Предположительно

11 глава

Новенькая пишет письмо.

Этим она теперь занимается постоянно. Мы сидим в нашей комнате, будто два нежеланных гостя. Я учусь, она безостановочно пишет письма. Однажды мне удалось прочитать одно из них, когда она пошла мыться. Оно было адресовано ее сестре. В нем Новенькая рассказывала истории о том, как мама заставляла ее драить туалеты, стирать одежду и гладить в самый жаркий день года. В нем она обещала, что расскажет «правду», как только увидит ее лично, и спасет ее, как только окажется на свободе. Насколько мне известно, сестра ей никогда не отвечала.

Я дошла до пятьсот шестьдесят третьей страницы своей книги, и каждый день покупаю «Нью-Йорк Таймс». Два доллара пятьдесят центов по будням и пять долларов по воскресеньям. Я знаю, это дорого, но прочитываю их от корки до корки и не забываю обводить незнакомые слова. Иногда отправляюсь в Учебный центр и ищу их значения в кабинете мисс Клэр. Ее словарь намного лучше моего. В среднем, узнаю по два новых слова в день, но читать стала быстрее и начала разбираться в новостях политики, бизнеса и спорта. Мисс Клэр говорит, что это поможет мне поступить в колледж.

У меня остался один Боб и обеспечить ему хорошую жизнь я смогу только, если получу высшее образование. Использую деньги, которые получу от людей, написавших эти дурацкие книги обо мне, на обучение. Затем найду работу, заработаю кучу денег и куплю одну из тех шикарных квартир, которые раз за разом встречаю в разделе недвижимости. Безопасную и просторную, чтобы Бобу՜ было, где поиграть. Потому что мисс Кора победит, и я заберу Боба՜ отсюда. Любой ценой.

Мисс Штейн врывается в мою комнату без стука. Как обычно.

— У тебя гость!

Я подскакиваю, роняя книгу.

— Кто?

Сейчас среда. Я не ожидала увидеть маму, особенно, на фоне всего происходящего.

— Черт знает. Друг твоей матери.

Трой. Это единственный мамин друг, который может знать обо мне. Зачем, черт возьми, ему понадобилась я? Может, он хочет заплатить мне, подкупить, чтобы спасти маму. Никогда не думала об этом. Может, я могла бы отдать эти деньги Теду и спасти его. Ему больше не придется жить со всеми этими девушками. Но, что если он сам этого хочет? Черт. Я ненавижу то, что он сделал с нашими отношениями. Теперь все ставлю под сомнение.

Несусь в комнату для посетителей, поправляя волосы на ходу, и останавливаюсь у дверей. Мое сердце уходит в пятки. Это не Трой. Это даже не мужчина. Это женщина.

— Здравствуй, Мэри.

Мать Алиссы стоит посреди комнаты. Призрак из моего прошлого, которого я боюсь больше всего. Она здесь для этого. Она здесь для того, чтобы отомстить. Она здесь для того, чтобы убить меня.

Весь мир останавливается. Я не знаю, что мне следует сделать или сказать. Если бы не Боб, я бы позволила ей то, о чем она мечтала все эти годы. Но сейчас... как мне отговорить ее от убийства? Полагаю, начать стоит с вежливости. Мама всегда учила меня этому.

— Я... просто... в смысле, я рада вас видеть.

Она фыркает и закатывает глаза.

— Не неси чушь, Мэри. Ты никогда не умела врать.

Расшифровка от 4 января. Допрос Мелиссы Ричардсон,

Матери Алиссы Ричардсон

Детектив: Ладно, давайте отмотаем немного назад и начнем с самого начала. Когда вы впервые встретили Даун Эддисон и ее дочь, Мэри?

Мелисса: Чуть больше года назад. Мы с мужем из Саванны, Вирджиния. Грега перевели работать сюда в Нью-Йорк. Думали, это будет увлекательным приключением. Мы жили здесь уже пару недель, когда коллега позвал его в свою церковь. Полагали, это поможет, ведь у нас не было здесь ни семьи, ни друзей. Жена пастора пригласила меня на их женские собрания, которые проходили по средам. Там я встретила Даун. Она сама подошла ко мне, чтобы представиться. Это было очень мило, очень напоминало наши южные традиции. Наверно... я почувствовала что-то... родное. Она была немного старше, но мы тут же нашли общий язык. И потом я встретила Мэри.

Детектив: И какой была Мэри?

Мелисса: Мэри всегда была тихой девочкой. Очень тихой, но умной.

Детектив: Как вы пришли к такому выводу?

Мелисса: Я раньше работала учителем начальных классов. Иногда проверяла домашнее задание Мэри. Невооруженным взглядом было видно, что оно для нее всегда было слишком легким. Я начала давать ей дополнительные тексты для чтения и задачи по математике. Плюс ко всему, Даун умом не блистала. Мэри всегда помогала ей со счетами и читала за нее. Как-то я пришла к ним домой, Даун тогда буквально зарылась с головой в квитанциях, пытаясь сообразить, сколько она должна. Мэри пришла и посчитала все в уме. На тот момент ей только исполнилось восемь.

Детектив: Как бы вы описали отношения Мэри с ее мамой?

Мелисса: Они были неразлучны. Где была одна, там и другая. Полагаю, я считала это немного странным. У этой маленькой девочки в окружении не было друзей или хотя бы просто ровесников, с которыми она могла бы играть.

Детектив: Вы с Даун были близки?

Мелисса: Я тогда только узнала, что беременна, и Даун... Она мне очень помогала. Они приходила раз в неделю с Мэри. Она готовила, убиралась, давала мне советы на счет витаминов и упражнений. Даже мне ноги массировала.

Детектив: После рождения Алиссы что-то изменилось?

Мелисса: Алисса... она была таким прекрасным ребенком. Она была... Простите... Простите.

Детектив: Не спешите.

Мелисса: Когда... когда мы принесли ее домой из роддома, Даун была с нами. Она приготовила нам ужин и помогала мне всю ночь. У меня были проблемы с кормлением. Алисса не хотела брать грудь. Даун же знала, что нужно делать. Мэри тоже там была... Я разрешила ей подержать ее. Никогда не видела, чтобы Мэри так широко улыбалась.

Детектив: Мэри нравилась Алисса?

Мелисса: Мэри обожала Алиссу. Она приносила ей свои игрушки. И даже помогала мне менять ей подгузники.

Детектив: То есть, никакой враждебности с ее стороны не ощущалось?

Мелисса: Нет. Совсем. Но она была такой молчаливой. Я никогда не могла понять, что у нее на уме.

Детектив: Алисса была капризным ребенком? Возникали ли с ней еще какие-нибудь проблемы, помимо кормления?

Мелисса: У нее были колики. Обычно давала ей укропную водичку, чтобы успокоить. Я оставила ее Даун в ту ночь. Она сказала, что не нуждается в этом. Назвала ее ведьминым соком.

Детектив: Простите, но я должен спросить, вы никогда не роняли Алиссу? Может, на нее что-то упало? Все, что угодно, что могло бы объяснить синяки? Может, ваш муж ее не удержал?

Мелисса: Нет. Никогда. Ни разу.

Детектив: Чисто ради любопытства, позвольте поинтересоваться, когда вы приехали в дом, вы не заметили ничего странного? Что-нибудь необычное?

Мелисса: Только Мэри. Она стояла в углу и просто смотрела на меня во все глаза. Я спросила, что случилось, а она ответила, что не знает.

Детектив: Почему вам показалось это странным?

Мелисса: Потому что вы не знаете Мэри. Она совсем не умеет врать.

— Боже, ты выросла красавицей. Ты совсем не похожа на свою мать.

Она здесь. Действительно стоит прямо передо мной. Я и забыла, что у Алиссы были ее глаза. Мне больно в них смотреть.

— Спасибо, — бормочу я.

Она подходит к дивану и плюхается на него. Я не шевелюсь. Мне слишком страшно сделать хоть что-то. Мне снились подобные сны. Они всегда оказывались кошмарами.

Мама называла миссис Ричардсон королевой красоты. Все из-за ее высокого роста, подтянутого тела, розовой кожи, больших голубых глаз и длинных коричневых волос. Мама всегда говорила, что у нее голливудская улыбка, но это никогда не было похоже на комплимент. Она любила носить самые разные цветастые платья, каблуки и краситься. Теперь эта женщина лишь поблекшая версия самой себя: у нее появилось пузико, волосы стали жидкими, а одета она была в джинсы и футболку. Ее потрескавшиеся губы даже гигиенической помады были лишены.

— Ну, тебе есть что сказать? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Хмм. Ходишь в школу?

— Вроде того.

— Не забываешь читать?

— Читаю каждый день.

Она не сводит с меня глаз. В моих воспоминаниях она была выше. Или, может, это я изменилась.

— О чем думаешь?

Она часто спрашивала меня об этом, когда я была маленькой. И всегда смеялась и начинала петь: «Мэри, Мэри, милый мой ягненок. Что же творится в твоей маленький головке?» И я всегда честно отвечала ей.

— Вы... вы никогда не навещали меня, — говорю я, прикусывая нижнюю губу.

Мама Алиссы наклоняет голову в сторону и хмурится.

— Повтори-ка.

Мои горло сковывает железными цепями, и я хочу спрятаться в глубинах своего подсознания. Даже спустя столько лет до сих пор не могу понять, как можно настолько бояться человека, но при этом отчаянно нуждаться в нем.

— Мама говорила, что вы... навестите меня. Когда все... закончится. Но вы этого не сделали.

Миссис Ричардсон наклоняет голову в другую сторону и долгое время молча изучает меня, будто я какая-то диковинная картина. Боже мой, как я могла такое ляпнуть! Ее реакция ясно дает понять, насколько глупо это было.

Из нее вырывается усталый смешок, и она вздыхает.

— Я убью твоего сына.

Она говорит об этом так, будто это общеизвестный факт. Должно быть, мне послышалось.

— Что?

— Судя по форме твоего живота, у тебя мальчик. Когда он родится, я его убью. Сначала удушу его таблетками, а потом буду бить, пока не останется ничего, кроме черно-синего месива. Тебе же придется заказывать маленький гробик, специально под его размер, потому что в массовой продаже их нет. У тебя будет недостаточно фотографий для похорон, потому что твой ребенок не успеет прожить достаточно долго. Он будет всего лишь трехмесячным малышом.

Меня вот-вот вырвет. Я чувствую это. Мои колени подгибаются, и я сажусь на пол.

— Так что, да. Я убью твое дитя, — говорит она. — И потом, когда меня посадят, ты придешь навестить меня?

Я в замешательстве. Сначала все мои мысли сконцентрированы на том, что Боб — мальчик. Прекрасный маленький мальчик! Тед будет в восторге, он всегда хотел мальчика. Но затем гнев берет надо мной верх. Чувствую, как эта обжигающая субстанция ползет вверх по моему горлу, затрудняя дыхание и затуманивая мои мысли. Я хочу лишь исполосовать ее лицо, снести столом ей голову, заколоть ручкой и переехать машиной. Одна мысль о том, что она может причинить вред моему ребенку, доводит меня до этого. Мои руки сжимаются в кулак.

Ухмылка растекается по ее лицу.

— Ага. Вряд ли.

Как она может так шутить? Как у меня могут быть такие мысли? Я любила эту женщину больше собственной матери. Хотела, чтобы эта женщина стала моей матерью. Почему она так жестока ко мне? Все из-за Алиссы? Но она не знает всей правды.

Я дышу через нос, стараясь успокоиться, пока миссис достает пачку сигарет и зажигалку из кармана пальто. Она никогда прежде не курила. Странно видеть ее такой. Она похожа на наркоманку в ремиссии. Женщины в детской тюрьме выглядели лучше. Закуривает сигарету, медленно выпуская дым в потолок.

— Это ты убила Алиссу? — спрашивает она, не в силах смотреть на меня.

Я чувствую всю тяжесть этого вопроса, который годами неподъемным весом таился у нее в голове. Голос изнеможденный. Это незнание слишком долго терзало ее. И я не хочу ей врать. Правда, не хочу.

— Нет.

Она вздыхает, и все ее тело расслабляется.

— Никогда не верила, что это сделала ты.

Комната замирает. В доме абсолютная тишина. Вы могли бы услышать детей, играющих на улице. Она снова затягивается сигаретой, потирая руку.

— Зачем ты взяла вину на себя? — она все еще не смотрит на меня, когда этот вопрос слетает с ее губ.

— Я не брала. Я просто промолчала.

— Верно. Почему ты не рассказала мне правду?

— Я... я... я думала, что вы мне не поверите.

— С чего ты это взяла?

— Кролик.

— Что-что?

— Хрустальный кролик, — выдавливаю из себя я. — Помните, я любила играть с ним, а вы мне всегда велели положить его на место. Затем вы нашли его осколки, но я его не разбивала. Вы сказали мне тогда, что никто не любит лжецов.

Лицо миссис Ричардсон становится мрачнее тучи.

— Мэри, это две абсолютно не сопоставимые ситуации.

Я прикусываю язык. За считанные минуты уже дважды успела выставить себя перед ней дурой.

— Я понимаю это... теперь.

Она моргает и стряхивает пепел на ковер.

— Я все время забываю, какой маленькой ты была тогда. Совсем ребенком, — бормочет она, облизывая губы. Она снова потирает руки, будто ей холодно, и мне хочется отдать ей свою толстовку.

— У тебя просто была такая... старая душа. Это было видно в твоих глазах, — продолжает она. — И то, как ты заботилась о своей маме, когда она даже не подозревала об этом. Это не имело никакого смысла.

Она снова облизывает губы и разглядывает пятна на ковре. Внезапно мне становится стыдно, что я встречаю ее в таком грязном доме.

— Знаешь, в этом году Алисса пошла бы в первый класс.

— Я знаю, — бормочу в ответ. Я думаю об этом постоянно. Заалиссиваюсь на счет всего, что могло бы быть.

Она молчит. Она просто сидит на месте, как один из обитателей нашего дома престарелых, предаваясь воспоминаниям. Сам факт того, что эта женщина здесь... это странно, но в то же время здорово. Мы никогда не оставались только вдвоем, даже когда мне хотелось этого. Я всей душой желаю, чтобы она обняла меня, крепко-крепко, как делала это раньше. Но знаю, что этому не суждено сбыться. Даже несмотря на это, счастлива находиться с ней в одной комнате. Кажется, что весь остальной мир недосягаем для нас, мы единственные люди на планете. Я изо всех сил сдерживаю улыбку, потому что это неправильно, улыбаться, когда она так несчастна.

Пожалуйста, не злитесь на меня, миссис Ричардсон. Прошу. Мне так жаль.

— Итак, зачем вам понадобилось раскапывать могилу Алиссы?

Я моргаю.

— Я многого не знаю, — говорю я. — Они хотят это сделать?

Она ухмыляется.

— Ну, это ты у нас заправляешь парадом, Мэри Белл. Чего хочешь ты?

Мэри Белл. Меня так никто не называл годами. Это так знакомо, так приятно.

Но в ее голосе нет ни грамма доброты или веселья. Она холодна как кубики льда.

— Я не знаю. Наверно, просто хочу, чтобы мой ребенок остался со мной.

Она застывает на месте, будто картина. Ее голову окружают клубы дыма, глаза устремлены на меня. Затем она фыркает.

— Ты... хочешь, чтобы твой ребенок остался с тобой? — говорит она так, будто глупее в жизни она ничего не слышала. Она тушит сигарету о подошву своего кроссовка и хватает пальто. Я вскакиваю на ноги.

Минутку, что она делает? Она бросает меня?

Она бормочет проклятия себе под нос, не забывая упоминать меня в них. Я не знаю, что мне следует сделать или сказать, чтобы она осталась.

Прошу! Не уходите!

— ТЫ хочешь, чтобы ТВОЙ ребенок остался с тобой! — кричит она. — Не слишком ли много ты хочешь? По крайней мере, у нас есть что-то общее.

Она вылетает из комнаты, оставляя меня в доме, наполненном приведениями.