Приключения Мак-Лейстона, Гарри Руперта и других

Глава 6 КОРОЛЬ В КОЛОДКАХ

Бастующие и Тони в тюрьме. Тюремная еда. Круглые москиты. Запах пальмового сока. Что будет с Гарри. Малайский Уленшпигель. Барабан мальчика. Штаны с пуговицами на половинках. Король в колодках. Акции химтреста Америки падают. Лакей профессора Мессеби. Белокурый человек. Констебль-ирландец. Сержант бранится от души. Кто самый сильный? Нечеловеческий язык.

Из полицейского отделения их отвели в тюрьму и посадили в общую камеру. Тони все время, крепко вцепившись в рукав Мартина, держался рядом с ним, и солдаты их не разлучали. С шоколадного лица Тони скатывались большие капли пота. Однако он по-прежнему ничего не понимал, и, когда составляли протокол, Мартину пришлось отвечать за него.

В тюрьме было не так уж плохо. Правда, еды давали очень мало и постоянно одно и то же. Это была горячая юшка, чуть посоленная и чуть заправленная маслом. Тони заметил, что утром ее называли кофе, в полдень супом, а вечером чаем. Впрочем, никакой разницы между этими тремя блюдами на вкус не было, разве что утром и вечером юшка была, к сожалению, несоленая. К ней давали кусок хлеба, который можно было есть, только размочив его в чае или в супе. В хлебе попадались соломинки и даже щепки — это напоминало Тони его родной остров.

Зато работы поначалу не было почти никакой, да и не воняло дохлыми шакалами. Пахло только навозом, но Тони был привычен к этому запаху. Не было солнца, и это было плохо.

И еще одно сразу же напомнило Тони его родину. Это были москиты, но не такие, как дома — они не летали и не гудели над ухом, а прятались в щелях между досками. Кусались они здорово. Тони долго не просыпался, но в конце концов они его разбудили.

Он ловил москитов — они были кругленькие и красные — и, раздавив их, чувствовал запах пальмового сока. Не того, что он пил в Лондоне за обедом, а того, которым угощали матросы с кораблей.

Первый отец, увидев, как Тони охотится за москитами, сказал: «Хорошо, Тони!», и Тони стал еще тщательнее их истреблять. Он задавил их столько, что запах пальмового сока перебил запах навоза, и Тони очень захотелось выпить пальмового сока. Но первый отец сказал, что выходить нельзя, и Тони снова принялся бить москитов. Первый отец разговаривал со вторым отцом и еще с каким-то черным человеком. Черного ударила в руку молния, и его каждый день куда-то забирали. Он возвращался с рукой, перевязанной белой лентой.

— Гарри, друг мой, — сказал Мартин. — Ты хорошо сделал, что уничтожил свои бумаги, но рано или поздно они тебя раскроют. Во-первых, они когда-нибудь поймут, что ты перекрасил волосы. Во-вторых, сверят твою физиономию со всеми фотографическими карточками правонарушителей, а также с карточкой преступника Гарри Руперта, изобретателя «Альбо». На фотографии не очень заметна разница между брюнетом и блондином, а поскольку ты немного рыжеват, то и вовсе разницы не будет.

— Я это знаю, — ответил Гарри, — но никак не могу придумать, что делать. Рецепты я все уничтожил.

— Они смогут заставить тебя выдать рецепты. Ты из Америки и знаешь, что у них есть для этого способы.

— «В таких важных делах правительство не останавливается ни перед чем», — так сказал мне профессор Мессеби, — ответил Гарри. — Иными словами, меня либо убьют, либо вытащат из меня все, что нужно.

— Ты ошибаешься, — угрюмо сказал Мартин — Из тебя сначала вытащат рецепт, а после… после — тебя убьют. Никаких «или — или» здесь нет. Все совершенно ясно!

— Так или иначе, ему необходимо бежать, — сказал Джемс.

— Да, ему надо бежать. Это можно будет сделать, когда нас поведут на работу. Гарри побежит — в него будут стрелять; он либо уйдет, либо его застрелят. И в том, и в другом случае рецепт не достанется хищникам. Гарри, сын мой, товарищ наш…

Мартин вдруг осекся.

— Я знаю, что делать! — произнес Гарри.

— Эх, если бы я знал химию! — начал Джемс. — Я мог бы тогда держать рецепт в голове…

В эту минуту дверь распахнулась, и в камеру ввели нового арестанта. Это был невысокий белокурый человек с острыми глазами. Загорелая, чуть ли не бурая кожа на его лице как-то странно контрастировала с белокурыми волосами, ровными прядями свисавшими на лоб. Ему указали койку, и он, не говоря ни слова, лег по соседству с Мартином на доски лицом вверх.

Джемс оборвал фразу. Трое товарищей посмотрели на новенького и умолкли. Это мог быть шпион! Тони упорно бил клопов, ловя их в щелях между досками на койке Мартина.

— Полно, сынок! — обратился к нему Мартин. — Иди сюда.

Тони, как котенок, вскочил, сел у ног Мартина и положил голову ему на колено.

— Расскажи мне о Тово, — сказал Мартин. — Послушайте, товарищи, малайскую легенду. Тони знает немало малайских сказок.

Белокурый человек чуть шевельнулся на своей койке и небрежно покосился на Мартина. Затем он вновь стал смотреть в потолок.

— Обратите внимание на начало легенды, — продолжал Мартин. — Ты, Джемс, хорошо знаешь библию, послушай, что он будет рассказывать.

Тони склонил голову, скрестил руки и начал рассказывать:

— В городе Ринондоране жили как-то муж и жена. Мужа звали Лондой, а его жену — Павт.

Они поженились уже давно, но до сих пор не имели детей. И вот однажды они стали думать: «Как бы нам сделать так, чтобы у нас появился ребенок? Он заботился бы о нас и ухаживал за нами, когда мы состаримся».

Лонда сказал: «О, моя дорогая Павт, если ты согласна, то я думаю так: мой младший брат Лонто может, если захочешь, с тобой переночевать. И если вы согласитесь, я останусь с вами и буду молиться. И если тогда могучий бог сжалится над нами и у нас появится ребенок, мы будем говорить, что это наш родной ребенок. И если у нас по милости божьей появится от вас ребенок, мы назовем его “То-во”» (обманщик). Павт ответила: «Ой ты, мой добрый Лонда! если ты твердо решил сделать то, что задумал, то пусть исполнится твое желание». Лонда сказал: «Ой ты, моя милая, бог, сотворивший небо и землю, зародил эту мысль в моем сердце. Он открыл мое сердце, разжал мои губы и пошевелил моим языком, дабы я сказал то, что ты слышала и приняла».

Об этом плане они рассказали Лонто. Лонто сказал: «Ладно! но пусть мой старший брат Лонда не убивает меня по этой причине». Лонда ответил: «Мунту-унту, сидящий рядом с могущественным богом, да будет свидетелем тому, что я сказал; не стыди и не хули нас. Сделай то, о чем я прошу, чтобы бог благословил нас».

После этого Лонто оказал ту милость своему брату. И все эти дни Лонда неустанно молился богу. Он молился, чтобы Павт, если можно, родила сына. И настал день, когда Павт родила сына…

— Что-то это мне напоминает, — сказал Джемс, — но не могу припомнить, что именно.

— Я помогу тебе, — сказал Мартин. — Может, ты вспомнил, как дева Мария родила сына с помощью голубя — святого духа. Я не знаю малайского и не ведаю, что значит Лонто — но пусть меня повесят, если это не какая-нибудь птица.

— Неужели христианская вера как-то дошла до малайцев? — спросил Джемс.

— Нет, наше христианство добралось до них очень поздно, — сказал Мартин. — Да и дошли до них сперва не христианские легенды, а благородные христианские работорговцы, и еще ром, разврат и кровавая эксплуатация!

Теперь что-то вспомнил и Тони. При слове «ром» он жадно причмокнул языком: так назывался тот пальмовый сок, которым пахли комары в камере. Объясняя свою мысль, он поймал толстого клопа, раздавил его на пальце и поднес к носу Мартина. Мартин любезно понюхал палец Тони и продолжал:.

— Эти легенды перешли к христианам из того же источника, что и к малайцам. Это индусские легенды. Не знаю, как они попали к христианам, но если бы вы услышали индусские легенды, вы поняли бы, откуда пошло все это дело!

Услышав это, белокурый человек поднял голову и несколько секунд внимательно смотрел на Мартина. Но он ничего не сказал, снова повернулся на спину и начал рассматривать потолок.

— Рассказывай дальше, сынок! — сказал Мартин.

Тони еще раз понюхал раздавленного клопа и продолжал:

— Лонда очень обрадовался — ведь его молитва дошла до бога, и Павт родила мальчика! Когда обрезали пуповину, Лонда сказал: «Зовут тебя, сын мой, Тово». Тово вырос большим и грубым и начал говорить. Спустя недолгое время его уже не нужно было учить никаким словам. Тогда То-во начал шалить и выкидывать разные штуки. Он ни за что не хотел оставаться дома и играть со своими сверстниками.

Но вот однажды гулял Тово со своими сверстниками. Взял он у одного барабан и побежал с ним прочь. Тот мальчик заплакал и побежал к своим родителям. Родители спросили его: «Почему ты плачешь?» Мальчик ответил: «Тово отобрал у меня мой барабан». Услышав это, отец мальчика очень рассердился; он взял палку и говорит: «Я побью этого Тово как следует». Сказал и направился в дом Лонды и Павт. Пришел он туда и увидел, что Тово в самом деле играет на барабане. «Сейчас я тебя убью! — сказал он Тово. — Зачем ты украл барабан у моего сына?» Тово робко огляделся вокруг и подумал, что пришло ему время умирать, но в это время заметил короля, проходившего мимо хижины. Увидев короля, Тово попросил его помочь ему и сказал: «Ой, господин король, они хотят меня убить!» Король подошел ближе. Между тем, отец того мальчика, у которого Тово отобрал барабан, собрался убивать Тово. Король увидал такое и приказал своей страже: «Возьмите-ка вон того преступника и отведите его ко мне в дом». Тут же его и схватили. Тогда король обратился к Тово, успокоил его и сказал: «Друг, не плачь, пойдем со мной ко мне во дворец, я дам тебе мяса и риса, а еще подарю одежду и чудесный барабан». Тово сразу успокоился и последовал за королем. Когда они уже были во дворце, король сказал одной королевне: «Пойди и позаботься, чтобы этому мальчишке дали поесть». Как поел он, подарил ему король красивую одежду. И когда он надел ту одежду, король сказал: «А теперь пойдем, друг, вон к тому дому!» А это был суд. Отца того мальчика, у которого Тово отобрал барабан, тоже привели туда.

Когда Тово с королем сидел в суде, спросил король отца обворованного мальчика: «Что ты там сказал Тово, чем так его испугал?»

Тот ответил: «Все из-за барабана, который он забрал у моего сына». Король ответил: «Видишь, какой ты злой человек! Разве можно за барабан убивать человека? Да и кроме того, Тово еще мальчик, а ты уже, сказать прямо, взрослый человек. Должен ведь взрослый служить ребенку примером? Тебя, брат, на девять дней забьют в колодки».

Тем временем пришел и отец Тово, который искал своего сына. Король спросил его: «Куда идешь?» Тот ответил: «Ищу своего парня». Король сказал: «Вот он!» После король рассказал ему, что случилось с его сыном, и посоветовал на прощание: «Следи за своим мальчишкой, не очень ему потакай, потому что он мало чего стоит». Потом отец забрал Тово домой. Тово рос себе и рос и вел себя чем дальше, тем хуже; родители никак не могли его унять. После того, как король дал ему мяса и риса и подарил одежду и барабан, он сделался очень важным. Он теперь не выходил из дворца и очень понравился королеве и придворным. Они полюбили Тово, потому что он никогда не смущался, а был болтлив и расспрашивал обо всем, чего еще не знал. Он приставал ко всей свите, а его учили хорошим манерам и вежливому разговору. В конце концов он уже ничего не боялся. Однажды Тово разговаривал с королевнами, и королевны сказали: «Слушай, Тово, раз король тебя любит, надень его одежду и прогуляйся там во дворе». Тово ответил: «Хорошо, но скажите, на что мы поспорим?» Королевны ответили: «Если король не разозлится, что ты надел его одежду, получишь в жены королевну Вуланкау». Тово ответил: «Ладно, но если это дело с Вуланкау не выгорит, я вам все ребра переломаю». Королевны ответили: «Ладно». Затем То-во прокрался тихонечко по лестнице во дворец и взял одежду, которую король повесил, ложась спать. Он надел ее и стал ходить в ней по улице взад и вперед; скоро вокруг него собралась целая толпа людей. Люди начали громко шуметь; одни кричали, другие смеялись и говорили: «Посмотрите только на Тово, на нем одежда короля». Шум поднялся такой, что король проснулся и спросил: «Почему это люди так шумят?» Вышел он на крыльцо и увидел, что Тово надел его одежду и преспокойно разгуливает в ней туда и сюда. Король крикнул: «Иди-ка сюда, Тово!» Тово вошел в дом. Король сказал: «Скажи-ка, парень, как это ты, свиная морда, осмелился надеть мою одежду и ходить в ней по улице?» Тово ответил: «Оно и правда, не стоило этого делать, но меня подговорили королевны». Король спросил: «Как это так?» Тогда Тово рассказал королю, что случилось и почему он так поступил. Тогда сказал король: «А если бы они тебя подучили воровать или убивать, ты бы и это сделал? Тебя забьют в колодки». Тово ответил: «Хорошо, господин король, но как же я просуну ноги в колодки — ведь там очень узкие дыры?» Король сказал: «Я тебе покажу». Тово ответил: «Хорошо, господин король, значит, вы меня научите? А сколько дней придется мне сидеть в колодках?» Король ответил: «Девять дней». Король взял свой скипетр и меч и и говорит: «Пойдем, Тово, сейчас я забью тебя в колодки». Пошли они туда, и когда уже были там, Тово и говорит: «Как же это делается, когда забивают в колодки? Господин король сказали, что научат меня». Король ответил: «Посмотри-ка сюда, вот так колодки открываются, а вот так запираются, когда ноги уже внутри». Тово сказал: «Прошу, господин король, покажите, как это делается». Король сунул ноги в колодки и говорит: «Вот как это делается». Тово плотно запер колодки и говорит: «Так вот как оно делается, господин король?» — «Да-да», — ответил тот. Тогда Тово что-то ему соврал и сказал: «Господин король, простите меня, я на минутку отойду и сразу вернусь». Король сказал: «Выпусти меня сначала из колодок, тогда можешь идти». Но То-во не послушался; чем громче кричал король, тем быстрее бежал Тово. Он забрал скипетр короля, его меч, снова надел его одежду и встал перед дверью тюрьмы. Король все кричал: «Тово, куда ты подевался? Иди сюда и выпусти меня!» Тогда Тово ответил: «Господин король, я здесь. Зачем вы хотите выбраться из колодок? Господин король хотели меня проучить, так пусть господин король почувствуют, как оно приятно в колодках сидеть». Тем временем стало смеркаться, и королева пошла искать короля. Проходившие мимо тюрьмы люди сказали ей: «Король там, он стоит у двери». Королева отправилась туда. Она была еще далеко от тюрьмы, когда услышала, как король кричит: «Караул! спасите!» Она испугалась и подумала: «Что это значит? почему король так вопит?» Увидев в дверях Тово, она очень обрадовалась и сказала: «Ой, король совсем не кричит, вон он стоит у двери». Когда же она подошла поближе, люди сказали: «Одежда-то на нем королевская, но в остальном он больше похож на Тово». И когда все поняли, что это Тово, королева спросила: «Тово, где король?» Тот ответил: «Ой, господин король показывают мне, как оно бывает, когда сидишь в колодках». Тогда королева посмотрела на короля. Его ноги сильно опухли. Королева заплакала и сказала королю: «Если ты согласен, я поговорю с Тово, чтобы он тебя выпустил». Король призвал Тово и сказал: «Тово, ты где?» Тово ответил: «Я здесь, господин король!» Король сказал: «Тово, я тебе дам все, что захочешь, только выпусти меня!» Тово ответил: «Я ничего не прошу, пусть только королевен, подговоривших меня надеть вашу одежду, посадят на девять дней в колодки. И еще я хочу получить свой выигрыш в споре: пусть королевна Вуланкау станет моей женой». Король ответил: «Хорошо, королевен посадят на девять дней в колодки, а ты получишь в жены Вуланкау». Тово сказал: «А еще вы должны научить меня всему, что должен знать король». Король ответил: «Хорошо, я научу тебя, когда ты меня освободишь».

Затем Тово освободил короля, а королевен заперли на девять дней в колодки.

— Колодки — это уже достояние европейской культуры, — заметил Мартин. — Это, так сказать, христианский способ убеждать строптивых.

Тони выслушал слова Мартина, погладил его по колену и продолжал:

— Однажды гулял Тово со своими товарищами, и они сказали ему: «Слышишь, Тово, мы хотим побиться с тобой об заклад! Пойди и покажи королю свой зад. Если он не разозлится, мы дадим тебе каждый по тысяче талеров». Тово ответил: «Хорошо, согласен». Он пошел домой и попросил мать сшить ему рубашку и штаны. А матери он сказал так: «Мама, пожалуйста, пошейте мне рубаху и штаны из одного куска, понашивайте вдоль спины ряд пуговиц, а на каждой половинке зада пришейте по здоровой черной пуговице». Мать ответила: «Ладно, но зачем тебе такая красивая одежда?»

Но он сказал: «Сделайте это, мама, это пойдет вам на пользу». Тогда мать ответила: «Если из этого выйдет польза, то пусть будет так, мой сыночек!»

Мать сшила ему рубаху и штаны, как он сказал. И когда все было готово, Тово оделся и стал прохаживаться перед королевским дворцом. Пока он так расхаживал, увидел его король и позвал к себе. Когда Тово появился перед ним, король сказал:

«Скажи, Тово, зачем это ты сшил себе такую одежду и со столькими красивыми пуговицами?»

Он ответил:

«Знаете, господин король, там есть еще лучше, но мне стыдно вам их показать». Король сказал: «Не бойся и не смущайся, я не рассержусь». Тогда Тово наклонился, выпятил перед королем свои половинки и сказал: «Вот, господин король, вы можете на них посмотреть». А товарищи, с которыми Тово побился об заклад, стояли поблизости и все видели. Как показал он все королю, тот отослал его домой. И вот он пошел к своим товарищам, с которыми поспорил, и пришлось им ему деньги заплатить.

— Ишь, как он с королем, — засмеялся Джемс. — Вот если бы так с нашим…

Но Джемс тут же осекся и, обеспокоенно взглянув на белокурого, умолк.

— Не бойся, парень, — громко сказал Мартин. — Кем бы ни был этот человек, нам не будет никакого вреда, если он узнает, что мы коммунисты. Все равно это уже всей администрации известно!

Белокурый снова поднял голову. Затем резким движением приподнялся и сел на койке. Трое товарищей замолчали, глядя ему прямо в глаза. Вдруг лицо белокурого передернулось, слова замерли у него на губах, и он откинулся назад на койку.

Дверь распахнулась и вошел тюремный надзиратель. За ним в дверях маячил констебль.

— Номер семнадцатый, — выкрикнул надзиратель.

«Номер семнадцатый» — это был Гарри. У него сжалось сердце. До перевязки оставалось еще несколько часов — тут что-то другое…

— Номер семнадцатый, goddam! — повторил надзиратель. — Вы оглохли, что ли?

— Иду, — сказал Гарри. — Прощайте, товарищи.

Он крепко пожал руки Мартина и Джемса, погладил Тони по голове и встал.

— Прощай, Гарри! — сказал Мартин. Голос изменил ему. Несомненно, парень пропал. Один шанс из тысячи за то, что он сумеет сбежать. Хороший товарищ — и еще, еще хуже! — пропадет рецепт. Мартин крепко сжал заскорузлые руки. Он встал и снова сел. Гарри вышел.

В эту минуту белокурый человек неторопливо слез с койки и двинулся к Мартину, но остановился на полпути. Из уст Мартина извергался какой-то свист, скрип, какое-то полузвериное бормотание…

Мы покинули Лейстона перед беседой с человеколюбивым профессором Мессеби. Настроение у миллиардера ухудшалось с каждым часом. Дело с искусственным протеином застопорилось; Мессеби ничего не знал, кроме фамилии изобретателя, но не мог или не хотел даже сказать, где тот находится. Эдит исчезла без следа: как пропала любимая дочь, пошла неудача за неудачей. Рипса до сих пор не удавалось разыскать; Лейстон все время замечал, что за ним следят; субъект, намеревавшийся убить его на вилле под Парижем, скрылся неизвестно куда. Казалось, перед Лейстоном разверзлась бездна, поглощавшая все и вся.

Между тем, за ним все время следили… Вокруг крутились какие-то подозрительные типы. Лакей человеколюбивого профессора Мессеби — и тот, казалось Лейстону, как-то слишком внимательно разглядывал лицо миллиардера. Конечно, может быть, он просто оторопел, увидев воочию «короля химических фабрик Америки»!.. Но хуже всего была новость во вчерашней газете: акции химического треста упали на три процента. Это уже было совершенно непонятно; это было даже смешно — все равно, как если бы кто-то украл деньги из своего кармана. Только один человек во всей Америке мог бы подкопаться под Лейстона, но это был друг и приятель — Морган. Его интересы полностью совпадали с интересами Лейстона. Это было просто смешно — но все же акции упали на три процента, хотя он накануне отдал распоряжение поднять курс…

Лакей проводил миллиардера до авто. Лейстон сел рядом с агентом тайной полиции, нанятым охранять его.

«Надо ехать», — решил Лейстон. Автомобиль зарычал и поплыл по улице. Через четыре минуты Лейстон был у своей гостиницы. В трех домах от входа в гостиницу мимо проскочил небольшой автомобиль и скрылся за углом, откуда выехал миллиардер. Темнело. В автомобиле сидел Джим Рипс.

Подъехав к портерной в том районе, где располагалась квартира человеколюбивого профессора Мессеби, Джим Рипс тронул шофера за плечо и вышел. За вторым столиком в портерной сидел лакей мистера Мессеби. Увидев Рипса, он поднялся и вышел. Оба сели в авто.

— Зачем он приходил к профессору? — коротко спросил Рипс.

— Они говорили о каком-то препарате, не припомню, как он там называется — «Эльбин» или…

— «Или»! — передразнил Рипс. — О чем они говорили?

— О человеке, который сделал этот «Альбо». Мессеби назвал его имя, я хорошо запомнил — Гарри Руперт. Тот хотел знать, где он живет, но Мессеби сказал, что он исчез.

Рипс тронул шофера за плечо.

— Выходите, — сказал он лакею. — Инструкции получите там же, где раньше.

Авто растворилось в темноте…

Услышав шаги, Мартин поднял голову и с секунду смотрел на белокурого. Белокурый спокойно выдержал его взгляд и сказал:

— Меня, Винсента Поля, арестовали в Лондоне за то, что я не сдал отчет и деньги фирме Дюверье в Париже. Тогда же выяснилось, что я не Винсент Поль, а матрос с корабля «Либерия» по имени Дюваль. Но я не Дюваль.

Джемс с неописуемым удивлением слушал рассказ о Винсенте Поле, Дювале, Дюверье и «Либерии».

— Это просто какой-то безумный маньяк! — повернулся он к Мартину. Но Мартин слушал Дюваля, стараясь не упустить ни слова.

— Я не Дюваль, — продолжал белокурый человек, — меня зовут Андрей Вовк, — добавил он шепотом. Джемс испуганно взмахнул рукой — шпик! резануло мозг, — и снова посмотрел на Мартина. Но тот, не сводя глаз с Дюваля, слушал с напряженным вниманием. — Через полчаса меня выведут отсюда, чтобы увезти во Францию. Меня отпустят в десяти шагах от тюрьмы — у Винсента Поля было с собой много денег. Нельзя терять ни минуты. Скажите, в чем там дело с этим товарищем?

— Как вы докажете, что вы не шпик? — строго спросил Мартин.

— У меня нет ни доказательств, ни времени вас убеждать, — ответил Дюваль. — Ваш товарищ считает, что я шпик. Это потому, что он не знает людей. Вы знаете людей, вы понимаете, что я не шпион. Не теряйте времени.

— Ладно, — тяжело проронил Мартин. — Через полчаса Гарри все равно убежит или его убьют. Вы выйдете отсюда ровно через полчаса.

— Через двадцать три минуты!

— Не имеет значения! Слушайте:…

— Пишите записку для Гарри: осталось три минуты, — сказал Дюваль.

Гарри вывели на улицу и повели по мостовой. Накрапывал вечерний легкий дождик. Позади шли два констебля. Рядом по тротуару шел сержант и время от времени поглядывал на арестованного.

— Куда меня ведут? — спросил Гарри у одного из констеблей. Гарри обратился к нему по-ирландски — тот был похож на ирландца.

Прошла секунда, показавшаяся Гарри столетием. Ему повезло — констебль оказался ирландцем.

— К следователю, — сказал он дружелюбно. Сержант выкрикнул с тротуара какую-то брань по адресу констебля. Но Гарри было достаточно того, что он услышал.

«Значит, им еще неизвестно, кто я такой, — успокоенно подумал он. — Будут выяснять мою личность. Если ведут к следователю, очевидно, поведут и от следователя. Дело немного затягивается».

На углу Гарри попросил у ирландца сигарету. Сержант в эту минуту столкнулся на тротуаре с каким-то человеком в шляпе, надвинутой на лоб. Незнакомец ощерился на сержанта и вдруг, увидев лицо Гарри, освещенное спичкой, на мгновение остолбенел. Он быстро оправился и пошел своей дорогой. Однако, когда констебли с арестантом свернули за угол, незнакомец неожиданно развернулся и незаметно последовал за ними. Неподалеку от кабинета следователя незнакомец нырнул в портерную; мимо ее окна должны были провести арестанта.

Когда Гарри выводили от следователя, к сержанту подошел другой сержант и передал первому листок. Первый остановил Гарри, прочитал написанное и, сдав арестованного второму, направился, не теряя времени, в портерную. В дверях он еще раз наткнулся на незнакомца в надвинутой шляпе. На лице сержанта нарисовалось несказанное удивление. Человек со следами какой-то болезни на лице отодвинул сержанта, вышел из портерной и последовал за Гарри. Теперь пришла его очередь удивляться: сержант шел с Гарри рука об руку, а позади, весело беседуя, вышагивали два констебля.

— Скажи, Джонни, — говорил ирландец, — почему это девушки, как только выйдут на улицу, меняют имя? Я знал одну — ее звали Кэт. Как только начала работать на улице, ее уже стали звать не как-нибудь, а Глэдис. Что это значит?

— Понимаешь, — ответил Джонни, — она считает, что так пышнее будет. Да и тебе, пожалуй, приятнее будет купить за шиллинг такую Глэдис, чем какую-нибудь Кэт.

В разговор включился сержант.

— Знаете, ребята, — сказал он, — мне довелось побывать в России, так там все проститутки носят французские имена. Так оно красивее выходит. Впрочем, можете радоваться — в самых дорогих заведениях они предпочитали английские. Короче говоря, мы вошли в моду в публичных домах.

— Когда же там войдут в моду русские? — расхохотался Джонни.

— Этого, видишь ли, не будет, потому что к тому времени уже не будет публичных домов. Уже сейчас этих домов в России нет.

Сказав это, сержант снова обратился к арестованному. Они стали шептаться.

— Сейчас ты уйдешь на повороте! — прошептал сержант — это был Дюваль. — Я буду в тебя стрелять, но, к сожалению, промахнусь. Спрячь это в карман. Здесь шпалер и паспорт.

Дойдя до поворота, незнакомец увидел следующую картину.

Вдоль домов изо всех сил бежал арестант, за ним мчался сержант, стреляя из револьвера, улица гудела от непристойных возгласов. Констебли не стреляли, потому что сержант то и дело закрывал от них арестованного. Сержант был, очевидно, под хмельком, все время спотыкался и не смог догнать арестанта. Изрыгая невероятные ругательства, он повернулся к констеблям. Те застыли столбами и смиренно выслушали ливень кощунственных проклятий. Наконец сержант ткнул ирландца кулаком в грудь и сказал:

— Ты о чем-то говорил с ним, собака, по дороге к следователю. Тебе это так не пройдет. Налево! Шагом марш!

В этот миг сержант заметил, что какая-то темная фигура побежала в ту сторону, где исчез Гарри. Без долгих размышлений он выстрелил, но промазал; темная фигура погрузилась в темноту улицы.

После того, как Дюваля вывели из камеры, Джемс и Мартин сидели некоторое время молча.

— Как ты мог довериться ему? — с упреком сказал Джемс.

— Друг мой, утопающий и за соломинку хватается, — ответил Мартин. — В нашем случае Дюваль — это такая соломинка. Он сказал — и я почувствовал, что он не лжет. Однако…

И Мартин глубоко задумался.

— Я беру на себя всю ответственность, — сказал он напоследок. — Тони!

Тони проснулся и посмотрел на Мартина.

— Расскажи что-нибудь, сынок! — грустно сказал Мартин.

— Роботити, — начал Тони. — Роботити охотился однажды в лесу. Он влез на высокое дерево. Поднялся сильный ветер, ветка обломилась, Роботити упал и сломал себе ногу. Тогда он сказал: «Дерево сильнее всех на земле, оно сломало мне ногу». Но дерево ответило: «Будь я сильнее всех, ветер не вырывал бы меня с корнями. А значит, ветер сильнее всех». Ветер сказал: «Будь я самым сильным, гора не преграждала бы мне путь. Гора сильнее всех». Гора сказала: «Будь я была самой сильной, крыса не смогла бы меня прокопать. Крыса сильнее всех». Крыса сказала: «Будь я сильнее всех, кот не мог бы меня сожрать. Кот сильнее всех». Кот сказал: «Будь я самым сильным, веревка не могла бы меня связать. Веревка сильнее всех». Веревка сказала: «Будь я самой сильной, нож не сумел бы меня разрезать. Нож сильнее всех». Нож сказал: «Будь я самым сильным, огонь не смог бы меня сжечь. Огонь сильнее всех». Огонь сказал: «Будь я сильнее всех, вода не смогла бы меня потушить. Вода сильнее всех». Вода сказала: «Будь я самой сильной, мне незачем было бы носить на себе лодки. Лодка сильнее всех». Лодка сказала: «Будь я самой сильной, камень не мог бы меня проломить. Камень сильнее всех». Камень сказал: «Будь я сильнее всех, краб не смог бы меня сдвинуть. Краб сильнее всех». Краб сказал: «Будь я самым сильным, человек не смог бы меня съесть. Человек сильнее всех».

— Да! — сказал Мартин. — Человек сильнее всех. А Дюваль — настоящий человек. Я за свою жизнь научился отличать настоящего человека от никчемного, причем с первого взгляда. Не кисни, Джемс. Завтра, вероятно, нас поведут на работу. Надо выспаться. Тони побил немало клопов — может, удастся поспать.

Джемс и Тони лежали на койках. Вокруг все уже спали. Кто-то тяжело стонал во сне. Через полчаса уснул и Джемс. Тони давно уже спал. Мартин сидел, подперев голову руками.

Все давно уже спали. Если бы кто-то увидел Мартина в эту минуту, он остолбенел бы от ужаса. Из его рта вырывалось какое-то полузвериное бормотание, свист сменялся шипением, и все вместе казалось неким диким, нечеловеческим языком.