Призрак Фаберже

Глава 19

Приехав в гостиницу, Саша первым делом подошел к стойке.

— Доброе утро. Моя фамилия Озеровский…

— Да-да. Мне только что звонили из «Мосдикнефти». Посыльный проводит вас в номер. Сейчас отнесут ваш багаж.

— Спасибо, — поблагодарил Саша, беря ключ. — Я оставлял здесь записки для мисс де Витт и графини Шутиной. Они их забрали?

Дежурная посмотрела на экран компьютера.

— Да, забрали.

— Благодарю вас.

Саша последовал за посыльным в номер, который не уступал роскошью его апартаментам в «Астории». Дав посыльному на чай, Саша проверил телефон. Никаких сообщений. На столе лежало несколько записок. Он принялся их читать.

«Саша!

Какая прекрасная идея! Мы с Джоном просто счастливы пойти на балет. Давайте встретимся и выпьем перед спектаклем. Это замечательно!

Элиза Бернхэм».

Саша недоуменно поднял брови и открыл следующий конверт.

«Просто божественно. Встречаемся в два, а потом ты мне скажешь, что надеть вечером.

Тысяча поцелуев.

Виктория».

Зазвонил телефон.

— Это Маша из офиса господина Дикаринского. Помните, я сопровождала вас в поезде?

— Конечно, помню. Как дела, Маша?

— Вся в работе. Господин Дикаринский попросил меня как-то отметить ваше новое назначение. Мы устроим небольшой прием в вашей гостинице, а затем вы поедете в Большой театр смотреть «Баядерку». После спектакля будет ужин в «Яре». Это очень живописный русский ресторан. Я взяла на себя смелость пригласить мистера и миссис Бернхэм, миссис Холтон, миссис Мартин, мисс де Витт, графиню Шутину и чету Антропиных. Вместе с вами набирается десять человек. Как раз для президентской ложи.

Саша быстро произвел несложный подсчет.

— Но ведь получается всего девять человек.

— Да, конечно. Но раз Дикаринские уезжают на дачу, десятым может быть господин Дурасов.

— Ну, разумеется, — ответил Саша. — Маша, вы предусмотрели решительно все. Благодарю вас.

— Мы еще увидимся. До свидания.

Она повесила трубку.

Быстро собравшись, Саша надел пальто и направился в вестибюль, где, по его расчетам, в этот час должно быть довольно многолюдно. Достав мобильный телефон, он пошарил в кармане, чтобы найти листок с номером телефона. Спускаясь по широкой лестнице за группой японских туристов, набрал номер. После нескольких звонков ему ответил мужской голос:

— Слушаю.

— Это господин Орловский? — спросил он по-русски.

— А кто его спрашивает?

— Моя фамилия Озеровский, я друг Геннадия Антропина.

— Друг Геннадия — мой друг, — ответил Орловский. — Чем могу служить?

— Моей подруге надо срочно сделать бриллиантовые серьги, — начал Саша и, сделав паузу, добавил: — Я слышал, что к вам часто обращается Дмитрий Дурасов.

— Ох уж этот Дмитрий, — засмеялся Орловский. — Вечно он торопится. Да, я выполняю его заказы. Что касается вашей просьбы, то, если модель не слишком сложная и вам не требуется особой оправы, я сделаю серьги довольно быстро. Сегодня у меня времени нет, но вот завтра я относительно свободен. Сейчас ко мне должен прийти Дмитрий. Я кое-что реставрирую для него.

— Да, он мне говорил.

— Я ему скажу, что вы звонили. Рад, что он рекомендует меня своим знакомым.

— Нет, лучше не говорите. Он будет недоволен, что я отвлекаю вас от реставрации, — засмеялся Саша. — Так вы ему не скажете?

— Конечно, нет, — пообещал Орловский. — Я умею хранить секреты, тем более что работаю не только на него. Я живу рядом с Арбатом. Запишите мой адрес. Завтра в десять вам удобно?

Договариваясь о встрече, Саша все время перемещался по вестибюлю, присоединяясь к разным группам туристов. Однако охранников не было видно и, кажется, никто за ним не следил.

Когда Саша подошел к стойке, дежурный указал ему на диван, где сидел Геннадий. Саша с улыбкой подошел к нему.

— Ну, как прошел московский вечер? — поинтересовался Геннадий.

— Расскажу в архиве.

— Есть что рассказать?

— Более чем достаточно. Мои кузины тоже приедут.

— Они что, архивариусы?

— Нет, но вместе мы знаем восемь языков, и это совсем не лишнее. Ведь там полно работы.

— Ну, хорошо. Нам действительно придется попотеть. Я не уверен, что мы сможем найти нужные папки. Там находится личный архив семьи Романовых, а это настоящий лабиринт, где ничего не стоит потеряться.

— Понятно, — ответил Саша. — Ну что ж, пойдем. Нас ждет машина.

Пройдя мимо гостиничной охраны, они вышли на улицу.

Едва они сели, машина сорвалась с места и покатила по московским улицам. Мужчины долго ехали молча. Наконец Саша заговорил:

— Я позвонил Орловскому.

— Зачем?

— Дмитрий подарил мне брошь, которая якобы принадлежала моей семье. Но я заметил, что наш герб там изображен неправильно. Мне кажется, что ее изготовил Орловский.

— Он действительно прекрасный мастер, но подделками никогда не занимался.

— Почему ты так думаешь? Возможно, именно он сделал Снегурочку.

— Таланта у него на это хватит, тут я с тобой согласен. Но он не умеет делать пурпурин и, кроме того, это очень честный, глубоко верующий человек. Он не способен на мошенничество.

— Но может быть, его заставили?

— Вряд ли. Он бы тогда нарочно сделал какую-нибудь ошибку, заметную для специалиста.

— Например, герб в зеркальном отражении?

— Возможно. Или перепутал бы инвентарный номер, или поставил бы одесское или киевское клеймо на вещи, которая могла быть сделана только в Москве или Петербурге. Он собирается составить catalogue raisonné[22] — полный перечень всех подлинных изделий Фаберже. Орловский — один из самых крупных специалистов в этой области.

— Тогда пойдем к нему завтра вместе. Встреча обещает быть интересной.

Машина подъехала к архиву Академии наук, где хранились документы царской семьи. У дверей их встретил энергичный старик, который радостно приветствовал Геннадия.

— Саша, познакомься с моим другом, Кириллом Степановичем. Он должен знать об этих папках.

— Кирилл Степанович, извините, перейду прямо к делу. Мне нужны кое-какие сведения об одном изделии Фаберже.

— Здесь я вам ничем помочь не смогу. Все архивы Фаберже находятся в Петербурге.

— Но мне нужны особые сведения. Я слышал, что у Комиссии по изъятию ценностей имелся список конфискованных изделий, который совсем недавно был затребован Алмазным фондом.

— Молодой человек, скажите мне, что именно вас интересует, и я подскажу, как это найти, — сказал Кирилл Степанович.

— Я предполагаю, что вещь, которой я интересуюсь, могла быть конфискована в тридцатые годы, а затем продана Комиссией по антиквариату на Запад, так как она оказалась в частной коллекции в Германии.

— Этих сведений для меня недостаточно. По ним ничего не найдешь.

— Значит, списки конфискованного нам не помогут?

— Слишком мало информации, чтобы что-нибудь найти, — заметил Геннадий.

Вздохнув, Саша отвернулся и стан искать глазами место, где можно было бы посидеть, дожидаясь Марины с Викторией. Мимо него непрерывным потоком шли люди, пришедшие покопаться в архивах.

— Подождите-ка, — остановил его Кирилл Степанович. — Как вы сказали вас зовут?

— Озеровский, — снова повернулся к нему Саша. — Александр Кириллович.

— Князь Озеровский?

— Бывший, — улыбнулся Саша.

— У меня есть идея. Мог кто-нибудь из ваших слуг знать об этой вещи?

— Возможно.

— Тогда все просто. Вы должны обратиться в КГБ.

— Куда? — раздался голос позади них.

Обернувшись, Саша увидел Марину с Викторией.

— Сведения, которыми мы располагаем, слишком расплывчаты и списки конфискованного тут не помогут. Нам надо обращаться в КГБ, — сказан им Саша по-английски.

— Зачем? — спросила Виктория.

— Пойдемте присядем, — пригласил их Кирилл Степанович.

Он привел их в небольшую комнату на первом этаже. Когда все расселись, Кирилл Степанович занял место во главе стола.

— Списки конфискованного нам не помогут, — начал он. — Это бесконечный перечень вещей, которые были изъяты из банковских и домашних сейфов, из хранилищ, усадеб и так далее. Там указываются только сами предметы. Если бы вы искали царское колье или потир из какой-то определенной церкви, тогда стоило бы обратиться к этим спискам, так как они составлены по месту конфискации. Хотя зачастую они были неполными. Но поскольку у вас только имя владельцев, причем довольно известное, вам лучше обратиться в КГБ.

Саша посмотрел на кузин. Марина вполголоса переводила сказанное Виктории. Когда она закончила, Виктория, кивнув головой, спросила:

— А почему в КГБ?

— Видите ли, когда в тридцатые годы стране потребовались деньги, Сталин занялся поиском уцелевших ценностей. НКВД, секретная полиция тех времен, арестовала множество людей, которые были как-то связаны с богатыми семьями, банками, ювелирными фирмами. Они допрашивали бывших слуг и родственников дворян, купцов и академиков, чтобы выяснить, что те знают о сокрытых ценностях.

— Ну и что? — спросил Саша.

— А то, что, если вы пойдете в архив КГБ и скажете, что вы князь Озеровский и хотите ознакомиться с досье вашей семьи, вам выдадут дело, в котором имеются имена арестованных друзей, знакомых и слуг, протоколы допросов и, может быть, даже указана дальнейшая судьба этих людей.

— Но ведь эти дела наверняка засекречены. Разве я могу прийти с улицы и потребовать любые папки?

— Можете. Правда, подчас это долгая история. После падения коммунистического режима дела рассекретили и стали выдавать на руки тем, кто имеет для этого основания. У нас с Геннадием там есть друзья. Мы вам поможем.

Саша взглянул на Марину, переводившую для Виктории.

— Ну, что будем делать? Так мы сможем выяснить, передала ли Сиси фигурку кому-то из слуг, но это вряд ли прольет свет на подлинность Снегурочки.

— Я пойду с тобой и помогу искать, — заявила Марина. — Вместе с Геннадием мы все быстро перетряхнем.

— Была бы счастлива присоединиться, но без русского языка мне там делать нечего. Пожалуй, я поеду в гостиницу, — сказала Виктория.

— Нет, — возразил Саша. — В КГБ я попытаюсь поговорить с людьми, расследующими кражи художественных ценностей. Возможно, у них есть какие-то сведения о похищенном в петербургских архивах. Ты же можешь просматривать рисунки. На Лубянку надо ехать всем вместе.

Саша с трудом выговорил это слово — ведь с ним было связано столько людского горя и страданий.

Выехав на Лубянскую площадь, машина подъехала к фасаду здания КГБ, которое выглядело как старинный русский особняк, чудовищно разросшийся на стероидах.

Завернув за угол, они остановились у одного из подъездов.

— Пойду разузнаю насчет досье, — сказал Геннадий, обернувшись к ним с переднего сиденья.

Он начал было вылезать из машины, но вдруг остановился.

— Если я не вернусь, передайте моим детям, что я их любил.

Саша с Мариной в ужасе застыли на месте.

— Простите. Это наш черный юмор, — пояснил он, закрывая дверь.

Марина взяла Сашу за руку, и они молча стали смотреть в окно.

Через десять минут Геннадий вышел из подъезда и, чуть улыбаясь, вернулся к машине.

— Все немного иначе, чем я себе представлял, но шансы у нас есть. Они заинтересовались вашим случаем и просят зайти. Мой друг покажет нам дела без прохождения обычных формальностей. Выходите.

Открыв дверь, он помог женщинам выбраться из машины. Поднявшись по лестнице, они вошли в вестибюль, где Геннадия с Викторией сразу же проводили в отдел по борьбе с фальсификацией произведений искусства. Саша с Мариной остались ждать в вестибюле.

Там ярко горели лампы дневного света и деловито сновали вооруженные люди в форме. Саша подумал, что если бы он пришел в штаб-квартиру ФБР в Квонтико, штат Виргиния, все выглядело бы точно так же. Однако здесь, несмотря на их явно западный вид, на них не обращали никакого внимания и даже старались не встречаться с ними взглядом.

Наконец к ним подошел молодой сотрудник.

— Разрешите представиться, — сказал он. — Моя фамилия Ковалев.

— Александр Озеровский, — отрекомендовался Саша, протягивая ему руку. — А это Марина Шутина.

Обменявшись с Сашей рукопожатием, Ковалев поцеловал Марине руку.

— Графиня, прошу вас пройти со мной.

В ответ Марина ослепительно улыбнулась.

Молодой человек провел их к лифту, а затем проводил до небольшой комнаты, где стоял стол и несколько складных стульев.

— Какие именно дела вас интересуют? — спросил Ковалев.

— Озеровских, — ответил Саша.

— И Шутиных, — добавила Марина. — Когда еще представится такая возможность, — сказала она по-английски, повернувшись к Саше.

Некоторое время они сидели в комнате одни. Разговаривать им не хотелось. Саша представил, что должна чувствовать Виктория, оставшаяся одна с Геннадием и не понимавшая ни слова по-русски. Он уже пожалел, что взял ее с собой.

Минут через двадцать появился Ковалев с двумя папками. Ту, что потоньше, он положил перед Сашей, а более толстую — перед Мариной.

— Дело Озеровских совсем небольшое, поскольку вся семья бежала за границу, и с ними уехали многие слуги. Дело Шутиных несколько объемистей. Семья была большая, владела множеством поместий в центральной части России. Когда усадьбы национализировали, было допрошено много народу. Если у вас возникнут вопросы, я здесь рядом.

Взглянув на Марину, Саша открыл свою папку и начал читать.

Дело: Андрей Карпов, комбайнер.

Бывший дворецкий Озеровских.

Во время допроса арестованный показал, что в саду дворца были зарыты фамильное серебро и предметы культа из драгоценных металлов.

Предметы найдены и переданы в Отдел ценностей.

Приблизительная стоимость: 169 золотых рублей.

Арестованный умер в заключении.

Умер в заключении? Интересно, что это значит, подумал Саша. Был ли он расстрелян или просто слишком долго сидел?

Саша стал читать дальше. В деле не было ничего существенного. Он листал страницу за страницей, но в основном там указывалось, что арестованные ничего не сообщили. Люди, отказавшиеся сотрудничать, часто «умирали в заключении».

Саша бегло просматривал страницы, пытаясь найти хоть какие-нибудь сведения о Снегурочке, но ему ничего не попадалось. Однако один из протоколов привлек его внимание.

Дело: Елена Карловна Зефирова

Учительница, Курская область.

Бывшая монахиня Марфо-Мариинской обители в Москве.

Во время допроса арестованная показала, что была свидетельницей встречи великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы, с княгиней Озеровской (покинула Россию в 1918 г.), во время которой Озеровская пыталась вернуть ювелирное изделие, подаренное ей великой княгиней в 1905 году. Арестованная утверждает, что находящийся в нем голубой бриллиант имеет огромную ценность.

Предполагается, что Озеровская вывезла данное ювелирное изделие за границу.

Далее следовала приписка от 1936 года.

Арестованная призналась, что учила детей религии и объявила бывшую великую княгиню святой.

Расстреляна 16 июля 1936 года по постановлению Курского совета.

Саша не мог поверить своим глазам и снова перечитал протокол. Это была та самая брошь, которая была на его прабабке, когда дед сфотографировал ее рядом с царицей. Та самая брошь, которую его отец преподнес Марининой матери накануне ее свадьбы. Та самая брошь, из-за которой поссорились их матери. Оказывается, это был не сапфир, а голубой бриллиант.

Повернувшись к Марине, Саша увидел, что она невидящим взглядом смотрит на листы из своей папки, разбросанные по всему столу. Лицо ее побледнело и застыло.

— Не могу больше это читать, — тихо сказала она по-русски. — Я и представить себе такого не могла. Посмотри — здесь сотни имен. Слуги, крестьяне, евреи, учителя, священники. Ни в чем не повинные люди. Целые деревни. И все они погибли из-за верности нашей семье. «Отказался сотрудничать». «Сопротивлялся коллективизации». «Упорствовал в своих религиозных заблуждениях». «Умер в заключении». Почему они молчали? Почему не протестовали? Получается, что это мы виноваты в их смерти.

— Здесь нет никакой вашей вины, — возразил Саша. — Они ведь сопротивлялись, разве ты не видишь? Они не испугались и не пошли на сговор с преступным режимом. Дело не в вас, а в том, как сложились исторические обстоятельства.

— Но как это случилось? — прошептала Марина, глядя на груды листков, которые стали единственными надгробными памятниками для сотен людей.

Ковалев проводил Сашу с Мариной в комнату, где перед горами фотографий и фотокопий сидели Геннадий с Викторией.

— Это какой-то кошмар, — грустно сказала Виктория. — Здесь фотографии всех вещей, которые были проданы Сталиным за границу в тридцатые годы, похищены немцами во время войны, незаконно вывезены в семидесятые и украдены в последнее время. Тут и за неделю не разгребешь. Все это может сравниться только с той кучей рисунков, которые мне пришлось пересмотреть в Институте истории моды, когда я училась в Парсонсе.

Вздохнув, она отложила фотографии, которые держала в руке. Саша заметил, что на них изображены средневековые гобелены, совершенно не относящиеся к делу.

Саша с Геннадием стали объяснять Ковалеву ситуацию со Снегурочкой. Он долго слушал и наконец произнес:

— Пока у вас нет доказательств, которые позволили бы нам уличить фальсификаторов или тех, кто нелегально вывозит драгоценности из России, я вряд ли смогу что-то сделать. Вот моя визитка. Обязательно позвоните, если сумеете что-то узнать. Нелегальный вывоз ценностей из Москвы и Петербурга — это серьезная проблема, и мы будем благодарны за любую помощь.

Ковалев проводил их к выходу.

— Боюсь, что не смогу уделить вам больше внимания — сейчас очень много работы. Несколько месяцев назад ограбили минералогический институт, и сейчас наконец мы нашли зацепку. Спасибо за посещение.

Взглянув на побледневшую Марину, которая все никак не могла оправиться от потрясения, он добавил:

— Надеюсь, в следующий раз мы вас так сильно не огорчим.

Проводив их до машины, он приветливо кивнул им вслед:

— До встречи.

Когда машина отъехала от здания, Саша повернулся к Геннадию:

— Завтра в десять я встречаюсь с Орловским. Тебе нужно пойти вместе со мной. Мне кажется, что только он сумеет нам помочь. Виктория, Марина, сегодня вечером мы все идем в Большой театр и…

— И что? — подняла брови Марина.

— И должны убедить Дмитрия, что я готов принять его предложение и войти с ним в дело.

— Но как?

— Дмитрий должен мне полностью доверять. Он подарил мне поддельную брошь Фаберже, и я хочу, чтобы сегодня вечером ты ее надела. Это будет означать, что я ему поверил. Вместе с прекращением судебного дела это усыпит его бдительность.

— То же самое по-английски, пожалуйста, — вмешалась Виктория.

— Извини, — сказал Саша, переходя на английский. — Мы хотим знать наверняка, что Дмитрий по-прежнему нам доверяет.

— Конечно, доверяет. Не зря же он убеждал Марину, что главный мошенник — это Дикаринский.

— Ну, тогда пора сообщить ему, что мне все известно. Я так прямо и скажу, что Снегурочка и брошь — чрезвычайно искусные подделки. Но при этом добавлю, что ничего не имею против и сам хочу участвовать в этой афере. Это его обезоружит.

Саша посмотрел в окно машины. Ему уже случалось блефовать, работая с дилерами и клиентами, но здесь случай особый.