Приключения в стране львов

ГЛАВА 11

Смелый, но осторожный. — Философия лентяя. — Отъезд парламентера. — Квартет пьяниц. — После ячменного пива — ром по случаю заключения договора. — Известия о беглецах. — Генерал и военный министр — и все за тридцать шесть часов. — Возвращение шлюпки, — Фрике идет пешком, — Через девственный лес. — Трудности сухопутного путешествия в экваториальной глуши. — Жара, лихорадка, малокровие, насекомые. — О хищниках и пресмыкающихся. — Носорог!

Тот, кто знает бурный темперамент Фрике, поймет, что одна только мысль остановиться и не расшвырять эти пироги, загородившие Рокелле, и не пронестись страшным метеором мимо наглецов, чтобы доказать им: он, парижанин, плюет на их ультиматум! — уже была для него актом героизма!

Люди в лодке наверняка одержали бы победу. Ну, в самом деле, какое сопротивление смогли бы оказать негры на пирогах бронированной шлюпке с ее паровой машиной, картечницей и экипажем, вооруженным до зубов?! Результат битвы был предрешен. И все-таки Фрике отступил! Фрике, этот смельчак?! Да, потому что он умеет сочетать храбрость с осторожностью. Разгромить негров несложно, но вот как пойдут дела дальше? Вдруг эта победа окажется пирровой?[103] Ведь надо не только проникнуть во вражескую страну, но еще и пройти через нее, а шлюпка, с помощью которой он мог бы нанести первый удар, непригодна для беспрестанной войны.

Мирные цели не должны достигаться насилием, а иначе вражда с местными жителями будет неизбежной. На белых попросту станут охотиться, и им даже не удастся вернуться назад…

Вот о чем с присущим ему здравым смыслом думал парижанин. Приняв решение, он, по его собственному образному выражению, «запер в сундук свои наполеоновские планы» и скомандовал:

— Задний ход!

Негры, увидав, что шлюпка уходит, торжествующе закричали, но не выразили ни малейшего намерения ее преследовать. И многим из них это спасло жизнь, потому что второй поблажки от Фрике они бы не дождались.

Стало ясно, что лодка может находиться ниже по течению, но не смеет приближаться к заграждению.

Фрике отвел шлюпку в безопасное место, куда не долетали пули туземцев, и поставил ее посреди реки на якорь, предварительно распорядившись запастись на берегу дровами для машины, потом позвал к себе лаптота, который всегда внушал ему доверие, и сказал:

— Хочешь пойти к тем людям, которые загородили реку, спросить у них, почему нас не пропускают, и постараться разузнать что-нибудь о капитане? (Как вы помните, сенегалец присвоил этот чин Барбантону.)

— Мой ходить! — ответил тот просто.

— Ты не боишься, что тебя убьют?

— Нет, хозяин, это мне все равно!.. Когда мертвый, не надо работать!

— Прекрасная философия для лентяя, хотя мне она и чужда. Ну а вдруг они сделают тебя рабом?

— Мой не боится. Твой приходит, большая лодка, большие ружья и вернуть тебе добрый лаптот!

— Ты прав, мой храбрец, я приду, чтобы любой ценой вырвать тебя из их мерзких лап, и обязательно разобью много голов, если кто-нибудь из этих наглецов осмелится тронуть моего парламентера! Но я надеюсь, что они поведут себя честно. Только не забудь сказать им, что мы французы!

— Хорошо, здравствуй, мой уже пошел!

И сенегалец ловко спускается в маленькую лодку, привязанную к корме шлюпки, берет длинное весло, каким пользуются туземцы, плавающие по рекам Африки на пирогах без руля, и смело отправляется вверх по Рокелле.

Проходят два часа, четыре, шесть, а лаптота все не видно!

Хотя Фрике и знал по опыту, какими долгими бывают эти африканские переговоры, называемые туземцами «палабра»[104], он все-таки заволновался: ночь наступила, а его посланца нет как нет!

На всякий случай он приказал держать шлюпку под парами, чтобы в любой момент можно было трогаться в путь. Тщетно старался он уснуть: беспокойство прогоняло сон.

Фрике как раз решил, что с рассветом отправится на выручку лаптота, когда вдруг услышал веселые крики и громкий смех, далеко разносившиеся по спокойной глади реки.

Вскоре раздался плеск весел и показались освещенные луной лодка и пирога, в которой сидело несколько негров.

Картина была вполне мирной, но Фрике тем не менее остерегался ловушки.

— Кто идет? — крикнул он так громко, что разбудил весь экипаж.

— Это мой, мой, добрый лаптот, хозяин!

— Наконец-то, — обрадовался Фрике, узнав голос негра. — А это кто рядом с тобой?

— Негры-дезертиры. Мой пил, они пил, все пил… Мой привел их для экипаж лодка… если ты хотел! Если ты не хотел — отрежь голова!.. Голова нет — человек не мешает!

«Бедняга пьян как сапожник, — сказал себе Фрике, будучи не в силах удержаться от смеха. — Ладно, главное, что явились и он, и его новобранцы!»

— Давай поднимайся! Только осторожно, не то упадешь в реку и утонешь!

Лаптот привязал лодку со старательностью пьяного, который хочет показать, что с ним все в порядке, потом присел на корме и позвал своих спутников.

Эти малые, которые в нормальном состоянии не посмели бы даже приблизиться к шлюпке, немедленно ухватились за канат и взобрались наверх с обычной для негров, прирожденных гимнастов, ловкостью. Впрочем, когда они ступили на палубу, стало заметно, что их пошатывает.

— Я вижу, ты не терял времени даром! — сказал Фрике лаптоту.

— О нет, хозяин!.. Я пил!.. Хорошо пил!

— Еще бы, ведь у тебя пузо на четверых.

— Нет, не так большое!.. Мой пил, чтоб другой тоже пил! Поил другой, чтоб узнать новости!

— Молодец: чтобы уговорить, надо напоить — так здесь и надо поступать… Ну что ж, послушаем, что ты узнал… Что с капитаном?

— Хозяин, сначала дай алугу твоему слуга, и этим хорошим неграм тоже!

— Но, милый мой, ты же тогда и слова не вымолвишь! Впрочем, если иначе нельзя…

— О, было пиво сорго, пиво ячмень… алугу все промоет!

— На́, пей! Неужели ты сможешь говорить после такой смеси?

— Друг тоже пить! — повторил лаптот с настойчивостью пьяного.

— Друзьям тоже, — терпеливо согласился Фрике, который хорошо знал негров и умел ждать.

Как ни странно, поглощение этого крепчайшего зелья, известного под названием «ром согласия», привело к тому, что лаптот заговорил членораздельно.

Ох и сильны же пить эти африканские негры!

— Моя новости… капитан. Капитан плыл мимо, когда мы стреляли крокодила. Капитан — генерал у Сунгуйя, военный министр у Сунгуйя… Сунгуйя — великий вождь!

— Ну-ну! Пожалуй, это слишком даже для Барбантона! Ему, видно, на роду написано переживать такие приключения! Генерал и военный министр — и всего за тридцать шесть часов! Неплохо! Впрочем, чего тут удивляться: ведь был же он святым у австралийских дикарей!

Фрике продолжил расспросы и в конце концов узнал, что возвращение Сунгуйи произвело в этой стране настоящую революцию. Его сторонники с помощью отважных бегунов, которые с невероятной скоростью передают здесь новости, немедленно оповестили всех о прибытии своего вождя, и воины под призывный грохот барабана отправились ему навстречу. Пришедшему с Сунгуйей белому человеку оказали особо почетный прием. Горделивый вид, военная выправка — все обличало в нем великого воина!

Он был тут же посажен на большую пирогу, гребцы которой сменялись каждый час, и легкая лодка стремительно поплыла по Рокелле.

Ничего удивительного, что шлюпка, задержанная подводными скалами и долго простоявшая на мели, осталась далеко позади!

— Ну а кто же эти люди, кто эти глупцы, не желавшие пропустить нас?! — весело спросил Фрике, успокоенный относительно судьбы своего старого друга.

— Эти плохой негры — враги Сунгуйя. Они закрыл река, не хотел нас пускать!

«Вот оно что! Мой жандарм теперь стал генералиссимусом у будущего монарха!.. Может, мне надо совершить диверсию и напасть на врага с тыла? Но имею ли я право вмешиваться в дела этих дикарей, из которых одни ничем не лучше других?.. Нет! Долой грубость! Раз нельзя применить силу, попробуем обходный маневр!..»

— Скажи-ка, дружок, — продолжал он расспрашивать лаптота, — далеко отсюда до селения Сунгуйи, если идти пешком?

Лаптот обратился к своим спутникам, и они показали пять пальцев правой руки и три пальца левой.

— Это значит восемь дней. Ну а если на шлюпке?

Ответ негров был категоричен:

— Через два дня огненная лодка остановится из-за скал и мелкой воды. Дальше надо будет еще три дня плыть на пироге.

— Все ясно, разумные вы мои, раз нам придется оставить шлюпку, чтобы пересесть в ваши посудины, то я предпочту пойти пешком вдоль русла реки и без лишнего шума заявиться к этому Сунгуйе.

Утром Фрике стал готовиться к походу. Он спросил у троих негров, приведенных лаптотом, хотят ли они идти с ним.

Негры явились на лодку с оружием и вещами, соблазненные посулами сенегальца, и теперь с восторгом приняли предложение белого человека.

Фрике пообещал в конце похода дать каждому из них по ружью и по большому сосуду с алугу. Туземцы пустились от радости в пляс и объявили, что белый человек — их отец и за ним они пойдут в огонь и в воду.

Затем Фрике решил отослать назад во Фритаун шлюпку с двумя матросами, чья помощь ему больше не требовалась. Юноша не мог допустить, чтобы они ждали его возвращения в этом нездоровом климате, да еще опасаясь нападения дикарей.

С ними должен был уехать и один негр из числа членов экипажа, а двух других и лаптота Фрике решил взять с собой.

Итак, с парижанином остался отряд из шести здоровяков, трое из которых хорошо знали местность.

Каждый получил сверток с пятью килограммами сухих галет, двумя коробками консервов и боеприпасами. Кроме того, негры несли некоторые предметы гардероба и походного снаряжения своего начальника, гамак, складную лодку, топоры, две ручные пилы, ящичек с медикаментами и два тонких одеяла с прорезиненным верхом.

Лаптот и два негра из экипажа были вооружены магазинными винчестерами, а два новичка тащили еще и оружие большого калибра для Фрике.

Парижанин же нес только свой карабин «Экспресс» с запасом патронов, американский револьвер, компас и — хотя и не курил — огниво с фитилем.

Юноша черкнул записку для Андре, чтобы известить друга о своих планах, вложил ее в непромокаемый пакетик и передал кочегару. Затем Фрике и его людей довезли на шлюпке до правого берега, где он и распрощался с матросами, обменявшись с каждым крепким рукопожатием.

Через пять минут отряд скрылся в лесу, а шлюпка направилась назад во Фритаун.

Можете поверить мне на слово, что путешествие через гигантские тропические заросли — дело очень трудное. Оно требует от европейца не только известной решительности, но и незаурядной энергии и железного характера.

Тот, кто никогда не жил суровой жизнью путешественника, не может представить, какие страдания, а порой и муки приходится переносить, чтобы решить, казалось бы, простую задачу — пройти путь, обозначенный на карте прямой линией.

Кроме трудностей, доставляемых рельефом местности (мы говорили о них в самом начале нашего рассказа), тяжелейшие испытания сулит еще и климат.

Представьте себе огромную оранжерею, воздух которой насыщен водяными парами; там царит тяжелая влажная жара, ни днем, ни ночью не освежаемая даже малейшим ветерком. Европеец непрерывно обливается потом, а это ведет к крайнему истощению организма.

В подобных условиях путешественнику требуются хорошая, здоровая пища и хорошие вина, но ему приходится питаться чем попало или же тем, что он несет с собой, — кое-как приготовленным несоленым мясом и консервами (часто несвежими), а пить он вынужден только воду, да еще такую, в которой полным-полно гниющих растений. Немудрено, что у белых в джунглях зачастую развивается малокровие.

Ах, если бы охотник мог дышать свежим воздухом и обогащать свою кровь кислородом! Но нет! Кругом на многие километры — сплошной лес, и европеец дышит воздухом теплицы, насыщенным миазмами опаснейшей лихорадки. (Недаром ее прозвали «палачом белого человека»!)

Казалось бы, путешественнику можно не спешить и побольше отдыхать, восстанавливая силы за счет сна. Но нет, он не может получить даже этих нескольких часов покоя! Как бы ни был человек измучен усталостью, болезнью или недосыпанием, забыться он не в состоянии: стоит ему прилечь, как мириады маленьких злых существ начинают невыносимо мучить его. Они колют и жгут кожу и вливают разные мерзкие яды в кровь пришельца, усугубляя тем самым его страдания. Я имею в виду москитов, комаров, жгучую мушку и тысячу других мелких двукрылых насекомых.

Таков девственный тропический лес — этот океан зелени, чудовищный апофеоз растительности!

Не следует думать, будто встреча с дикими животными представляет какую-нибудь особую опасность. Вовсе нет! Разве что в очень редких случаях… Все звери, за исключением буйвола и носорога, избегают человека, и их надо преследовать и травить для того, чтобы они стали опасны.

Змеи тоже, вопреки легендам, не нападают первыми. Они жалят только тогда, когда на них, сонных, нечаянно наступают ногой. Но подобное случается редко, так как гады очень чутки и быстро уползают при малейшем шорохе.

Разумеется, это не относится к гигантским змеям, встреча с которыми почти всегда заканчивается для человека трагически.

Фрике шел через лес вторые сутки. Он от всего сердца проклинал неудобства пути и ругал негров, из-за которых был вынужден оставить привычную и надежную шлюпку. Несколько раз поминал он недобрым словом и Барбантона.

Парижанину приходилось в джунглях особенно плохо: ведь он еще не успел акклиматизироваться. Укусы мошкары, на которые опытный путешественник почти не обращает внимания, были для него как ожоги; сыпь, появляющаяся у белых людей в тропиках, вызывала сильнейшую чесотку.

— И это только цветочки, — говорил юноша себе, смеясь и сердясь одновременно, — ягодки будут впереди, когда мне, может быть, придется воевать, бегать, участвовать в революции, впутываться в мятежи, слушать нудные речи, а то и сочинять конституцию!.. О, жандарм, жандарм! Как же необдуманно вы поступили, покинув своих друзей и уйдя на поиски приключений! Только бы мне отыскать вас целым и невредимым! Только бы вы не поломали себе зубы, вкушая от пирога почестей!.. Смотрите-ка, мы выходим из леса… Дышать уже легче, зато становится жарче… Вот мы и у реки, в зарослях гигантских тростников… Не люблю я такие места… Эй, лаптот!

— Здесь, хозяин!

— Спроси у своих негров, зачем мы идем к воде, мы же можем провалиться в какую-нибудь болотистую яму!

— Они говорят, что так надо.

— Мало ли что они говорят! Я хочу свернуть направо.

— Они говорят, будто бы там полно буйволов и носорогов и нас разорвут на куски.

— Скажи им раз и навсегда, что это мне надоело и что здесь только один начальник — я! А если они недовольны, то могут убираться на все четыре стороны, но тогда им не видать ни алугу, ни ружей!.. Ага! Здесь водятся носороги и буйволы! Отлично, я давно хочу поесть свежего мяса! Носорожьего я, правда, не пробовал, но буйволятина мне пришлась по вкусу: кусок языка, филей или даже ребрышко — сейчас все сойдет!.. Ну что ж, пора искать буйвола!.. Лаптот, дай мой карабин!

— Вот он, хозяин!

— Ни в коем случае не отходи от меня!

— Мой не отходит, мой понял!

— Что там за шум? Можно подумать, стадо свиней шлепает по илу около реки. Может, это буйволы?

Шум усиливался; казалось, будто кто-то ломал тростниковые заросли… Послышался близкий топот тяжелых ног.

Страшная голова раздвинула хрупкие стебли тростника и засопела, принюхиваясь к запаху людей.

Испуганные негры с воем разбежались.

Лаптот побледнел, став пепельно-серым, но остался на месте.

— Хозяин, — проговорил он упавшим голосом, стуча от страха зубами, — защити твой верный слуга!.. Это носорог!..