостерегающее:

— Юлька…

Улыбаюсь и тянусь к губам. Целую сама. Толкаюсь бедрами. Он сдается, но не на все сто. Проникновения становятся глубже и быстрее. Вместе с темпом прирастает боль. Но терпимо. Мне нравится.

Чтобы отвлечься от нее, пытаюсь получать удовольствие от всей совокупности действий. Растягивающих ритмичных толчков, глубокого поцелуя. От того, как кожа трется о кожу. Жесткие волоски задевают ноющие соски.

Слава сжимает мою грудь и проникает резче. Острота выстреливает вспышкой перед глазами. Скрываю боль, но он все равно понимает. Снова усмиряет голод и желание. Замедляется.

Покачивает меня на ласковых волнах, как лодочку. В идеальном темпе. С идеальной амплитудой. Медленно ведет за руку к пику, который я переживаю, туго сжимая член стенками влагалища.

Несдержано царапаю застывшие на клиторе пальцы и выдаю: «блять» в губы.

А потом фокусирую затуманенный взгляд на горящих мужских глазах и улыбаюсь. Получилось.

Чувствую, как он выходит. Со щелчком сдергивает презерватив. Сердце не успело успокоиться после оргазма, но снова заводится. Я готова продолжить, он не кончил. Но протестую я в себя, а в реальности меня никто не спрашивает.

Слава перекатывается на спину и тянет меня к себе. Забрасываю ногу на его бедро. Упираюсь затылком в подбородок. Смотрю вниз на возбужденный член. Тянусь к нему пальцами. Сжимаю в кулаке. Горячий. Веду по длине. Приятный.

Расслабляю руку. Скольжу по выпуклым венкам.

— Он большой…

Слышу над головой дуновение ветерка. Запрокидываю — ловлю улыбку.

— Спасибо.

И сама тоже улыбаюсь.

Смотрю в глаза, сжимаю пальцами. Веду вверх-вниз. Стыдно, но я не очень знаю, как правильно удовлетворять мужчину.

— Ты не кончил, — произношу и подмечаю его реакции. Я не знаю, как это объяснить, но он по-прежнему кажется мне маняще-опасным. От него мурашки бегают по коже. И внутри все переворачивается.

— Я и не собирался. — Сердце ускоряется. — Хотел посмотреть, как ты кончаешь. — И ухает в пятки.

Не гашу блеск своих глаз. Сглатываю сухость и скромность. Хочу его всего. Хочу его себе. И слов тоже хочу.

— Зачем?

— Потому что могу. — Его ответ вызывает новую улыбку. А еще прибавляет смелости.

— И как? — Спрашиваю нагло. Вижу, что ему моя откровенность нравится. Он не улыбается, но тоже блестит глазами. Позволяет исследовать себя — гладить член. Очерчивать косые. Кубики пресса. Я еще с того дня в бассейне всего этого хотела.

Обнаглев, вжимаю пальцы в мужское плечо и спускаюсь по выпуклому бицепсу.

Тянусь губами к подбородку, а потом снова ищу взгляд.

Разрешаю себе принять реальность, в которой сегодня это всё мое. Тоже потому что могу.

— Так как?

— Красиво, Юля. В тебе всё очень красиво.

Загрузка...