Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других

Глава 5 ПРОБЛЕМА ПРОТЕИНОВ

Профессор Двел и проблема протеинов. Гарри на химическом заводе. Заседание комиссии при Высшем научном институте. Спасите английскую промышленность! Человеколюбивый профессор Мессеби. Последняя роза лета. Кэт в аптечной лавке. Награда за изобретение протеина от человеколюбивого правительства Англии. Полинезиец Тони. Лианы, наконечники для стрел. Сбор племен под банановым листом. Мессеби еще раз доказывает свое человеколюбие. Сернокислотный завод и рыжие чешуйки. Тони чихает. Гром среди ясного неба. Первый отец пускает дым из черной коробочки. Убийцы с арбузами на головах. Лейстон в Лондоне. Мессеби заперт. Гарри становится брюнетом.

Не отыскав Марту Лорен, Гарри нашел себе место на сернокислотном заводе под Лондоном. В Нью-Йорке он проработал три года в лаборатории органической химии профессора Двела, ставившего эксперименты по получению искусственного белка. Профессор Двел достиг значительных по тем временам результатов; ему удалось извлечь протеины, на которые разлагается белок при переваривании, и что самое главное, протеины эти были у него не горькие-прегорькие, как у других исследователей, а вкусные, их можно было употреблять без капсул. Однако изготовление протеинов по методу Двела обходилось еще дороже прочих способов, и следовательно, гигантская задача накормить человечество искусственными белками была в его разработках очень далека от окончательного решения. Грамм протеинов стоил Двелу примерно полдоллара, так что натуральные белки оставались пока в сотни раз дешевле искусственных протеинов. Однако Двел тщательно оберегал свою работу от посторонних глаз; у него не было ни одного лаборанта из образованных людей, он не допускал в лабораторию ни одного студента, а в помощники брал простых ребят из числа умелых рабочих, которых обучал технике дела, избегая объяснять им научные основания и значение своей работы.

Геморроидальный старичок и не подозревал, что Гарри Руперт дома прилежно штудировал органическую химию и был вполне в курсе дела; Двелу и в голову не приходило, что его «малообразованный» помощник во многом опередил своего учителя.

С помощью немецких и французских товарищей Гарри по ночам изучал специальные труды, посвященные протеинам, сравнивал чужие методы работы с методами Двела и раз за разом убеждался, что ни другие исследователи, ни Двел не стоят на правильном пути. Ему нужно было только немного поработать самому, чтобы усовершенствовать способ получения дешевых и питательных протеинов.

Итак, Гарри явился в контору сернокислотного завода. Старый клерк просмотрел его рекомендации и свидетельство из лаборатории Двела и задумался.

— В сернокислотном цехе мест нет, — сказал он наконец. — Я попробую рассказать о вас главному химику — он интересуется органической химией. Здесь сказано, что вы работали у Двела. Посмотрим. Приходите завтра после работы.

И вот Гарри уже четвертый месяц работает в лаборатории органической химии на кислотном заводе.

Это Гарри, он идет через сквер домой и весело насвистывает «The last rose of summer» («Последняя роза лета»). Просвистев первое колено, он слышит сзади голос:

Голос немного хриплый, но приятный. Поет девушка. Гарри останавливается и ждет. — Good evening! — подходит она. — Good evening! — отвечает Гарри. Она берет его под руку, и они идут вместе по скверу, выходят на улицу, переходят площадь. Они молчат, девушка крепко прижимается к Гарри и заглядывает ему в лицо. Гарри искоса присматривается к ней. Она худощавая, у нее красивые глаза, губы красные, лицо белое. Жаль только, что она такая худая. Они молча идут дальше.

— Как тебя зовут? — спрашивает наконец Гарри, чтобы завязать разговор.

— Кэт! На улице я зовусь Глэдис, но ты называй меня Кэт, так меня звали дома.

— Почему ты ходишь на улицу? — лениво спрашивает Гарри и продолжает таким образом, сам того не замечая, вековую традицию разговора с проституткой.

— Нет работы! — отвечает Кэт. — Я работала на текстильной, меня уволили. Слушай, любимый, купи поесть.

Гарри считает это желание законным и покупает в магазине хлеба и колбасы на шесть пенсов. Кэт жадно ест. Они идут молча: хлеб и колбаса мешают Кэт разговаривать. Гарри пока что закуривает дешевую сигару. Кэт снимает с колбасы шкурку и откусывает большой кусок.

— Что ж ты такая худая? — спрашивает Гарри, видя, что она съела колбасу и доедает хлеб.

— Сказала же тебе, нет работы. На улице такая, как я, много не заработает.

— Здесь тоже нужно умеючи, — соглашается Гарри. — Ты наелась?

Девушка проглатывает последний кусок хлеба и поплотнее прижимается к Гарри. Он чувствует своим телом все ее бедное тело. Они снова идут молча.

— Скоро я буду богат, — вдруг говорит Гарри.

За три дня до этого в Высшем королевском институте состоялось экстренное заседание. От правительства на нем присутствовал лорд Гексли, глава правления треста химических фабрик Великобритании. Доклад профессора Мессеби был выслушан с напряженным любопытством. В аптекарских лавках Лондона появился препарат «Альбо»; упаковка рекомендовала давать препарат детям и выздоравливающим после болезни взрослым. Анализ, проведенный профессором Мессеби, доказывал, что «Альбо» был не чем иным, как искусственным протеином, с очень приятным вкусом, напоминающим грецкие орехи — и, главное, крайне дешевым, настолько дешевым, что это угрожало переворотом во всей пищевой промышленности.

— Этот препарат, — завершил доклад профессор, — может за полгода вытеснить половину всех пищевых продуктов, которые покупает беднота. Ему не удастся заменить продукты, потребляемые богатыми; но если (о чем еще рано говорить) этому искусственному протеину удастся придать разные вкусы, совершенно неизвестно, что произойдет с пищевой промышленностью.

По окончании доклада в небольшом зале, где собрались избранные специалисты, воцарилось молчание. Представители культуры с чрезвычайной серьезностью обдумывали дело. Наконец самый молодой из участников, какой-то выдающийся доцент, спросил у докладчика:

— Интересно было бы узнать, насколько многоуважаемый мистер Мессеби уверен в том, что его выводы верны. Ведь профессор Двел…

Доцент умолк и вопросительно посмотрел на коллег.

— Вы кончили? — спросил Мессеби. — Разрешите мне? Да, профессор Двел в последней работе доказывает: производство съедобного протеина долго еще будет настолько дорогим, что не сможет повлечь за собой никаких пертурбаций в системе потребления. Но мы стоим перед наглядным и бесспорным фактом.

— Позвольте мне спросить, — сказал лорд Гексли. — Скажите, достопочтенный профессор, сколько стоит этот искусственный протеин?

— В продаже он стоит сейчас вдвое дешевле, чем мясо. Но нет никакой гарантии, что на практике он не стоит в пять раз дешевле. Ведь поставщик в данном случае не ограничен никакой конкуренцией, и ничто не указывает на то, что продажная цена отражает реальную себестоимость.

— Еще вопрос, — сказал доцент. — Вы отметили, что об этом рано еще говорить, но намекнули, что, возможно, существуют способы придавать этому препарату различные вкусы. Я просил бы вас, если можно, пояснить, имеются ли фактические основания говорить о вероятности этого.

— Я уже сказал, — ответил Мессеби, — что об этом рано судить, и я очень рад, что мой молодой коллега, — Мессеби подчеркнул слово «молодой», — это заметил. Впрочем, я поясню, что дало мне повод высказаться так, как я выразился. В одном из пакетов я нашел протеин, немного отличавшийся по вкусу от других препаратов. Препарат из этого пакета напоминал своим вкусом не грецкий, а скорее обычный английский лесной орех.

При этих словах собравшиеся зашевелились. Лорд Гексли нервно переместился в кресле, словно его что-то толкнуло. Доцент иронически усмехнулся.

— Совершенно очевидно, — продолжал Мессеби, — что перед нами две возможности: либо изобретатель уже нашел способ придавать препарату тот или иной вкус (я считаю это невероятным), либо вкус препарата изменила случайная примесь, случайное изменение в процессе изготовления. Учитывая, что среди сотни препаратов в одинаковой упаковке я нашел только один, отличавшийся немного по вкусу от других, я считаю… скажем так, я убежден в том, что это явление случайное.

— Мы должны поблагодарить профессора Мессеби, — взял слово престарелый глава собрания, заплесневелый, как гриб, профессор Льюис. — Я думаю, что практическая сторона вопроса выяснена. Подробности химических процессов едва ли интересны представителю правительства, — Льюис сделал жест в сторону лорда Гексли. — Я считаю, что мы должны просить его светлость высказаться по сути доклада уважаемого профессора Мессеби. (Еще один жест в сторону лорда Гексли.)

— Моя речь будет краткой, — сказал тот. — Препарат нужно немедленно и строжайше запретить. Комиссия постановляет запретить его как вредный для здоровья. Продавцы будут оштрафованы за продажу ядовитых препаратов. Химик, пропустивший препарат в патентной палате, будет отдан под суд. Комиссия должна позаботиться, чтобы препарат никоим образом не мог поступить в продажу. Правительство займется розысками изобретателя и производителя и прекратит их деятельность. Я кончил.

Услышав слова лорда Гексли, один из профессоров нервно махнул рукой. Но, оглянувшись на коллег и не найдя поддержки, он осекся и не сказал ни слова. С минуту все молчали. Наконец Льюис сказал:

— Кто хочет взять слово?

Все молчали. Затем доцент сказал:

— По моему мнению, безопасность английской и мировой промышленности безусловно требует тех мер, которые предложил его светлость лорд Гексли. В наше неспокойное время мы рисковали бы вызвать беспорядки, разрешив продажу подобного препарата. Его производство нужно немедленно ликвидировать.

— Кто хочет высказаться? — повторил Льюис. — В таком случае, я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы не можем ничего возразить против предложения его светлости. Кто за предложение, прошу поднять руку! Принято единогласно. Объявляю собрание закрытым.

Гарри и девушка проходили мимо аптекарской лавки.

— Знаешь что, — сказал Гарри, — вот на тебе два пенса: зайди в магазин и спроси коробку «Альбо». Только узнай, много ли его покупают. Иди, а я подожду на улице.

Кэт взяла деньги и вошла в лавку, а Гарри стал, насвистывая, расхаживать по тротуару.

Он прошелся раз, прошелся другой, остановился у двери. Кэт стояла у конторки и что-то говорила. Вдруг дверь распахнулась, и мимо Гарри пробежал мальчик из лавки. Гарри лениво посмотрел ему вслед.

Мальчик подбежал к стоявшему на углу полисмену и что-то ему сказал. Полисмен выслушал, что-то спросил и направился к лавке.

«Поймали мою девушку, — подумал Гарри. — Видно, она действительно безработная». И он глянул сквозь стеклянную дверь в лавку. В этот момент Кэт сделала ему знак рукой. Сперва Гарри подумал, что она просит его ей помочь.

«Безнадежное дело», — развел руками Гарри. Но Кэт еще раз махнула. На сей раз Гарри понял. Он должен бежать как можно скорее. Полисмен с мальчиком были уже в десяти шагах от двери.

Гарри засвистел и лениво удалился. Увидев, что полисмен вошел в лавку, он ускорил шаги, перешел через улицу, свернул в переулок и поспешил прочь…

У дома Гарри дожидалась какая-то темная фигура. Гарри притворился, будто ему нет никакого дела до собственной квартиры и, посвистывая, пошел дальше. Все это начинало ему не нравиться. Еще меньше понравилось ему поведение темной фигуры, которая последовала за ним с явным намерением его догнать. Уже темнело. Гарри оглянулся вокруг и стал было размышлять, как избавиться от шпиона, но тот вдруг заговорил.

— Товарищ Руперт, — сказал он, — не убегайте, я не шпик. Я работаю с вами на одном заводе; только я в сернокислотном цехе.

Гарри узнал его голос. Это был немолодой рабочий-американец, поступивший на завод после него.

Гарри остановился.

— Пойдемте к вам, — сказал рабочий, — на улице неудобно разговаривать.

Гарри пожал ему руку, и они поднялись по лестнице. В комнате Гарри зажег лампу и посмотрел на рабочего. Это был могучий человек с обветренным, загорелым лицом. Кожа на его лице и руках еще не успела приобрести мертвенно-желтый цвет от работы в серном цехе, но под глазами уже легли красные круги. Через все лицо шел шрам.

— В чем дело? — спросил Гарри.

— Это я должен спросить вас, в чем дело! — ответил низким голосом рабочий. — Мессеби нашел в своей лаборатории что-то завернутое в платок. Платок лежал в чьей-то рабочей одежде. Я видел, как он показывал эту одежду сторожу, и тот сказал, что она принадлежит Гарри Руперту. Тогда Мессеби спросил, где проживает Руперт, то есть вы. Если бы он хотел сделать вам нагоняй, то отругал бы вас завтра в лаборатории. Нет, вас хотят по какой-то причине арестовать.

— Когда это было? — нервно спросил Гарри.

— Около часа назад — я оставался на внеурочной работе. Вам надо отсюда убираться, товарищ. Будьте здоровы.

Гарри вылил в раковину что-то из стоявших на столе реторт, собрал какие-то пакеты и вышел вслед за рабочим. Он догнал рабочего на улице.

— Слушайте, — сказал Гарри, — я расскажу вам, что было в платке. Но посоветуйте мне, где спрятаться.

— Пойдемте ко мне, — коротко сказал рабочий.

— засвистел было Гарри, но резко оборвал себя. На душе у него кошки скребли.

Полинезиец Тони попал на сернокислотный завод три дня тому. Звали его не Тони, а как-то иначе. Но на заводе его записали как «Тони», и теперь все его так называли.

На прекрасном пароходе уходили ввысь высокие сухие стволы, с них спускались лианы, а внизу лежали огромные бухты старых и мертвых, высохших лиан. На пароходе Тони кормили, и он мог целыми днями греться на солнышке. Время от времени он нащупывал в штанах наконечник стрелы, который нашел на пароходе — наконечник просто лежал себе, и никто его не поднимал. Мешали греться только штаны. Они щекотали тело и прилипали к бедрам — но снять их было нельзя. Когда Тони попытался раздеться, его больно огрели ровненькой круглой веточкой по спине. Он лежал на солнце и рассматривал, просыпаясь, так счастливо найденный наконечник стрелы. Он имел такую форму:

и был с палец и еще полпальца длиной, и стоил не меньше четырех куриц и очень много бананов…

Теперь Тони должен был изо дня в день, поднимая тучи пыли, грузить в здоровенные блестящие сундуки блестящие серые камни. На заводе их называли «пиритом». Было очень жарко, и это было хорошо, но очень воняло, словно разом сдохли все шакалы, и это было плохо. Тони непрерывно чихал и кашлял. На двор не позволяли выйти, хотя и на дворе было не лучше. Там стоял сухой лес, на стволах висели ровные-ровные лианы, воняло еще сильнее и так же чихалось и кашлялось. Повсюду разлита огневая вода, сжигающая все, чем к ней притронешься. Люди злые и мрачные. Они не черные и не белые, а желтые, как китайцы, еще более желтые. Ногти у них черные и изломанные, из глаз текут слезы; они злые и хмурые. Никто из них не знает ни слова по-человечески, все говорят по-английски, только один здоровый дядька умеет что-то сказать, как следует, по-человечески. Тони назвал его отцом и хотел поцеловать в колено, но тот ласково оттолкнул его, взъерошил ему кучерявую копну на голове и велел работать дальше. После работы он брал его с собой, менял монеты на еду, и они ели вместе. До сегодняшнего дня он брал его к себе и спать, но сегодня он позвал Тони и сказал, чтобы Тони шел спать к Джемсу — теперь Джемс будет ему отцом. Джемс, приветливо улыбаясь, кивнул головой и хлопнул Тони по спине. Тони снова принялся бросать в сундуки этот пирит.

Вдруг все смолкли, засуетились и стали работать быстрее. Тони оглянулся: рядом со старшим смотрителем стоял какой-то белый — это был сам Мессеби, профессор, главный химик завода. Он что-то говорил смотрителю, а тот, вытянувшись в струнку, как солдат, стоял перед ним и кивал головой. Тони сник, загреб лопатой, сколько мог, пирита и бросил в сундук. Он и не видел, как Мессеби ушел, он работал и ничего не слышал.

— Кто из вас знает работника лаборатории органической химии по имени Гарри Руперт? — спросил смотритель. Рабочие переглянулись — снова большевиков ищут! — мелькнула догадка.

Несколько человек сказали, что знают Руперта — видали его в портерной.

— Где его можно найти?

Рабочие снова переглянулись: «Неужели Руперт тоже большевик?» Мимо цеха прошли вагонетки с пиритом и остановились у печей. Никто не отвечал. Вагонетки выбросили пирит.

Смотритель повторил вопрос и ушел.

Он пересек двор и постучался в лабораторию. Мессеби не было, он сидел в своем кабинете. Мессеби не хотел давать адрес Руперта полиции, он хотел сперва переговорить с ним сам и узнать способ производства протеина. Как ни любил уважаемый профессор английскую промышленность, собственную славу и деньги он любил больше всего на свете. Он мог бы продать рецепт Союзу Советских Государств; при одной мысли о миллионах благородное сердце профессора забилось сильнее. Там голод! Он получит миллионы и прославится как спаситель человечества. В конце концов, можно и жить там, в Советском Союзе. Нужно только разыскать Руперта и вытянуть из него рецепт. Он совершенно не желал отдавать сейчас Руперта полиции: чего доброго, его светлость лорд Гексли сам воспользуется формулой…

Вошел смотритель.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Мессеби. — Неужели никто его не знает?

— Никто ничего не говорит, — ответил смотритель. — У нас, однако, записан в книге его адрес…

— Сколько можно? — рассердился Мессеби. — Разыщите какого-нибудь его приятеля. Сделайте что-нибудь, пожалуйста. И как можно быстрее, слышите!

Смотритель пожал плечами и вышел.

Мессеби встал, быстро пересек кабинет, вернулся назад, снова пересек комнату и сел. Он сам поедет к Руперту, сегодня же! Он расскажет ему о постановлении комиссии, о распоряжении его арестовать, пообещает ему спасение и узнает рецепт. В крайнем случае, арестует его прямо на квартире и изучит материалы и реактивы.

На другой день вокруг Тони началось что-то непонятное. Рабочие живо что-то обсуждали друг с другом, заглядывали в какие-то огромные письма (мальчик, как обычно, притащил кипу таких с утра), тыкали в них пальцами, кричали и спорили. Первый отец Тони стоял в углу и что-то спокойно рассказывал. Но чем дольше он говорил, тем беспокойнее становились рабочие. Смотритель суетился вокруг, подталкивал рабочих, но они не обращали на него сегодня никакого внимания. Наконец отец закончил, рабочие разошлись, но вместо того, чтобы выгружать пирит и лезть по лестнице из камеры, вышли в дверь. За секунду завод опустел. К Тони подошел второй отец, Джемс, хлопнул его по плечу и приказал идти за ним. Тони испуганно посмотрел на него и указал на лопату. Но Джемс презрительно плюнул на груду пирита, взял Тони за плечи и повернул его к двери. Потом они оделись и ушли, хотя было еще очень рано для обеда. Это было хорошо: Тони всегда очень хотел есть и вечно не мог дождаться обеда. Они вышли на улицу, догнали первого отца и пошли к нему. В жилище первого отца был еще какой-то молодой человек. Тони заметил, что лицо у него было белое, как у Мессеби или у его господина. Отец вытащил кусок хлеба и дал его Тони. Тони сел у двери на пол и принялся грызть хлеб, громко чавкая.

— Забастовка, — сказал старый рабочий, обращаясь к Руперту, и показал ему газету. — Железнодорожники не работают, мы присоединяемся к ним, — объяснил Джемс. Гарри кивнул.

— Мессеби снова рвет и мечет, — сказал Мартин. — Он, очевидно, не хочет сдавать тебя полиции, — добавил Мартин после паузы. — В общем, думай сам. Мы идем в стачечный комитет.

Мартин поручил Тони соседу, спрятал в карман браунинг и вышел с Джемсом.

Гарри вышел с ними. Ему нужно было наведаться к себе на квартиру — он вылил реактивы из реторт, но Мессеби легко мог провести анализ и узнать их состав. Любой ценой нужно было уничтожить все следы. Гарри спешил, бежал домой.

По лестнице впереди него поднимался какой-то человек. Гарри сразу узнал в нем Мессеби. Услышав шаги, профессор оглянулся и увидел Гарри.

— Доброго здравия, Руперт! — приветливо сказал Мессеби. — Почему вас не было сегодня на работе? Мне очень надо вас видеть.

Гарри овладел собой и дружелюбно улыбнулся.

— Заходите, — сказал он приветливо.

Гарри открыл, и они вошли. Мессеби бросил ястребиный взгляд на пустые реторты и сел. Гарри остался стоять против него перед столом.

— Я буду говорить с вами откровенно, Руперт, — начал Мессеби. — Вы производите «Альбо?»

Гарри кивком головы подтвердил.

— Вы знаете, что комиссия при Высшем королевском институте строжайше запретила, под страхом самого сурового наказания, продавать ядовитый препарат «Альбо»? Нет, вы этого не знаете! Вы не знаете также и того, что выдан приказ немедленно арестовать вас. Химик, разрешивший продажу препарата, привлечен к суду.

Профессор сделал паузу.

Гарри молчал.

— Я желаю вам добра, Руперт, — ласковым голосом продолжал Мессеби. — Мы с вами сойдемся! Я попытаюсь спасти вас от суда и ссылки. Кроме того, с вами что угодно может случиться. Вас могут убить на улице во время ареста. Могут отравить в тюрьме. В таких важных делах правительство не останавливается ни перед чем.

«Вот оно что! — подумал Гарри. — Ты хочешь выманить у меня рецепт!»

— Очень вам признателен, господин профессор! Не знаю, как вас и благодарить. Но как вы собираетесь меня спасти? Ведь правительство, как вы сказали, в таких важных делах способно применить любые средства.

Мессеби внимательно посмотрел на Гарри. На лице у того была написана наивная трусость (он действительно чувствовал себя неважно).

— Как же вы наивны! — сказал Мессеби. — Я сам имею отношение к комиссии. Я мог бы сказать, что ошибся с анализом, что протеин, как оказалось, просто органического происхождения. Как вы понимаете, мне нелегко будет это сделать. Я рискую своей научной репутацией. Чтобы защитить ее, возьмите меня в компаньоны, будем вместе производить «Альбо».

Пауза. Гарри задумчиво осматривает комнату; комната на четвертом этаже — выскочить в окно нет никакой возможности. Наконец, он говорит:

— Если вы можете мне обещать наверняка, что я не пострадаю, я согласен.

— Клянусь вам, чем хотите!

— Тогда, господин профессор, подождите две секунды. Я принесу из кладовой реактивы.

Гарри взял реторты и вышел из комнаты. Когда дверь закрылась, профессор вскочил со стула и стал потирать руки. Он едва сдерживался и готов был пуститься в пляс.

— Готово! готово! — торопливо бормотал он, бегая по комнате, хватая зачем-то книги, швыряя их обратно на место, садясь на стул и вскакивая снова.

Вдруг в двери повернулся ключ, щелкнул еще раз, и Мессеби услышал, как кто-то сбежал вниз по лестнице…

Тони надоело сидеть на полу без дела, он вытянулся и хотел заснуть, когда услышал в лесу какой-то шум. Он подбежал к большой дыре в стене, через которую можно было смотреть, но нельзя было выйти, даже плюнуть было нельзя, и выглянул в лес. Казалось, собрались все племена со всего океана. Расходясь, сбиваясь в кучи, они что-то говорили языком и руками, снова расходились, снова сбивались в кучи. Здоровенная сухая тыква, в которой бывает вода или тот желтый пальмовый сок, который пьют во время еды, был перевернута дырой вниз, и на ней стоял какой-то жрец и очень быстро говорил языком и руками. Вдруг он соскочил вниз, кучки постепенно слились в одну большую кучу, над ней развернулись какие-то красные банановые листья, и все племена отправились на войну.

В этот момент дверь распахнулась и вошел отцовский сосед.

«Идем к ним», — сказал он рукой, и они вышли на улицу. Они ускорили шаг и догнали передний красный банан. Под ним шли первый и второй отцы Тони.

На флаге было написано: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЛАСТЬ СОВЕТОВ!»

Флаг нес Джемс, а рядом, засунув руку в карман с браунингом, шел Мартин. Его рубашка была расстегнута, а из-под нее выглядывал какой-то вытатуированный узор. Сосед с Тони встали во второй ряд и двинулись вместе с остальными.

На перекрестке с тротуара соскочил какой-то черноволосый субъект, перебежал улицу и бросился к флагу. Джемс посмотрел на Мартина — тот улыбнулся.

— Это Гарри! — спокойно сказал Мартин. — Иди сюда, товарищ! Из тебя получился неплохой брюнет, — добавил он. — Как дела с Мессеби?

— Я запер его в своей комнате, — ответил Гарри. — Реторты все уничтожил. Он, вероятно, не скоро начнет звать на помощь. Сначала он попытается поискать реактивы. Что же, пусть немного поищет.

— Он предлагал тебе поделиться с ним секретом протеина? — спросил Мартин.

— Да, — ответил Гарри. — Ты угадал. Но я больше не хочу иметь дела с хищниками. Я подарю «Альбо» советскому правительству — а пока стану с вами под этот флаг.

Мартин крепко пожал ему руку.

— Мы еще поговорим с тобой на досуге о том, что обсуждали вчера ночью. А теперь становись позади. Тебе все-та-ки не стоит слишком уж показываться на глаза.

Гарри остановился и пропустил несколько рядов. В ту же минуту дорогу процессии пересек автомобиль. Грубый, как беркширский хряк, пассажир окинул демонстрантов небрежным взглядом, и автомобиль скрылся в переулке. Шрам на лице Мартина налился кровью. Провожая глазами толстую фигуру, он застыл на месте. Из заднего ряда на него кто-то наскочил. Мартин встряхнулся, точно вылезая из воды, и пошел вперед.

В автомобиле сидел Лейстон. Молодой доцент из Высшего института шифрованной телеграммой известил его об изобретении протеина. Лейстон решил самолично купить изобретателя вместе с его препаратом. Кроме того, ему надоело сидеть в Париже. Человек, показывавший штуки за окошком, исчез, и Дюверье еще не нашел другого. Лейстону и в голову не приходило, что изобретатель искусственного белка идет в процессии дикарей. Он направлялся к Мессеби…

Демонстранты приближались к сернокислотному заводу. На четверть мили вокруг все железо, все наконечники для стрел были покрыты рыжеватыми чешуйками. Тони при мысли о заводе сразу захотелось чихать. Он забавлялся, наступая на наконечники стрел, ломавшиеся под ногой, словно сухая трава. Из-за рабочих хибар уже показались огромные голые деревья, курившиеся на обрубленных верхушках белыми облаками.

Тони чихнул в первый раз. Из переулка показались другие племена и присоединились к шествию. Над ними реяли на ветру такие же красные бананы. Тони начал то и дело чихать и дернул первого отца за одежду, прося не идти на чертов завод, но тот строго посмотрел на Тони и рукой приказал ему идти. У Тони полилась вода из глаз, будто он стоял у огня. Но он твердо верил, что отец знает, что делать, и храбро шел дальше, хотя поминутно чихал, чихнул куда больше раз, чем было у него пальцев на руках и на ногах, и ему очень хотелось есть… Вдруг начало греметь, хотя небо оставалось ясным. Гремело оттуда, где был костер, из белого дыма. Люди с криками падали, пораженные молнией. Некоторые убежали, первый отец вытащил какую-то черную коробку и стал пускать из нее дым. Из-за костра выбежали белые с арбузами на головах, те самые страшные белые, что сожгли лачугу, где жил Тони на острове, и убили его родных.

Тони ужасно завизжал и хотел убежать. Но он вспомнил об отце, крепко схватил его за одежду и остался. Белые убийцы схватили его, оторвали от отца и повели, подталкивая дубинами в спину. Тони оглянулся. Красный лист лежал на земле, позади вели еще многих людей с окровавленными и исцарапанными лицами.

— Тони, сынок, не бойся, — сказал отец языком, потому что руками он молился небу. Тони еще раз жалобно вскрикнул и покорился своей участи.