Преступный мир. Очерки из быта профессиональных преступников

II «МОЙЩИКИ»

Организация преступного мира настолько совершенна, что вряд ли существует верный способ для ограждения имущества и частной собственности от дерзких покушений.

Если профессиональный преступник захочет посягнуть на вашу движимость, его ничто не остановит. Против всякой предохранительной меры у преступника есть всегда наготове контрмера, и, если преступление иногда не удается, то не в силу принятых жертвой мер, а исключительно вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств.

Познакомив читателей с карманными ворами высшей пробы, действующими в городах, я теперь перейду к родственному последнему типу «марвихеров», функционирующих в вагонах железных дорог. Как я уже упоминал, эти воры, похищающие ценности у богатых пассажиров, называются в воровском мире «мойщиками» или «вешерами»: они уже не «торгуют» у жертв, а «моют» их.

У «мойщиков» жертвы не разделяются на «прыцев» и «грачей»; им все равно, к какому обществу принадлежат пассажиры; им нужно только, чтобы он был богат и имел «бабки». Такой пассажир носит оригинальное название «фрайера», которое принято и в других преступных обществах, подразумевая жертву. Кому не известны случаи карманных краж в поездах? Большею частью жертва, делая заявление о краже, объясняет, что против нее сидел какой-то прилично одетый господин, в котором нельзя было заподозрить вора. Последний, беседуя с потерпевшим, угощает его ароматической сигаретой или отличным вином из фляжки, после чего пассажир крепко засыпает. Проснувшись, он находит карман разрезанным или платье расстегнутым; бумажника же с деньгами и спутника потерпевшего не оказывается; последний, похитив деньги, вышел на первой станции. Железнодорожная полиция ввиду таких обстоятельств, сейчас же догадывается, что вор пред тем, как совершить кражу, усыпил свою жертву, и этот снотворный состав находился или в сигарете, или в вине, которыми вор так любезно угощал потерпевшего. А иной потерпевший, разбирая поведение вора, припоминает, что тот долго махал пред собой платком с сильным запахом духов, и решает, что платок был пропитан хлороформом, не подумав о том, что от хлороформа должен был бы уснуть сам злоумышленник. Между тем, дело здесь совсем не в хлороформе и не в опиуме; все это не более как фантазия потерпевших пассажиров, которые не в состоянии догадаться, каким образом они могли так крепко уснуть, что не слышали прикосновения преступника. Профессиональный железнодорожный вор никогда, ни в каком случае не действует снотворными средствами. Это ему совершенно не нужно. Всякий преступник прежде всего знает свою жертву и изучает ее с необходимой ему стороны; он принимает в соображение наклонности и психическое состояние человека. А для этого, право, немного нужно; люди по своему поведению в обычной житейской обстановке так похожи друг на друга, что для вора, например, не будет ошибкой рассчитывать на то, что в театре его жертва находится под впечатлением виденного на сцене или глазеет по сторонам, осматривая дам и знакомых, или же, наконец, старается получить поскорее свое верхнее платье. Трудно допустить, чтобы в такую минуту посетителю театра пришла в голову мысль о том, что здесь, среди толпы, в присутствии полиции, при полном освещении за ним следит человек, готовый вытащить из наглухо застегнутого сюртука бумажник с деньгами. Вор вполне прав, рассчитывая на человеческую натуру, которая является главной помощницей его при совершении кражи.

«Мойщик» с помощником, наметив «фрайера» на какой-нибудь станции, входят за ним в вагон, причем «мойщик» садится где-нибудь поодаль или даже в другом вагоне, а помощник его помещается против жертвы. Наружный вид вора не внушает сомнений в его порядочности; одет он прилично, по-дорожному; бриллиантовые перстни, часы и т. д. заставляют предполагать в нем человека состоятельного, путешествующего по торговым делам. Всякому известно, как путешествие по железным дорогам располагает к знакомствам. Завязывается беседа, и для «мойщиков» начинается предварительная работа к совершению кражи.

Дело в том, что, как для «марвихеров» первой категории предварительная «работа» заключается в «распряжке» и «тыреньи» жертвы, так у «мойщиков» она заключается в «мучении» ее, состоящем в следующем. Между помощником и «фрайером» начинается тот обычный разговор, какой вообще ведется между случайно сошедшимися людьми. Говорят о железнодорожных порядках, спальных вагонах, недавних крушениях, местной торговле; говорят и по-французски, и по-немецки, и даже по-еврейски. Все зависит от «фрайера», его национальности. Пассажир, естественно, рад собеседнику, который говорит много интересного, разговор постепенно оживляется, горячая беседа тянется долго, не прерываясь ни на минуту. В особенности много говорит помощник вора, «блатной», стараясь втянуть «ветошного», т. е. честного человека, в спор. «Фрайер» горячится, волнуется, собеседник упорно не соглашается с ним, старается убедить его в противном. Понятно, спорят долго: живая беседа длится час, другой, а собеседники все-таки не приходят ни к какому результату благодаря стараниям помощника «мойщика», зорко в то же время следящего за своей жертвой.

Наконец, «фрайер», по-видимому, начинает уставать, и, заметив это, преступник принимает все меры к тому, чтобы снова оживить его. Если «фрайер» курит, он предлагает ему отличную сигару, какую курят только очень богатые люди, угощает его настоящим заграничным вином, а иногда тем и другим, только не сразу. Беседа снова возобновляется, даже более оживленная, чем раньше, но проходит еще некоторое время, и «фрайер» делается уже вялым; он утомился, желал бы, наконец, прекратить беседу, отдохнуть. Но не тут-то было; «блатной» не допускает до этого, считая жертву еще мало замученной. Он опять угощает его чем-нибудь; «фрайеру» неудобно отказаться, он снова курит и пьет, и разговор опять несколько оживляется, но уже на короткое время, так как усталость все более и более овладевает «фрайером».

Вот тут-то и начинается настоящее «мучение». «Фрайера» клонит ко сну, а «блатной» не дает ему уснуть; он начинает обращать его внимание на всякие пустяки: то на соседа, спящего в комичной позе, то на другую какую-нибудь мелочь; одним словом, заставляет человека из вежливости интересоваться всякими малоинтересными для него предметами. Тот внутренне раздражается, нервы его расстроены, и необходимость скрывать свое раздражение еще усиливает его нервное состояние — он начинает чувствовать к своему мучителю ненависть. Последний же, усиливая свою любезность и обходительность, продолжает всякими пустыми вопросами тревожить свою жертву. «Фрайер», наконец, начинает отвечать уже невпопад, глаза его смыкаются, он не слышит уже наполовину слов своего спутника, спать ему хочется все больше и больше. «Блатной» же не унимается; несмотря на то, что его жертва уже дремлет, он каждую минуту, лишь только «фрайер» закроет глаза, «трекает» его, задает ему громко какой-нибудь вопрос, который действует на него как выстрел из пушки; «фрайер» вздрагивает, кое-как отвечает и готов снова погрузиться в манящую его сладкую дремоту, но новая фраза заставляет его опять приподымать отяжелевшие веки.

Бедняга волнуется, его бесит неотвязчивый собеседник, он порывается сказать ему какую-нибудь дерзость, но сознание неприличия такого поступка его удерживает. Он уже не в состоянии соображать правильно, и вот «мучение» подходит к концу; между преступником и его жертвой происходит, например, такого рода диалог:

— Будьте любезны, который час? — спрашивает блатной.

— Что? час? а? — вздрагивает жертва. — У меня стоят! Проходит еще минута.

— Вы будете спать? — опять интересуется вор.

— А? Спать? Да, знаете, устал!

Еще через минуту:

— Вы выйдете на этой станции?

— А? да, да… нет, спасибо, не выйду… я спать…

Снова такая же пауза, жертва готова заснуть.

— Вы бы легли, а то так неудобно, спина будет болеть, — предупредительно замечает вор.

— Что, что? Лечь? Не надо, почему…

— Может быть, положить вам под голову мое пальто? — предлагает «блатной» еще через минуту.

— Пальто? Какое пальто? Нет… нет… пожалуйста, я так буду, — мычит уже «фрайер», не будучи в состоянии преодолеть овладевающего им сна.

Так продолжается до тех пор, пока «фрайер» уже окончательно не обессилеет. Тогда помощник дает знать «мойщику», что жертва уже готова, «замучена», и «мойщик» занимает место своего помощника. Он задает еще несколько вопросов жертве, которая только делает усилия раскрыть глаза; но из этого ничего не выходит, она вся погружается в сонное оцепенение, не будучи в состоянии двинуть ни одним членом. «Мойщик» дотрагивается до плеча «фрайе-ра» и спрашивает: «Послушайте, вы спите?» «Фрайер» ничего не отвечает, голова его опускается все ниже и ниже, он окончательно погружается в тяжелый сон утомленного, с развинченными нервами, действительно измученного человека.

Вот этого момента и ожидают «мойщики». Они отлично знают, что в первые минуты сна после таких «мучений» не только прикосновение руки, но даже крушение поезда не в состоянии разбудить беднягу. Первый момент сна считается самым благоприятным временем для совершения кражи, и вор немедленно «моет» «фрайера». Он быстро, с места в карьер, расстегивает платье, «распрягает» жертву и достает бумажник с деньгами. Если деньги в потайном кармане или зашиты, одним словом, их легко нельзя достать, то «мойщик» делает «операцию». Он острым ножичком, который называется у «марвихеров» «перо», распарывает «начинку», т. е. платье, и тогда уже «моет». Часто бывает, что пассажиры возят деньги в саквояже, носящем у воров название «ренцель». В таких случаях «операции» подвергается «ренцель» и оттуда похищаются деньги и другие ценности. Совершив «мойку», «марвихеры» «отваливают» на первой же станции.

Описанные мною процессы краж являются самыми сложными в деятельности «марвихеров», но не все кражи совершаются с такими сравнительно трудностями. Часто бывает и так, что «вешеры» входят в вагон, видят спящего пассажира и, убедившись в его глубоком сне, недолго думая, «моют» его. Также воры первых двух категорий, находясь среди толпы и увидев зазевавшегося «прыца» или «грача», нащупывают «кожу» и принимаются за работу. Налетели на такого субъекта «марвихеры», стиснули раз, два; торговец поднял руку со «звонком», «ударил», как они выражаются, «затырщик» «тырнул» — и готово, — бумажник «переломали», и — «отвалили»…

Как «мойщики», так и другие «марвихеры», с которыми я уже несколько познакомил читателей, никогда не воруют «бомб» или «стукалок», т. е. часов; никогда не снимают колец и браслетов с рук. «Марвихеру» нужны только деньги и бриллианты, причем он гонится всегда за крупными суммами, его соблазняют «косухи». Ворующие у «прыцов» и «грачей» иногда похищают булавки из галстуков, если они с крупными бриллиантами. К тому же такая кража для них — сущий пустяк и совершается также посредством «звонка». Характерно, что лица, у которых похищают такие булавки, очень редко заявляют об этом полиции, так как думают, что булавка потеряна. Между тем, булавку труднее потерять, чем бумажник. «Марвихеры», выбирая жертвы, не ограничиваются одними мужчинами; они не стесняются поживиться и у представительниц прекрасного пола. Так как дамы с собой не носят бумажников, а всегда хранят деньги в ридикюлях, то «марвихеры», поймав даму в толпе, делают «операцию» «ренцелю», т. е. разрезают ридикюли.

В газетах иногда приходится читать о добросовестности карманных воров. Добросовестность, по мнению пишущих, заключается в том, что вор, похитивший бумажник с деньгами и документами, на другой день присылает по почте потерпевшему украденные бумаги, оставив себе только деньги. Такие факты бывают всегда при кражах «мар-вихерами» документов; бумаги действительно возвращаются ими потерпевшему, но побуждает их к этому не честность. Это только ловкий маневр с их стороны. Предположим, что воры украли бумажник, в котором находилось 3000 рублей денег и на 30 тысяч векселей. Для потерпевшего эта кража в зз ООО рублей, — кража очень крупная; векселя для него — те же деньги. И потому обворованный поднимает сильный «шухер», тревожит полицию и обещает за поимку воров крупную сумму. Все это усиливает действия полиции: чем крупнее кража, тем тщательнее розыски с ее стороны. Это для воров совершенно нежелательно; для них заработок всего в 3000 рублей, документы для них не представляют никакой ценности. А ищут «марвихеров» за кражу зз ООО рублей. И вот воры, для ослабления розысков и прекращения «шухера», сразу уменьшают кражу на 30 тысяч, т. е. возвращают векселя и другие ненужные им документы по почте, если в бумажнике найдут карточку или адрес; в противном случае — бросают бумаги в почтовый ящик. Им известно, что бумаги попадут в руки полиции и затем потерпевшего. Последний, получив обратно 30 000, сразу успокаивается, он рад, что отделался только несколькими тысячами. На розысках он даже не настаивает, а наоборот, просит полицию не трудиться и долго после того при встрече со знакомыми говорит с радостью: «Знаете, я теперь убедился, что и между ворами есть честные люди!»