В комнату больного в «Отдыхе Моряков» — так начали называть комнату, занимаемую так долго больным иностранцем, — сидел мистер Гом в лихорадочном нетерпении. Он не привык к противоречию, не привык ждать исполнения своих приказаний и ждал с дурно скрываемым нетерпением возвращения Эпперли в Дэншельд, а теперь, когда он воротился, мистер Гом повелительно требовал его к себе.
Стряпчий явился наконец. Его привела мистрисс Рэвенсберд. Он, с своим зонтиком и с ее, догнал ее, когда она входила в «Отдых Моряков». Ни слова не сказала она, когда ввела его в комнату и заперла за ним дверь. Рэвенсберд стоял возле дивана, на котором сидел больной спиной к двери. В голове стряпчего не было ничего другого, кроме завещания, которое он должен был написать, потому что за ним прислали с такой настоятельной торопливостью.
Он обошел вокруг дивана, говоря:
— С огорчением слышу, что вы серьезно больны, сэр… мистер Гом, кажется?
Больной поднял голову и прямо устремил на него глаза. Его надменные черты, теперь несколько изнуренные страданием, его проницательные глаза, его серебристые волосы были прекрасны, как картина. Он был еще красавцем. Эпперли посмотрел на него, а потом отступил на несколько шагов, и удивление, смешанное с ужасом, выразилось на его физиономии.
— Великий Боже! — произнес он, отирая свой лоб. — Это… это… может ли это быть? Это капитан Дэн, опять возвратившийся к жизни.
— Нет, сэр, — возразил больной очень резко для столь больного человека, — это не капитан Дэн. Я лорд Дэн и был им все время после смерти моего отца.
Стряпчий был совершенно изумлен, что было весьма естественно. Он отвернулся от больного к Рэвенсберду, от Рэвенсберда к больному.
— Не сон ли это? — проговорил он.
— Это не сон, — отвечал Рэвенсберд, — это мой прежний господин, теперь милорд. С гордостью могу сказать, что я это узнал на другой день после кораблекрушения.
Приготовлены ли вы были узнать это, читатель? Действительно, это был Гэрри Дэн. Падение не убило его, и вы сейчас услышите, как он спасся; но прежде надо рассказать то, что не терпит отлагательств. Он жил все время в Новом Свете, переезжая с места на место и вовсе не подозревая, что лордом Дэном в старом замке был не брат его Джоффри.
— А предполагают… что вы лежите в Дэншельдском склепе, милорд! — воскликнул Эпперли. — Господи Боже мой! Если вы действительно лорд Дэн, кто же он — тот, другой лорд Дэн в замке?
— Если я действительно лорд Дэн? — возразил больной. — Что вы хотите сказать, Эпперли? Я сын моего отца.
— Да, да, разумеется; но эти внезапные перемены сбивают меня с толку, — закричал растерявшийся стряпчий. — Кто же он, в замке, говорю я? Я не могу собраться с мыслями. Неужели вы действительно не убились, сэр?
— Если я убился, то опять ожил, — сказал лорд Дэн, говоря это в шутку. — Тот, кто в замке, просто Герберт Дэн и никогда не был ничем другим. Я боюсь, что ему неприятно будет отказаться от места, которое он занимал так долго. Но теперь…
— А как вы были спасены? — перебил стряпчий, не вполне еще понимавший все.
— Меня спас полковник Монктон и привез на своей яхте в Америку. А я не имел ни малейшего подозрения до тех пор, пока не был выброшен на этот берег несколько недель тому назад, что я имею какое-нибудь право на наследство моих предков или что брат мой Джоффри умер. Пока довольно с вас объяснений, Эпперли, а теперь приступим к делу, не терпящему отлагательства. Прежде всего скажите мне, будете вы на стороне моей или Герберта Дэна, если между нами начнется процесс?
— Процесса не может быть относительно прав, — возразил стряпчий. — Лорд Дэн, то есть мистер Герберт, не может состязаться с вами ни одной минуты.
— Я говорю не о моих правах, — прозвучал совершенно равнодушно ответ. — Отвечайте на мой вопрос, Эпперли, и помните, что каждая минута драгоценна. Будете вы стряпчим моим или того, кого вы называете лордом Дэном?
— Как будто об этом можно спрашивать, милорд? Разумеется, вашим. С лордом — с мистером Гербертом — я был не в весьма дружелюбных отношениях, или, скорее, он со мной, и теперь он использует больше стряпчего мистера Лестера.
— Хорошо. Я должен найти потерянную шкатулку, Эпперли.
— Шкатулку молодого Лидни? — заметил стряпчий. — Я слышал, что он много хлопотал о ней.
— Да, но эта шкатулка не его, а моя.
— Ваша, милорд? — вскричал Эпперли. — Стало быть, это объясняет тайну о тысяче фунтах награды. Дэншельд немало удивлялся, как такой человек, как Лидни, мог предложить такую сумму.
— Что это значит, такой человек, как Лидни? — горячо закричал лорд Дэн.
— Ну, разумеется, думали, что он за человек; хотя ему случилось быть товарищем-пассажиром вашего сиятельства на пароходе и быть спасенным вместе с вами, однако его карьера теперь окончена, он в тюрьме. Бент отвел его в полицию.
— Отвел мистера Лидни в полицию? — воскликнул Рэвенсберд, между тем как глаза лорда Дэна приняли свирепое выражение, устремившись на стряпчего и как бы требуя объяснения.
— Уже давно ходили слухи, что он был заодно с браконьерами, — сказал Эпперли, — но теперь он ввязался в беду. Он и еще трое в масках ворвались к сквайру Лестеру в эту ночь, чтоб украсть серебро, но им, к счастью, помешали прежде, чем они успели унести; узнан был только один Лидни, и его посадили в тюрьму.
— Как вы смеете так клеветать на него в моем присутствии? — закричал лорд Дэн, и лицо его запылало гневом. — Вы знаете, что говорите, мистер Эпперли? Знаете ли, кто он?
— Нет, милорд, я его совсем не знаю, кроме того что его зовут Лидни, как он говорит, Дэншельд считает его авантюристом.
— Он будет первым лицом в Дэншельде, сэр, могу сказать вам это, — с волнением сказал больной. — Да, можете таращить глаза, он будет. Это мой законный сын и он будет лордом Дэном очень скоро, потому что я боюсь, что дни мои сочтены.
— Это тайна за тайной! — воскликнул Эпперли, который разгорячался каждую минуту: — ведь его зовут Уильям Лидни.
— Говорю вам, это мой сын, высокородный Джоффри Уильям Лидни Дэн. Джоффри его первое имя, но мы всегда его называли Уильямом, потому что моя жена, француженка, всегда говорила, что ее губы не могут произнести имя Джоффри. И вы уверяете, что он в тюрьме? Хорошо! Это скоро все поправится, — заключил лорд Дэн, откинувшись на спинку дивана и успокаиваясь от волнения.
— Он был в доме мистера Лестера вместе с другими, он от этого не отпирается, — доказывал стряпчий, растерявшись от волнения.
— Стало быть, он там был для какой-нибудь хорошей и законной цели! — с достоинством закричал лорд Дэн. — Я ничего не знаю об этом деле, он мне о нем не говорил, но я могу поручиться за это. Полноте, сэр! Вы говорите, что Уильям Дэн, один из лучших и благороднейших людей на свете, который будет пэром Англии, ворвался в дом как разбойник! Вы, должно быть, не в своем уме.
Это, вероятно, показалось правдоподобным самому стряпчему, потому что он тихо потер себе голову.
— Еще раз позвольте мне просить вас выслушать меня, — продолжал больной. — Эта шкатулка, из-за которой так много было шума, принадлежала моей матери, леди Дэн. Начальная буква на крышке этой шкатулки — ее имя. — Верена Винцет Вернер; она была племянница, как вы, может быть, помните, генерала Винцента, и его имя было дано ей. Нет ни малейшего сомнения, что Герберт Дэн узнал эту шкатулку, когда она стояла на берегу; он видел ее несколько раз и знал, что брат моей матери, молодой Вернер, для шутки прибавил к крышке мальтийский крест. Когда я в последний раз приезжал в Англию, то оставил эту шкатулку в Канаде. Герберт Дэн, когда узнал ее на берегу, должно быть, почувствовал какой-нибудь неопределенный страх, заставивший его взять шкатулку в замок. Он, может быть, подумал, что его жертва воскресла для того, чтобы обвинить его.
— Его жертва? — закричал Эпперли.
— Да, его жертва. Это он сбросил меня с утеса, мистер Герберт Дэн. Не с намерением, я с этим согласен, но он позволил обвинить в этом моего верного друга и слугу, — он дотронулся рукою до Рэвенсберда. — Я не знаю, чего он боялся, но это все равно. Дело в том, что он взял шкатулку и удерживает ее. Теперь, Эпперли, перехожу к моему главному делу с вами. Известно вам, есть ли в замке такие места, где можно спрятать вещь?
— Есть, — поспешно отвечал Эпперли. — Старый лорд Дэн, ваш отец, показывал мне их. В комнате смерти — в том чулане, где стоит катафалк — есть секретная пружина, которая отворяет боковую панель, ведущую к разным небольшим тайникам.
— Так вот где моя шкатулка! — вскричал лорд Дэн. — Молодой Бичер сказал Уильяму, что он слышал, будто в замке есть тайники, но я сомневался в этом, и вот почему я ждал вас. Я думал, что уж вы точно это знаете; странно, что отец никогда не говорил мне об этом.
— Я думаю, что ему не хотелось говорить об этом; есть предание, что один из лордов Дэнов был в заговоре с контрабандистами, — отвечал Эпперли. — Он сообщил мне об этом почти случайно. Я показывал это место теперешнему лорду после того, когда он вступил в титул.
— Очень хорошо. Как же нам достать эту шкатулку, Эпперли?
— Он может быть уничтожил ее.
— Не думаю. Отпереть он не мог, не имея ключа; замок секретный. Ключ был в записной книжке Уильяма, когда он был спасен, а сломать замок — наделало бы слишком большого шума и больших хлопот, чего надо было избегать с украденной вещью.
— А что было в шкатулке? — спросил Эпперли.
— Вместо того, чтобы спрашивать о подробностях, которые можно оставить пока, не заняться ли вам исключительно делом, — сказал лорд Дэн с оттенком дэновской повелительности. — Как эту шкатулку взять из замка?
— Я вижу только один способ, милорд; вам надо объявить о себе. Когда вы покажетесь в замке, вы будете там господином.
— Но мне прежде хотелось бы достать шкатулку, если для этого есть возможность, — заметил лорд Дэн. — Я хотел бы иметь здесь искусного сыщика. Они умеют устраивать все.
— В Дэншельде есть теперь сыщик — отвечал Эпперли. — По какому делу он здесь, я не знаю; но видел, как он проходил мимо моей конторы сегодня, и узнал его; он раз занимался по моему делу.
Стряпчий говорил, ничего не зная о недавних происшествиях и о том, что сыщик жил уже почти неделю в замке. Рэвенсберд слушал, также не зная, что Блэр, лондонский банкир, мог быть этим господином.
— Не можете ли вы пригласить его ко мне? — сказал лорд Дэн.
— Я могу попытаться, — ответил Эпперли. — Может быть, он уехал, а если нет, я не знаю, где его отыскать.
— Ступайте и постарайтесь, — убеждал лорд Дэн. — Мне нужна эта шкатулка, а сын мой сидит в тюрьме за грабеж. Ступайте тотчас, сэр, прибавил он со всей дэновской повелительностью, — и не уговаривайтесь о цене с этим человеком; предоставьте это мне.
Стряпчему не оставалось ничего другого, как повиноваться. Любопытство терзало его, и искушение заглянуть в гостиную мистрисс Рэвенсберд и перемолвиться с ней словцом было непреодолимо. Причина была в том, что ей предназначено было получить награду. Там стоял и разговаривал с мистрисс Рэвенсберд Блэр. Стряпчий не переставал удивляться.
— Это банкир лорда Дэна, мистер Блэр, — сказала Софи, многозначительно взглянув на Эпперли, когда упомянула титул. — Он был в гостях у его сиятельства в замке.
Эпперли слышал, что у милорда в гостях его банкир, но разве это банкир? Он посмотрел на сыщика, а последний, видя, что он узнан, спокойно сделал ему знак и приложил палец к губам.
Дело Блэра в Дэншельде кончилось, так как Лидни, вследствие стараний сквайра Лестера, был в тюрьме; Бент должен был теперь иметь дело с этим авантюристом. Блэр не мог расследовать это дело; он и лорд Дэн имели противоположные мнения о различных вещах и расстались холодно. Блэр по дороге в полицию зашел проститься в «Отдых Моряков» и выпить последнюю рюмочку. Стряпчий отвел его в сторону, сказал, что один его клиент, остановившийся в этой самой гостинице, испытывает нужду в услугах сыщика, и спросил, не хочет ли мистер Блэр увидеться с ним.
— Я должен предупредить, что вам придется действовать против лорда Дэна, хотя я сам до конца не понимаю, каким образом, — заметил стряпчий. — Позволят ли это вам сделать ваши собственные чувства?
— Полицейский офицер не должен иметь собственных чувств, — отвечал Блэр. — Лорд Дэн потребовал сыщика из Лондона, и меня послали сюда. Мое дело с ним кончилось, и если меня требует другая сторона, я не имею ни предлога, ни желания отказать, против лорда Дэна или против какого другого лорда потребуются мои услуги; я к вашим услугам.
Они пошли тотчас наверх. Лорд Дэн стоял у камина и разговаривал с Рэвенсбердом, который, сказать мимоходом, мог бы удивиться, как банкир вдруг превратился в сыщика, если бы в его натуре было удивляться чему-нибудь. Эпперли заметил с радостью, что он скоро нашел мистера Блэра и представил его.
— Сэр, — сказал пэр, обратив к нему свое красивое лицо, — мне нужен совет и помощь. Я был обижен Гербертом Дэном — лордом Дэном, как его называют, — у которого, я слышал, вы были в гостях. Можете вы помочь мне?
— Не знаю, — отвечал Блэр. — Я могу сообщить вам, можно ли что сделать, если вы расскажете мне обстоятельства… мистер Гом, кажется?
— Нет, сэр. Когда мне было нужно временное имя, я назвался Гомом, теперь его можно оставить. Я лорд Дэн.
Сыщик закашлялся; он думал, что господин, находившийся перед ним, страдал помешательством и что ему скорее нужен больничный сторож, чем полицейский офицер. Он взглянул на Эпперли.
— Его сиятельство говорит правду, — заметил стряпчий, — он настоящий лорд Дэн.
— Настоящий Уильям Генри лорд Дэн, единственный, оставшийся в живых, сын старого лорда Дэна, о котором вы, может быть, слышали, — продолжал пэр. — Вы, кажется, удивлены, мистер Блэр? Я думал, что полицейские офицеры не удивляются ничему. Вы, может быть, слышали, что капитан Гэрри Дэн упал с утеса в одну лунную ночь, случайно или по вероломству, и лишился жизни, что его тело, найденное в море через несколько недель, было похоронено в фамильном склепе?
— Я это слышал, — отвечал Блэр, — Брефф, буфетчик в замке, человек общежительный, если его поощрить, любил мне рассказывать разные истории донской фамилии. Он с гордостью говорит о Дэнах.
— Будьте так добры, сэр, сядьте, пока будете слушать, — сказал пэр, указав величественным жестом на кресло напротив того места, которое он занимал на диване. — Я, Уильям Гэрри Дэн, не умер от падения, я был спасен, отвезен в Америку на яхте моего друга и жил там с сих пор, все думая, что пэр, занявший место моего отца в Дэнском замке, это мой старший брат Джоффри Дэн. Сэр, тот, кто сбросил меня с утеса, был Герберт Дэн, ныне называемый лордом Дэном.
Сыщик несколько поднял глаза, но не прерывал.
— Я читал иногда английские газеты, — продолжал лорд Дэн. — Я знал, что мать моя умерла, что отец мой умер и что Джоффри, лорд Дэн, как в газетах называли его, занял его место. Мне в голову не приходило подозревать, что это не брат мой Джоффри. Если бы я знал, что это Герберт и что я сам настоящий лорд Дэн, я приехал бы сюда на первом пароходе. Я не был дружен с братом моим Джоффри, но все-таки написал ему после его предполагаемого наследства. Я не получил ответа на мое письмо, рассердился и не хотел писать опять. Ах, как мы склонны поддаваться подобным чувствам! Наказание непременно настигнет нас рано или поздно. Через много лет, когда я увидел, что мое здоровье слабеет, я счел нужным тотчас возвратиться домой; я не слыхал о женитьбе лорда Дэна, и мой сын, после меня, был его прямым наследником. Мы взяли места на пароходе «Ветер»; мой бедный слуга утонул, но я и мой сын были спасены от кораблекрушения, как вы, может быть, слышали.
— Ваш сын? — перебил Блэр в первый раз.
— Да, сэр, мой сын, — отвечал рассказчик с новым гневом. — Господин, которого Джордж Лестер посадил сегодня в тюрьму по обвинению в полночном грабеже, мой сын.
— Уильям Лидни? — спросил сыщик, как бы сомневаясь.
— Он, никто другой, сэр, высокородный Уильям Дэн, один из ваших будущих пэров, сэр.
— Скажите пожалуйста! — воскликнул Блэр, удивившись раз в жизни.
— При Уильяме была его записная книжка, когда мы были спасены. В ней лежали векселя к другие бумаги, так что мы не испытывали затруднительных обстоятельств в денежном отношении. Теперь вы, естественно, удивляетесь, почему я не сразу объявил, кто я. Я вам скажу. Несколько часов я был так слаб и потрясен, что мог только оставаться в спокойствии и избегать волнения. Прежде чем я оправился, я узнал, к моему неограниченному изумлению и досаде, что наследство получил Герберт Дэн, а не брат мой. Я счел необходимым быть осторожным. Я продолжал оставаться в постели, боясь волнения, которое так вредно для моей болезни, и надеялся, что шкатулка будет вытащена из моря. Я женился секретно, в Канаде, когда первый раз уехал из Англии, на дочери одного французского купца, поселившегося там. Она обвенчалась со мною тайно от своего отца, ненависть которого к англичанам была так велика, что стараться получить его согласие было бы бесполезно. Моя жена жила, не подозреваемая никем, в доме своего отца и отлучалась время от времени под благовидными предлогами. Во время одного из этих отсутствий родился Уильям и был назван при крещении Джоффри Уильям Лидни. Отец моей жены умер, оставив ей очень большое состояние, и вскоре умерла она, а деньги стали собственностью моего сына. Я говорю вам только главные обстоятельства, для подробностей времени нет. Я не имел особенной причины скрывать мою женитьбу от моих родных, кроме того, что я знал, что меня будут упрекать за то, что моя жена дочь купца. Когда я наконец возвратился домой, то сообщил, что я вдовец, леди Аделаиде Эрроль, на которой я тогда хотел жениться. Я не сказал ей о моем сыне, но объявил бы обо всем открыто моим родным и ей, когда моя женитьба была бы решена; это было бы необходимо для брачного контракта. Но меня столкнули с утеса, то есть, я и Герберт Дэн дрались, и несчастный его удар — не умышленный, я в этом уверен, — столкнул меня с утеса. Меня нашел мой друг полковник Монктон, отвез на свою яхту, а оттуда в Америку. Все это давно прошедшее и об этом не следует распространяться, и я перехожу к делу. Я знаю, что шкатулка, найденная после кораблекрушения, находится в замке, как мне ее оттуда достать?
Блэр придвинул свое кресло несколько ближе к лорду Дэну; теперь начиналась его роль.
— Герберт Дэн, должно быть, узнал шкатулку, — продолжал лорд Дэн. — Мать моя подарила мне ее, когда я отправился с полком в Канаду, и в тот день, когда я укладывал в нее свои бумаги, Герберт Дэн, тогда десятилетний мальчик, стоял возле и помогал мне. Я помню, что крест на шкатулке с тремя В. особенно привлек его внимание, и мать моя сказала ему, как она однажды давала эту шкатулку своему брату и он возвратил ее украшенную таким образом. Эта шкатулка — фамильная драгоценность, а то, что в ней лежит, драгоценно для меня ради моего сына.
— Позвольте, — перебил Блэр, — ваше сиятельство, скажите мне, что в ней лежит?
— В ней лежат разные бумаги и документы, относящиеся к моему имению в Америке и к имению моего сына. Там также мое завещание. Все это можно заменить, но не так легко будет опять достать свидетельство о моем браке и о рождении моего сына. Если это рождение будет подвергнуто сомнению, если его нельзя будет доказать, мистер Герберт Дэн будет моим законным наследником и опять займет положение, которым он так долго несправедливо пользовался. Эта шкатулка была причиною того, что я оставался в этом доме втайне и в заточении, — продолжал лорд Дэн. — Я всегда имел намерение, вы можете быть уверены, воротиться домой открыто, под своим собственным именем, но когда нас спасли в лодке — за что мы должны благодарить молодого Лестера — и я узнал, что нас выбросило на Дэншельдский берег, я велел Уильяму молчать, я был так нездоров, а потом, как я вам сказал, меня поразило известие, что лорд Дэн — Герберт, а потом он скрыл шкатулку.
— Он не мог знать, что лежит в шкатулке, — задумчиво заметил Блэр. — По какой причине он взял ее, хотел бы я знать?
— Я не знаю. Мое мнение вот какое: вид этой шкатулки испугал его, им овладело какое-то неясное опасение, что прошлое обнаружится, то есть его участие в моей предполагаемой смерти. Я не знаю другой причины; человек с тайным угрызением совести вечно чего-то боится, а вид шкатулки должен был напомнить ему обо мне. Может быть, леди Аделаида Лестер сообщила ему о моей женитьбе и он боялся, что явится наследник, который займет его место.
— Ваше сиятельство говорите о письме, которое вы писали вашему брату? Вы думаете, мистер Герберт получил это письмо и знает, что вы живы?
— Я не могу сказать. Хотите ли вы, зная теперь мою историю, а эти свидетели — он указал на Рэвенсберда и мистера Эпперли — подтвердят ее, помочь мне вашим советом, как достать мою шкатулку?
— Непременно.
— Хорошо. Хотите ли вы также освободить моего сына из тюрьмы?
— Да, я думаю, что могу это сделать с условием, что он сообщит мне одному о своем присутствии в прошлую ночь с этими людьми в доме мистера Лестера.
Лорд Дэн гордо поднял голову.
— Я не знаю ничего об этом, но мне известно, что Уильям самого доброго и благородного характера. Все свободное время он тратит на то, чтобы присматривать за обиженным сыном мистера Лестера, стараясь удерживать его от бед, бедняжку, и наверно он ходил за ним в прошлую ночь. Я дам вам записку к нему, скажу, чтобы он доверился вам. Он может это сделать? — спросил лорд Дэн. — Я говорю о несчастном молодом Лестере.
— Не думаю. Я буду слушать, как друг, а не как сыщик. Может быть, мне лучше пойти туда тотчас, а пока я подумаю о другом деле, по которому сообщу вашему сиятельству мой совет, когда вернусь назад.
Между тем Уильям Лидни — если мы еще можем называть его так — сидел и ждал в полиции, в комнате арестантов. Не желая тревожить отца известиями о своем заточении, он то и дело посылал послов за Эпперли. Внезапно отворившаяся дверь подала ему надежду, что стряпчий, наконец, приехал, но это оказался только банкир лорда Дэна, Блэр.
— Я принес вам записку от лорда Дэна, — начал Блэр, сунув ему в руку сложенную бумагу.
Уильям посмотрел на записку, а потом на своего посетителя.
— От кого, вы сказали?
— От настоящего лорда Дэна, — было ответом, данным тихим тоном, — и, кажется, я теперь имею честь говорить с будущим лордом. Ваш отец в этой записке велит вам довериться мне — он доверился. Может быть, я смогу вас освободить.
— Но какое вам до этого дело? — воскликнул арестант. — Вы друг… того, кто живет в замке, его банкир.
— Вы проживали в Дэншельде под чужим именем, мистер Дэн, и я также. Я не банкир лорда Дэна, почему это предположили, я не знаю. Я один из главных полицейских сыщиков. Отец ваш призвал меня помочь ему, и я готов это сделать. Прежде всего скажите мне, зачем вы со своими товарищами были вчера в доме Лестера?
— Я объяснить не могу, я не могу ничего сказать об этом, — поспешно ответил Лидни.
— Вы не были с ними заодно?
— Я? — возразил Уильям Дэн так надменно, как только когда-либо говорил Дэн. — Вы, кажется, знаете теперь мое звание; уверяю вас, что я не забываю его и никогда не обесславлю.
— Скажете мне, по каким причинам вы не доверяете мне?
— Это потому, что я не могу сказать правды, не компрометируя других.
— Именно, вы говорите о молодом Лестере, мистер Дэн. Но теперь я даю вам обещание, что все, что бы вы ни сказали, не сделает ему вреда. Я не мог оставаться в Дэншельде, не прислушиваясь к слухам, это моя обязанность, и я знаю и подозреваю почти столько же об этом заблуждающемся молодом человеке, сколько вы можете сказать. Мне кажется, что он был главным действующим лицом прошлой ночи, а не вы. Но каким образом он мог забыться до такой степени, чтобы отправиться красть серебро своего отца, это удивляет меня.
Уильям Дэн видел, что лучше всего рассказать всю правду опытному человеку, находившемуся перед ним. Он так и сделал. Бедный, сбившийся с толку Уильфред Лестер, хотя о нем судили гораздо хуже, чем он заслуживал, как горячо доказывал его друг, ворвался в дом отца не за серебром, а за своим собственным документом. О нападении же стало известно именно потому, что он защищал серебро. Словом, Уильям Дэн рассказал все.
— Эти обстоятельства следовало бы сообщить сквайру Лестеру, — заметил Блэр. — Он ради сына не должен продолжать этого дела.
— А мне кажется, что сквайр Лестер будет считать это более основательной причиной, чтобы продолжать, — прозвучало в ответ. — Он очень настроен против сына. Нет, я скорее останусь здесь, чем выдам Уильфреда Лестера. Он спас жизнь мою и моего отца.
— Ваш арест, кажется, совершенно вас не тревожит, — заметил Блэр, смотря на спокойное и красивое лицо молодого человека.
— Человек с спокойной совестью не должен тревожиться ни при каких обстоятельствах. Что касается обвинений, то мне стоит только указать на «Отдых Моряков» и сказать: «Там настоящий лорд Дэн, приехавший домой предъявить свои права, а я его сын», Дэншельд сейчас же снимет это обвинение.
— Я думаю, что сам могу его снять, по крайней мере относительно вашего ареста, — возразил Блэр. — Пойдемте со мною.
Он повел его в переднюю комнату, где писал Бент. Он поспешно вскочил, увидев, что его арестант выходит. Это правда, что молодой Лидни был у него в милости, но не до такой степени, чтобы он стал открыто показывать свое расположение теперь, когда он был арестован.
— Я пришел освободить вас от вашего арестанта, Бент, — спокойно заметил Блэр. — Этот джентльмен убедил меня в своей невинности и его следует освободить.
— Кто же это приказал? — спросил Бент после непродолжительного молчания, вызванного удивлением.
— Вы должны повиноваться моим приказаниям, — прозвучал ответ.
— Но что же я скажу лорду Дэну и сквайру Лестеру? — вскричал несчастный инспектор, находя, что с ним обращаются очень несправедливо. — Меня подвергнут разным неприятностям и наказаниям.
— Сошлитесь на меня, — сказал Блэр. — Проходите, сэр!
С этими словами он отворил дверь и пропустил арестанта впереди себя. В его поклоне был какой-то оттенок уважения, не укрывшийся от внимания инспектора. Если бы у него было десять глаз, он не мог бы глядеть с большим удивлением. Лидни обернулся, смеясь.
— Все как должно быть, Бент. Придет время, когда вы сами это поймете.