Примадонны Ренессанса

Глава 16 Визит императора

В канун Рождества был подписан договор между папой, Карлом V, Венецией, Миланом, Мантуей, Савойей и Монферрато. Имя герцога Феррары было тоже включено по прямому желанию императора, но окончательное урегулирование его ссоры со святым отцом было отложено на будущее.

– Теперь, действительно, – воскликнул кардинал Пуччи, – мы можем петь: «Глория» с ангелами, поскольку мир и доброжелательность восстановлены между людьми!

Изабелла д’Эсте, Вероника Гамбара и другие августейшие особы устраивали пирушки, турниры, маскарады и балы. Сам Карл часто присутствовал на этих празднествах и завоевал любовь дам своей любезностью. К сожалению, эти праздничные собрания не всегда приводили к миру. Как и раньше в Милане, испанские и итальянские кавалеры ссорились из-за прекрасных глаз фрейлин Изабеллы, и не раз их кутежи заканчивались кровопролитием.

Наконец, все приготовления к великой церемонии двойной коронации были завершены, и 22 февраля 1530 года Карл V получил из рук папы железную корону лангобардов, присланную по приказу герцога Миланского. В тот же день герцог и герцогиня Урбино торжественно въехали в Болонью. Хотя Франческо Мария несколько лет возглавлял армии Лиги против императора, теперь, как генерал-капитан венецианцев и Церкви, он был принят с самыми высокими почестями. Все знаменитые гости собрались, чтобы поприветствовать зятя Изабеллы. Хотя ни один военачальник не совершал больших ошибок и не терпел больше неудач в своих кампаниях, его воинственный вид, а также замечательная красота Элеоноры вызвали всеобщее восхищение.

Для коронации же Карла V как короля римлян был выбран праздник святого Матфея, являющийся днём рождения императора и годовщиной его победы при Павии. Утро выдалось ясным и солнечным после ночного сильного ливня, и все колокола в Болонье радостно звонили с раннего рассвета. Между дворцом императора и церковью был возведён деревянный мост, завешанный небесно-голубыми драпировками и увитый гирляндами из миртовых и лавровых ветвей. Двойная шеренга рослых бургундских гвардейцев и цвет немецкой армии охраняли этот проход, по которому папа и император двинулись в церковь Святого Франциска. Первыми шли доктора университета в меховых воротниках и золотых цепях и ректор в пурпурной мантии. Затем шествовали архиепископы и епископы, одетые в митры и фиолетовые ризы, и кардиналы в алых одеждах, предшествующие папе, которого грумы в красных ливреях несли на носилках, завешанных золотой тканью. Голову Климента венчала тройная тиара, а его золотую накидку украшал изумительный бриллиант с изображением Бога Отца во славе, выгравированным Бенвенуто Челлини, который раньше принадлежал Карлу Смелому, а потом стал собственностью Моро и папы Юлия II. Наконец мощный звук труб возвестил о появлении императора. Перед ним шли представители всех частей его обширных владений: Неаполя и Сицилии, Австрии и Бургундии, Испании и Наварры, а также послы из Франции, Англии, Шотландии, Венгрии, Богемии, Польши, Португалии и различных государств Италии. За молодым маркизом Монферратским, который нёс императорский скипетр, следовали Филипп, герцог Баварский и граф Палатинский с державой в руках, а герцог Урбино, одетый в алую атласную мантию и остроконечную шапку из горностая, держал государственный меч в качестве префекта Рима. Наконец, герцог Савойский, как наместник империи, нёс императорскую диадему на золотой подушке. После этого, в сопровождении избранной свиты испанских грандов и неаполитанской знати, среди которых выделялись великий маршал Асторга и вице-король Неаполя дон Педро де Толедо, прибыл Карл V, одетый в мантию из золотой парчи поверх императорской мантии и с железной короной лангобардов на голове. Процессия задержалась на несколько минут из-за яростного спора за первенство между генуэзским и сиенским посланниками, которые «от громких слов перешли к ударам и тумакам». Но как только император вошёл в церковь, деревянный мост рухнул с внезапным треском. Была поднята большая тревога среди охранников, но серьёзных травм не было, и Карл сохранил полное присутствие духа.

– Ибо он был уверен, – пишет Паоло Джовио, – в своей удаче.

Затем началась торжественная церемония. Император принёс клятву защитника и покровителя Церкви на Книге Евангелий, был посвящен в сан диакона и получил святое помазание от кардинала Фарнезе у главного алтаря, после чего папа торжественно наделил его императорским титулом. Со словами «Accipe gladium sanctum» («Возьми священный меч») меч был прикреплён к его боку; а «Accipe virgam» («Возьми жезл») и «Accipe pomumr» («Возьми мир») были сказаны, когда скипетр и держава перешли в его руки; и «Accipe signum gloiice!» («Возьми знак власти!») когда, наконец, золотая диадема была возложена на его чело. Император поцеловал ноги Климента и занял своё место н троне, на две ступени ниже папского кресла, в то время как герольды громким голосом провозгласили его титул:

– Император римлян и Владыка всего мира!

Затем из собравшейся толпы раздался громкий крик:

– Виват, Карл! Виват император!

Шум приветствий заглушил звук труб, а грохот пушек и звон колоколов поведал людям, собравшимся на улицах и на крышах домов, что торжественный акт завершён и что император получил вторую корону из рук наместника Христа.

По возвращении во дворец Карл уединился, чтобы отдохнуть после утомительной долгой церемонии, а затем отправился на банкет, приготовленный в зале Гранде. Согласно древнему обычаю, император восседал один за высоким столом, в то время как главные кардиналы и принцы, принимавшие участие в церемонии, находились ниже, а шестьдесят других знаменитых гостей пировали в соседнем зале. В конце банкета Карл выпил за здоровье папы, а кардинал Ипполито Медичи от имени святого отца поднял тост за императрицу и её маленького сына, инфанта Испании. После этого император получил поздравления от своих придворных, в то время как его камергеры бросали позолоченные и цветные конфетти в толпу на ярко освещенной площади внизу. Было отмечено, что несколько итальянских принцев отсутствовали на церемонии. Герцог Миланский был болен, а Ферранте из Салерно был оскорблен тем, что его не выбрали для участия в церемонии; в то время как Федерико Гонзага готовился к приёму императора в Мантуе.

26 февраля на площади перед дворцом для горожан зажарили быка, а солдатам устроили пир за счёт города. На следующий день, в воскресенье, император посетил торжественную мессу в церкви Сан-Джованни и в тот же вечер пригласил двадцать знатных дам, среди которых были Изабелла д'Эсте, её дочь Элеонора и Вероника Гамбара, на бал в свои покои, а на следующее утро послал им всем дорогие подарки. В последние дни карнавала была проведена серия блестящих праздников, маскарадов, комедий и балов.

А 4 марта Карл пригласил всех принцев и прелатов на грандиозный банкет, и в пять часов вечера выехал в сопровождении нескольких своих главных гостей, чтобы встретиться со своей свояченицей, Беатрис Португальской, герцогиней Савойи. Прибытие этой принцессы, чья красота и очарование сделали её любимицей императора, произвело сенсацию. Она ехала на белом коне, задрапированном золотой парчой, в одеянии из атласа цвета шелковицы, отделанном золотой бахромой, в чёрной бархатной шляпе с ниспадающими белыми перьями и жемчужным ожерельем, свисающим до талии, в то время как её золотистые волосы были украшены драгоценными камнями. В её свите ехали восемнадцать прекрасных фрейлин на белых лошадях в чёрных бархатных шапочках с белыми перьями и тридцать мулов с алой попоной, ведомые пажами в красных ливреях. Венецианских посланников сильно впечатлила как красота молодой герцогини, так и вежливость и галантность Карла, который сам проводил сестру императрицы до её дома. В то же время они были поражены маленьким ростом и неуклюжестью её мужа, герцога Карла Савойского:

– Она высокая и очень красивая, и на вид ей около двадцати двух лет; он маленький и уродливый, и ему ближе к пятидесяти, чем к сорока.

Герцогиня Савойи поселилась в палаццо Пеполи, недалеко от апартаментов Изабеллы д'Эсте, и в течение следующих двух недель её комнаты стали местом встреч всех главных персон Болоньи. Карл V часто навещал свою очаровательную свояченицу, и по его просьбе она неоднократно приглашала герцога и герцогиню Урбино встретиться с ним. Величественная красота Элеоноры Гонзага произвела большое впечатление на императора, и он посетил её в палаццо Росси и долго совещался с Франческо Марией, чьё мнение по военным вопросам высоко ценил, несмотря на неудачу зятя Изабеллы в недавней кампании.

Перед отъездом из Болоньи Карл предложил Франческо Марии командование своими войсками, но герцог Урбино вежливо отказался от этой чести:

– Если я перейду на службу к Вашему Величеству, Синьория мне этого не простит!

В ночь на 7 марта после наступления темноты прибыл герцог Феррары. Папа неохотно согласился выдать ему охранную грамоту по настоятельной просьбе императора, который, со своей стороны, тепло приветствовал Альфонсо и пригласил его в тот вечер помочь в постановке комедии, сочинённой поэтом Луккезе.

В течение следующих двух недель Карлу V удалось добиться примирения между папой и герцогом, в результате чего Альфонсо было разрешено сохранить Модену и Реджо, выплатив большие суммы денег как императору, так и Церкви. Карл, похоже, нашёл Альфонсо очень приятным собеседником и впоследствии заявил:

– Герцог Феррары был самым мудрым и остроумным принцем в Италии!

После чего у Изабеллы д'Эсте были все основания быть довольной результатами конференций в Болонье. Её брат и племянник примирились с папой и императором, дочь и зять получили самые высокие почести от Карла V, а её старшему сыну тот собирался даровать последний самый высокий знак своей милости. 17 марта герцогиня Савойская устроила блестящий праздник, на который были приглашены маркиза Изабелла, герцог Феррары и герцог и герцогиня Урбино. Император в течение двух часов наслаждался приятной беседой с некоторыми дамами в одном из залов, в то время как в других комнатах звучала музыка и продолжались танцы. Но после его отъезда савойские придворные, возмущённые наглостью некоторых испанских дворян, которые вступили в связь с прекрасными фрейлинами герцогини Савойской, обнажили мечи, и трое испанцев были убиты, а семеро болонских слуг ранены. По некоторым данным, дамы Изабеллы д'Эсте тоже были замешаны в этой ссоре. Во время беспорядков было убито не менее восемнадцати испанцев, и маркиза была настолько раздражена этими скандалами, что на следующий день покинула Болонью. Другой же историк заявляет, что это преувеличение, и что истинной причиной поспешного отъезда Изабеллы была потребность в отдыхе и смене обстановки после утомительных длительных празднеств. Но, в любом случае, она покинула Болонью 21 марта, сердечно попрощавшись с Карлом V и получив папское благословение для себя и всей своей семьи

В праздник Благовещения 25 марта 1530 года император вступил в Мантую. Он был в роскошной золотой и серебряной парче, со шпагой и короной, которую получил в Болонье. Рядом ехали папские легаты, кардиналы Чибо и Медичи, а сразу за ним – герцог Фейтара, который сопровождал его в путешествии из Модены. Федерико Гонзага выехал встречать своего знаменитого гостя в сопровождении маркиза дель Васто и других своих родственников. Пятьдесят благородных юношей, одетых в белое, с длинными серебряными посохами в руках, несли белый атласный балдахин над головой императора, когда он проезжал по людным улицам под триумфальными арками, спроектированными Джулио Романо. Каждая арка была украшена группой богов и богинь и греческими и латинскими стихами. Марс и Венера, Меркурий и Паллада приветствовали Цезаря словами Вергилия от имени Мантуи. На площади Сан-Пьетро над головой императора держала лавровый венец колоссальная Победа. Дома были украшены флагами и гербами Карла, а также портретами его предков. Процессия остановилась у ворот Дуомо, и император вошёл в церковь, чтобы получить благословение епископа, после чего пересёк площадь и направился к воротам замка, где маркиза Изабелла ждала его у подножия парадной лестницы, чтобы приветствовать гостя в родовом гнезде Гонзага.

Здесь Карл провёл следующие четыре недели, наслаждаясь краткой передышкой от государственных дел. Он сопровождал маркиза во время охотничьих вылазок, которые были устроены с великолепным размахом. В воскресенье, 27 марта, 5000 наездников присоединились к ним, и 1000 гостей были приглашены на банкет в Мармироло, великолепный дворец, для украшения которого Джулио Романо использовал всю свою изощрённую фантазию.

После обеда император принял участие в игре в мяч и собственноручно убил дикого кабана во время следующей охоты. Но в тот же день Карл чуть не попал в серьёзную переделку. Он преследовал раненого оленя, когда его лошадь столкнулась с лошадью молодого кардинала Ипполито. Оба всадника были сброшены на землю, а Медичи получил сильный удар; как писал венецианский посланник, «олень, пытаясь избежать смерти, чуть не убил императора и кардинала». К счастью, серьёзного вреда никому причинено не было, и Карл V выразил величайшее удовольствие от этой охоты. В течение следующих двух недель он посещал дворцы и виллы Гонзага и наслаждался изысканной роскошью и высокой культурой мантуанского двора, а также любовался сокровищами Гроты, знаменитой оружейной палатой в Корте Веккья, триумфами Мантеньи во дворце Сан-Себастьяно и замечательными фресками Джулио Романо в загородном дворце Те. Этот приют для влюблённых любимый ученик Рафаэля воздвигнул рядом с конюшнями маркиза на бывшем пастбище для лошадей. Здание было построено всего за восемнадцать месяцев и потом ещё на протяжении десяти лет расписывалось изнутри самим Романо и его учениками. Доминирующей темой проекта была любовь, поэтому Федерико Гонзага, вдобавок, поручил художнику Антонио да Корреджо написать серию картин, посвящённым любовным подвигам Юпитера, которые описал в своих «Метаморфозах» древнеримский поэт Вергилий. Поскольку Изабелла Боскетти была предметом его восхищения, вполне вероятно, что Федерико захотел увековечить её красоту в художественном оформлении дворца. Считается, что любовницу маркиза художник Корреджо также изобразил на картине «Даная», украсившей одну из комнат личных апартаментов Федерико. Но больше всего императора привели в восторг портреты и «Святое семейство» кисти Тициана.

Это был звёздный час в жизни Изабеллы, и она приняла своего августейшего гостя со всей присущей ей элегантностью. 6 апреля в лоджии Гранде дворца Те император подписал брачный контракт маркиза и его кузины Джулии Арагонской. Кроме того, он дополнительно издал указ о том, что в случае отсутствия у Джулии детей следующим герцогом Мантуи станет Алессандро Кауцци-Гонзага, сын Федерико и Изабеллы Боскетти.

Но самое важное событие произошло 8 апреля, когда император торжественно провозгласил Федерико герцогом Мантуи со ступеней церкви Сан-Пьетро в присутствии восторженной толпы на том же самом месте, где сто лет назад другой император, Сигизмунд, провозгласил предка нынешнего герцога, Джованни Франческо Гонзага, первым маркизом Мантуи. По мнению Изабеллы, это был венец всей её долгой жизнь, награда за её неустанный труд и беззаветную преданность своей семье и государству.

На следующее утро в присутствии императора была торжественно отпразднована помолвка нового герцога Мантуи с дочерью неаполитанского короля Федерико и Изабеллы дель Бальцо. Императорский канцлер надел кольцо на руку жениха и благословил другое кольцо, которое должен был передать принцессе герцог Феррары.

В день Святого четверга Карл V удалился в монастырь Святого Бенедетто в нескольких милях от города, и провёл следующие три дня в благочестивых упражнениях. Во вторник на Пасхальной неделе, 19 апреля, он, наконец, покинул Мантую, и новоявленный герцог сопроводил его до Гойто. Императорский визит прошёл самым успешным образом, и Изабелла могла с полным удовлетворением вспоминать эти великолепные и незабываемые дни. К счастью, она не знала, что эти события, в которых она видела исполнение своих самых заветных надежд, на самом деле было шагом к полному порабощению Италии Габсбургами.

Через четыре месяца после того, как Карл V покинул Мантую, республиканская Флоренция сдалась Ферранте Гонзага, который стал главнокомандующим императорскими войсками после смерти принца Оранского, и последний оплот независимости Италии был сметён.

В мае Изабелла отправилась в Венецию и провела там несколько недель, наслаждаясь морским воздухом и отдыхом. После всех расходов на праздники в Болонье и Мантуе маркиза оказалась очень стеснена в средствах, и когда в июне захотела сделать кое-какие покупки перед отъездом из Венеции, ей пришлось в большой спешке написать своему казначею, умоляя его немедленно выслать ей 100 дукатов. Там она встретилась с Тицианом, который работал над несколькими картинами для Федерико. 19 июня Изабелла вернулась в Мантую, а вскоре после того получила письмо от художника, в котором тот умолял её использовать свое влияние на герцога, чтобы получить для своего сына Помпонио бенефиций. Федерико с готовностью удовлетворил эту просьбу, что стало утешением в потере, которую Тициан понёс в результате внезапной смерти своей жены Чечилии.

– Мессир Тициан, – писал посланник Федерико 4 октября, – приходит в себя и надеется вскоре приехать в Мантую.

Посетил ли живописец Мантую той осенью, неизвестно, однако он выполнил несколько заказов для герцога в течение зимы. Одним из них, к которому Изабелла проявляла особый интерес, была «Магдалина»: эту картину Федерико намеревался подарить поэтессе Виттории Колонна. Выразив искреннюю благодарность за бесценный подарок, маркиза ди Пескара, в свой черёд, прислала герцогу ларец изысканной работы, наполненный редкими духами и косметикой из роз. Хотя Изабелла и все её дети, особенно Элеонора и Эрколе, были глубоко привязаны к Виттории; но в данном случае герцог и его мать хотели также заручиться поддержкой её племянника, всемогущего Альфонсо д'Авалоса, вице-короля Неаполя, в некоторых деликатных вопросах, касающихся брака Федерико.

Перед тем, как Карл V покинул Мантую, он пообещал невесте Федерико приданое в размере 50 000 дукатов, к великой радости овдовевшей королевы Неаполя. Но как бы сильно Изабелла д’Эсте ни желала, чтобы её сын женился, она, похоже, не испытывала особого удовлетворения от кандидатуры Джулии Арагонской, которую выбрал император. Принцессе было уже за тридцать, и маркиза вполне могла испытывать некоторые опасения по поводу этого брака, особенно в то время, когда любовница герцога, Изабелла Боскетти, всё ещё сохраняла свою прежнюю власть над ним.

Вскоре в Мантую пришла печальная весть: 17 октября 1530 года Бонифаций IV, восемнадцатилетний брат Марии Палеолог, первой невесты Федерико, скончался, упав с лошади во время охоты на кабана. Поскольку он был бездетным, новым маркграфом Монферрата стал его дядя Джованни Джорджо Палеолог, ранее аббат и епископ Казале. По сравнению с Джулией Арагонской, пожилой невестой без большого приданого, Мария, наследница своего бездетного дяди, теперь показалась Федерико II более заманчивой партией. Переговоры с императором по этому поводу были для него непростыми, но, в конце концов, герцог избавился от брачного контракта с Джулией в обмен на выплату ей отступного в 50 000 золотых скуди. Кроме того, пришлось ещё уламывать папу Климента VII, чтобы тот признал действительным первый брачный контракт Федерико. Однако все усилия старшего сына Изабеллы оказались напрасными: за пять дней до того, как пришло папское бреве, Мария Палеолог неожиданно скончалась.

Таким образом, Федерико остался у разбитого корыта. Помощь пришла, откуда не ждали. Анна Алансонская, напряжённо следившая за политическими событиями, поняла, что Монферрат могут захватить либо Франция, либо Савойя, и решила выбрать из двух зол меньшее: то есть, предложить сыну Изабеллы руку своей младшей дочери Маргариты Палеолог. Герцог Мантуи тотчас ухватился за это предложение и 26 июля подписал в Казале брачный контракт. Поздравления сыпались со всех сторон. Бернардо Тассо сочинил стих в честь этого счастливого события, а Виттория Колонна прислала самые сердечные добрые пожелания с двумя своими последними сонетами с острова Искья. На этот раз Федерико был полон решимости жениться и убедил Анну Алансонскую ускорить свой брак.

В начале последней недели сентября он с блестящей свитой, в которую входили его родственники, а также папский легат и другие послы, отправился по дороге в Па Виа, где провёл воскресную ночь во дворце епископа, и где его встретили два посланника из Монферрата. В понедельник утром, после мессы, Федерико выехал на охоту с графом Стампой и провёл следующую ночь в Виджевано со своим кузеном, герцогом Миланским.

– Этот прославленный герцог, – писал секретарь, который отправил Изабелле полный отчёт о свадебном путешествии её сына, – выехал со всем своим двором, чтобы встретиться с нашим сеньором, и принял его самым любезным и почётным образом.

Франческо Сфорца объявил о своем намерении сопровождать своего кузена на свадьбу, и во вторник, после очередной охотничьей экспедиции, два принца в сопровождении испанского военачальника Антонио де Лейва и двадцати пяти миланских дворян прибыли в Казале. Старый маркграф Монферратский встретил жениха за городскими воротами, и Федерико въехал в город верхом на лошади между хозяином и герцогом Миланским в сопровождении эскорта из тысячи человек. Как только он достиг замка, его провели к маркграфине Анне Алансонской, которая была больна и лежала в постели

– И так велика была толпа, – свидетельствовал мантуанский секретарь, – у дверей её спальни, что я, вошедший со своим сеньором, обнаружил, что выйти обратно совершенно невозможно.

Для герцога Мантуанского была подготовлена великолепная анфилада комнат, первая из которых была обита золотой парчой и зелёным бархатом, вторая – серебряной парчой, бархатом коричневого цвета и турецким атласом, а третья – золотой и серебряной парчой, рядом с комнатами принцессы Маргариты. Федерико, однако, настаивал на том, чтобы эти апартаменты занял его кузен, а дверь, которая вела в комнату невесты, была бы спешно запечатана. Но Франческо Сфорца, не желая уступать ему в вежливости, наотрез отказался занять комнаты жениха, заявив:

– Я пришёл на свадьбу без приглашения, просто из любви к своему кузену.

Свадьба состоялась в тот же вечер в спальне маркграфини. Слуги внесли на носилках Антонио де Лейву, за ним быстро последовал жених, сменивший сапоги для верховой езды и пыльный дорожный костюм на великолепный кафтан из золотой парчи. Федерико поддерживал герцог Миланский, и вслед за ними набилось столько знати и придворных, сколько могла вместить маленькая комната. Как только Анна Алансонская увидела будущего зятя, она протянула руки и со слезами на глазах обняла его.

– Ваше превосходительство, – писал корреспондент Изабеллы, – можете себе представить, как нежно она его поцеловала.

Затем вошла невеста, одетая в белый атлас, расшитый серебром, с высоким воротником и рукавами, усеянными жемчугом, поясом, украшенным драгоценными камнями, и белой атласной шапочкой, усыпанной бриллиантами. Епископ Верчелли произнёс несколько слов, которые могли слышать только те, кто стоял рядом с ним.

– Итак, мой господин женился с великой радостью, – продолжал секретарь, – и когда все поцеловали руку госпожи герцогини, мы все пошли ужинать. После этого маркграфиня сама встала с постели, чтобы проводить молодожёнов в их комнаты, и дала им своё благословение с такими любящими словами, что все, кто её слышал, плакали от радости. Дай Бог, чтобы они оба могли наслаждаться счастьем, которого мы желаем для них, поскольку невеста красива, грациозна, добра, мудра и добродетельна, и я совершенно уверен, что Ваше Превосходительство будет в восторге от неё.

Тем временем Изабелла снова управляла государством в отсутствие своего сына и руководила последними приготовлениями к приёму новобрачных. В течение всего лета Джулио Романо и множество строителей, художников и декораторов работали в Кастелло, где герцог решил поселиться. Для герцогини была построена новая анфилада комнат, известная как Палаццина, справа от разводного моста, ведущего к дворцу Сан-Джорджо. Крыша была украшена террасным садом и открытой лоджией с видом на озеро. 7 октября кастелян написал герцогу о посещении нового здания его матерью и о большом удовлетворении, которое она выразила:

– Вчера сиятельная мадонна пришла в замок и пожелала всё увидеть. Она была очень довольна и вышла на новую террасу, где оставалась более часа, выражая величайшее восхищение великолепным видом. «Если бы в моё время, – воскликнула она, – была такая прекрасная терраса, я бы никогда не жаловалась на то, что мне пришлось жить в Кастелло!»

Несколько дней спустя кастелян снова написал герцогу, что маркиза посетила новые комнаты, чтобы украсить их драпировками и мебелью, и осмотрела комнаты, приготовленные для фрейлин герцогини, и новый двор с видом на мост:

– Далее она выразила величайшее удовлетворение и, смеясь, сказала мне: «Ах, Ипполито, если бы я и мои дамы когда-либо наслаждались такими комнатами, как эти, мы действительно должны были бы считать себя счастливыми».

Получив отчёт своей матери, Федерико написал из Казале, что из старой студии в новые комнаты должен быть сделать крытый переход, поскольку он возражал против деревянной лестницы, и далее приказал также построить каменный лестничный пролёт, ведущий на террасу и висячие сады на крыше. По совету Джулио Романо стены новых комнат не были окрашены, а только покрыты белой эмалью и украшены картинами в позолоченных рамах, а двери и каминные полки были обиты испанской кожей.

Подготовка к въезду невесты была ещё одной темой, которая занимала мысли как Изабеллы, так и Джулио Романо. Федерико отдал приказ о том, чтобы декорации и празднества планировались с размахом, и для покрытия этих расходов был введён добровольный налог под названием свадебного подарка герцога, что, однако, вызвало немало недовольства среди его подданных.

Но прежде, чем удалось осуществить задуманное, произошло ужасное наводнение, какого в Ломбардии не знали уже много лет. Все праздничные приготовления приостановили и везде царила паника. В конце октября неделю шли проливные дожди, что привело к подъёму уровня рек и затоплению почти всей страны.

– А дождь всё ещё продолжается, – доносил венецианский посланник дожу, – и всё ещё плохие новости приходят со всех сторон. Мы слышали, что верховья всех рек вздулись, и не только несколько городов были затоплены, но и многие здания были разрушены, что заставляет меня думать, что Бог в своём гневе позволил этому случиться для наказания наших грехов.

В этой чрезвычайной ситуации Изабелла, как обычно, проявила мужество и присутствие духа. Она созвала главных чиновников, назначила специальных уполномоченных и отдала необходимые распоряжения для ремонта дамб и сохранения города. Постепенно уровень воды понизился, а ущерб от него, насколько возможно, возмещён. Но въезд герцога и его невесты был отложен и состоялся только 16 ноября. Франческо Сфорца, которого пригласили присутствовать на празднествах, остался в Виджевано, и Изабелла одна, в окружении своих верных подданных, приветствовала невесту Федерико в великолепном доме, где её приезда давно и с нетерпением ожидали.

К счастью, брак её сына оказался довольно удачным, и Изабелла привязалась к своей невестке. Маргарита Палеолог, нежная и добродетельная принцесса, не обладавшая никакими заметными талантами, вскоре завоевала любовь своего мужа и подданных. Правда, в первые годы своей супружеской жизни молодая герцогиня страдала от наглости и ненависти Изабеллы Боскетти, которая всё ещё сохраняла свою власть над Федерико. Но потом, как умная женщина, фаворитка отошла в тень и отказалась от придворной жизни, а после смерти любовника вышла замуж за графа Филиппо Торнелли. После чего её имя исчезло из современных хроник.