Кроме шулеров, которых надо причислить к разряду мошенников, пользующихся для своих целей стремлением и наклонностью своих жертв к легкому рублю, существует еще много других мошенников и аферистов, так же легко играющих на слабостях людей, относящихся к вопросам нравственности, и способных на нечестные поступки. Таких людей, конечно, немало на белом свете. Следует, например, упомянуть о так называемых «счастливчиках» или «подкидчиках» — преступниках, пользующихся также при своих мошеннических проделках воровскими приемами, которые, как я уже раньше указывал, служат в виде вспомогательных средств. «Счастливчики» главным образом охотятся для своих преступных целей за богатыми крестьянами, мелкими подрядчиками и лавочниками, которые не прочь благодаря счастливой случайности приобрести лишнюю сотню рублей. «Счастливчики» — мошенники мелкого пошиба, но, несмотря на это, они наносят ощутимый ущерб, так как очень часто проявляют себя и отличаются большой дерзостью. Среди «счастливчиков» много русских, но самыми ловкими из них оказываются греки и евреи, причем следует упомянуть, что очень часто для воровских похождений сходятся русский и еврей или грек и такая компания оперирует очень ловко. Знакомя читателей с деятельностью этих сильно распространенных преступников, автор для примера воспользуется именно таким соединением.
«Счастливчики» (их всегда двое), отправляясь на дело, начинают большей частью искать себе подходящих жертв у какого-либо банка или на вокзале; главным образом они рыщут вблизи государственного банка, где есть сберегательные кассы, или около отдельных учреждений подобного рода, в особенности в небольших городах. Один из «счастливчиков» — русский, который, смотря по обстоятельствам, наряжен в поддевку, свиту или немецкое платье — все зависит от того, на кого охотятся, — «зорит» около самого учреждения, предположим, сберегательной кассы, а другой «счастливчик» — еврей — наблюдает за своим товарищем-«бурчем» издали. Мошенники отправляются на охоту всегда рано утром, до открытия учреждения, с тем расчетом, чтобы заметить подходящих приезжих, не местных «фрайеров», прибывших в город, чтобы внести деньги в банк или получить деньги из банка или сберегательной кассы.
Как известно, простой народ мало знаком с порядками в кредитных учреждениях. Привыкнув сам начинать свой трудовой день рано, он, приезжая в город, отправляется в банк задолго до открытия в нем операций и находит, конечно, дверь запертой. Возвращаться ему не хочется, и он предпочитает подождать около банка и первым войти в него, чем потом ждать очереди. Наметив себе такого «фрайера», «бурч» начинает «бурчитъ» его. Он делает вид, что также ждет открытия банка, выражает нетерпение, смотрит на часы и, наконец, делает громко замечание по поводу банковских порядков в том смысле, что это безобразие так барствовать, как барствуют чиновники, являясь чуть ли не в полдень на службу, что если бы они попробовали поработать в деревне, тогда бы знали, как надо трудиться. «Фрайер», которым также овладевает нетерпение, поддерживает «бурча», соглашается с ним и таким образом завязывается беседа. Когда «фрайер» уже «зацепился», «бурч» рассказывает ему вымышленную причину своего прихода в банк, а его собеседник, в свою очередь, посвящает его в подробности своих дел. «Счастливчик» главным образом допытывается, для чего он пришел — сдавать или получать деньги, и сколько именно денег. Наивная жертва, конечно, с чистой совестью говорит ему все это, и, если он приехал сдавать деньги, «счастливчик» не сомневается, что эти деньги у него в кармане, при нем, и он тогда сейчас же принимается за работу. Если «фрайер» желает взять деньги из банка, он ожидает его, пока тот не выйдет по получении денег.
Но преступники предпочитают иметь дело с людьми, сдающими деньги, так как человек, получивши деньги, спешит уехать или обедать, так что часто «дело» не устраивается. Когда же человек желает внести деньги, «бурч» предлагает ему после знакомства пройтись немного, так как банк откроется не скоро, а тем временем можно погулять, и время не будет так тянуться. Предложение приходится по душе «фрайеру», и они отправляются гулять. Преступник усердно занимает своего спутника разговором о делах, урожае, долгах, отсутствии денег, что, мол, другим людям выпадает счастье, находят деньги и т. д. В это время следящий издали соучастник «бурча», еврей, видя, что вокруг никого нет и момент благоприятный, ускоряет шаг, идет за ними и, проходя быстро мимо, словно случайно оброняет на землю бумажник и так же поспешно уходит. «Бурч» бросается к бумажнику, хватает его и быстро поворачивает обратно. «Фрайер», видя это, спешит за ним, и «бурч» шепотом сообщает своему спутнику, что Бог послал им счастье. «Фрайер», конечно, чувствует волнение от перспективы внезапной прибыли. Пройдя несколько саженей и поворотив за угол, преступник, наконец, замедляет шаги и, взглянув на момент в бумажник, сообщает таинственно, что в бумажнике есть крупная сумма.
Автору приходилось беседовать не с одним десятком таких «счастливчиков», и все они с самодовольным и ироническим смехом утверждают, что им еще не встречался «фрайер», который бы подал мысль погнаться за человеком, уронившим бумажник, и возвратить его ему. Наоборот, много «Фрайеров», видя, что «бурч» поднял бумажник, первые увлекают «бурча» в сторону, подальше от утерявшего бумажник человека. Тогда «бурч», делая вид, что соблюдает большую осторожность, советует своему спутнику удалиться куда-нибудь в укромное местечко, чтобы в безопасности поделиться поровну находкой. «Фрайер» охотно соглашается, и они уходят в какой-нибудь сад или пустынный переулок, и жертва сама ищет такое место, где не видно прохожих. Они садятся в укромном месте и только «бурч» собирается раскрыть бумажник, как вдруг словно из-под земли появляется второй «счастливчик», уронивший бумажник. Этот преступник, имея очень взволнованный вид, заявляет, что он утерял только что бумажник, в котором было, предположим, 500 рублей, и бумажник этот, как ему сказали прохожие, подняли «бурч» и «фрайер». «Бурч» начинает отказываться и божиться, что он не видел никакого бумажника, но его соучастник настаивает, грозит полицией и требует от своего товарища, чтобы он позволил обыскать себя. Характерно, что когда приходит этот момент, «фрайер» большей частью перед обыском «бурча» осторожно толкает его и незаметно берет от него бумажник к себе. Когда «бурч» обыскан, «счастливчик» желает обыскать и «фрайера». Тогда последний, видя, что пришла его очередь, передает так же незаметно бумажник обратно «бурчу» и заявляет, например, что у него есть всего 250 рублей, так что это не те деньги, которые потерял «счастливчик». Для большей убедительности он достает свой кошелек и показывает «счастливчику». Тот считает деньги и заявляет, что эти деньги принадлежат не ему, и, якобы вкладывая их обратно в кошелек, он, отвлекая жертву извинениями, ловко «синжирует» деньги, т. е. сейчас же незаметно вынимает их. Вместо них он вкладывает в кошелек или куски нарезанной бумаги, заранее приготовленной, если в кошельке находились кредитные билеты, или вкладывает камешки, если он «синжировал» золото — «рыжее», как называют их воры. Тогда он, возвращая кошелек жертве, советует хорошо спрятать кошелек, а то еще кто-нибудь вытащит его. «Фрайер» прячет кошелек глубоко в карман, а «счастливчик» обыкновенно снова пристает к своему соучастнику-«бурчу», настаивая, что он нашел бумажник, и требует идти в участок. «Бурч» делает вид, что пугается, и большей частью пускается в бегство, а его товарищ преследует его, и они оба скрываются.
Довольный, что избавился от грозившей неприятности, «фрайер» направляется в банк, раскрывает свой кошелек и оглашает помещение криком ужаса и отчаяния: деньги исчезли, в руках у него клочки бумаги или камни. Тогда только бедная жертва догадывается, какую с ней разыграли комедию мошенники.
Затем, существуют еще другого рода «счастливчики», выбирающие для своих целей жертв из более богатого класса: купцов, подрядчиков, домовладельцев и т. д. Такие «счастливчики» оперируют большей частью втроем. Один из них выискивает себе жертву и когда, познакомившись с ней каким-либо образом, узнает, что у «фрайера» есть солидные «бабки», дает знать об этом каким-либо образом своему товарищу, который издали следит за ними. Получивши сведение, что надо приниматься за дело, второй соучастник, нагоняя своего собрата с жертвой, быстро проходит мимо них, роняет кошелек или футляр и поспешно уходит. Потерю сейчас же схватывает мошенник, и в таких случаях его спутник быстро говорит: «Чур, пополам!» или каким-нибудь другим образом претендует на половинную часть находки. Мошенник, поднявший кошелек, не спорит и охотно соглашается с тем, что они оба наткнулись на «счастье». Затем мошенник раскрывает кошелек и радостно вскрикивает. В кошельке денег всего несколько рублей, какая-то расписка и затем великолепная драгоценная вещь: брошь, кольцо или, чаще всего, осыпанный крупными бриллиантами золотой крест. Вид драгоценной вещи приводит в восхищение и «фрайера», который сейчас же интересуется знать, сколько стоит такой крест. «Счастливчик» называет приблизительную стоимость вещи, оценивая ее, предположим, в 900 или 1000 рублей, и тут же поднимает вопрос, каким же образом они будут делиться крестом. Понятно, «фрайер» предлагает единственный исход — продать вещь и поделиться поровну деньгами. Принявший это предложение «счастливчик» советует отправиться к лучшему ювелиру и там «спустить» крест, пока еще утерявший не заявил о потере в магазины.
Сказано — сделано. Они направляются к магазину известного ювелира и только приближаются к дверям, как из магазина выходит и сталкивается с ними прилично одетый господин в чиновничьей фуражке, с кокардой. Увидев «счастливчика», он бросается довольный к нему, они горячо пожимают друг другу руки, осведомляются о здоровье и останавливаются рассуждать около окна магазина. «Фрайер» находится тут же и ждет, пока окончится беседа случайно встретившихся знакомых. Наконец, чиновник задает своему собеседнику вопрос, с какой целью они идут к ювелиру, и получает ответ, что нужно оценить и продать дорогой крест. Чиновник просит показать ему вещь, восхищается, конечно, ею, заявляет, что он сам любитель драгоценных камней, и в конце концов выражает желание самому приобрести вещь. При этом он объясняет, что он даст, во всяком случае, лучшую цену, чем ювелир, так как последний сам пожелает на ней хорошо заработать.
«Счастливчик» спрашивает разрешения у «фрайера», последний, конечно, охотно выражает свое согласие, и тогда начинается торг. Чиновник выводит заключение, судя по величине каждого камня, сколько приблизительно он весит каратов, оценивает карат и в общем предлагает за крест, предположим, 650 рублей. «Счастливчик» начинает торговаться, не хочет отдать вещь за эту цену, пока не вмешивается «фрайер», который советует мошеннику отдать вещь за эту сумму, так как не стоит, мол, возиться с ней. Когда, наконец, приходят к соглашению, чиновник приглашает их к себе за получением денег. Услышав, что при чиновнике нет денег, «счастливчик» берет у него крест и заявляет, что у него нет времени идти к нему, что ему через полчаса надобно быть в одном месте по очень важному делу, и что он лучше продаст крест ювелиру за 500 рублей, но только бы сейчас получить деньги. Тогда чиновник начинает просить его, уговаривать, убеждает, что они дойдут до его дома очень скоро, что если он опоздает по делу, то только минут на десять, упрекает его, что, несмотря на многолетнее знакомство, он не желает сделать ему пустое одолжение, и так далее в том же роде. Но, несмотря на все просьбы и убеждения, «счастливчик» непреклонен, он ни за что не соглашается идти за деньгами к чиновнику на дом. «Фрайер», присутствуя при этом разговоре, не прочь поехать за получением денег на дом к чиновнику, ему не хочется упустить из-за пустяка покупателя и продать из-за этого вещь дешевле ювелиру. Он, в свою очередь, начинает убеждать «счастливчика» поехать за деньгами и поддерживает чиновника, который уверяет, что они даже не должны будут входить к нему в квартиру, а подождут его около ворот, и он через несколько минут вынесет деньги. «Счастливчик» же остается неумолим и уже хочет идти в магазин.
Тогда чиновник вдруг находит исход. Он предлагает «фрайеру», если при нем есть деньги, уплатить «счастливчику» его часть, а самому идти к нему и получить полную сумму. Исход очень простой; «счастливчик» находит, что это будет самое удобное, и «фрайер», который не видит в этом ничего подозрительного, также соглашается с ним. При этом «счастливчик» говорит, что он ручается за покупателя, знает его много лет и его деньги верные; ручательство это действует вполне убедительно, но «фрайер» при этом совершенно забывает, что он-то сам с поручителем знаком всего первый день. Тогда «фрайер» достает 325 рублей в надежде получить от чиновника 650 рублей, вручает их «счастливчику», который, получив свою часть, отдает крест чиновнику и уходит. А чиновник с «фрайером» едут к нему домой, и, остановив извозчика у ворот, он просит «фрайера» подождать его не более 3 минут, пока он вынесет ему деньги. «Фрайер» ждет не 3 минуты, а час, два и более, теряет терпение, беспокоится, входит во двор, чиновника не находит живущим в доме, а узнает, что в этом доме есть сквозные ворота, и тогда наконец соображает, в чем дело, да поздно.
Еще у нас немало распространены аферисты, которые берут свою жертву «на монаха». Этот способ наживы более сложен, чем у «счастливчиков»; он требует значительной предварительной работы, чтобы с успехом «разыграть фрайера», и заключается в следующем. Компания злоумышленников должна состоять не менее чем из трех человек, причем один член компании должен быть непременно женщина. Эта соучастница — большей частью молодая женщина, одета всегда скромно, в черное платье, шляпки не носит, а имеет черный шерстяной платок на голове и вообще выглядит полумонашкой. Компания выбирает себе жертву непременно из числа коммерческих людей, если не состоятельных фактически, то всегда ведущих крупные коммерческие операции. С большой охотой они останавливаются при выборе жертвы на мелком банкире, содержателе меняльной лавки, подрядчике и т. д., причем считают для своего дела весьма важным то обстоятельство, когда у «фрайера» дела несколько пошатнувшиеся и он вследствие этого угнетен мыслями, где бы достать, раздобыть денег. Такой «фрайер» считается более пригодным, готовым для «дела», и он скорее «зацепится».
Наметив себе жертву, один из соучастников, разыгрывающий роль маклера, сносится с нею письменно или даже, знакомясь с ней раньше, достигает того, что «фрайер» просит его достать ему каким-либо образом денег под проценты, обещая хорошее вознаграждение. В первом случае злоумышленник пишет «фрайеру» письмо, в котором маклер сообщает, что ему поручено достать верное лицо, которому можно было бы доверить крупную сумму под сравнительно небольшие проценты. Далее маклер сообщает, что вследствие того, что сумма эта велика, владелец денег желает разделить их между несколькими лицами, и потому не заблагорассудит ли «фрайер» подыскать среди своих знакомых подходящих солидных людей, которым также можно было бы доверить деньги. При этом маклер делает в письме много лестных для «фрайера» и его фирмы комплиментов, упоминает о том, что он более подходящего лица для такого крупного дела не мог подыскать.
Обрадованный и окрыленный надеждой и вместе с тем заинтересованный «фрайер» пишет немедленно маклеру деловое письмо, в котором сообщает свое согласие взять деньги и просит сообщить ему подробные обстоятельства этого дела. На это письмо он получает скоро от маклера ответ, в котором тот сообщает, что владелец денег не решается вступать с ним в переговоры вследствие того, что в этом деле кроется очень важная тайна, от которой зависит участь одного важного лица, и он не знает, можно ли понадеяться на скромность человека, который получит деньги. Немного обеспокоенный таким неопределенным ответом и еще более заинтригованный «фрайер» на это пишет маклеру, что владельцу денег нечего бояться, что он может дать какую угодно клятву, что будет скромен и не посмеет выдавать никакой тайны, и просит маклера постараться, чтобы владелец денег сошелся с ним, обещая ему за эту сделку увеличенный гонорар. Тогда «фрайер» получает письмо, что маклеру немного удалось склонить важное лицо в его пользу, но все-таки посвящать его в тайну письменно нельзя, и потому — если он желает, то пусть приедет на один день к нему и они тогда лично переговорят.
Жертва, довольная благоприятным для нее поворотом дела, едет в указанный ему город, где встречается с маклером, и последний после длинного предисловия, в котором упоминает о Боге, чести, о том, что если «фрайер» позволит <себе> нарушить данное слово, то пострадает несколько человек и будет огромный скандал, посвящает его в тайну владельца денег, да и то после усиленных и горячих просьб и уверений со стороны собеседника. По словам маклера, дело заключается в том, что в одном монастыре существует престарелый архимандрит, очень богатый человек, который несколько лет тому назад согрешил с одной молодой послушницей, и от этой связи послушница родила мальчика. Конечно, она принуждена была оставить монастырь и поселиться на отдельной квартире. Старик давал своей любовнице большие средства на прожитие; все было бы хорошо, если бы старик вдруг не заболел. Человек он старый, ему больше семидесяти лет, и, чувствуя себя очень слабым, он боится умереть, не обеспечив сына, которого очень любит, а также опасается за дальнейшую судьбу матери мальчика. Хотя у старика есть крупные деньги, более миллиона рублей, но в случае его смерти деньги заберет монастырь, и тогда дорогие ему люди будут принуждены жить в нужде. Вложить же деньги на ее имя в банк старику как монаху прежде всего неудобно, а затем, молодая женщина, не будучи сведуща в таких делах, не будет знать, каким образом брать деньги из банка, получать проценты и т. д. Дать же деньги непосредственно матери мальчика старик опасается. Он думает, что какой-либо прохвост, узнавши, что молодая женщина обладает большими средствами, начнет за ней ухаживать, влюбит ее в себя и затем приберет деньги себе. По этим-то причинам старик желает отдать один миллион рублей нескольким солидным и порядочным людям на небольшие проценты, но лишь с тем условием, чтобы эти лица, кроме уплаты процентов его наследникам, были бы еще вроде опекунов над ними, следили за поведением матери мальчика и за дальнейшей судьбой и образованием сына. В этом смысле и заключаются главным образом поиски старика.
Выслушав маклера и, конечно, поверив ему, не найдя в его рассказе ничего неправдоподобного, «фрайер», узнавши затем, что старик хочет всего 1 или 2 процента, начинает просить маклера так устроить дело, чтобы ему достался весь миллион. Зачем, мол, посвящать в тайну несколько человек, все-таки опасно, секрет может огласиться и т. д. «Фрайер» обыкновенно обещает, если ему удастся взять на 2 процента деньги, что 1 процент он еще даст маклеру кроме гонорара. Последний делает вид, что очень доволен, и уверяет «фрайера», что старик ему очень верит и поступит так, как он ему посоветует. При этом маклер начинает смеяться над монахом, над тупостью и наивностью старика, говорит, что, мол, если бы эти деньги были у него с «Фрайером», то они нашли бы, что с ними делать, и т. д. «Фрайер» также не прочь посмеяться над странным стариком, и наконец он условливается с маклером, что тот поедет к содержанке старика, сначала переговорит с ней, затем со стариком, и, когда дело будет решено, то маклер известит об этом «фрайера» телеграммой.
«Фрайер» уезжает домой, а маклер как будто едет в тот монастырь, где живет старик. Перед отъездом он называет «фрайеру» известный всем монастырь, настоятелем которого состоит старик. «Фрайер», проверяя это обстоятельство, действительно удостоверяется, что имя настоятеля этого монастыря совершенно совпадает с именем, названным ему маклером. Это еще более убеждает «фрайера», что маклер говорит правду, он даже идет до того, что расспрашивает посторонних лиц о наружности настоятеля, и описание его, сделанное маклером, оказывается совершенно правильным. И когда «фрайеру» даже говорят, что настоятель болен, эта подробность приводит наивного человека в еще больший восторг. Ему не приходит на ум, что если и существует настоятель монастыря, соответствующий описан-ним ему приметам, то это еще не доказывает, что монах имеет любовницу и миллион рублей денег, которыми он желает распорядиться таким странным образом.
«Фрайер», томящийся надеждой и уже распределяющий в уме ожидаемую им сумму, приблизительно через неделю получает от маклера телеграмму, в которой тот приглашает его приехать в город, где находится монастырь старика, уведомляя при этом, что старик «согласен». «Фрайер» немедленно пускается в путь, и на вокзале его встречает маклер. Последний подробно рассказывает ему всю беседу со стариком и при этом уведомляет его, что во многом повлияло на благоприятный исход дела то обстоятельство, что «она» склонилась на сторону «фрайера», так как на основании рассказов маклера почувствовала к «фрайеру» большое расположение и доверие. На другой день маклер ведет свою жертву в какую-нибудь, большей частью монастырскую, гостиницу и здесь знакомит его с наряженной во все черное миловидной женщиной, скромно причесанной, а также с господином средних лет, родственником молодой женщины. Завязывается разговор, «фрайер» посвящается в некоторые интимные подробности жизни старика и постепенно беседа принимает характер общего совета относительно жития женщины с сыном после могущей произойти смерти старика. Каждый дает свои советы, завязывается спор, молодая женщина начинает жаловаться на свою судьбу, неопределенное положение и как будто бы слегка кокетничает с «фрайером», на которого это влияет.
Затем разговор переходит на скверный и подозрительный характер старика, и, наконец, все советуют «фрайеру» приготовить на следующий день вексельные бланки на 1 000 000 рублей и просят, чтобы бланки были помельче, так по десяти тысяч каждый бланк. На другой день «фрайер» является в гостиницу с вексельными бланками в кармане, за которые он заплатил около 2000 рублей, и, встретившись там с маклером, едет затем с ним в монастырь. Здесь у ворот маклер просит «фрайера» подождать, пока он пойдет к старику и спросит, может ли он принять гостя. Через четверть часа маклер является с недовольным лицом и объявляет «фрайеру», что старику хуже, что у него полная келья монахов и что старик не может его принять. Но, во всяком случае, это делу не мешает, так как старик поручил родственнику молодой женщины вручить деньги «фрайеру» и «дядя» сейчас привезет их в гостиницу; и при этом маклер спрашивает «фрайера», не будет ли он в претензии, если ему дадут тысяч на 600 ренты. «Фрайер», конечно, отвечает, что это пустяки, хотя рента и пала немного в курсе. Тогда маклер заявляет, что старик просит, чтобы ему предварительно показали векселя, и спрашивает у «фрайера», подписал ли он бланки. На отрицательный ответ «фрайера» маклер хватается в отчаянии за голову и начинает упрекать его в недоверии, что тут дело ведь ясно и т. д., и затем соглашается показать старику хоть чистые неподписанные бланки.
Взволнованный, с натянутыми нервами, полный ожидания и нетерпения «фрайер» застрахован после всей этой процедуры от подозрительности. Он отдает маклеру пачку вексельных бланков, стоящих около 2000 рублей, маклер уходит с ними внутрь монастыря и с той поры пропадает навсегда для разыгранного таким образом наивного человека. «Фрайер» ждет часа два, наконец, идет в монастырь, откуда уходит, конечно, ни с чем. Обеспокоенный, он мчится в гостиницу к любовнице монаха, но увы! Номер пуст. Тогда он только догадывается, что сделался жертвой ловких аферистов, цель которых была воспользоваться вексельными бланками на крупную сумму. Большей частью жертва стыдится самой себя, что поддалась на эту удочку, и уезжает молча домой. Но бывают случаи, когда пострадавшие бросаются в полицию, и там им приходится много краснеть из-за своей наивности, не говоря хуже. Несмотря на то, что такой способ мошенничества в сущности очень груб, к удивлению находится много солидных, практических и опытных людей, которые попадаются на эту удочку.
Очень ловкую аферу производят многие аферисты с вышедшими в тираж выигрышными билетами, и на таком деле они редко попадаются. Весь секрет аферистов заключается в том, что, приобретая, предположим, выигрышный билет, вышедший в тираж погашения, цена которому 100 рублей по номинальной стоимости, они ищут такой билет, где в номере или серии имеется цифра 1. Вот эту-то цифру преступники посредством туши очень ловко превращает в цифру 4, и тогда уже таких цифр, в какие превращены были № или серия на побывавшем в руках мошенника билете, в списке билетов, вышедших в тираж, нельзя найти, и билет уже сбывается по курсовой цене. Такие проделки главным образом практикуются в провинции, мелких городах, где подобные мошенничества легко «проходят».
Описание преступного мира будет неполно, если не сказать здесь нескольких слов об одной из глубоких общественных язв, а именно о ростовщичестве. Но весь интерес ростовщичества как преступной профессии заключается в непосредственном взимании лихвенных бессовестных процентов, в чем немалая вина падает и на самих должников, соглашающихся на предложения ростовщиков и позволяющих себя нагло обирать. В этом нового ничего нет, и подробно говорить об этом здесь не стоит. Ростовщичество представляет интерес в том смысле, что оно развилось в совершенно другие формы, имеющие характер мошенничества помимо взимания противозаконных процентов. Ни для кого не тайна, что профессиональное ростовщичество, как мелкое, так и крупное, в особенности процветает среди еврейского населения западных и южных губерний России. Здесь во многих местах ростовщичество свило себе прочное гнездо, существуют целые небольшие города и местечки, где почти все еврейское население состоит из ростовщиков; одни ворочают миллионами, другие только сотнями и тысячами; тут нередко ростовщики, если можно так выразиться, родовые; профессия эта переходит из рода в род, из поколения в поколение. Таким ростовщикам также из поколения в поколение переходят для эксплуатации дворянские и помещичьи фамилии, между ростовщиками и их жертвами существует старинная связь, в конце концов, на разорении многих дворянских фамилий создались огромные богатства многих профессиональных ростовщиков. Между ростовщиками сильная нравственная связь, и никакие меры не в состоянии бороться с ними, с их деятельностью. У них против всех враждебных им законов и правил существуют свои освященные обычаем и практикой извороты и обходы, и потому в сравнении с другими профессиональными преступлениями ростовщики дают самый незначительный процент своих собратьев на скамьи подсудимых. Такие прославившиеся ростовщики, как Мирля и Яков Каганы, не являются вовсе единственными в своем роде. Наоборот, они лишь являются яркими, типичными образчиками из мира ростовщиков; такими ростовщиками хоть пруд пруди. Но вся вина их заключается, по общему мнению ростовщиков, в том, что они зарвались, не имели выдержки; они не могли до конца мягко стлать, чтобы потом было твердо спать, как обыкновенно полагается у ростовщиков. Они уже слишком сильно стали нажимать сразу на своих жертв, и это привело Дубенских ростовщиков к катастрофе.
Нельзя не признать, что самое вредное проявление действий ростовщиков заключается в их охоте за несовершеннолетними наследниками больших состояний. Обирание несовершеннолетних не является редкими случаями, в этом заключается профессия многих сотен ростовщиков, и они этим очень интересуются, ведут правильную регистрацию подрастающих помещиков; следят за их поведением, характером, наклонностями, вообще подготовляют себе клиентов с детства. Проявляющаяся вследствие строгости родителей или опекунов потребность в деньгах у молодых людей немедленно начинает удовлетворяться такими «благодетелями». Но стоит безусому будущему владельцу нескольких имений подписать бланк в 1000 рублей за сто получаемых в наличности, когда его убеждают, что эти деньги у него потребуют через несколько лет после совершеннолетия или после смерти родителя. До расплаты далеко, а иметь деньги сейчас в кармане нелишне.
Таким образом, попавши в лапы ростовщикам, молодой юнец, забрав, в сущности, немного денег, является должником очень крупной суммы, и это впоследствии имеет громадное влияние на его материальное благосостояние. Он уже не может вырваться из рук ростовщиков и всю жизнь не в состоянии освободиться от их опеки, услуг и советов. Обычная сумма, даваемая ростовщиками малолетним под их векселя, это по 10, 20 и редко по 30 копеек за рубль. Такие векселя не лежат у ростовщиков спрятанными в ожидании времени получения должником наследства. Они их между собой охотно дисконтируют, векселя часто до времени уплаты по ним переходят в другие руки, предъявитель векселей не зарабатывает на них уже того огромного процента, какой в сущности платится. Чем ближе ко времени предъявления векселей, тем дороже они котируются между ростовщиками, хотя всем известно, сколько на самом деле получил деньгами должник. Таким образом, часто вследствие взаимной поддержки ростовщики постепенно делят между собой этот огромный барыш и наживается не один, а десятки людей. Но благодаря этому риск на случай «несчастия», предположим, смерти должника, у ростовщиков небольшой; потери благодаря системе взаимных интересов в деле обирания жертв падают на нескольких лиц и ни для кого не чувствительны.
Кстати, следует упомянуть, что новый гербовый устав принес большие убытки такого рода ростовщикам, так как хранившиеся у них вексельные бланки с подписями несовершеннолетних лиц потеряли свое значение. По совершеннолетии должников, которое наступит после введения нового гербового устава, векселя эти нельзя будет в случае нужды представить ко взысканию. В противном случае вексельные бланки докажут, что векселя написаны до нового гербового устава, когда должник был еще несовершеннолетним. Ростовщики после введения нового гербового устава были очень взволнованы и требовали у своих молодых клиентов переписать векселя на новых бланках, но многие из юнцов, сообразив, в чем дело, отказывали им в этом.
Не менее сильно развито среди ростовщиков производство так называемых векселей-«дубликатов», т. е. подделка векселей. Среди ростовщиков известны специальные города, где занимаются фабрикацией таких дубликатов. Подделка векселей, о которых теперь говорится, не заключается в простой подделке каким-либо субъектом векселя своего знакомого. Нет; подделка векселей составляет специальную профессию многих, к которым обращаются с заказами, и подделыватели даже представления не имеют о тех лицах, чьи подписи они подделывают. Производство «дубликатов» неразрывно связано с профессиональным ростовщичеством, и вследствие этого многие ростовщики любят получать обеспечения мелкими векселями, числом побольше, суммой подешевле. Подделываются векселя тех должников, которые имеют в обращении не один десяток, но во всяком случае, не меньше десятка векселей. Лицо это прежде всего должно быть кредитоспособно и популярно среди «ростовщиков». Когда на руках последних находится в обращении, предположим, 20 векселей, ростовщик приступает к «дубликатам». Он отправляется в то место, где проживают специалисты по части подделки подписей, и, предъявляя такому мастеру вексельный бланк с подписью, заказывает ему несколько других подобных же подписей, которые он должен сделать на представленных ему чистых вексельных бланках. Автору лично приходилось видеть людей, которые не только грамотно, но вообще не умели писать по-русски, но, когда дело касалось подписей, они проявляли чудеса каллиграфического искусства.
Присмотревшись к индивидуальным особенностям предъявленной ему подписи, «мастер», попрактиковав на чистом листе бумаги, после нескольких десятков раз уже подделывает подпись с одного росчерка руки, словно свою собственную подпись. Она выходит удивительно похожа, тем более что сам хозяин подписи не в состоянии несколько раз сделать свои подписи так, чтобы они идеально были схожи между собой, как это делает подделыватель. Если «мастер» уже набил руку на чужой подписи, то делает ее литографически верно. Тут следует признать особые способности, даже талант у такого специалиста.
Подписи такого рода подделывателей больше всего ценятся среди ростовщиков, но бывает, что подделывают подписи посредством кальки, оттисков и т. д. Подделывателям платят по несколько рублей за каждую подпись, а затем «дубликаты» пускаются в обращение, и о их существовании большей частью знают лишь инициаторы воспроизведения дубликатов, а лица, дисконтирующие векселя с поддельными подписями, часто не ведают об этом. Сбываются же «дубликаты» не отдельно, а вместе с настоящими векселями. Например, если должнику, выпустившему в обращение 20 векселей, предъявляют для погашения пять векселей, он, конечно, не удивится, как было бы, если бы ему сразу предъявили для оплаты 40 векселей. И вот среди этих пяти векселей есть 2 поддельных, которые сполна оплачиваются вместе с настоящими. Таким образом «дубликаты» постепенно, незаметно сбываются без всяких неприятных последствий и шума. Тут у читателя непременно возникнет вопрос, каким же образом хозяин подписи не заметит подделки. На это можно ответить, что бывали иногда случаи, когда поднимался вопрос, что векселя подделаны, но делу хода нельзя было дать по той простой причине, что сам хозяин векселей, имея перед собой 40 векселей, когда он ранее подписал всего двадцать, что уже служило явным доказательством фальшивости 20 векселей, не в состоянии был из этих 40 векселей выбрать настоящие и поддельные. Хотя дела о таких дубликатах редко всплывают наружу, но по одному из таких дел окружной суд признал поддельные векселя на 40 000 рублей настоящими и присудил взыскать эти деньги с должников (дело фабриканта Юста). Впрочем, это дело второй раз восходило на рассмотрение суда, и тогда благодаря целой комиссии экспертов правда выяснилась, и целая шайка профессиональных ростовщиков получила законную кару. В особенности «дубликаты» с успехом сбываются после смерти должников, когда наследники не знают числа векселей покойного.
Кроме производства «дубликатов», среди ростовщиков в употреблении также производство векселей, так называемых «дуплетов». Эти векселя, хотя также мошеннические, но уже с настоящими подписями должников, и, тогда как «дубликаты» производятся после выпуска настоящих векселей, «дуплеты», наоборот, фабрикуются до выпуска и подписи векселей должниками. В настоящем случае жертвой избирается лицо из числа таких людей, которые имеют обыкновение вследствие коммерческих условий подписывать по несколько вексельных бланков сразу. Как известно, в торговом мире при выдаче векселя нет обыкновения заполнять текст векселя, а только ставится подпись на вексельном бланке. За сумму обязательства векселедателя говорит печатный казенный оттиск на каждом вексельном бланке, обозначающий, на какую сумму вексель, и затем другой оттиск, обозначающий цену вексельному бланку. Затем, несмотря на то, что вексельные бланки существуют на разные цены и на разные суммы обязательств, размеры всех вексельных бланков почти одинаковы, а также одинаковы размеры казенных штемпелей. Вся разница состоит лишь в цифрах и штемпелях. Предположим, какому-либо господину предстоит подписать 10 вексельных бланков по 200 рублей каждый, и ему подается пачка бланков, на которых находится штемпель от 100 до 200 рублей и цена бланка. Господин спокойно подписывает все бланки, зная, что больше чем 200 рублей по каждому векселю ему не придется платить. А между тем, он подписывает в этом числе два векселя, предположим, по 5000 рублей каждый.
Делается это следующим простым способом. Перед представлением вексельных бланков векселедателю приобретается специально для «дуплетов» 2 бланка по 5000 рублей и 10 бланков по 200 рублей. Затем с двухсотрублевых бланков острыми ножницами осторожно и умело вырезываются штемпеля, дающие ценность векселю. Штемпеля вырезываются вместе с рамками, смазываются с оборотной стороны яичным белком и наклеиваются на штемпеля на пятитысячном бланке. При умелом обращении штемпеля пристают очень плотно, и, когда бланки под прессом просохнут, непредупрежденному человеку трудно заметить наклейку. Таким образом, пятитысячный вексель получает вид векселя на 200 рублей, который сообща с другими и подписывается векселедателем. Затем уже, посредством теплой воды, наклейки удаляются с бланков без следов, и вексель приобретает ценность 5000 рублей вместо двухсот. Такой «дуплет» поспешно дисконтируется в десятые руки, и подписавшийся принужден платить, если не знает, в чем дело; он ведь не может отказаться от своей подписи, хотя теряет голову от недоумения.
Перечислить полностью все воровские и вообще преступные специальности, конечно, невозможно, так как им нет числа, и автор в настоящей книге старается только познакомить читателя с главными, известными ему преступными профессиями, требующими известной подготовки, сноровки, одним словом, умения. Преступный мир слишком обширен и разнообразен, чтобы его безусловно можно было вставить в какие-либо рамки. Есть много преступных специальностей, которые не могут носить характера постоянного занятия профессии преступника, а лишь имеют временный характер, как, например, подделка и сбыт фальшивых монет и ассигнаций. Подробно останавливаться на такого рода преступлениях нет нужды, способы приготовления их, употребляемые преступниками, общеизвестны, и ничего нового здесь сказать нельзя.
Менее развитые преступники, решившиеся вместо того, чтобы зарабатывать, непосредственно сами делать деньги, обзаведутся гипсовой формой, которую может и мальчик приготовить посредством настоящей монеты, и отливают монеты из олова, употребляя затем на серебрение и отделку двух монет целый день. Другие, более интеллигентные лица, знакомые с химией и физикой, пользуются для своей работы гальванопластикой; формы для монет у них бывают более сложные, и вообще они более детально отделывают монеты. Они приготовляют специальный сплав для монет, куда входит также толченое стекло — для звона, и монеты выходят более правильными; к тому же, интеллигентные подделыватели работают более быстро.
Относительно же подделки ассигнаций можно только сказать, что подделываются они чаще литографическим способом. Когда-то этого рода специальность широко была развита, в России и за границей существовали целые фабрики не только кредитных билетов, но также выигрышных билетов, всевозможных акций и т. д. Прошлая уголовная хроника дала несколько интересных фактов, когда соучастниками таких фабрикантов и даже самими хозяевами оказывались люди с солидным общественным и административным положением, обязанностью которых, между прочим, был надзор за недопущением существования подобных учреждений. Но нельзя не признать, что в настоящее время о приготовлении фальшивых ассигнаций почти не слышно, в особенности после введения у нас металлической валюты. Зато более усердно теперь подделывают золотые деньги. Кроме того, в последнее время стали наблюдаться случаи фабрикования акцизных чайных и табачных бандеролей, гербовых и почтовых марок, вексельных бланков и иностранных почтовых марок для любителей коллекций. Иностранные марки изготавливаются, конечно, с погасительными почтовыми штемпелями, и существует, по всей вероятности, мало коллекций марок, где не нашлись бы фальшивые экземпляры.
Но это, так сказать, все временные занятия преступников, которые скоро оставляют их. Главным же образом большое значение имеет то обстоятельство, что подделыватели денег и т. д. редко подолгу сохраняют в тайне свое ремесло. Это самое несчастливое преступное занятие, и бывалые преступники крайне неохотно принимаются за него. Разве только в тюрьме, о чем будет более подробно сказано в своем месте. Попадаются виновники чаще не на самой фабрикации, а на сбыте своих изделий, а затем уже, конечно, докапываются и до виновников фабрикации. Кроме того, большое влияние на уменьшение подделок казенных, денежных и других знаков имеет суровое наказание, налагающееся за такие преступления. С тюрьмой и арестантскими ротами преступники еще готовы примириться, но перспектива каторжных работ заставляет многих призадуматься.
Существует у нас только одна выгодная преступная фабрикация, почти неуловимая и мало наказуемая, — это фабрикация разных древностей. Подделка картин старинных мастеров трудно «проходит» у коллекционеров и вообще любителей, но у собирателей картин из чванства и тщеславия таких картин немало; профанов мошенники легко берут на «характер» и продают им какую-либо мазню за солидные суммы. Что же касается разных антикварных вещей — монет, бронзы, статуэток, фарфора, мебели, — то фабрикация и сбыт искусственных антиков сильно распространены.
Автору для общей характеристики приходится вспомнить факт обнаружения таких подделывателей в 1898 году, какового факта он сам был свидетелем. Тогда совершенно случайно были задержаны сбытчики антиков. Номера в гостинице, где остановились приезжие, были полны разными изделиями из слоновой кости, пожелтевшими и потрескавшимися, будто от времени. Большие серебряные блюда, кубки и чаши, казалось, лежали столетиями в земле; почерневшие от времени серебряные доски с рельефами из истории первых и средних веков христианства в рамах, покрытых полуистлевшим потертым бархатом, казалось, пережили много веков; оружие времен крестовых походов отличалось необыкновенной ржавчиной, к которой из благоговения к ее древности всякий боялся прикоснуться.
Началось дело, приведшее к открытию этого склада, благодаря подозрению, что древности привезены контрабандным путем. Владелец же вещей, не сообразив, в чем дело, при появлении полиции поспешил сознаться, что все найденные при нем древности приготовлены недавно и что он привез их для сбыта антиквариям. Все серебряные блюда, кубки и барельефы оказались из очень низкопробного серебра. Иначе, объяснил хозяин, они не имели бы такого древнего вида. Многие вещи приготовлены были в Царстве Польском, за границей и, судя по представленным квитанциям, были оплачены пошлиной. Хозяин вещей оказался сыном фабриканта вещей и доказал, что он имеет торговые сношения с продавцами старинных изделий не только в России, но и за границей! По его словам, многие антиквары знали о настоящем происхождении вещей, а другие не знали, принимая их за настоящие антики. При этом подделыватель объяснил, что когда к антиквару приносят вещь, то ему не говорят, что, предположим, блюдо подделано. Он по виду принимает блюдо за старинную вещь и, не сомневаясь в этом, торгуется, применяясь к его историческому значению.
Но большинство продавцов все-таки покупают эти вещи не за старинные и платят за них сравнительно дешевые цены; продают же они их за огромные суммы разным любителям древних вещей, которых у нас в России немало. Большинство таких коллекционеров было бы крайне сконфужено, если бы им удалось услышать мнение об их знаниях и знакомстве с древними вещами от продавцов, которые смеются всегда над такими маньяками, ничего не понимающими, но много воображающими о своих познаниях в этой области.
Вышеописанная фирма поддельных древностей делает оборот в несколько сотен тысяч рублей в год и имеет отделение за границей. Благодаря дальнейшим указаниям владельца фирмы автору пришлось лично убедиться, что подделывателями, предположим, серебряных барельефов были почти безграмотные мещане, зарабатывающие гроши на выбивании на серебряной доске по обозначенному на ней рисунку барельефов на одну лишь тему — «Коронование Сигизмунда». Таких барельефов выбито было сотни, и они распространились по всей России. Так же искусно простые резчики печатей изготовляют старинные монеты по специальным заказам владельца вышеозначенной фирмы. В общем, пришлось вывести заключение, что сбыт фальшивых старинных вещей сильно распространен не только в России, но и за границей.
Нельзя в заключение этой главы не упомянуть о новой преступной профессии, которая создалась у нас вследствие особых экономических условий последнего времени, хотя эта профессия мало подходит к названию, данному настоящей главе. Профессия эта заключается в умышленных поджогах недвижимых имуществ с целью получения страховой премии. При настоящей задолженности домовладельцев и вообще владельцев недвижимых имуществ и строительной горячке, обуревающей многих таких, как их называют, «дворников собственных домов», т. е. хозяев сильно задолженных домов, является один благоприятный исход для расчета с банком и кредиторами — это пожар. Но владельцы в большинстве случаев сами опасаются производить пожары, и для этого существуют так называемые специальные «чердачники».
Такие специалисты живут целыми компаниями в небольших городах, имея в больших центрах своих наводчиков и агентов. К последним обращаются домовладельцы, им указывают после всех предосторожностей город, где находятся компании, и туда направляется желающий поправить свои обстоятельства домовладелец. Он условливается за несколько сот рублей с «кипером» (по-еврейски — поджигателем), — и последний приезжает к нему в дом, снимает квартиру и живет, выискивая место и приготовляясь к поджогу. Перед поджогом хозяин большей частью уезжает из города, чтобы на него не пало подозрение. В городках, где живут «киперы», специальность их известна большинству жителей, и стоит сказать любому извозчику, в чем дело, он сам привезет седока к конторе «чердачников» или «киперов».
Эти мелкие шайки причинили страховым обществам огромные убытки и пустили по миру немало бедных семейств. «Киперы» поступают по приглашению купцов приказчиками в магазины для совершения поджогов, и поджоги с целью получения страховой премии никого в обществе в настоящее время не удивляют. Это считается в порядке вещей, необходимых для поправления торговых дел. Это зло распространяется у нас очень быстро, число пожаров сильно увеличивается, благодаря «киперам» огнем уничтожаются целые города. Много значит для спокойствия преступников то обстоятельство, что поджог трудно доказуем и поджигателя, а в особенности опытного, трудно поймать на месте преступления. Если следить, то всякий сможет, например, убедиться, что пожары увеличиваются перед банковскими платежами, а затем, сильно горят мануфактурные и галантерейные магазины после окончания зимних и летних сезонов. Как характерный факт, можно указать на следующий случай. На дверях одного подвергнувшегося пожару галантерейного магазина было наклеено объявление, в котором сообщалось о «распродаже по случаю пожара», а печатное объявление это, как оказалось, было разрешено полицией к печатанию за три дня до пожара. Дальше, кажется, идти нельзя. Компании поджигателей, состоящие главным образом из евреев, носят клички вроде «фу-фи», «бере-мере-ойз» или просто «кипер».