Презрение Лорда

21 Ущелье предателя

Они пересекали равнины, направляясь на север, в уверенности и в хорошем настроении. По дороге не встречалось никаких опасностей, даже их признаков, и Ранихины скакали по траве, словно живые символы земли. Гигант рассказывал веселые истории, словно желая показать, что его дурное настроение прошло. Кваан и его воины реагировали на рассказы жестами и веселыми замечаниями. А Рамены развлекали себя тем, что показывали друг другу примеры охотничьего мастерства. На привал остановились уже поздно ночью, словно бросив вызов обезображенной луне. А во вторую ночь отряд разбил лагерь на самом берегу Брода Роумсиди.

Но рано утром следующего дня они пересекли брод и повернули на северо-восток по широкой дороге между Роумсиди и Моринмоссом. К середине полудня они добрались до восточной оконечности леса. Отсюда Роумсиди, северная граница равнин, сворачивала почти прямо на восток, а отряд направлялся на северо-восток, удаляясь от Моринмосса и от равнин Ра. Этой ночью они заночевали на краю суровой, недружелюбной местности, где не было жилищ людей, и куда лишь изредка заглядывали путешественники. Весь район к северу от них был изрезан, покрыт шрамами и темнел, словно древнее поле битвы, огромное поле, на котором погибло все от того, что оно впитало в себя слишком много крови. Чахлая трава, кривые низкорослые деревца и несколько кустиков алианты лишь подчеркивали пустынность этого пейзажа. Отряд находился прямо к югу от Горы Грома.

По мере того, как отряд разворачивался на юго-восток, Морэм рассказал Кавинанту кое-что об этой пустыне. Она простиралась на восток до Края Земли и являлась естественным плацдармом для армий Лорда Фаула во времена древних войн. От водопада реки Лендрейдер до Горы Грома проходила открытая местность вдоль огромной скалы Края Земли. Орды, выпускаемые из Яслей Фаула, могли подняться во многих местах, чтобы перенести битву на верхнюю Землю. Поэтому во всех войнах Страны против Презренного первые великие битвы происходили на этой истерзанной равнине. Поколение за поколением защитники сражались, чтобы остановить Лорда Фаула у Края Земли, но им это не удавалось, поскольку они не могли перекрыть все пути вверх с Испорченных Равнин и Плато Саран Грейв. Потом армии Лорда Фаула шли на запад вдоль Мифиль и углублялись в Центральные Равнины. В последней войне, прежде, чем Кевин Расточитель Земли был наконец доведен до того, чтобы совершить Ритуал Осквернения, Лорд Фаул прорвался сквозь сердце Центральных Равнин и повернул на север, чтобы вынудить Лордов к их последней битве у Кураш Пленетор, теперь называемого Третгардом.

Всадники притихли, словно ощущая присутствие большого количества прежних смертей. Но в течение нескольких первых дней они пели песни и несколько раз возвращались к легенде о Береке Полуруком и об Огненных Льнах Горы Грома. В этой пустыне Берек когда-то сражался, переживая смерть своих друзей и утрату в битве нескольких пальцев. Здесь его охватило отчаяние, и он бежал к склонам Грейвин Френдор, к Пику Огненных Львов. И там он нашел Земную Дружбу и Земную Силу. Это была успокаивающая песня, и всадники пели ее припев вместе, словно хотели, чтобы она превратилась в правду для них самих:

Им необходимо было полное утешение. Мрачное, изуродованное и измученное поле битвы, казалось, говорило о том, что победа Берека была всего лишь иллюзией, что вся его Земная Дружба и Посох Закона, и Линия Лордов, его могущественные труды и труды его последователей — ничто по сравнению с таким количеством жухлой травы, обугленного камня и пыли; что истинная история Страны была написана здесь, на поверхности голой почвы и камня, простиравшихся могильной россыпью от равнин Ра до Горы Грома, от Анделейна до Края Земли.

Атмосфера этих мест привела в волнение Гиганта. Он бежал рядом с Кавинантом так, словно пытался скрыть поспешность и подавить в себе желание перейти на бег. И он непрерывно говорил, стараясь поднять настроение потоком историй, легенд и песен. Сначала его попытки доставляли всадникам удовольствие, действовали на их углублявшееся голодное уныние подобно драгоценным ягодам или развлечению. Но члены отряда находились на пути к холодным темным владениям Друла Каменного Червя, затаившегося, подобно яду, в катакомбах Горы Грома. На исходе третьего дня после Брода Роум-сиди Кавинант почувствовал, что тонет в разговорах Гиганта, а голоса воинов, когда они пели, были скорее улюлюкающими, чем уверенными, — словно свист в безжалостной ночи.

С помощью Раменов Тротхолл нашел самый короткий путь через суровую местность. Поздно вечером на четвертый день, когда растущая луна взошла высоко в ночном небе, отряд устало разбил лагерь на границе того места, которое называлось Краем Земли.

Проснувшись на рассвете, Кавинант едва подавил желание пойти посмотреть на огромную скалу. Ему хотелось посмотреть вниз и хотя бы мельком увидеть Нижнюю Землю, Испорченные равнины и Плато Сарангрейв — районы, которые постоянно упоминал Гигант в последние дни. Но он не собирался подвергать себя приступу головокружения. Хрупкая стабильность его сделки противилась добровольному риску. Поэтому он остался в лагере, в то время, как большая часть его товарищей отправилась осматривать Край Земли. Но позже, когда отряд снова ехал на север в такой близости от Края, что до него можно было добросить камнем, он попросил Лорда Морэма рассказать ему об огромной скале.

— Ах, Край Земли, — спокойно ответил Морэм. — Существует, поверьте, необоснованное даже в древнейших легендах поверье, будто ущелье Края Земли появилось в результате святотатства, похоронившего под корнями Горы Грома чудовищные яды. В катаклизме, потрясшем само ее сердце, Земля вздыбилась от отвращения ко злу, которое заставили носить в себе. И сила этого негодования отделила Верхнюю Землю от нижней, подняла ее к небу. Так что эта скала вздымается с глубин в Цепи Саутрон, мимо водопада реки Лендрайдер, через сердце Горы Грома еще по меньшей мере на полтысячу лье среди снегов вершин Нетрон, которые даже не нанесены на Карту. Ее высота в разных местах разная. Но она стоит поперек Страны и не дает нам забыть.

Неровный голос Лорда только обострил тревогу Кавинанта. По мере того, как отряд продвигался вперед, он не сводил взгляда с западного горизонта, надеясь, что пустыня, словно якорь, удержит его от инстинктивного страха перед высотой. Незадолго до полудня погода изменилась. С севера внезапно налетел резкий ветер, щетинившийся мрачными, сверхъестественными ассоциациями. В несколько секунд все небо затянули черные тучи. Воздух распорола молния; словно раскалывающиеся валуны, загрохотал гром. Затем из отверстого неба, словно в пароксизме ярости, хлынул дождь — ударил с такой свирепой силой, словно хотел затопить все вокруг. Лошади опустили головы, вздрагивая все телом. Потоки воды барабанили по всадникам, которые вмиг промокли до нитки и ослепли. Мейнфрол Лифе послала своих Кордов на разведку, чтобы отряд не угодил в пропасть. Тротхолл поднял вверх посох с горящим на конце ярким огнем, чтобы тот служил ориентиром для всадников. Они сбились все вместе, и Стражи Крови расположили Ранихинов вокруг, чтобы в случае необходимости принять на себя основную тяжесть удара.

В белых сполохах молний огонек Тротхолла казался тусклым и слабым, и гром, оглушительно грохотавший над ним, словно разрывался от смеха при виде подобной глупости. Кавинант низко пригнулся к спине Дьюры, уклоняясь от молний, словно небо было камнем, потрясаемым громом. Он не мог видеть Кордов, не знал, что происходило вокруг него; он все время боялся, что следующий шаг Дьюры будет шагом в пропасть. Он не отрывал глаз от пламени Тротхолла, словно тот мог помочь ему не заблудиться.

Мастерство и настойчивость Раменов очень помогали отряду, и он постепенно двигался к Горе Грома, но их продвижение было похоже на блуждание по взбесившимся небесам. Всадники могли ориентироваться только по тому, что они постоянно углублялись в эпицентр бури. Ветер швырял водяные брызги им в лицо с такой силой, что, казалось, вот-вот выхлестнет глаза или вырвет щеки. Холодные потоки, струившиеся по телу, постепенно парализовали людей, словно холод смерти. Но они продолжали идти вперед, словно пытались пробить лбами каменную стену.

В течение целых двух дней они пробивались вперед, чувствуя, как их тела словно разваливаются на куски под натиском дождя. Они не могли отличить дня от ночи, не знали ничего, кроме одного непрерывного, ревущего, тяжелого, жестокого, неумолимого шторма. Они ехали до полного изнеможения, отдыхали, стоя по колено в воде и грязи, ухватившись за поводья лошадей, ели размокшую, развалившуюся на куски пищу, подогретую на огне Лиллианрилл, который Биринайру с большим трудом удавалось поддерживать; считались, чтобы проверить, не потерялся ли кто-нибудь, и ехали снова, пока усталость не заставляла сделать новую остановку. Временами они чувствовали, что только голубое пламя Тротхолла поддерживает их. Затем Лорд Морэм начал объезжать членов отряда. В мертвенно-бледном свете молний его лицо, залитое водой, напоминало тонущий поврежденный корабль, но он подъезжал к каждому и кричал сквозь завывания ветра и дождя, сквозь неистовство грома:

— Друл… шторм… для нас! Но он ошибается! Главная сила…. проходит… на запад! Мужайтесь! Предсказания… за нас!

Кавинант слишком устал и замерз, чтобы ответить. Но в словах Морэма он услышал настоящую храбрость.

Когда отряд снова двинулся вперед, он постарался приблизиться к огню Тротхолла, словно пытаясь заглянуть в тайну.

Борьба продолжилась, и тот миг, когда она казалась больше непереносимой, давно прошел. С течением времени само понятие «терпение» стало абстрактным — простое слово, неосязаемое, чтобы нести в себе убеждение. Неистовство шторма превратило людей просто в дрожащую плоть, едва способную сидеть на лошадях. Но огонь Тротхолла все горел. С каждой новой его вспышкой Кавинант начинал ерзать в седле. Ему не хотелось ничего — только получить возможность лечь в грязь.

Но огонь Тротхолла все горел. Он был подобен узам, сковывающим всадников, тащившим их вперед. В грозящих сумасшествием потоках Кавинант не отрывал взгляда от огня, словно эти узы были драгоценны для него.

Затем они пересекли границу. Это было так же внезапно, как если бы стена, на которую они кидались, как пойманные в ловушку титаны, вдруг упала в грязь. Еще десять спотыкающихся шагов — и они оказались в залитом солнцем полудне. Буйство шторма еще слышалось позади, постепенно удаляясь. Вокруг повсюду виднелись следы потопа — многочисленные озерки, потоки бурлящей воды и болота, густая грязь наподобие той, что остается на поле битвы. А перед ними высилась огромная опустошенная глава Горы Грома — Грейвин Френдор, Пик Огненных Львов.

В течение долгого времени она приковывала их взгляды подобно эгиде тишины — мрачной, зловещей и величественной, подобной частице обнаженного сердца Земли. Пик находился к северу и немного к западу от них. Выше, чем Смотровая Кевина над Верхней Землей, он, казалось, стоял на коленях на краю Саронграйва, положив локти на плато и держа голову высоко над скалой, устремляясь к небу со странным выражением гордости и мольбы; и он возвышался на 12 тысяч футов над Жифалз Кос, воды которой текли на восток от подножия.

Там, глубоко в громадной груди горы, была цель похода — Кирил Френдор, Сердце Грома.

Они находились на 10 лье от пика, но расстояние было обманчиво. Он уже доминировал на северном горизонте, противопоставляя их расщелинам Края Земли, словно неотвратимому требованию. Гора Грома! Здесь Берек Полурукий нашел свое великое откровение. Здесь отряд, снаряженный за Посохом Закона, надеялся вновь обрести будущее для Страны. И здесь Томас Кавинант искал освобождения от невозможности своих снов. Отряд смотрел на возвышавшуюся скалу, словно она исследовала их сердца, задавала им вопросы, на которые они не могли ответить.

Затем Кваан улыбнулся свирепой улыбкой и сказал:

— По крайней мере, мы достаточно чисто вымыты для того, чтобы заняться этим делом.

Это неуместное замечание нарушило транс, овладевший всадниками. Несколько воинов разразилось смехом, словно освобождаясь от напряжения последних двух дней, а большинство остальных заулыбались, представляя Друлу и другому врагу возможность поверить в то, что буря ослабила их. Рамены, едва стоящие на ногах от изнеможения (ведь все это время они шли пешком, отыскивая дороги сквозь потоки воды) тоже рассмеялись, хотя до конца не поняли юмора.

Только Гигант никак не прореагировал. Глаза его были прикованы к Горе Грома, и брови повисли над ними, словно защищали их от чего-то чересчур яркого или горячего.

Отряду удалось отыскать относительно сухой холмик, на котором можно было отдохнуть и поесть, а также покормить лошадей; Гигант рассеянно последовал за остальными. Пока все устраивались поудобнее, он стоял в стороне и смотрел на гору так, словно читал секреты в ее многочисленных расщелинах и утесах. Потом он тихо запел:

Высокий Лорд Тротхолл позволил отряду отдохнуть столько, сколько считал относительно безопасным на открытом месте. Затем они снова двинулись в путь до конца полудня, прижимаясь к Краю Земли, словно это была их последняя надежда. Еще до бури Кавинант узнал, что единственным известным входом в катакомбы Горы Грома был вход через западную расщелину Соулсиз — Ущелье Предателя, скалистую утробу, поглотившую реку, чтобы затем снова выплюнуть ее с восточной стороны на Нижнюю Землю; превращенную скрытыми бурными глубинами в Дифайлз Кос — поток, серый от тины и отбросов вайтваррена. Поэтому Тротхолл всю надежду возлагал на дорогу с юго-востока. Он считал, что добравшись до горы Грома с южной стороны и двигаясь к ущелью Предателя с востока, отряд проберется незамеченным и неожиданно к западному входу в пещеру. Но никакого ненужного риска он не предпринимал.

Грейвин Френдор грозно возвышался своей громадой на фоне неба и, казалось, уже навис, склонившись, над отрядом, будто сам пик был наклонен так, как того желала злоба Друла. Он побуждал усталых Раменов проявить все свое умение, чтобы выбрать путь у Края Земли, и отряд продолжал идти вперед до самого захода солнца.

Но все это время Кавинант ехал, устало сгорбившись в своем седле, наклонив голову, словно готовя шею под удар топора. Казалось, все его силы ушли на то, чтобы провести отряд сквозь шторм. Когда он начинал говорить, голос его дрожал от упадка сил.

На следующее утро солнце взошло на сером небе, словно рана. Серые тучи висели над землей, и вздрагивающий ветер, словно стон, упал со склонов Горы Грома. Вода в лужицах на пустыре застоялась, словно земля отказывалась впитать влагу, оставляя ее гнить на поверхности. Садясь на коней, всадники услышали мягкий рокот, похожий на бой барабанов, глубоко в камне. Через ноги, через суставы коленей ощущалась какая-то дрожь.

Это был пульс готовившейся войны.

Великий Лорд ответил так, словно это был вызов.

— Меленкурион! — отчетливо воскликнул он. — Вставайте, защитники Страны! Я слышу барабаны Земли! Это великое дело нашего времени!

Он вскочил на своего коня, взмахнув голубой мантией.

Вохафт Кваан ответил приветствием:

— Да здравствует Высокий Лорд Тротхолл! Мы горды следовать за тобой!

Плечи Тротхолла распрямились. Его лошадь навострила уши, подняла голову и сделала несколько шагов, встав на дыбы так же величественно, как Ранихин. Ранихины весело фыркнули при виде этого, и отряд бодро поскакал за Тротхоллом, словно дух Древних Лордов передался им.

Свой путь к склонам Горы Грома они проделали под несмолкаемый приглушенный рокот барабанов. Пока они искали путь через плотные каменные завалы, окружавшие гору, гулкий подземный звук сопровождал их, подобно испарениям злобы. Но когда они начали подниматься по одному из неровных склонов Пика, они забыли про барабаны, им пришлось сосредоточить все внимание на подъеме. Подножье горы было подобно бугристой каменной мантии, которую Гора Грома сбросила со своих плеч в давно минувшие времена, и путь на запад через склоны был такой же. Время от времени всадникам приходилось слазить с лошадей и вести их на поводу вниз по коварным склонам или через серые нагромождения беспорядочно наваленных пепельных камней. Сложность местности делала их продвижение медленным, несмотря на то, что Рамены прилагали все усилия, чтобы провести их наиболее легким путем. Пик, казалось, грозно наклонился над ними, словно наблюдая за их жалкими усилиями. А с возвышавшихся утесов на них падал знобящий ветер, холодный, как сама зима.

В полдень Тротхолл остановился в глубоком овраге, проходящем вдоль склона горы, словно разрез. Здесь отряд отдохнул и подкрепился. При каждой остановке барабаны становились отчетливо слышны, и холодный ветер, казалось, с новой силой бросался на них со скал наверху; они сидели в прямых лучах солнца и не могли унять дрожи — некоторые от холода, другие от звука барабанов.

Во время привала Морэм подошел к Кавинанту и предложил вместе подняться вверх по оврагу. Кавинант кивнул; он был рад чем-то заняться. Он последовал за Лордом вверх по кривому дну оврага, и вскоре они оказались у пролома в западной стене. Морэм вошел в пролом, и когда Кавинант присоединился к Лорду, перед ним неожиданно открылся прекрасный вид на Анделейн.

С высоты пролома между каменными стенами он чувствовал, что смотрит на Анделейн как бы из окна в боку Горы Грома. Вдоль всего западного горизонта лежали горы, и от их красоты у Томаса перехватило дыхание. Он жадно смотрел туда с таким чувством, словно на миг прикоснулся к вечности. Бурное, чистое здоровье Анделейна сияло, словно страна звезд, несмотря на серые небеса и монотонный воинственный рокот. Он ощутил странное нежелание дышать, прерывать это состояние транса, но мгновение спустя его легкие потребовали воздуха.

— Вот она, Страна, — прошептал Морэм. — Мрачная, могущественная Гора Грома над нами. Самые темные яды и тайны Земли находятся в катакомбах у нас под ногами. Позади — поле битвы. Внизу — плато Саронг-райв. А там — бесценный Анделейн, красота жизни. Да, это сердце Страны.

Он стоял благоговейно, словно чувствовал себя в присутствии величия.

Кавинант смотрел на него.

— Значит, ты привел меня сюда, чтобы убедить, что за это стоит сражаться. — Его рот искривило от горького вкуса стыда. — Ты что-то хочешь от меня, какой-то декларации преданности прежде, чем вам придется встретиться лицом к лицу с Друлом.

Убитые им Пещерные отягощали его память чем-то тяжелым и холодным.

— Конечно, — ответил Лорд. — Но это не я, а сама Страна просит тебя о преданности.

Потом с внезапной силой он добавил:

— Смотри, Томас Кавинант. Воспользуйся своими глазами. Смотри на все это. Смотри и слушай меня. Это сердце Страны. Это не Дом Презренного. Ему не Место здесь. О, он жаждет власти ядов, но его дом — в Яслях Фаула, не здесь. У него нет ни глубины, ни твердости, ни красоты, чтобы иметь право на это место, и когда ему надо что-то сделать в этом месте, он это делает через юр-вайлов или Пещерников. Понимаешь?

— Понимаю. — Кавинант посмотрел в глаза Лорду.

— Я уже заключил свою сделку, свой «мир», если так вам больше нравится. Я не собираюсь больше убивать.

— Свой «мир»? — эхом отозвался Морэм, выразив в этом вопросе целую гамму чувств. Постепенно в его глазах возникла угроза. — Что ж, тогда ты должен простить меня. Во время несчастий некоторые Лорды ведут себя странно.

Он прошел мимо Кавинанта и начал спускаться по оврагу вниз.

Кавинант еще некоторое время оставался у окна, глядя вслед Морэму. Он заметил косвенный намек Лорда на Кевина; он терялся в догадках, какую связь видел он между ним и Расточителем Земли? Неужели Лорд считал, что он способен на такую степень отчаяния?

Бормоча себе под нос, Кавинант вернулся к отряду. В глазах воинов он видел оценивающий взгляд; они пытались догадаться, что произошло между ним и Лордом Морэмом. Но ему было безразлично, какие предзнаменования видели они в нем. Когда отряд двинулся дальше, он повел Дьюру вверх по оврагу, не замечая сползающих камешков, то и дело падавших ему на руки и колени и оставлявших на них опасные царапины.

Он думал о Праздновании Весны и битве у Парящего Вудхельвена, о Ллауре, Пьеттене, Этьеран и безымянном Освобожденном, о Лене, Триоке и женщине-воине, погибшей, защищая его; думал и пытался внушить себе, что его сделка была чем-то неприкосновенным, что он был недостаточно зол, чтобы снова рискнуть вступить в битву.

В этот полдень отряд с трудом продвигался по тяжелому пути, медленно поднимаясь вверх в западном направлении. Пункта их назначения еще не было видно. Даже когда солнце было уже совсем низко в небе, а рев воды стал ясно различимым аккомпанементом к подземному реву барабанов, ущелья все еще не было видно. Но потом они вышли на отвесную скрытую лощину в склоне горы. Отсюда в скалу под углом уходила щель, слишком узкая для лошадей, через которую был слышен огрызающийся поток. В лощине всадники оставили лошадей под присмотром Кордов. Дальше они пошли пешком вдоль трещины, поворачивающей в гору и здесь обрывающейся в скале не более, чем в ста футах прямо над Ущельем Предателя.

Барабанов больше не было слышно; шум реки заглушал все остальные звуки, так что им приходилось почти кричать. Стены пропасти были высокими и гладкими и заслоняли горизонт с обеих сторон. Но сквозь водяную пыль, закрывавшую их, словно туман, они могли видеть само ущелье — тесный каменистый канал, стискивающий реку так, что она, казалось, готова была закричать; и дикую, белую, с огненными барашками воду, бурлившую так, словно она боролась против своего же собственного неистового бега. С расстояния примерно одного лье к западу река корчилась, мчалась по ущелью и затем уходила в недра горы, словно всасываемая в бездну. Заходящее солнце висело у горизонта над Ущельем, словно кровавый шар в свинцовом небе, а в его свете возникали огненные тени, отбрасываемые несколькими отважными деревьями, прилепившимися на краю пропасти, словно пустив здесь корни по какому-то принуждению или обязанности. Но в самом Ущелье Предателя не росло ничего: здесь была только водяная пыль, гладкие каменистые стены и терзаемая вода.

Ее рев оглушил Кавинанта, а мокрый от брызг камень, казалось, готов был выскользнуть из-под ног. На мгновение скалы закружились у него перед глазами; он чувствовал, что утроба Горы Грома с жадностью следит за ним. Он отшатнулся назад, в щель, и, прижавшись спиной к камню, с трудом перевел дыхание.

Вокруг него все было в движении. Он слышал удивленные и испуганные крики воинов у края ущелья, приглушенное завывание Гиганта. Но он не двигался. Прижавшись к стене, он подождал, пока у него перестанут дрожать колени и пройдет ощущение того, что опора выскальзывает у него из-под ног. Лишь после этого он пошел выяснить, что все-таки вызвало огорчение его товарищей.

Между Кавинантом и стеной бушевал Гигант. Двое стражей Крови повисли у него на руках, а он колотил их о стены щели, хищно шипя:

— Отпустите меня! Отпустите… Я хочу их! — словно он хотел прыгнуть вниз, в Ущелье.

— Нет! — Тротхолл внезапно встал перед Гигантом. Лучи солнца затенили его лицо, обрисовав его силуэт на фоне сияния. Он стоял, широко раскинув руки и зажав в одной руке посох. Он был стар и вдвое меньше Гиганта. Но оранжево-красное пламя, казалось, увеличило его, сделало выше, величественнее.

— Горбрат! Возьми себя в руки! Именем Семи! Ты бредишь?

Услышав это, Преследующий Море отбросил Стражей Крови. Он схватил Тротхолла за одежду спереди, поднял Высокого Лорда в воздух и прижал его к стене. Задыхаясь, словно от ярости, он взвизгнул прямо в лицо Тротхоллу:

— Брежу? Ты что, обвиняешь меня?

Стражи Крови прыгнули к Гиганту. Но крик Морэма остановил их. Тротхолл висел, распятый на камне, словно пригоршня старых тряпок, но не отводил взгляда от Гиганта. Он повторил:

— Ты бредишь?

В какой-то ужасный миг всем показалось, что Преследующий Море вот-вот размозжит голову Великого Лорда одним ударом могучего кулака. Кавинант попытался придумать что-то, какой-то способ вмешаться, но не мог. Он не понимал, что случилось с Преследующим Море.

Потом за спиной у Кавинанта Первый Знак Тьювор отчетливо произнес:

— Пожиратель? В одном из Гигантов Сирича? Невозможно!

Словно отрезвленный утверждением Тьювора, Гигант разразился конвульсивным кашлем. При этом он отпустил Тротхолла, потом завалился набок, с глухим стуком ударившись о противоположную стену. Постепенно его пароксизм перешел в низкое хихиканье, похожее на истерическое веселье, и на фоне рева реки этот звук заставил Кавинанта почувствовать, как он весь покрывается мурашками, словно после чьего-то липкого прикосновения. Он не мог вынести этого, и, движимый желанием узнать, что произошло с Гигантом, продвинулся вперед, чтобы заглянуть в Ущелье.

Там он увидел, настроив себя против головокружения и оглушительного рева реки, то, что возбудило Преследующего Море.

— Ах, Гигант! — простонал он. — Убивать…

Под ним, едва в 20 футах над уровнем реки, проходила неширокая дорога, похожая на выступ в южной стене ущелья. И по этой дороге под бой неслыханных барабанов маршировала армия Пещерников, выходившая из Горы Грома. Возглавляемая клином юр-вайлов, шеренга за шеренгой этих мерзких существ выползала из горы и топала по выступу с блеском вожделения на глазах цвета лавы. Тысячи уже вышли из своих вайт-варренов, а позади шли все новые шеренги, словно Гора Грома выплевывала все орды населявших ее паразитов на беззащитную землю.

Преследующий Море!

Мгновение сердце Кавинанта билось в ритме с болью Гиганта. Ему невыносима была мысль, что Преследующий Море и его народ могут потерять надежду найти Дом из-за подобных тварей.

Неужели убийство — единственный ответ?

Молча, почти ничего не различая в водяном тумане, он попытался представить себе, каким образом Гигант намеревался добраться до выступа и Пещерников.

Оказалось, что это не так уж и сложно для любого, кто не боится высоты. В скале, в южной стене, была вырублена грубая склизкая лестница, которая шла от щели до дороги. Напротив нее виднелись ступени, поднимавшиеся от щели вверх, к вершине Ущелья. Они были такими же серыми, изъеденными водяной пылью и древними, как и весь камень вокруг.

Лорд Морэм подошел сзади к Кавинанту. Его голос глухо звучал сквозь рев реки:

— Это Древняя Смотровая Ущелья Предателя. Та часть Первой Заповеди, которая рассказывает об этом месте, легка для понимания. Смотровая была создана для наблюдения и для того, чтобы скрывать здесь предателей. Лорд Фаул Презренный открыл здесь свою истинную сущность Лорду Кевину. Здесь был нанесен первый удар в открытой войне, которая закончилась Ритуалом Осквернения.

Еще до этого Кевин сомневался в Лорде Фауле, хотя сам не знал, почему, ибо Презренный не делал такого зла, которое мог бы обнаружить Кевин; и он выказывал доверие Лорду Фаул, словно стыдясь своих необоснованных сомнений. Потом по замыслу Фаула, в Совет Лордов пришло послание из Демонмглы в Горе Грома. В этом послании Лорды приглашались в мастерские Демонмглы, — в склепы, где плодилось это отродье — чтобы встретиться там с мастерами их учения, якобы владевшими тайной силой.

Ясно, что Лорд Фаул надеялся, что Кевин сам придет в Гору Грома. Но Великого Лорда охватили сомнения, и он не пошел. Потом ему опять стало стыдно за свои сомнения, и он послал вместо себя нескольких своих лучших друзей и сильнейших союзников. Итак, Высокая делегация Старых Лордов отправилась на плоту по Соулсиз через Анделейн к Горе Грома. И там, в реве водяных брызг и тумане Ущелья Предателя, их ждала засада юр-вайлов. Лорды были зверски убиты, а их тела отправлены в бездны Горы. Потом из катакомб вышли армии, подобные этим, и Страна, не успев подготовиться, вынуждена была вступить в войну.

Этот долгий поединок продолжался битва за битвой, неся сотни тысяч смертей, и не видно было никакой надежды на ее окончание. Высокий Лорд Кевин храбро сражался. Но он отправил своих друзей в засаду, и вскоре начались его полночные встречи с отчаянием, и не было никакой надежды.

Соблазняющий головокружительный бег реки постепенно ослабевал вместе с сопротивлением Кавинанта. Брызги стекали по его лицу, словно капли пота.

Гигант хотел сделать то же самое — прыгнуть во вращающуюся приманку Ущелья, упасть на Пещерников из засады.

С усилием, заставившим его застонать сквозь стиснутые зубы, Кавинант отошел со Смотровой назад. Изо всех сил прижимаясь к стене, он спросил нарочито бесстрашно:

— Он все еще смеется?

Морэм, казалось, понял его.

— Нет, теперь он сидит и тихо поет песню Бездомных и не подает никаких признаков безумия.

«Преследующий Море!» — подумал Кавинант, а вслух сказал:

— Почему ты остановил Стражей Крови? Он мог повредить Тротхоллу.

Лорд повернулся спиной к Ущелью Предателя, чтобы посмотреть на Кавинанта:

— Гигант — мой друг. Я не мог так просто вмешаться.

— Спустя миг он добавил: — Великий Лорд не беззащитен!

Кавинант настаивал:

— Может быть, Пожиратель…

— Нет. — В голосе Морэма чувствовалось, что в этом не может быть сомнений. — Тьювор сказал правду. Ни один Пожиратель не обладает достаточным могуществом, чтобы овладеть Гигантом.

— Но что-то… — Кавинант запнулся. — Что-то гложет его. Он не верит в эти предсказания. Он думает… Друл или еще что-то хочет помешать Гигантам вернуться домой.

Ответ Морэма был таким тихим, что Кавинант смог прочесть его лишь по губам Лорда:

— Этого хочу я.

Преследующий Море!

Взгляд Кавинанта скользнул по трещине к Гиганту. В темноте Преследующий Море сидел, похожий на кучу гальки, насыпанной у стены, тихо напевая и рассматривая невидимые картинки на камне перед собой. Это зрелище подняло в Кавинанте волну сострадательного гнева, но он подавил его, вспомнив о своей сделке. Стены ущелья наклонились к нему, словно удушающий страх, словно темные крылья. Кавинант метнулся оттуда мимо Гиганта в лощину.

Вскоре весь отряд собрался там на ужин. Они ели при свете одного тусклого факела Лиллианрилл, и когда с трапезой было покончено, они попытались немного поспать. Кавинант чувствовал, что отдых был невозможен; перед его глазами стояла армия Пещерников, выкатывающаяся, словно клубок разрушений, разматываясь на ходу, чтобы сплести смерть Страны. Но нескончаемый рев реки убаюкивал его, и, наконец, он расслабился, улегшись на землю. Он немного вздремнул под рокот барабанов войны, доносившийся из скалы под ним.

Позднее он как-то резко проснулся. Красная луна перевалила за гребень горы и теперь светила прямо в лощину. Кавинант понял, что полночь осталась позади. Сначала он подумал, что это свет луны разбудил его, но потом догадался: вибрация, вызываемая барабанной дрожью, исчезла из скалы. Он оглядел лагерь и увидел, как Тьювор шептался о чем-то с Лордом Тротхоллом. В следующий миг Тьювор начал будить спящих.

Вскоре воины были готовы. Кавинант проверил, на месте ли его нож, засунутый за пояс, и крепче сжал в руках посох.

Биринайр держал прут с мерцающим на его конце слабым огоньком, и в этом неверном свете Морэм и Тротхолл стояли вместе с Мейнфрол Лифе, Всхафтом Квааном и Первым Знаком. Смутные тени мелькали, словно страх и решимость, на лице Тротхолла. Голос звучал слабо от старости, когда он сказал:

— Сейчас мы проводим свой последний час под открытым небом. Выход армии Друла завершился. Те из нас, кто пожелает, должны войти в катакомбы Горы Грома. Мы должны использовать этот шанс, пока внимание Друла все еще занято его армией и прежде, чем он сможет понять, что мы находимся не там, где он полагает.

Теперь настало время для тех, кто хочет выполнить цель похода. В вайтварренах не может быть ни отступления, ни бегства после поражения. До сих пор все проявили себя в Походе наилучшим образом. Никто из присутствующих здесь не может чувствовать стыд.

Кваан осторожно спросил:

— Ты поворачиваешь назад, Высокий Лорд?

— Ах, нет! — вздохнул Тротхолл. — Рука этих времен лежит на мне. Я не имею права колебаться.

Тогда Кваан ответил.

— А разве йомен Боевой Стражи Колыбели Лордов может повернуть назад, когда его ведет Высокий Лорд? Никогда!

И весь йомен эхом повторил:

— Никогда!

Кавинант подумал о том, где сейчас может быть Гигант и как он поступит. Что касается его самого, то он интуитивно чувствовал, что у него нет выбора, что сон освободит его только посредничеством Посоха Закона или смерти.

В последующий миг к Тротхоллу обратилась Мейнфрол Лифе Голова ее была откинута назад, а маленькая фигурка напряжена так, словно она готова была взорваться.

— Я дала слово. О ваших лошадях позаботятся. Корды будут беречь их в надежде на ваше возвращение. Но я… — Она тряхнула связанными волосами, словно бросая вызов самой себе. — Я пойду вместе с вами. Под землю.

Протест Тротхолла она остановила резким жестом.

— Вы дали пример, которому я должна следовать. Как я снова могла бы предстать перед Ранихинами, если бы они узнали, что я забралась так далеко, чтобы повернуть назад, когда угроза стала слишком велика? И я чувствую нечто большее. Рамены знают небо, открытую землю. Мы знаем воздух и траву. Мы не сбиваемся в пути во тьме. Ранихины научили наши ноги не ошибаться. Я чувствую, что всегда смогу найти путь наружу. Вам, возможно, понадобится эта моя способность, хотя я далека от равнины Ра и от самой себя.

Тени превратили лицо Тротхолла в гримасу, но он спокойно ответил:

— Я благодарен тебе, Мейнфрол. Рамены — храбрые друзья Страны.

Скользнув взглядом по всему отряду, он сказал;

— Тогда пойдемте. Нас ждет исход нашего пути. Что бы ни случилось с нами, пока есть в Стране люди, умеющие петь, они будут петь о том, что в этот темный час Страна не осталась без защиты. Теперь храните ей верность до конца.

Не дожидаясь ответа, он вошел из кровавого лунного света во тьму щели.

Воины пропустили Кавинанта следом за двумя Лордами, словно предоставив ему возможность занять наиболее уважаемое место. Тротхолл и Морэм шли рядом; когда они приближались к Смотровой, Кавинант увидел между ними Гиганта, стоявшего на краю скалы. Ладонями обеих рук Преследующий Море упирался в противоположные стены. Он стоял спиной к Лордам и всматривался в мрачный, окрашенный кровавым светом круговорот реки. Его огромная фигура темнела на фоне ярко-красного неба.

Когда Лорды приблизились к нему, он сказал, словно обращаясь к ним из Ущелья:

— Я остаюсь здесь. Мой пост. Я буду охранять вас. Армия Друла не захлопнет ловушку Горы Грома, пока я жив.

Мгновение спустя он добавил, словно обратив взгляд внутрь самого себя:

— Отсюда не услышу я запаха вайт-варренов.

Но в следующих его словах слышался отзвук старого юмора Гигантов:

— Катакомбы не были рассчитаны на то, чтобы там могли поместиться существа размеров Гигантов.

— Ты правильно решил, — пробормотал Тротхолл. — Нам нужна твоя защита. Но не оставайся здесь после полуночи. Если мы не вернемся к тому времени, значит, с нами все кончено, и ты должен отправиться предупредить свой народ.

Гигант ответил, словно реагируя на какой-то другой голос:

— Помните Клятву Мира. В лабиринте, в который вы входите. Она будет вашей путеводной нитью. Она будет хранить вас от намерений Губителя Душ, тайных и жестоких. Помните Клятву. Надежда, может быть, вводит в заблуждение. Но ненависть — ненависть разлагает. Я слишком поторопился с ненавистью. Я стал похож на то, что ненавижу.

— Прояви хотя бы долю уважения к правде, — огрызнулся Морэм. Внезапная резкость его тона ошеломила Кавинанта. — Ты, Соленое Сердце Преследующий Море, Гигант Сирича, горбрат людей Страны. Это имя не может быть отнято у тебя.

Но Кавинант не слышал в словах Гиганта никакой жалости к себе — только осознание и печаль. Преследующий Море больше ничего не сказал. От стоял так же неподвижно, как стены, о которые он опирался, — стоял, словно статуя, высеченная на Смотровой.

Лорды больше не стали терять время. Ночь уже пошла на убыль, а они хотели войти в гору до наступления дня.

Члены отряда заняли свои места. Тротхолл, Биринайр и двое Стражей Крови шли за Первым Знаком Тьювором. Затем следовали Морэм, Лифе, Баннор, Кавинант и Корик. За ними шел Вохафт Кваан, его четырнадцать воинов, и замыкали колонну четверо последних Стражей Крови.

Их было только двадцать один против всей неизвестной мощи Друла Каменного Червя.

От Тьювора до последнего Стража Крови протянули полоску клинго. В таком порядке они начали спуск по скользкой лестнице в Ущелье Предателя.