Кошмар наяву. — Как это красиво — хорошо воспитанный человек! — Что такое «выезд на природу» в представлении жандарма. — «Что вы делали на этом дереве? — Я искала вас!» — В дороге. — Гимны «Боже, храни королеву!» и «Барбантон-табу!» — Путешественница. — В виду Фритауна. — Лотерейный билет. — Номер, на который выпал выигрыш в триста тысяч франков. — Близок локоть, да не укусишь. — По следам трех компаньонов. — Желая получить подпись. — Желтая лихорадка. — Все на борту яхты. — Катастрофа.
Бывают потрясения настолько сильные и неожиданные, что они способны помрачить даже самый крепкий и уравновешенный рассудок.
Именно это и случилось с несчастным жандармом, когда тот, сбив одним выстрелом гориллу, узнал в спасенной им особе свою жену мадам Барбантон, урожденную Элоди Лера.
На какой-то момент ему показалось, что все смешалось в его голове и мысли отплясывают там дикий танец, а он не в состоянии найти слов для их выражения.
Затем в мозгу Барбангона произошла какая-то перемена, и жандарм перестал верить своим глазам.
Он разразился нервическим смехом и воскликнул:
— Вот это забавно! Мне снится моя любезная супруга! Ведь это сон, правда, месье Андре? Правда, Фрике? Вы смотрите на меня как-то странно. Уж не получил ли я солнечный удар? Ведь от него бывают кошмары… Пожалуйста, уколите или ущипните меня! Я хочу проснуться! Это очень плохой сон. А! Так вы не хотите? Тогда я сам!
И он схватил свое огниво, чиркнул кресалом, поджег фитиль и приложил его к тыльной стороне руки. Ожог заставил Барбантона вскрикнуть.
— Тысяча чертей! Я не сплю. Значит, она здесь… и я опять несчастен!
Андре, не слушая больше горестных сетований друга, поспешил на помощь бедной женщине, которая была еле жива после пережитого ею страшного приключения.
Она с трудом переводила дыхание и не могла вымолвить ни слова.
Благодаря умелым заботам Бревана потерпевшая наконец пришла в себя и попыталась подняться.
Андре попросил ее не двигаться и добавил:
— Вам не стоит сейчас рисковать и пытаться идти. Мы соорудим носилки, и мои люди донесут вас до города.
— Мне не хочется причинять вам столько затруднений, — проговорила женщина уже окрепшим голосом. — Я пустилась в дорогу, ни с кем не посоветовавшись, и теперь мне приходится расплачиваться за свою неосмотрительность… Я пойду сама!
— Будет слишком бесчеловечно позволить вам это! Я уже сказал, что до Фритауна вас донесут мои чернокожие.
— Ну хорошо, я согласна… только при одном условии.
— Ох! — шепнул жандарм на ухо юноше. — Она уже ставит условия!
— Тихо! Молчите! Не бойтесь, наш патрон — человек воспитанный, но все же он не позволит ей вертеть экспедицией, как табачной лавочкой на улице Лафайет!
— Мадам, — вежливо проговорил Андре, — все ваши желания будут исполнены… если это будет зависеть от меня. Итак?..
— Я прошу вас пойти вместе со мной во французское консульство.
— Я в вашем распоряжении.
— Слова, конечно, пустые, — пробормотал про себя Фрике, — но все-таки как это красиво — хорошо воспитанный человек!
— Я бы хотела, чтобы месье Гюйон тоже сопровождал нас, а еще… мой муж.
— Я не могу им этого приказать, но как друг я могу их об этом попросить. Не правда ли, Фрике? Не правда ли, Барбантон?
— Конечно, мадам, я пойду с вами — хотя бы для того, чтобы вы опять не попали в беду! — сказал парижский мальчишка.
Что же касается жандарма, то напрасно он старался вымолвить хотя бы слово. Его рот конвульсивно открывался и закрывался, но произнести он смог только нечто нечленораздельное и бессмысленное.
— Спасибо, месье Фрике! — вновь заговорила женщина. — Тогда, перед вашим отъездом, я была слишком резка с вами. Пожалуйста, извините меня — и забудем об этом!
— Ну уж нет, мадам, как раз об этом-то и не стоит забывать! — трагически воскликнул жандарм. — Черт возьми! Сначала смертельно оскорбить человека, а потом отправиться за ним на природу, чтобы и там нарушать его покой!
«На природу?! Неплохо сказано!» — с усмешкой заметил про себя Фрике.
— Ответьте мне, мадам, что вы делали, сидя на этом дереве?.. Вместо того, чтобы сидеть дома…
— Я искала вас, — тихо ответила воительница с улицы Лафайет.
Этот лаконичный ответ и тон, каким он был дан, совершенно обезоружили старого солдата.
— А лавку я оставила на попечение человека, которому мы можем полностью довериться.
— О! — Барбантон презрительно махнул рукой. — Коммерция меня больше не интересует, я вовсе не собираюсь возвращаться к ней. Вы можете делать с лавкой все, что вам только заблагорассудится!.. Итак, зачем вы искали меня столь упорно, что даже забрались в эти дебри?
— Потому что вы мне нужны!
— Я вам нужен?!
— Ради одной подписи, которую вы должны поставить в присутствии консула и этих господ.
— Какой подписи?!
— Довольно, Барбантон, довольно, дружище! — ласково, но твердо прервал его Андре. — Сейчас не время и не место расспрашивать мадам о важных причинах, заставивших ее отправиться в столь опасное путешествие. Вы только понапрасну утомляете вашу жену.
— Все, месье Андре!.. Вы — мой командир, следовательно, это — приказ! Куда пойдете вы, туда пойду и я!
— Вот и хорошо, благодарю тебя, мой храбрый товарищ!
Тем временем негры быстро соорудили удобные носилки, связав лианами жерди, сделанные из ветвей дерева, и положив на них матрац из листьев.
Несмотря на только что проявленную энергию, путешественница была на грани обморока, когда занимала свое место.
Андре, как всегда предусмотрительный, распорядился, чтобы над женщиной был устроен навес из листвы, который защищал бы ее от солнца, и группа двинулась в путь. Фрике, Барбантон и один из негров остались, чтобы снять шкуру с гориллы, которую Андре хотел увезти с собой. За этим занятием они задержались до вечера и нагнали остальных только там, где предполагался ночлег.
— Подумать только! Значит, вовсе не чувство ко мне заставило ее так рисковать! — возмущался Барбантон. — Ни одного ласкового слова! Ничего, кроме сухого: «Вы мне нужны!»…Ладно! Увидим, что будет дальше!
— Ничего мы не увидим, мой старый товарищ! Вы молодец, каких мало, это всем известно! Вы что-то вроде царя небесного у дикарей Австралии, которые распевают на манер «Боже, храни королеву!» гимн «Барбантон-табу!». Если однажды ваша власть будет признана, то монархи Европы станут называть вас «Ваше величество»! Но какой бы вы ни были молодец, божество или величество, перед ней вы спасуете! Обязательно спасуете, попомните мои слова! И я бы на вашем месте поступил так же!
Барбантон начал, страшно фальшивя, насвистывать песенку «У меня есть добрый табачок», а потом сказал с неожиданным ожесточением:
— Посмотрим, Фрике, посмотрим! Честное слово Барбантона!
— Но все же согласитесь: женщина, совершившая подобный подвиг, — это незаурядная женщина!
И Фрике ничуть не преувеличил. Пережив ужасное приключение и выдержав более чем пятичасовой переход, путешественница должна была бы чувствовать себя совершенно разбитой, а она сидела себе, прислонясь спиной к дереву, и преспокойно, даже с аппетитом, жевала кусок холодного мяса, заедая его бананом вместо хлеба!
Женщина, обладающая такой выносливостью, должна сочетать в себе железное здоровье и необычайную энергию.
Ей было около тридцати пяти лет, но выглядела она моложе, так как благодаря некоторой полноте ее лицо не портили морщины. Теперь, когда она выглядела спокойной и отдохнувшей, в ней не было ничего неприятного. Однако детальное рассмотрение лица мадам Барбантон говорило не в ее пользу.
У этой особы была несвежая, хотя и гладкая, сероватая кожа, маленькие слегка раскосые глаза неопределенного цвета, в котором смешались рыжие, желтые и карие оттенки, узкий лоб; профиль ее был красив, но в фас становились видны сдавленные виски и нос неправильной формы, напоминающий утиный клюв. Большой, жадный, с острыми мелкими зубами и тонкими бледными губами рот, заостренный подбородок.
Высокого роста, широкоплечая и полногрудая, она имела мускулистые руки с сильными, но правильной формы кистями, украшенными ямочками, и с тонкими кончиками пальцев. Руки были, пожалуй, самой красивой частью ее фигуры, а Барбантон даже утверждал, что их силе мог бы позавидовать боксер.
Во всяком случае, супруга отставного жандарма казалась существом оригинальным. Молчаливая, лишенная сердечной чувствительности, она отличалась большим самообладанием и не меньшей энергией. Хотя мысли она выражала с некоторым трудом и вообще говорила мало, однако было заметно, что ее что-то очень тревожит. Слегка кивнув всем на прощание, она удалилась в сооруженный для нее шалаш. Вскоре и мужчины, убедившись, что костер не погаснет до утра, устроились в гамаках и заснули, охраняемые стражей.
Второй день и часть третьего прошли в утомительных заботах, знакомых только тем, кому довелось пробираться через девственный тропический лес; впрочем, женщина оставалась по-прежнему энергична.
Наконец путешественники достигли Фритауна, столицы английских владений в Сьерра-Леоне, города довольно значительного по населенности, но, несомненно, самого нездорового по климату на всем западном побережье Африки.
Прежде чем отправиться в предместье Кисси-стрит, застроенное почти исключительно хижинами туземцев, мадам Барбантон попросила Андре остановить группу. Женщина подозвала англичанина, проведшего ее в свое время в лес, дала ему деньги, которые, видимо, ожидал от нее сей джентльмен как плату за услугу, и попрощалась с ним.
Затем она проговорила, обращаясь главным образом к Андре:
— Теперь, когда я расплатилась с проводником, этим охотником за слоновой костью, не угодно ли вам будет узнать о причине моего путешествия?
— Мадам, — ответил Андре, — я весь внимание!
Готовясь к долгому рассказу, все устроились под огромным манговым деревом[80], растущим на склоне главенствующего над городом холма.
— Согласитесь, что с нами иногда случаются странные вещи! — начала она. — Представьте себе, что меньше чем через месяц после… после отъезда моего мужа…
— Точнее сказать — бегства, — прервал ее старый жандарм.
— Пусть так, я не буду спорить, только, прошу вас, позвольте мне говорить!
— Вы впервые спрашиваете моего позволения! С удовольствием даю его вам!
— Я обнаружила, что в Лотерее искусства и индустрии мне достался один из самых крупных выигрышей! Он поистине огромен и составляет триста тысяч франков!
— Ну что ж, мадам, вам следовало получить выигрыш, поместить его в банк из расчета пять процентов и безбедно жить на этот доход! Уверяю вас, что так думаю не только я, но и любой здравомыслящий человек!
— Я и сама решила так же, — слегка смущаясь, ответила рассказчица. — Я пришла в Управление лотереи…
— И получили деньги?
— Нет!
— Ваш билет оказался фальшивым? Весьма вам сочувствую.
— С моим билетом все было в полном порядке. Но им требуется либо присутствие моего мужа, либо его письменное согласие на получение мною таких денег…
Бывший жандарм вдруг разразился громким смехом. Фрике прикусил губу, а Андре потребовалась вся его выдержка, чтобы не улыбнуться.
Рассказчица хладнокровно продолжала:
— Напрасно я уверяла, что муж в отсутствии, напрасно приводила достойных доверия свидетелей, напрасно обращалась в мэрию. Все было бесполезно! Закон есть закон. Деньги временно отправили в банк.
Не зная, где искать мужа и когда он вернется — если вернется вообще, — я приняла решение. Я обратилась в одно очень известное агентство, которое за определенную плату дает всевозможные сведения. С меня взяли пятьсот франков и обещали через десять дней сообщить, куда вы направились. Я предложила им вдвое больше и правильно поступила, потому что спустя шесть дней меня известили о вашем приезде в Гавр. Это было уже кое-что, но далеко не все: ведь я не знала, куда именно поплыл ваш корабль. Агентство, которому понравилось, как я плачу, умножило свои усилия. Оно телеграфировало в те порты Англии и Франции, которые посещают суда, идущие к берегам Африки и обеих Америк. Некоторые из них могли повстречать вашу яхту либо в океане, либо на одной из стоянок. Расчет оказался верным: кто-то видел «Голубую антилопу» неподалеку от Дакара[81].
В агентстве мне сказали, что я смогу выиграть время, если сяду на первое попавшееся английское пассажирское судно. Не колеблясь ни минуты, я поручила лавочку доверенному лицу и, собрав все мои деньги, отправилась в дорогу, несмотря на то, что мне советовали послать кого-нибудь вместо себя. Видите ли, я считаю, что свои дела лучше всегда улаживать самой… Вскоре я была уже в Сьерра-Леоне и отыскала там вашу яхту. Я даже поднялась на нее, но вы уже сошли на берег. Капитан предлагал мне дождаться вашего возвращения на борту, но я предпочла отправиться в джунгли. Тогда он дал мне в провожатые одного из своих матросов, того самого, который погиб в схватке с обезьяной…
Затем я заглянула во французское консульство, где меня сначала попытались отговорить от моих намерений, а потом порекомендовали обратиться к англичанину — охотнику за слоновой костью… Остальное вам известно.
— И вы ни разу не усомнились, и сердце у вас не дрогнуло?! — не смог удержаться от вопроса пораженный такой неженской отвагой Андре.
— Когда я очутилась в лапах этого отвратительного животного, я очень испугалась за свой лотерейный билет… К счастью, он остался цел. Вот, взгляните!
И она вытащила большой золотой медальон на прочной цепочке. Раскрыв его, мадам Барбантон протянула мужу билет. Жандарм машинально прочел вслух номер:
— Три ноля две тысячи четыреста двадцать один! Вот так история! Это же номер моей метрики! Может, это какой-то знак? Мадам, возвращаю вам билет и прошу принять мои поздравления! Итак, вы прибыли из Франции единственно для того, чтобы я дал вам доверенность? Ловко же это у вас получилось!
— И вы дадите мне ее, правда, месье? Ну что вам стоит? А эти господа будут вашими свидетелями… и я уеду отсюда на первом же пассажирском судне.
— Посмотрим, мадам, посмотрим! — сказал Барбантон с непривычной для него насмешливостью.
— Надеюсь, вы понимаете, что до тех пор, пока наше имущество не разделено, вы можете рассчитывать только на половину суммы, за вычетом расходов на мое путешествие и того, что я уплатила агентству?
При этих словах старый солдат в ярости вскочил. Его лицо сперва побагровело, а потом побледнело.
— Деньги?! Мне?! — проговорил он сдавленным голосом. — Да за кого вы меня принимаете? Вы всегда изводили меня, царапали, били, но хотя бы не оскорбляли!
— Я не понимаю… ведь у нас общее имущество, общие расходы и доходы…
— Да разве дело в этом? Какая же вы бесчувственная! Ладно, хватит… Я хотел заставить вас немного помучиться, чтобы вознаградить себя за те беды, которые вы мне принесли… а потом я бы уступил вашей просьбе… но раз вы считаете меня человеком, которого можно купить, то я отказываюсь! Я говорю: нет, нет и еще раз нет!!!
Как ни старались Андре и Фрике уговорить его, бывший жандарм был непреклонен.
Спор всех утомил, и охотники двинулись дальше, надеясь, что раздраженный Барбантон в конце концов успокоится…
Пройдя предместье, они с удивлением увидели, что над больницей развевается громадный желтый флаг — флаг, возвещающий о карантине. В тот же момент к ним приблизился черный полисмен и сказал, что два дня назад в городе появилась желтая лихорадка.
Остаться там, где свирепствует эта смертельная для европейцев болезнь, значило бы подвергнуться большой опасности.
Было решено немедленно возвращаться на яхту, стоявшую на рейде, и Андре предложил путешественнице отправиться с ними. Та заколебалась.
— Вы не знаете, мадам, что такое желтая лихорадка. Жить здесь сейчас равносильно самоубийству. Человеколюбие велит мне увезти вас отсюда — пусть даже силой. Кроме того, — вполголоса добавил он, — у вас появится шанс уговорить вашего мужа.
— Хорошо, месье, я согласна.
«О-ля-ля! — подумал Фрике. — Наш патрон ввязывается в хорошенькое дельце! Семейство Барбантонов на борту яхты! Мой бедный жандарм, вы проделали двенадцать тысяч лье, чтобы убежать от вашего домашнего тирана, — и все оказалось напрасно… Будь я суеверен, я бы сказал, что нас ожидает несчастье!»
И что же? Фрике-то как в воду глядел!
На другое утро перепуганный стюард прибежал сказать Андре, что Барбантона нет на борту. Исчезли и двое из наемных негров.
Тут из своей каюты выскочила бледная мадам Барбантон, крикнув отчаянным голосом:
— Мой медальон исчез! Вместе с билетом! Украли! — и потеряла сознание.
Спустя несколько минут возле машинного отделения раздался звук падения и послышался чей-то сдавленный стон. Это Андре поскользнулся на трапе и сломал себе ногу.