Призрачное счастье дракона

9. Маша. Рецепт

Я поднимаюсь в свою комнату. Чернуша встречает меня, сидя на столе.

— Чернуша! — восклицаю.

Подбегаю и прижимаю ее к себе.

— Ты чего? — она удивленно спрашивает, обнимая меня своими маленькими лапками за шею.

— Просто… Увезут меня отсюда… — вздыхаю. — Погоди-ка, а ты же со мной можешь поехать!

Я отнимаю Чернушу от себя и смотрю на нее, держа перед собой в вытянутых руках.

— Могу, а куда? — моргает она, смотря на меня.

— Не знаю. В имение Рео куда-то, — снова вздыхаю я.

— А тебе обязательно надо туда? — спрашивает вдруг Чернуша.

— Ну… — я села на кровать и усадила Чернушу к себе на колени. — Понимаешь, я как бы замуж выхожу…

— Как бы? — вздернула брови Чернуша.

— Ну, еще не вышла пока, но скоро выйду. Мы поедем в имение Рео, и там будет помолвка, а потом свадьба… — вздыхаю.

— Что-то ты как-то печально об этом говоришь, — Чернуша смотрит на меня своими глазками-бусинками.

— Да, ты права, — снова вздыхаю. — Понимаешь, просто так будет лучше…

— Для кого? — тут же задает вопрос Чернуша.

— Ну… для всех, наверное…

— А ты с собой все свои вещи заберешь? — вдруг спрашивает Чернуша.

— Вещи-то? — вздергиваю бровь. — Да какие мои вещи, два платья и перо с веером…

— И всё? — удивляется Чернуша.

— И всё!

— А листки?

— Листки? Какие листки? — смотрю на Чернушу.

— В столе, — кивает она на стол.

— Точно! — восклицаю. — Мне же надо написать Лее рецепт торта! Чернуша, спасибо, напомнила.

Я сажаю ее на кровать и усаживаюсь за стол. Достаю чернильницу, листки и веер. Вынимаю из веера перо.

— Надеюсь, оно потом легко очистится от чернил, и я смогу его снова в веер вставить, — кручу перо в руке.

А Чернуша уже слетела с кровати и топчется на краю стола.

— А ты ближе к зеркалу садись, а то я тебя локтем столкну еще, когда писать буду, — улыбаюсь я, глядя на нее.

Чернуша прошлась прямо по листам ближе к зеркалу и, как домашняя кошка, улеглась, вытянув ко мне все четыре лапки.

— Э, красавица моя, ты лапы-то подожми, — говорю я. — Как мне писать-то.

Чернуша, подобрав крылья, поджала лапки. Я открыла чернильницу и, обмакнув в нее перо, вывела на листе ровным почерком: «Торт домашний». Записав в столбик все ингредиенты, я приступила к самому описанию приготовления. По привычке, как раньше писала обычными ручками, переворачиваю лист…

— Ой! — тут же схватила его и трясу им в воздухе, не выпуская при этом из рук пера.

— Это так надо? — Чернуша вскинула голову.

— А? Да нет! Просто я забылась, что пишу такими чернилами, которые могут смазаться.

Я держа лист за уголки двумя руками, трясу им в воздухе.

— Надеюсь, ничего не смазалось. И всё, что здесь написано, потом Лея прочитает и поймет, как всё делать надо.

— На этом листке? — спрашивает Чернуша.

— Почему только на этом? На всех этих, — киваю на стопку чистых листков на столе. — я еще не все написала.

Помахав еще листком в воздухе, я откладываю его в сторону и, беря второй лист, продолжаю писать, макнув перо в чернильницу.

— Ну вот, — откладываю второй. — Наверное, надо нарисовать, как думаешь?

Смотрю на Чернушу, но она уже спит уткнулась носом в лапки.

— Нарисую, — говорю я сама себе и беру следующий лист.

И я принимаюсь вырисовывать картинку пером. Непросто это было. Писать-то пером было трудно, а уж рисовать еще сложнее… Разглядываю свое творение.

— М-да… — хмыкаю. — Ну, может, и поймет… В цвете бы, конечно, чтоб наглядно было видно, где корж, где прослойка крема…

И вдруг с кончика пера капает большая капля.

— Ой! Нет! — я уставилась на большую кляксу.

— Нет, нет, — замахала я пером над листком. — Как же мне ее стереть?

— Пусть всё пропадет… сейчас… — машу пушистым кончиком пера. — Нет. Как же надо-то… Чтобы потом Леея всё увидела… и рецепт торта, и остальное… без кляксы…

— Ты чего бормочешь? — Чернуша прервала мои причитания.

— А?

— Чего, говорю, бормочешь мне на ухо? — Чернуша смотрит на меня.

— О, прости, я тебя разбудила. Просто… — я уставилась на чистый лист. — Э… А… Стерла…

— Стерла? Всё? — Чернуша смотрит на лист. — Так увидит же потом, ты бормотала…

— Ну да, нарисовать только снова придется теперь… — вставляю перо в чернильницу. — Стерлась не только клякса, но и мой рисунок.

И, взяв лист в руку, уставилась на него: «Какой-то он толстый».

И лист разваливается в моих руках на два листа.

— Их два, — усмехаюсь, вертя их в руках.

Я разглядываю листы. Оба одинаково чистые.

— Да, их два. Нарисовать-то надо все равно… — я переворачиваю листки, разглядывая их с обеих сторон.

— Любой откладывай, — Чернуша кивает на листки. — Они одинаково чистые.

— Ладно, я все еще снова нарисовать попробую, — и я принялась снова вырисовывать пером…

— Ну вот, всё, — откладываю лист в сторону, а оставшиеся чистые убираю в ящичек стола. — Завтра отдам эти листки Леее.

Вынимаю перо из чернильницы. А оно чистое! Я аж глазам не поверила.

— А что, чернила кончились? — удивленно заглядываю в чернильницу.

Ничего там толком не разглядев, пожимаю плечами. А чистое перо снова втыкаю в веер.

— Вот теперь можно идти спать! — говорю Чернуше, убирая веер и чернильницу.

Листки с моими письменами остались лежать, разложенные по столу.

Чернуша перелетела на кровать и свернулась клубочком у подушки. Я раздеваюсь и, накинув ночную рубашку, ложусь спать, обнимая Чернушу.