Призрак Фаберже

Я занимала блестящее положение в высшем свете, но теперь я ухожу на другие вершины…

Святая Елизавета Российская,

великая княгиня и великомученица (1864–1918)

Лондон, 1976 год

Переходя Албемарл-стрит, княгиня Нина Озеровская плотнее запахнула коричневое замшевое пальто и крепко взяла Сашу за руку. Промозглая английская погода всегда вызывала в ней раздражение, и хотя она выросла в Париже, где было почти так же сыро, гранитные, мраморные и кирпичные фасады лондонских домов дышали каким-то особым холодом.

Саша засопел. Взглянув на сына, Нина произнесла по-русски:

— Сашенька, ну еще один магазин — и все. Только один — мы выпьем там чаю, а потом пойдем, куда ты захочешь.

— К мадам Тюссо? — с надеждой спросил он по-английски.

Нина вздохнула. Ну что тут поделаешь, ведь ему только семь.

— Ну, если ты настаиваешь.

Саша заулыбался, поднял голову и в сотый раз за сегодняшний день спросил:

— А куда мы идем?

— К маминой давней приятельнице, миссис Крейн.

Пройдя по Албемарл-стрит мимо ювелирных магазинов и обветшавшего фасада отеля «Браунс», они свернули в крошечный кривой переулок и остановились у маленького магазинчика с темно-синим лаковым фасадом, в витрине которого поблескивали драгоценности и серебро. Нина вспомнила, как много лет назад она впервые пришла с мамой в антикварный магазин «Сокровища Невского дворца», чтобы продать кольцо с изумрудом. После войны подобные походы стали для них привычными.

— Ничего не видно, — захныкал Саша, прервав ее воспоминания.

— Сейчас зайдем внутрь, — бодро произнесла Нина, открывая дверь, — и ты все увидишь.

Саша первым вошел в магазин. Нина смотрела, как сын, заложив руки за спину, приближается к стеклянному прилавку. Он будет настоящим красавцем, когда вырастет, — как его дед по материнской линии.

«Господи, как же я устала, — подумала Нина. — Но надо держаться».

— Лидия, дорогая, — приветствовала она хозяйку «Невского дворца», протягивая к ней тонкие руки, затянутые в перчатки.

— Ах, Нина, я так обрадовалась твоему звонку. Я боялась, что не застану тебя в Лондоне.

— Мы здесь ненадолго. На Пасху нас ждут в Париже Сашины дедушка с бабушкой, — сказала Нина, изящным жестом стягивая с головы шарф.

— Неужели это Саша? — с сомнением произнесла Лидия, глядя на мальчика. — Но, Нина, он же совсем еще малыш!

— Мне уже семь лет, — недовольно буркнул Саша.

Женщины засмеялись.

— Саша, пойди посмотри, что здесь есть, а я пока поговорю с миссис Крейн, — попросила Нина.

Саша кивнул и отошел от женщин.

— Мама скоро освободится, — прибавила Нина, глядя, как мальчик перешел от большой фарфоровой вазы к инкрустированному столу в русском стиле, на крышке которого был изображен Кремль восемнадцатого века и крошечные московиты, занятые какими-то своими делами.

— Как удачно, что вы зашли именно сегодня, — заметила Лидия, беря Нину за руку и подводя ее к прилавку с ювелирными изделиями. — Ко мне попала уникальная вещь, и только ты можешь подсказать, кому она принадлежала раньше. Мне необходимо установить ее происхождение.

Женщины прошли в конец магазина. Лидия извлекла из-под прилавка фетровый мешочек и осторожно положила его на стекло.

Открыв мешочек, Нина радостно улыбнулась — там лежала статуэтка работы Фаберже, изображавшая молодую русскую крестьянку. Вырезанная из кварца и пурпурина, она была украшена драгоценными камнями. Нина внимательно изучала мельчайшие детали одежды — от измятой сбившейся косынки до крошечных плетеных лаптей. Девушка выглядела несколько утомленной. Нина подумала, что, доведись ей самой носить обувь из лыка, ее лицо тоже имело бы не самое довольное выражение.

— Саша, иди сюда, деточка, — окликнула она сына. — Мама хочет показать тебе одну вещицу.

Саша неохотно подошел. Мама показывала ему разные вещицы уже целый день.

— Посмотри, — сказала она. — Что это такое?

— Кукла, — ответил мальчик без всякого интереса.

— Нет, солнышко, это не кукла, а фигурка. С ней не играют, ею любуются. Ты ничего не узнаешь?

Саша стал рассматривать фигурку, время от времени переводя взгляд на мать.

— Она такого же цвета, как твое яичко, — наконец произнес он.

— Молодец! — похвалила его Нина. — Правильно, она сделана из материала, который называется пурпурин, так же как мое яичко.

Нина дотронулась до маленького яйцеобразного кулона, висевшего у нее на груди.

— Хочешь послушать про пурпурин?

Саша кивнул.

— Вообще-то это не камень, а особый вид стекла.

В глазах у Саши вспыхнул интерес.

— Но сквозь него ничего не видно, — заметил он.

— Ты прав, но тем не менее это стекло. Камни создает природа, а вот стекло, похожее на камень, могут сделать люди, и именно так поступил месье Фаберже. И вот еще что. Только он знал, как делать пурпурин, а сейчас этот секрет утерян.

— Правда? — огорчился Саша.

— Да. Понимаешь, что это значит? Если ты увидишь какое-то изделие с пурпурином…

— Его сделал Фаберже, — закончил Саша.

— Ну, или какую-то его часть, — подала голос Лидия.

— Не все сразу, Лида, — перебила ее Нина. — Минералогическим анализом мы займемся лет в десять.

Женщины рассмеялись, а Саша снова посмотрел на статуэтку. Нина с улыбкой продолжила свой урок:

— Когда смотришь на такую статуэтку, Саша, надо всегда обращать внимание на камни — их подбирают так, чтобы все выглядело как настоящее, понимаешь? Розовый кварц для кожи, пурпурин для красного сарафана. Все должно быть, как в жизни.

— Знаешь, мама, — сказал Саша. — Ее ботинки сплетены из прутиков, для которых взяли эозит.

Нина прищурилась.

— Что ты сказал?

— Эозит. Это такой камень. Настоящий.

— Господи, откуда ты знаешь?

— Сегодня в музее слышал. Та шкатулка, что тебе понравилась, была из эозита. Я на табличке прочел.

— Он абсолютно прав, — заметила Лидия. — Лапти у нее из эозита. Мальчик унаследовал твой острый глаз, это очевидно.

Нина на мгновение задумалась, склонив голову набок, как делала всегда, когда пыталась сосредоточиться. Внезапно у нее закружилась голова, она оперлась о прилавок, чтобы не упасть, и, улыбнувшись, заставила себя говорить дальше.

— Ты знаешь, как еще мы называем такие вещи? — спросила она, стараясь дышать ровно. — Произведения искусства.

Саша рассеянно посмотрел на нее.

— Словом «искусство» называют все, что совершенно в своем роде, но оно также сродни слову «искусный», то есть умеющий очень хорошо делать какие-то вещи. Когда мы называем что-то произведением искусства, выражение это имеет двойной смысл: во-первых, оно означает, что предмет этот совершенен во всех отношениях — посмотри, например, какая здесь прекрасная работа по золоту или резьба по камню, — и во-вторых, подразумевается, что его сделал мастер, одинаково искусный в разных техниках и умело применяющий их в одном изделии. А теперь покажи мне еще какое-нибудь произведение искусства.

Саша прошел вдоль витрины и задумался. Он задержался у небольшой скульптуры, постоял у фарфоровой чашки и наконец остановился у золотого портсигара Фаберже, покрытого полупрозрачной перламутровой эмалью и усеянного бриллиантами.

— Вот это, — сказал он, указывая на портсигар.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, здесь и золото, и эмаль, и бриллианты. Все это кажется мне совершенным. Его делал один человек?

— Нет, Саша, не один. Правда, в восемнадцатом веке такие вещи вполне мог делать и один мастер, желающий блеснуть своими талантами. Но над изделиями Фаберже всегда трудились несколько человек. Поэтому его вещи так красивы. Каждый мастер владел своим ремеслом в совершенстве. Это были лучшие золотых дел мастера, эмальеры, резчики по камню и ювелиры. Результат их общей работы тоже можно назвать произведением искусства.

Нина поцеловала смущенно отпрянувшего сына и без сил опустилась на маленький позолоченный стульчик.

— Весь в тебя, — начала было Лидия, но вдруг заметила, как устала ее подруга. — Ах, извини. Тебя надо было сразу усадить. Сейчас попьем чаю, и я покажу тебе ту самую вещицу. Ко мне попала чудесная рамка Фаберже с незнакомыми мне инициалами. Люди на фотографии мне неизвестны, но если ты их узнаешь, мы сумеем расшифровать монограммы и установить происхождение рамки. Поможешь мне?

— Попытаюсь, — рассеянно ответила Нина, с нежностью глядя на Сашу, который делал вид, что стреляет в фигуру казака со вскинутым ружьем. — Но ведь фотографии в рамке могли поменять не один раз, так что с точностью ничего утверждать нельзя.

Лидия принесла чай и, вытащив из-под прилавка широкую рамку, поставила ее перед Ниной.

Та быстро ее осмотрела.

— Вятская береза с серебряными накладками в стиле ампир, картуш с русской буквой «Ш» и графская корона. А люди…

Нина перевела взгляд на коричневую фотографию.

— Да это же Гага и Биби! — воскликнула она.

— Кто? — переспросила Лидия.

— Мои дед и бабка по материнской линии: князь и княгиня Ивановы. Как странно, что в этой рамке их фотография — монограмма не соответствует…

У Нины вдруг перехватило дыхание.

— Нина, что с тобой? У тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь в обморок.

— Где ты купила эту рамку?

— У одного дилера в Париже. А что?

— Эта рамка принадлежала семье мужа моей сестры, графам Шутиным.

— Думаешь, это твоя сестра ее продала?

— Уверена, что это она, — отрывисто бросила Нина, отвернувшись от фотографии и поспешно глотая чай, чтобы подавить приступ внезапной тошноты.

Лидия с сочувствием посмотрела на подругу. Нина уже много лет не разговаривала с сестрой.

— Послушай, Нина, — начала Лидия, осторожно извлекая снимок из рамки. — У меня полно фотографий императрицы Александры, которые я могу сюда вставить. То, что твоя сестрица распродает вещи своего мужа, еще не значит, что ее предки должны быть выставлены в витрине магазина.

С этими словами она торжественно вручила фотографию Нине.

— Татьяна все делает не думая. Она просто не привыкла думать, — мягко произнесла Нина, убирая фотографию в сумку. — Лида, позволь я тебе заплачу.

— Вздор. Это я должна заплатить тебе за установление принадлежности.

— Тогда мы в расчете. Еще раз спасибо.

— Мы идем? — подал голос Саша.

— Да, дорогой, мы уходим. Попрощайся с миссис Крейн.

Очутившись на улице, Саша немедленно спросил:

— Мы едем к мадам Тюссо?

— К мадам Тюссо, — ответила Нина, помогая ему сесть в такси.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Саша с довольным видом устроился рядом и стал смотреть в окно, по которому стучал дождь.