Призрачные поезда

XXI

Я СВЕРНУЛ в арку – внезапная мгла. Бледно-голубое отверстие отстояло шагов на пятьдесят, хотя старокупеческий особнячок не простирался, казалось, и на половину этого расстояния. Каменный коридор был залит неподвижной маслянистой жидкостью; пятнышко выхода, висящее в темноте, слегка покачивалось, как зажжённый огонёк бакена по ночной реке. Поверх лужи наброшены валкие деревянные мостки, настолько узкие, что встречным едва ли случилось бы разминуться тут без того, чтобы не прикоснуться друг к другу.

Обычно, как ни темна пещера, наружный свет не пропадает сразу же; какое-то время, всё угасая, сумерки просачиваются. Однако едва я нырнул под этот полуразрушенный дом в тупике переулка – позади словно упал занавес, обрубив день. Глаза никак не привыкали к неожиданной мгле и почти слезились от сияния выхода. Я уже не мог бы сказать, насколько далеко располагается его нежно-синее пятнышко: может быть, в тридцати метрах, а может быть, и в семидесяти.

Мостки скрипели и колыхались под ногами, но по луже не пробегала даже самая слабенькая волна. С крайней отстранённостью я отметил, что в этой студенистой жидкости нет моего отражения, хотя необлицованные кирпичные стены исправно отбрасывали свои перевёрнутые подобия. Вдруг позади – точно там, где, по моим ощущениям, находился вход в арку, – раздался плеск.

Я углубился в коридор не более чем на десяток шагов, – это я очень хорошо помнил. Я обернулся.

Крошечное входное отверстие мерцало исчезающее далеко – так же далеко, как противоположное, на которое смотрел только что. Не ряби, ни колебания.

Никого.

С прежним отстранённым спокойствием промелькнуло: ещё немного – и тронусь рассудком. Догадывался, что, если повернуть назад, последует нечто страшное, даже более страшное, чем сама смерть.

Впереди послышался звук шагов – на сей раз вполне действительный. Кто-то продвигался навстречу мне. Чтобы разминуться на узком настиле, придётся дотронуться – хотя бы канистрами.

От страха потемнело в глазах. Когда зрение (почти тотчас же) вернулось, то произошла словно мгновенная перемена слайда в проекторе. Выход из арки маячил всего в нескольких метрах от меня, а казалось, он вот только что находился едва ли не за горизонтом.

Ты трусоват, Фима. Может ли трус выработать в себе бесстрашие вопреки устройству своего мозга и количеству (недостаточному) вырабатываемых гормонов? Или это качество наследственное, как бесшабашность? О, Фима, как ты любишь порассуждать, вместо того, чтобы ринуться в бой очертя голову.

Просвет пятнала бесформенная, сгорбленная фигура. Привыкнув к ослепительному дневному блеску, я различил женщину с прилипшими ко лбу смолянистыми волосами, с лицом, иссечённым морщинами; на спине она тащила холщовый мешок (необъятный, вздувшийся), а на груди, точно детёныш обезьяны, висел ребёнок. Непостижимо, как эта женщина вообще была в силах передвигаться.

Но не запамятовал ли я упомянуть, что конечной целью, избранной Оформителем, явился некий полковник, – самый корень всех зол? Наружно невзрачный, он олицетворял собою целый миропорядок, он был живым символом. О, насколько глупо действовал Оформитель, терроризируя столоначальников и местоблюстителей, – в то время как достаточно подрубить корень – и листья опадут сами собой.

Женщина, завидев меня, с невероятным проворством развернулась и в несколько прыжков, удивительных при столь тяжкой ноше, выскользнула из арки, после чего тут же пропала из виду.

Я выдвинулся на свет.

Водонапорная колонка торчала посреди площади, мощёной грубым булыжником. Я

………………………………………………….

………………………………………………….

………………………………………………….

………………………………………………….

………………………………………………….

………………………………………………….

………………………………………………….[10]

вернулся домой. Обратный путь, с канистрой воды в каждой руке, занял намного больше времени.

Шибанов совсем однако ничуть не обрадовался и с удивлением долго смотрел на меня, когда я пришёл. Или он надеялся, что я на Хитровке сгину?

– Ну вот вам. Пожалуйста. – Воистину хочу есть, хотя бы и не удобно так поторапливать казака. – Я выполнил вашу просьбу! Сегодня будет обед? Я вам воду принёс.

– Да это… не для питья вода. – Впрочем, Василий никогда не был даровитым оратором. – То есть… блюда же всё равно ещё не готовы. Их, может быть, надо сутки вываривать. И вообще ещё! Ты, давай, в общем это. Кафе тут неподалёку. Мы целое время обедаем. Называется кафе – «Кафка». – Он продиктовал адрес и дал питательный талончик.

Опять приходилось идти. Ну да голод не тётка, в лес не убежит.