Приключения в стране львов

ГЛАВА 8

Английский хирург. — Фрике ведет следствие. — Рассказ лаптота[82]. — История государственного переворота в стране куранков. — Интриги вокруг трона. — Об опасности политических разговоров… на побережье Гвинеи. — Амулет белой женщины. — Барбантон — капитан. — Преследование. — Трудное плавание по реке Рокелле. — Первые вести о беглецах. — Вторая ночь на реке. — Загадочные звуки. — Шлюпка на мели. — Осажденные крокодилами.

Можно себе представить, в какое смятение привели эти несчастья всех пассажиров яхты.

Даже Фрике потерял голову, когда Андре, поддерживаемый двумя матросами, сказал ему тихонько:

— Я сломал ногу!

Юноша вовсе не был сентиментален, но у него на глазах выступили слезы и он выглядел таким расстроенным, что Бревану даже пришлось ободрять его ласковыми словами.

Андре отнесли в каюту и положили на койку.

Он не потерял мужества и с присущим ему хладнокровием обдумывал, что надо предпринять, чтобы перелом ноги обошелся без осложнений.

— Как можно скорее, — сказал он Фрике, — спускай шлюпку и плыви в город. Там любой ценой отыщи врача и доставь его сюда. Потом сразу отправляйся на поиски Барбантона, исчезновение которого необъяснимо. Он должен быть где-то неподалеку, и успех дела зависит от твоего проворства. Что же касается воровства… или случайной потери… то этим я займусь сам.

— Понятно, месье Андре, — ответил парижский мальчишка, к которому вернулись все его мужество и энергия.

По свистку боцмана на воду была быстро спущена лодка. Фрике спрыгнул в нее с ловкостью белки, сел к рулю и крикнул гребцам:

— Быстрее, друзья, постарайтесь для патрона, а я обещаю вам хорошую выпивку!

Меньше чем через два часа он вернулся вместе с хирургом английского флота.

Врач внимательно осмотрел раненого и обнаружил у него перелом берцовой кости левой ноги. Хотя этот перелом несравненно менее опасен, менее болезнен и легче заживает, чем перелом бедренной кости, он все же требует абсолютного покоя. Андре мог подняться с постели не раньше, чем через сорок долгих дней.

Бреван примирился с этой неизбежностью, без единого стона перенес вправление костей и попрощался с хирургом, который решительно отказался брать плату и пообещал вскоре навестить больного.

Фрике, поняв, что выздоровление Андре — это теперь только вопрос времени, а следовательно, и терпения, немедля приступил к розыскам Барбантона, отсутствие которого тревожило юношу все больше и больше.

Что произошло? Несчастный! Неужели неожиданное вторжение в их жизнь этой женщины толкнуло его на самоубийство?

Но нет, Барбантон не из таких! Он наверняка ушел, прихватив свой багаж: ведь сак тоже исчез из его каюты вместе с замечательным зеленым футляром! Может, он хотел во что бы то ни стало избавиться от общества жены, навязанного ему эпидемией желтой лихорадки? Или намеревался отомстить за те мучения, которые она ему причиняла, и заставить поволноваться за него… вернее сказать, за судьбу лотерейного выигрыша? Такое весьма вероятно!

Но куда он мог пойти?

Фрике расспрашивал всех встречных, но Барбантона никто не видел. Да и не стал бы он скрываться в зараженном городе, он-то знал, что такое желтая лихорадка!

Юноша понимал, что должна быть какая-то связь между исчезновением с яхты двух чернокожих и отсутствием старого жандарма.

Кто же такие эти два негра?

В Дакаре Андре нанял двух лаптотов-сенегальцев, сносно говоривших по-французски и знавших большинство диалектов гвинейского побережья.

Вот один из них сегодня и сбежал. Его спутником стал бывший раб, который освободился, добравшись до французских владений.

Что общего между пропажей медальона у путешественницы и бегством этих негров? Или драгоценность просто потерялась?

Мадам Барбантон ничего не знала, ничего не помнила, она проспала всю ночь мертвым сном, что было вполне естественно после такой тяжелой дороги и стольких переживаний.

Нет, не случайно медальон исчез именно сегодня! Фрике не забыл жадный взгляд, который бросил на безделушку один из негров, когда женщина показывала ее троим белым под манговым деревом вблизи Фритауна.

Виктор стал расспрашивать второго лаптота, оставшегося на яхте, развязав ему язык изрядной порцией алугу[83].

Негр охотно рассказывал и о своем товарище, и о жизни его племени, что было для Фрике небезынтересно.

— Мы звали его Сунгуйя, а родом он из страны куранкосов.

Фрике взял карту региона, нашел к югу от мандингов[84] эту страну куранкосов и на 10°25′ западной долготы по Гринвичу и 9°30′ южной широты отыскал слово «Сунгуйя». Вероятно, это и есть то место, где родился негр.

Здесь берег свое начало река Рокелле. Сначала она течет на юго-запад, потом — приблизительно пятьсот километров — на запад и наконец становится рекой Сьерра-Леоне.

Там же, в районе Сунгуйя, начинается Нигер[85], называемый в тех местах Джиолиба.

— Сунгуйя, — объяснял лаптот на своем варварском французском языке, — был в своем селении вождем.

Несмотря на то, что эти мелкие царьки вели себя совершенно самостоятельно, они все же признавали верховную власть некоего великого вождя, хотя она и была чисто номинальной. Его выбирали на собрании старейшин всех селений.

Недавно верховный властитель умер, и Сунгуйя решил стать его наследником.

Может, он и преуспел бы в своих намерениях, но вмешался один бессовестный и решительный конкурент.

Нисколько не заботясь о законной процедуре выборов, он набрал себе шайку удальцов, щедрой рукой раздавая им страусовые перья и угощая алугу, и занял место верховного вождя, следуя известному афоризму: «Сила выше закона!»

Затем он, как и подобает политику, сделал следующее заявление, отличавшееся предельной ясностью:

«Тот, кто будет за меня, получит перья, амулеты и выпивку.

Тот, кто будет недоволен, станет рабом.

Тот, кто будет сопротивляться, лишится головы».

Сунгуйя, на свое несчастье, не умел держать язык за зубами.

Однажды, перебрав ячменного пива, он осмелился критиковать нового монарха. Преступление тем более непростительное, что совершено оно было в присутствии многих свидетелей. Его основательно поколотили солдатскими палками и незамедлительно продали в рабство.

— М-да, — заметил Фрике, — до чего же опасно говорить о политике на гвинейском побережье! Но продолжай, мой достойный собеседник, твой рассказ интересует меня все больше!

— Как только Сунгуйя получил свободу, он сразу захотел убрать с трона своего врага.

Но как бороться с человеком, который владеет могущественнейшим амулетом?! И все-таки Сунгуйя не унывал и с упорством дикаря искал фетиш[86], который принес бы ему победу. К тому времени, когда его случайно нанял месье Андре, он успел собрать обширную коллекцию всяческих амулетов.

Вместе с экспедицией Сунгуйя попал в лес и видел, как мадам Барбантон была чудесным образом вырвана из объятий гориллы.

Вне всяких сомнений, белая женщина обладала каким-то редчайшим амулетом!

— Эх, черт! Об остальном я догадываюсь! — воскликнул Фрике. — Сунгуйя увидел, как белая женщина достала из-под одежды медальон и показала нам заветный лотерейный билет. Претендент на престол, наверное, решил, что это та самая вещь, которая победила гориллу, и в его мозгу созрела мысль похитить сей несравненный фетиш. Я угадал? Да? Что ж, твой дружок — будущий монарх куранкосов — сработал отлично, но все же это не объясняет исчезновения Барбантона! Где он? Что с ним?

— Капитан и Сунгуйя вместе уплыли на пироге!

С того самого момента, как оба негра были наняты в Дакаре, они присвоили бывшему жандарму это звание.

Человек с такими великолепными усами и такого высокого роста, да еще в одежде, украшенной красной лентой, мог, по их понятиям, зваться только капитаном!

Поскольку Барбантон возражал против этого, они начали именовать его полковником, хотя между собой называли по-прежнему.

— Ты уверен?

— Мой уверен… мой видел капитана с сундуком и с большой саблей. Сунгуйя тоже был в пироге.

— Раз ты его видел, этого достаточно! — И Фрике поспешил к Андре, чтобы посоветоваться.

Бреван, услышав о Сунгуйе, пришел к тем же выводам, что и Фрике.

По их мнению, медальон похитил Сунгуйя. Завладев фетишем во время сна путешественницы, он стал думать только об одном — как поскорее вернуться на родину и захватить там власть.

Самый удобный и самый короткий путь в страну куранкосов — это река Рокелле. Нужно подниматься вверх по течению, добывая себе пропитание рыбной ловлей и охотой.

Задача состоит в том, чтобы как можно скорее нагнать беглецов и при этом не возбудить у них подозрения.

Такое было под силу одному Фрике!

Он поедет на моторной лодке, уложив туда необходимые припасы. С собой Виктор возьмет двух матросов, из которых один будет кочегаром, и трех негров — в том числе и приятеля Сунгуйи, который хорошо знал многие местные диалекты и мог быть переводчиком.

Негры и европейцы вооружатся винчестерами, а Фрике, кроме того, прихватит и полный набор охотничьего оружия.

Так как Андре был не в состоянии заниматься пополнением своей коллекции трофеев, он попросил Фрике заменить его в этом деле.

Фрике не возражал. Раз это доставит удовольствие его другу, он постарается охотиться как можно лучше и перебьет много диких животных. Кроме того, охота здесь не столько развлечение, сколько средство защиты.

В шлюпку, помимо провизии и оружия, положили еще и медикаменты (в частности хинин как главное средство против малярии) и другие необходимые предметы: например, гамаки и прорезиненные коврики — беречься от ночной сырости не менее важно, чем от дневной жары.

Наконец, была взята складная лодка системы Макдональда — на тот случай, если придется идти по суше и там встретятся обводненные участки, которые нельзя будет переплыть или преодолеть вброд.

Рокелле, в русле которой имеется много порогов, может оказаться непроходимой для шлюпки; тогда Фрике отправит ее назад, а путешественники поплывут дальше на пироге.

Яхта будет ждать на рейде возвращения экспедиции или станет курсировать вдоль берега, чтобы экипаж, лишенный возможности выйти в город, не заскучал.

И вот Фрике отбыл.

Шлюпка вошла в устье реки, которая, как мы уже сказали, называется в этом месте Сьерра-Леоне, поплыла вдоль английского берега и вскоре достигла Рокелле.

Вначале шлюпке помогал быстро продвигаться вперед не только мотор, но и прилив, и Фрике уверился в успехе их погони.

Однако отлив вскоре уменьшил его радость. Он обнажил много скалистых участков, между которыми надо было осторожно лавировать, сокращая подачу пара и продвигаясь вперед крайне медленно.

— Задача не из легких, — прошептал в задумчивости юноша. — Тем более что мы гонимся за превосходными гребцами, чьи лодки плывут, как рыбы! Если бы не эти проклятые скалы, я бы быстро утер им нос со своей моторкой!.. Потихоньку, ребята, потихоньку, у нас есть время!

По пути встречалось много пирог, груженных фруктами и овощами, которые негры везли в город на продажу. Фрике через переводчика справлялся у всех о беглецах.

К его огорчению, оказалось, что погоня отстала на целых двадцать четыре часа хода.

Вскоре пришлось остановиться. Стемнело, и продвигаться вперед было бы очень опрометчиво.

Чертыхаясь, Фрике велел бросить якорь, предварительно хорошенько соразмерив радиус разворота судна на якоре с расстояниями до донных скал.

…Взошла луна, и ее волшебный свет еще больше испортил парижанину настроение, потому что беглецы могли продолжить путь и совсем оторваться от погони.

На заре шлюпка, топка на которой была погашена, двинулась дальше. Скал поубавилось, и она шла довольно ходко; вечером этого трудного, но не принесшего особых неприятностей дня им снова пришлось остановиться.

Фрике не удалось ничего узнать ни о жандарме, ни о его спутниках. И неудивительно, потому что река все еще была очень широкой. Встречные пироги плыли вдоль противоположного берега и оставались незамеченными, да и попадались они все реже и реже.

Фрике с удовлетворением услышал, что завтра шлюпка дойдет до места, где отлив перестанет воздействовать на реку.

Там, где ощущалось влияние прилива и отлива, над водой дважды в день поднималось зловонное облако испарений: это гнили погибшие растения. Фрике было хорошо известно вредоносное действие этого тумана, приносящего с собой страшный яд лихорадки, одно название которой наводит ужас даже на храбрецов.

Не желая понапрасну расходовать уголь, он вел шлюпку вблизи берега, чтобы иметь возможность запасаться древесным топливом. Деревьев по берегам росло много, но особенно поражало обилие кустарника; впрочем, по мере удаления от соленой воды его становилось все меньше.

Фрике замерил глубину (она составляла пять брассов[87]) и велел бросить якорь, который тут же зацепился за дно.

Экипаж отправился спать, а один человек остался на вахте: нести ее было нетрудно, так как вахтенные сменялись каждый час. Вскоре все уснули, убаюканные плеском воды.

День настал внезапно, без рассвета, что обычно для экваториальных широт. Сквозь сон Фрике услышал какие-то странные звуки. Казалось, будто кто-то трется о бока шлюпки, легонько толкая ее и непрерывно чем-то полязгивая. Может, это упавшие в воду ветви деревьев?

Открыв глаза, парижанин с удивлением обнаружил, что лодка стоит носом в обратную сторону: когда он засыпал, берег был у него справа, а теперь оказался слева, точно шлюпка повернулась, повинуясь приливу.

И тут он ощутил, что судно совершенно неподвижно.

— Разрази меня гром, да мы же сидим на мели!

До этого момента экипаж, не исключая и вахтенного, крепко спал, но возглас Фрике заставил всех с шумом вскочить на ноги.

Юноша не ошибся. Под действием отлива вода ушла из-под шлюпки и оставила ее лежать на тинистом дне.

Казалось бы, ничего страшного не произошло: через некоторое время очередной прилив поднимет лодку.

Однако из-за близости берега, покрытого густой растительностью, эта посадка на мель могла грозить встречей с крокодилами.

А странные звуки все усиливались. Фрике выглянул за борт и, несмотря на свое бесстрашие, вздрогнул.

По илистому зловонному месиву медленно ползли мерзкие длинные твари; они двигались как бы рывками, и казалось, что обнажившееся дно вдруг ожило. Шлепая по жидкому илу и разбрызгивая его во все стороны, гадины в конце концов окружили шлюпку страшным кольцом разинутых пастей.

— Хозяин, — вскричал перепуганный лаптот, — крокодилы!

Ну конечно же! Эти странные звуки издавали трущиеся друг о друга крокодильи кожистые панцири, а лязгали челюсти голодных чудовищ!

Их сотни, и прибывают все новые, будто какой-то злой дух собирает здесь свое отвратительное воинство! Кажется, что вокруг нет ничего, кроме крокодилов.

Первые уже тычутся мордами в железные борта шлюпки. Они тщетно пытаются забраться внутрь. Опасности пока нет, но на спины «первопроходцев» карабкаются идущие следом, попирая своих собратьев. Те проваливаются в ил и исчезают из виду, однако их панцири служат настилом — и скоро скользкие твари могут оказаться на палубе.

Фрике решил не дожидаться этого момента, а дать отпор немедленно. Оценив создавшееся положение, он раздал экипажу оружие и укрепил дух своих воинов энергичной речью и изрядными порциями алугу.

Фрике сказал:

— Вы знаете, как любят крокодилы человеческое мясо, а белое оно или черное — им все равно. Пусть каждый из вас спасает свою шкуру! Нам надо продержаться шесть часов — потом начнется прилив, и шлюпка окажется на воде. Попасть крокодилу в зубы не очень-то весело, так не допустим же, чтобы эти гадины взяли нас на абордаж!