Присяга леди Аделаиды

Глава XII ЧАША МАРГАРЕТ ПЕРЕПОЛНИЛАСЬ

Лестер воротился домой очень поздно, и Тифль встретила его с известием о смерти лорда Дэна. Он не мог поехать в замок в этот вечер, было уже одиннадцать часов, но он был там рано-ранехонько на следующее утро. Но леди Аделаиду он увидел не прежде полудня. Она подошла к нему с протянутыми руками, с диким выражением в глазах и с чахоточным румянцем на щеках.

— Увезите меня отсюда, мистер Лестер! о! Увезите меня отсюда, я не хочу здесь остаться гостьей Джоффри Дэна.

Как Лестер не был удивлен, он был очень рад исполнить ее просьбу. Он даже взвешивал все возможности этого в голове своей целое утро, и решился высказать одну: чтобы леди Аделаида венчалась с ним тихо в этот день в замке и тотчас же переехала к нему в дом. Это предложение испугало ее. Она отступила от него с трепетом и с ужасом, и Лестер с огорчением видел это. Что же другое, спросил он, не имеет ли она какого другого плана для ее успокоения, и он поможет ей привести его в исполнение.

Что другое, в самом деле? Какой другой план можно было посоветовать? Она твердо решилась — некоторые могли бы назвать это упорством — не оставаться на другую ночь в замке, хотя лорд Дэн телеграфировал сестре на рассвете. Лестер удивился, откуда происходит ее торопливость, ему, беспечному человеку, не приходило в голову, что леди Аделаида боялась остаться с новым пэром, чтобы не нарушить обещания, данного ему, Лестеру.

В своем затруднении придумать экспромтом какое-нибудь пристанище для себя, она готова была смягчиться. Софи Деффло, к счастью или к несчастью, намекнула на мистрисс Грант, и это окончило спор. С криком леди Аделаида сказала, что она не хочет и не может ехать в Шотландию, и Лестер опять подоспел на выручку, подкрепляя свою просьбу с тем убедительным красноречием, на которое он был такой мастер. Он напомнил леди Аделаиде, что не будет никакого затруднения устроить все в совершенной тайне, он уже имел особенное позволение венчаться без оглашения в церкви, что позволяло венчальному обряду совершиться в замке, и просил ее вспомнить, что ее дядя, покойный лорд Дэн, сам уговаривал ее не откладывать свадьбы.

— Как же можно венчаться, когда он лежит мертвый в доме? — сказала леди Аделаида, надув губы. — Что же скажет свет, когда мы поскачем в свадебную поездку прежде, чем он будет похоронен.

— Я вас не прошу об этом, — сказал Лестер. — Я только говорю: переезжайте из этого дома в мой. Вы останетесь там несколько дней, а после похорон я повезу вас, куда вы пожелаете. Вы могли бы переехать ко мне и как гостья, если вы желаете; вам известно, что у меня живет мисс Бордильон; но я думаю, Аделаида, что это будет не так приятно для вас, я думаю, что вы предпочтете войти в замок тотчас как хозяйка.

— Да, если перееду к вам, — отвечала она.

Не к чему описывать их рассуждений, достаточно сказать, что Лестер получил ее согласие и поехал распорядиться.

Сам не зная, на голове или на ногах стоит, он спешил оставить замок. Надо было сделать приличные приготовления в его доме для приема неожиданной хозяйки, надо было поговорить с пастором. Куда ему прежде отправиться? Он поспешил к пастору, дом которого находился на другом конце Дэншельда, и случилось, что он выбрал не то, что следует, от чего и вышли некоторые затруднения.

Пастор, мистер Джэмз, был где-то в приходе, он должен был воротиться в два часа к обеду. Сказав, что он опять зайдет, сквайр Лестер направил торопливые шаги к своему собственному дому. Он казался пуст. Не слышалось детских голосов, не было признаков живых существ, Только остатки обеда в столовой встретили Лестера. Он с нетерпением дернул за колокольчик, звон раздался по всему дому, и вошел Джонз.

— Где мисс Бордильон?

— Она уехала, сэр.

— Куда?

— В Грит-Кросс, с мистером Лестером и с барышнями. Они теперь обедали, а домой воротятся поздно, к чаю.

У Лестера вырвалось нетерпение. Грит-Кросс — большой город за десять миль по большой дороге. Как можно было сделать приличные приготовления для торопливого приема его жены в замке в отсутствие его настоящей госпожи? Было множество вещей, о которых ему нужно было посоветоваться с мисс Бордильон.

— Зачем она поехала в Грит-Кросс сегодня? — воскликнул он с досадой.

— Я думаю, сэр, — отвечал Джонз, который удостаивал подробного разговора только своего господина, — она отправилась купить куклу для мисс Лестер. Мастер Уильфред выколол вчера глаза старой кукле и оторвал у ней восковой нос. Мисс Мария так плакала, что мисс Бордильон обещала купить ей новую куклу.

— Новую куклу! — возмутился Лестер. — Она слишком велика для того, чтобы играть в куклы. Им не следовало отправляться таким образом на целый день, не сказавшись мне.

— Я слышал, как мисс Бордильон заметила детям, сэр, что она очень жалеет, зачем вы ушли так рано сегодня, прежде чем она успела видеться с вами. Если бы вы пришли домой четвертью часа раньше, сэр, вы увидали бы их, они недавно уехали.

— В этом противном омнибусе, наверно?

— Нет, сэр, мастер Уильфред повез их в маленькой коляске. Они будут на том поезде, который отправляется в половине третьего.

Лестер вынул часы. Было десять минут третьего. Нельзя было догнать их, хотя он мог бы догнать, если бы лошадь его была готова. Станция железной дороги находилась за три мили, и дэншельдский омнибус возил пассажиров туда и оттуда.

— Что они будут делать с коляской? — сказал он свирепо. — Бросят ее на дороге?

— Роберт поехал в омнибусе, сэр, чтобы привезти коляску назад, — заметил Джонз, удивляясь, что случилось с его барином, который всегда был такого ровного характера.

Лестер действительно находился в затруднении. Положение было необыкновенное: он должен был сказать домашним, что он привезет домой в этот день молодую жену, и что все должно быть готово, чтобы принять ее. В его характере была какая-то застенчивость, которая мешала ему говорить; притом он ничего не понимал в домашних распоряжениях и предпочел бы поручить все мисс Бордильон скорее, чем решить дело самому со своей прислугой, которая будет слушать его, разинув рот, а потом пустится в пересуды. Кроме того — и это было главное — он обязан был сказать это мисс Бордильон тотчас; во всяком случае, предуведомление было бы коротким, и он инстинктивно чувствовал, что мисс Бордильон возмутится против этого внезапного вторжения.

— Угодно вам завтракать, сэр?

— Пошлите сюда Тифль, — сказал Лестер, не отвечая на этот вопрос.

Тифль вошла в белом переднике, поглаживая свои руки, как будто мыла их невидимым мылом, неприметной водой. Она ждала, но Лестер не говорил ни слова. Он думал, что ему сказать и чего не говорить.

— Вы изволили меня звать, сэр?

Тогда Лестер заговорил довольно темно, намекнув, что то-то и то-то может случиться. Многие служанки не поняли бы его загадочных слов, но умственные способности Тифль были хитрого десятка.

Комнаты должны быть готовы на всякий случай, его собственные комнаты, они непременно должны быть приведены в порядок тотчас. Следует ли поставить все вещи так, как они были при покойной мистрисс Лестер? Навесить ли на туалет розовое драпри?

Лестер с упреком поднял руку. Он не хотел, чтобы его расспрашивали о подробностях, о которых он сам не знал ничего. Тифль в отсутствие мисс Бордильон должна взять все на себя и сама придумать, что следует сделать.

— Очень хорошо, — отвечала Тифль. — Потребуется обед?

На это Лестер не мог ничего сказать. Он полагал, что обед будет нужен, он постарается прислать сказать Тифль позже, нужен ли обед и в котором часу. Она должна была молчать и не рассказывать об этом другим слугам.

Он пошел в свои комнаты, приводя в порядок разные разности, разбросанные повсюду. На столе в той комнате, которая называлась его уборной, но которую он использовал последние годы только как курительную комнату, лежало несколько писем и других бумаг; он пересмотрел их, некоторые бросил на пол, а остальные запер. В комнате пахло дымом, он отворил настежь оба окна и запер дверь. Наконец, он опять отправился к пастору.

Пробило три. Он не думал, чтобы было так поздно, и помчался, как паровоз. Думая о паровозах, Лестер направил свои мысли в направлении далекой железной дороги, спрашивая себя, будет ли она когда-нибудь простираться до Дэншельда. Но Дэншельд, по мнению властей, был и слишком маленьким, и слишком первобытным уголком земли для того, чтобы требовать этого протяжения. Лестер жалел, почему он не один из властей, когда вошел в калитку пастора и направился к пасторату по узкой садовой тропинке.

— Воротился мистер Джэмз?

— Воротился, сэр, и опять ушел, — отвечал слуга, отворивший дверь.

— Воротился и опять ушел? — повторил Лестер.

— Воротился, сэр, через пять минут после того, как вы были здесь, и приказал сейчас подать обед. Я подал, и не прошло десяти минут, как он опять ушел.

— Вы передали ему мое поручение? — спросил Лестер.

— Передал, сэр, я сказал ему, что вам нужно видеть его по весьма важному делу, он отвечал, что ему непременно надо уйти, но что он воротится так скоро, как только возможно.

Лестер совершенно растерялся. Случись какая-нибудь помеха, и леди Аделаида может поколебаться в своем намерении, потому что она была причудлива, как ветер; не назвать ее своею в этот день, теперь, когда чаша блаженства была так близка к его губам, Лестер сочел бы величайшим несчастьем в своей жизни. Если бы он прежде пошел к себе домой, а к пастору пришел после, он мог бы застать и мисс Бордильон и мистера Джэмза. Если бы он знал, где отыскать пастора, он отправился бы за ним в погоню; но Дэншельд был довольно большим и раскидистым приходом, захватывавшим часть сельского народонаселения. Написав несколько слов карандашом мистеру Джэмзу, он отправился в замок.

Известие, которое он узнал там, одновременно и успокоило, и раздражило его. Леди Аделаида одевалась к венцу. Это было хорошо, но что если пастор не придет? Лестер был как на иголках. Он виделся с лордом Дэном и спросил, не желает ли он быть посаженным отцом леди Аделаиды, Ответ был дан очень спокойно, но отрицательно, у лорда Дэна было дело в другом месте, и Лестер стал подозревать, что новый пэр сердится на торопливый отъезд леди Аделаиды, как на обиду, нанесенную ему.

Был уже седьмой час, когда Лестер воротился домой. Он переоделся, съел кое-что вместо обеда, потому что леди Аделаида отказалась обедать по приезде. Пастор еще не приходил, и Лестер был как в лихорадке. Он опять отправился в пасторат; слуга сказал, что чай уже приготовлен для его господина и что он скоро придет.

А мисс Бордильон? Лестер надеялся, что и она также будет дома; но ее не было. Он сел и написал к ней записку, приказав Тифль отдать ей, как только она приедет. Потом он приказал заложить карету и воротился в Дэнский замок: пастор не приходил и Лестер послал свою карету за ним в пасторат.

Когда Лестер вошел в большую залу, наскоро приготовленную для церемонии — парадный стол лорда Дэна был сделан временным алтарем и покрыт великолепной скатертью, — к нему подошла, запыхавшись, Цецилия Дэн. Лорд Дэн сдержал свое слово и телеграфировал ей рано утром; от торопливого ли путешествия, от известий ли, встретивших ее, мисс Дэн ребячилась более обыкновенного и начала спрашивать Лестера, может ли она стоять за леди Аделаидой у этого алтаря в своем тяжелом черном платье, или она успеет отправиться домой и надеть белое. Лестер отделался от нее каким-то добродушным словом, отправляясь отыскивать ту, которая была для него и ближе, и дороже. Какое было ему дело, черные или белые платья окружают его, только бы та, другая, сделалась его женой. Лестера целый день преследовало чувство, что леди Аделаида еще может проскользнуть сквозь его пальцы: всегда бывают опасения такого рода относительно всего, что желаешь сильно, когда время обладания совсем близко. Таким образом вечер прошел.

Было около десяти часов, и мисс Бордильон сидела в креслах красивой гостиной дэншельдского замка. Она воротилась домой с детьми поздно, после восьми часов, и очень была рада поскорее напиться чаю, отослать детей спать и отдохнуть. Даже Уильфред устал и не просился посидеть попозже, как он делал это всегда. К ее удивлению, когда она сидела таким образом, вошел слуга и начал зажигать большой средний канделябр, чего не делалось обыкновенно.

— Зачем вы зажигаете это, Джонз?

— Тифль меня послала, сударыня. Ей послышался стук кареты на дороге.

— Разве мистер Лестер выехал в карете сегодня?

— Да-с.

— Но зачем же вы зажигаете канделябр? В комнате и без того светло.

Джонз мог повторить только, что он делает это по приказанию Тифль. Она ничего ему не сказала больше; он знал, что в доме идет какая-то необыкновенная суета, но что это было действительно, не приходило ему в голову.

Карета Лестера подъехала прямо к парадной двери и Джонз, окончив зажигать свечи, торопливо вышел принять господина. Через минуту вошел Лестер под руку с леди Аделаидой.

Если бы мисс Бордильон увидела привидение, она не могла бы быть более испугана или изумлена. Леди Аделаида сбросила богатое манто с своих белых плеч и осталась в вечернем наряде — в белом шелковом платье, убранном дорогими кружевами, в жемчужном ожерелье, в жемчужных браслетах и белых перчатках. Небольшой венок окружал ее волосы, из-под которых сзади падала вуаль, очень похожая на подвенечную. Если бы мисс Бордильон подозревала правду и присмотрелась пристальнее, она могла бы видеть, что венок был из померанцевых цветов; но она была так изумлена, что не могла ни смотреть, ни думать и стояла, как окаменелая. Зачем леди Аделаида приехала в замок в этот час? Что заставило ее так нарядиться, когда ее дядя лежал в гробу?

— Как ваше здоровье, мисс Бордильон? Не совсем хорошо брать дом штурмом таким образом, но нечего было делать.

Леди Аделаида подошла и протянула руку, став, таким образом, под самый яркий свет. Никогда не казалась она прекраснее. Маргарет Бордильон машинально дотронулась до протянутой руки и взглянула на Лестера, ожидая объяснения, но он, по-видимому, этого не видал. Он с восторгом смотрел на леди Аделаиду.

— Чай готов, Маргарет? Вам, наверное, будет теперь приятно выпить чаю, Аделаида?

— О, да!

Никогда Маргарет Бордильон не находилась в таком смущении. Пробормотав невнятное, что она «прикажет слугам принести чай», она вышла из комнаты. Прежде, чем она дошла до половины передней, она вспомнила, что дети оставили свои игрушки на диване возле двери, что было не весьма приличным украшением для гостиной, и воротилась их взять.

Она тихо отворила дверь, не желая, чтобы они приметили ее возвращения, намереваясь поскорее собрать игрушки и уйти опять. Лучше бы было ей не возвращаться. Лестер стоял спиной к ней; он держал в объятиях эту прелестную девушку и шептал ей нежные приветствия глазами и губами. Маргарет оставила игрушки и ушла; смутное подозрение не правды, но чего-то похожего на нее, начинало закрадываться ей в голову. Внизу лестницы она встретила Тифль и Софи Деффло. Последняя была без шляпки и имела такой вид, как будто жила в замке целый год. Тифль разрядилась в малиновое шелковое платье и в чепчик с белыми лентами.

— Я показывала мамзели комнаты ее барыни, — сказала Тифль, украдкой глядя своими зелеными глазками на изменившееся лицо мисс Бордильон, — то есть комнаты барина, теперь ведь это все равно. Но вещи еще не привезены из замка, и мамзель не может их убирать.

— Разве леди Аделаида Эрроль приехала сюда ночевать? — спросила Маргарет, более изумленная, чем прежде. — Сюда, в дом мистера Лестера?

— Миледи приехала совсем, приехала домой, — отвечала Тифль, мигая и жмурясь, как будто свет от лампы ослеплял ей глаза, хотя, в сущности, не сводила их с лица мисс Бордильон. — Она сейчас только обвенчалась с барином, и он привез ее домой. Разве в записке, оставленной им, не объяснено? Господи Боже мой! — вскричала Тифль, вынимая из кармана записку. — Ведь я забыла отдать ее вам! Прошу у вас извинения тысячу раз. Мистер Лестер написал эту записку, когда возвращался домой, и поручил мне отдать эту записку вам, а я положила ее в карман, чтобы не потерять. Вон из глаз — вон из головы!

Она не отдала ее с умыслом. Маргарет не лишилась чувств. Она только прислонилась к стене, лицо ее помертвело, но она постаралась преодолеть себя и на ее бледных, сухих губах появилась слабая улыбка, когда она обратилась к Софи.

— Они обвенчаны! Неужели?

— Я, право, думала, что этого не будет сегодня, мисс, — говорила эта самоуверенная и словоохотливая девица. — Моя барышня сидела одетая целый день, а пастора не могли найти. Он пришел в девять часов, мы уже перестали его ждать. Их венчали в большой зале, а мисс Дэн, стоявшая за невестой, была в черном платье. Я говорила, что это к несчастью, меня не послушали. Барышня одета как следует, ей только что сделали это новое платье перед всеми этими несчастьями, и она ни разу его не надевала, а я успела найти для нее в Дэншельде вуаль и цветы.

Маргарет Бордильон слышала довольно. Тифль начала рассказывать ей, какое доверие оказал ей барин, сколько хлопот было у ней и служанок, но Маргарет не слушала ее и ушла наверх. Двери комнат Лестера были открыты, и поток света вырывался из них в коридор. Маргарет прислонилась к стене с своей больной головою и распечатала записку.

В ней заключалось только несколько коротких строк; Лестер объяснял ей, что приготовлялось и по каким причинам это устроилось так скоро, так как леди Аделаиде некуда было ехать, а она желала тотчас оставить замок, куда переселился уже новый пэр. Слова были написаны чрезвычайно ласково, почти нежно, и Маргарет стояла и смотрела на них, сама не зная, сколько времени, глаза ее потускнели от горя.

— Маргарет!

Этот зов испугал ее, потому что ее звал Лестер. Скомкав записку в кармане и проведя рукою по глазам и по лбу, она подошла к лестнице и отвечала:

— Я здесь.

— Подите сюда и сделайте чай, Маргарет, — сказал Лестер, вбегая наверх, — бедной Аделаиде так дико и странно, что очень естественно, так как она столь неожиданно приехала к нам. Это, видите, совершенно исключительный случай.

— Я… я не могу, — проговорила Маргарет, — право, не могу.

Лестер взял одну из ее трепещущих рук и положил другую тихо на ее плечо.

— Маргарет, простите меня. Я вижу, что для вас это ужасный удар, и понимаю почему. Вы думаете об обиде, сделанной бедной Катерине. Это чувство, может быть, справедливое, но вспомните, ее нет в живых. Не позволяйте себе иметь предубеждений против моей молодой жены, которую я сейчас поклялся любить и уважать. Полите к ней с вашим женским состраданием.

Думает о Катерине! Да, лучше пусть он думает так. Почти не сознавая, что делает, она машинально уступила его руке, которая крепко сжимала ее руку и тихо увлекала ее за ним.

— Я ничего не знала, — сказала она. — Тифль не отдала мне вашей записки, разумеется, я была удивлена.

— Тифль — дура, — отвечал Лестер.

Чайный поднос стоял в гостиной, а Софи снимала вуаль с своей госпожи. Аделаида обернулась к мисс Бордильон.

— Она мне мешала, когда я села, — сказала она тоном, похожим на извинение, — она такая большая.

— Не снимите ли вы и венок, миледи? — спросила Софи.

— К чему? Она мне не мешает.

Софи ушла, складывая вуаль, а Аделаида села за стол возле мисс Бордильон. С блаженностью избалованного ребенка она сняла перчатки и бросила их на стол. Это обнаружило ее обручальное кольцо; других колец у ней не было.

— Желала бы я знать, скоро ли я привыкну к нему, — сказала она, смотря на Лестера.

Он только улыбнулся в ответ, Маргарет уже делала чай. Но как она провела этот вечер, и провела с спокойным лицом, она не знает до сих пор.

На следующий день она встретила их обоих, не по своему желанию, а напротив, вопреки ему. Она оставалась целое утро в своей комнате и держала возле себя детей, кроме непослушного Уильфреда, который убежал, Маргарет не знала куда. По окончании утренних уроков дети вышли в сад играть, Маргарет с ними. Свежий воздух мог быть полезен для ее унылого духа.

— Пойдемте сюда, — шепнула она и повела их по черной лестнице из задней двери, избегая обыкновенного выхода, в нервном опасении увидеть Лестера и его жену.

Они пошли в так называемый сад «мистрисс Лестер», квадратное местечко возле самого дома, но закрытое от глаз густыми деревьями и кустами. Тут Маргарет села на скамью, а две девочки стали забавляться, чем хотели. Обе были очень маленькими детьми для своих лет или, лучше сказать, для своего времени. Они были совершенно естественны, просты, безыскусны; теперь мало можно встретить таких девочек, которые не были бы взрослыми женщинами преждевременно. Мария держала свою куклу, новую куклу, купленную вчера в Грит-Кроссе, удивительную куклу, большую, с голубыми глазами и льняными волосами, очень похожую на новую мачеху, которую Мария еще не видела. Хотя это может показаться странным, но леди Аделаида Эрроль и дети Лестера еще не встречались, хотя она так долго жила в Дэнском замке. Но Лестер не любил брать с собой детей и не позволял им выходить, когда у него были гости. Уильфред явился на сцену и направился к новой кукле, и обе девочки начали кричать. Маргарет, желая избежать шума на сегодня, пошла к ним, чтобы прекратить ссору, и увидала, что Уильфред держит куклу вверх ногами, забавляясь испугом девочек. Но шум прекратился прежде, чем она подошла к детям. Девочки перестали кричать и стояли смирно. Уильфред с веселым смехом опять посадил в колясочку обиженную куклу, и мисс Бордильон очутилась лицом к лицу с леди Аделаидой Лестер.

— Я, кажется, заблудилась, — сказала она, с улыбкой протягивая руку мисс Бордильон. — Мистер Лестер вышел со мною, но он остановился поговорить с каким-то человеком, а я пошла дальше. Вы совсем здоровы сегодня?

— Я совсем здорова, — прошептала Маргарет, то краснея, то бледнея так, что это приметил даже мистер Уильфред, хотя он был занят другим.

Он стоял, прислонившись к дереву, и не спускал глаз со своей новой мачехи. Она опять надела свой глубокий траур и была в черном бурнусе из какой-то тонкой материи, с шелковыми кистями, но на голове ее ничего не было, кроме массы светлых льняных волос, такого же цвета, как у марииной куклы.

— Теперь мне надо познакомиться с детьми, — сказала она, улыбаясь обеим девочкам. — Это, верно, Мария? — сказала она, указывая на Эдифь.

Дети засмеялись, Мария покраснела и сказала, что Мария она.

Леди Аделаида смотрела на нее с минуту скорее критически, чем ласково.

— Она не похожа на мистера Лестера.

— Она похожа на нашу покойную маму, — вмешался Уильфред, — только гораздо лучше.

Леди Аделаида обернулась к нему.

— А вы похожи на мистера Лестера, — сказала она, — я всегда сказала бы, что вы его сын. Сколько вам лет?

— Четырнадцать.

— Четырнадцать! Я не имела ни малейшего понятия, что у него такие большие дети, — прошептала она как бы сама себе. — Впрочем, я даже не спрашивала. Он всегда бывает дома? — спросила она, смотря на мисс Бордильон.

— Только по праздникам вообще. Теперь исключительный случай. Он воспитывается в Регби, в школе случилась болезнь, и мальчиков отослали по домам.

— Я не стану беспокоить вас, леди Аделаида, — вмешался мальчик, — если вы этого боитесь. Я могу не попадаться вам на глаза.

Она посмотрела на него серьезно, как будто обдумывала его слова. В сущности она рассматривала чудную красоту его лица, его синих глаз. Уильфред, характера щекотливого, вспыльчивый и гордый, подумал, что она не верит его словам. Может быть, мальчика огорчал второй брак его отца также сильно, как мисс Бордильон.

— Присягнуть мне в этом, леди Аделаида? Я присягну, если вы хотите.

Отчего эти слова так подействовали на нее? Лицо ее вспыхнуло, а потом побледнело как бы от смертельного ужаса; она смотрела то на Уильфреда, то на мисс Бордильон как будто с каким-то тайным страхом.

— Зачем вы говорите это мне?

— Я думал, что вы сомневаетесь во мне, — отвечал Уильфред, который смотрел на свою мачеху так же проницательно, как она смотрела на него. — Я полагаю, вам до всех нас не будет никакого дела; мисс Бордильон смотрит за Марией.

Леди Аделаида отвернулась, смеясь, и протянула руку девочкам.

— Которая из вас покажет мне дорогу в цветник? — спросила она. — Мистер Лестер вел меня туда, но, верно, он потерял меня из вида, когда я повернула сюда.

Обе девочки побежали впереди леди Аделаиды; Уильфред Лестер следовал за нею глазами.

— Она совсем мне не нравится, Маргарет. Она не добра.

— Полноте, Уильфред. Вы не можете судить, какова она, и не можете сказать, будете вы любить ее или нет, пока не узнаете ее поближе.

— Могу ли! — отвечал смелый мальчик. — Мы это увидим, когда поживем подольше вместе. Прощайте, Маргарет, я пойду кататься в лодке со стариком Биллем Гандом.

Когда он ушел в одну сторону, Лестер появился с другой, отыскивая свою жену. Почти с лихорадочным нетерпением, как будто она боялась, что пропустит удобную минуту для объяснения, Маргарет Бордильон подошла к нему. Она не спала всю ночь, думая о своих планах, и торопилась сообщить их.

Быстро, горячо, словами вовсе не похожими на обыкновенно спокойный тон мисс Бордильон, губами бледными и дрожащими, она высказала свое желание, нет, свою мольбу. Она хочет снять у него тот маленький дом, который теперь пуст, Клифский коттедж, если он примет ее жилицей; там она будет жить и воспитывать Эдифь; она думает, что мистер Лестер позволит ей взять к себе Марию.

Лестер отвечал ей, расхохотавшись:

— Как вы можете быть так сумасбродны, Маргарет? Клифский коттедж! Он так мал, что в нем не поместится даже и кошка. Откуда же вы возьмете доход, чтобы жить отдельным домом?

— У меня есть своих собственных сто фунтов в год. А деньги, которые майор Бордильон намеревался платить за Эдифь в школу, он может платить мне, если я буду воспитывать ее. Может быть, вы будете платить мне и за Марию?

— Как вы прекрасно это устроили! С какой стати, пришло вам в голову бежать, Маргарет?

— Вам теперь никто из нас не нужен, у вас есть жена. Уильфред проводит большую часть времени в школе, Марии будет лучше с нами, чем дома. Вы сами заметили, что леди Аделаида так молода и имеет так мало опытности, что не может взять на себя такую важную обязанность, если бы даже имела к этому наклонность.

— Но я желаю знать, зачем вы хотите оставить нас? — возразил Лестер. — Вы можете жить здесь так же спокойно, как жили до сих пор. Дом…

— Это невозможно, это невозможно! — перебила мисс Бордильон с трепетом.

Лестер с удивлением посмотрел на нее.

— Почему же, Маргарет? — спросил он после некоторого молчания. — Я вижу, что у вас есть какая-то важная причина для бегства из моего дома. Неужели вы не объясните мне ее?

Объяснить ему! Мучительный румянец разлился по ее лицу, а потом оно сделалось бледно, как мрамор. Отгадал ли он истину, когда смотрел на ее волнение? Это неизвестно. Маргарет никогда этого не узнала, ни теперь, ни после; он не выказал это ничем, кроме того, что ответный румянец вспыхнул на его лице.

— Возьмите Клифский коттедж, если вы так этого желаете, — сказал он кротко, — а о Марии мы после поговорим.

Она поклонилась, а Лестер поспешно ушел отыскивать леди Аделаиду.