В Нью-Йорке единодушно сочли, что русский сезон был не совсем удачен. На званых обедах в особняках на Парк-авеню, на вернисажах и под сушилками у Кеннета только и разговора было что об аукционе, обманувшем всеобщие ожидания.
Внезапное снятие Снегурочки с торгов «Лейтона» и сомнительное происхождение бриллиантового колье «Кристи» поставило покупателей в весьма затруднительное положение. Хотя чайный столик Фаберже ушел у Саши за рекордную цену, многие вещи так и остались непроданными. Не лучше обстояло дело у «Сотби» и «Кристи», хотя мадам Дикаринская заплатила целое состояние за колье, несмотря на скептическое отношение прессы. В «Лейтоне» опять поползли слухи, что некоторые отделения могут закрыть.
За свой отдел Саша не опасался. Хотя торги прошли не самым лучшим образом, его разоблачение дурасовских подделок наделало в Москве много шума и заняло в международных новостях целых пятнадцать минут. По возвращении в «Лейтон» Саша почувствовал внезапную перемену в отношении к нему коллег, которые раньше его не замечали. Джон Бернхэм стал обращаться к нему по имени и представил самым важным клиентам. Всем хотелось послушать детективную историю из первых уст.
По городу распространились фантастические версии Сашиных приключений в Москве. Говорили, что он совершил дерзкий побег из застенков Лубянки, что он в отчаянной борьбе выбил револьвер из рук Дмитрия. Последняя версия особенно позабавила его деда с бабкой. Дед сухо заметил, что Озеровские никогда не занимались вольной борьбой, а бабушка съязвила, что если Саша и занимается борьбой, то только с самим собой, но никак не с русскими мафиози.
Тем не менее московский вояж сослужил Саше хорошую службу. Его подвиги привлекли новых клиентов, и перспективы осеннего аукциона выглядели вполне обнадеживающе. Теперь розовые эмалевые часы Тревисов были у него в руках, а мадам Жубер наконец выставила на торги свое ожерелье работы Фаберже, поспешив уверить Сашу, что ее предложение о совместном уик-энде на Ривьере по-прежнему остается в силе.
В довершение всего из Парижа позвонила Марина, заявив, что намерена предложить «Лейтону» брошь с голубым бриллиантом. Ей, конечно, жаль продавать такую вещь, но ее история столь замечательна, что грех держать подобную ценность у себя в шкатулке. Марина предложила выполнить волю великой княгини: половину денег, вырученных за брошь, отправить на счет Марфо-Мариинской обители, на остальные учредить семейный фонд Шермановых. Саша не сомневался, что главным распорядителем фонда будет назначена сама Марина, но это казалось ему не таким уж важным. Теперь они друзья, а брошь, несомненно, станет продажей года. Саша был уверен, что ее выкупит отец, чтобы подарить Диане.
Саша с головой ушел в работу. Он постоянно совещался с Анной, обсуждая, как поднять престиж Русского отдела. Благодаря их усилиям Лондон стал центром продаж русских икон, картин, скульптуры и фарфора, а драгоценности, изделия Фаберже и серебро были отданы на откуп Нью-Йорку. Они посчитали, что такой внутрифирменный маркетинг поможет увеличить прибыль, устранив невольную конкуренцию между отделениями. Между ними возобновились прежние простые дружеские отношения, чему Саша был очень рад.
Из-за капризов лунного календаря православную Пасху в этом году отмечали довольно рано, и бал Дворянского собрания отделял от торгов всего один день. Саша должен был встретить Викторию у отеля «Плаза». Она почему-то не захотела, чтобы он за ней заехал. Саша решил, что причина тому — очередной феерический наряд.
Саша всегда любил эти балы. Хотя «Правда» обозвала их «балами привидений», а в отделе светской хроники «Таймс» часто помещали не самые лучшие фотографии, их теплая дружеская атмосфера притягивала множество дворянских семей. Из года в год здесь собирались одни и те же близкие по духу люди. Саша помнил, как волновался он в детстве, когда на подносе в прихожей появлялся плотный белый конверт, украшенный двуглавым орлом; с каким восхищением смотрел на родителей, уезжающих на бал: отец всегда надевал фрак, а мать — длинное вечернее платье. Даже сейчас, став взрослым и самостоятельным, он по-прежнему не мог без волнения видеть свое имя, выведенное на приглашении изящным каллиграфическим почерком.
Саша стоял у отеля «Плаза» в тщательно отутюженном фраке, сшитом в 1930 году для деда, собравшегося жениться. Он ждал появления такси или лимузина, который доставит Викторию. Вместо этого у отеля остановился большой грузовик. Выйдя из кабины, водитель приладил к кузову автоматический подъемник.
— Вам здесь нельзя останавливаться! — завопил швейцар, сбегая по ступенькам. — Поезжайте вокруг — для грузовиков въезд со стороны Пятьдесят восьмой улицы.
— Да знаю я! — огрызнулся водитель. — Здесь особый случай.
Пока он открывал кузов, Саша нетерпеливо поглядывал в сторону улицы.
— Эй, ваша светлость! — послышался голос Виктории. — Отличный вечерок для танцев!
Оглянувшись, Саша увидел, как появившаяся из фургона Виктория ступает на платформу подъемника, который медленно опускает ее прямо на красную ковровую дорожку.
Головокружительный бальный наряд кузины показался Саше знакомым. Он вспомнил, что точно такой же был на Одри Хепберн в фильме «Сабрина». Платье с необычайно пышной юбкой было сплошь покрыто ручной вышивкой.
— Вот это выход! — восхитился Саша.
— Это накрахмаленный муслин. Он ужасно мнется. Бабуля говорила, что в пятидесятые годы они с подружками приезжали на танцы на грузовиках, чтобы не измять платье в такси.
— И вот он, грузовик.
— Да. Вот грузовик, а вот твоя партнерша, — засмеялась Виктория, взмахнув юбками.
— Подозрительно похоже на Живанши.
— Мой девиз — только самое лучшее, — усмехнулась она, беря Сашу под руку.
Саша заметил, что Виктория надела серьга из бриллиантов, выигранных в «Двенадцати стульях». Сверкающее творение Орловского по эскизу Фаберже поражало своим изяществом.
«И вправду самое лучшее», — с улыбкой подумал он.
Саша с Викторией прошли через вестибюль отеля, привлекая восторженные взгляды публики.
— Мой сегодняшний образ, — улыбнулась Виктория, когда они проходили мимо знаменитого портрета Элоизы.
Поднявшись по лестнице, они очутились в мраморном холле, который представлял собой точную копию одного из вестибюлей Версальского дворца. Пройдя через богато украшенное помещение, они подошли к группе встречающих. Первым Саша приветствовал представительного князя Батушина, главу Дворянского собрания. Князь так долго оставался на своем посту, что, подобно Крайслер-Билдинг, стал неотъемлемой частью нью-йоркского пейзажа. Он был главным арбитром русской общины Нью-Йорка, единолично решая, кто в этом сообществе comme il faut[23], а кто нет, кто прелестен, а кто просто dé classé[24]. Саша представил ему Викторию.
— Вы очаровательны, — сказал князь Батушин, целуя ей руку.
— Как гора с плеч, — шепнула Виктория Саше, когда они двинулись дальше.
Они поздоровались с князем и княгиней Романовыми. Целуя руку Бетси, Саша обратил внимание на ее кольцо: золотая змея свернулась в виде восьмерки, обвив два больших каплевидных бриллианта.
Точно такая же застежка была на том самом колье у «Кристи».
Подняв голову, Саша встретился глазами с кузиной.
— Какое у тебя красивое кольцо, — чуть улыбнувшись, заметил он.
— Пусть это будет нашим маленьким секретом, — ответила Бетси. — Встретимся на балу.
Танцевальный зал был полон. За столами сидели множество Сашиных знакомых. Громко играл русский народный оркестр. Виктория потянула Сашу за руку.
— А что это за мелодия?
Саша прислушался к звукам балалаек.
— Это цыганочка, народный танец.
— А его трудно танцевать?
— Только не нам. Пошли.
Они встали у края площадки, и Саша показал Виктории основные движения, объяснив, как держать руки и когда хлопать в ладоши и притоптывать ногой.
— Ты хорошая ученица, — одобрил Саша. — Ну, пойдем?
— Давай веди, — ответила Виктория, следуя за Сашей на середину круга.
Они закружились в танце. Саша бросил взгляд на зал. Его отец танцевал с Дианой, а дед и бабушка сидели за столом с Глорией Грир и Крейгом Типпетом. Надежда Дикаринская в бриллиантовом императорском колье благосклонно взирала на танцующих. Миссис Дин сидела в окружении семьи, на шее у нее переливалось жемчужное ожерелье ее матери.
Саша с Викторией не сходили с паркета, пока не закончилась музыка. Когда оркестр затих и раздались аплодисменты, Саша окинул взглядом зал. «Этот вечер тоже своего рода произведение искусства, — подумал он. — Настоящий триумф гармонии и красоты».
Прежде всего я хотел бы выразить признательность Марку Ф. Дэреллу по известным ему причинам. Я благодарен за помощь моей семье и в первую очередь моему отцу Джорджу Николсону, отчиму Ричарду Локу и сестрам Саре и Ребекке Лок. Я также благодарю моего замечательного литературного агента Шарлотту Шиди, чьи практические советы существенно облегчали мне работу над книгой. Спасибо моему редактору Дорис Купер за благосклонное внимание к моему труду и помощь в разработке характеров персонажей.
Далее следует перечень лиц, которые оказали мне помощь в работе над книгой, иногда даже не подозревая об этом. Приношу особую благодарность моим бывшим коллегам из аукционного дома «Кристи», а также членам русской общины Нью-Йорка, которые были ко мне особенно добры и без помощи которых «Призрак Фаберже» никогда бы не был написан. Моя глубочайшая благодарность Бобу Атчисону и Робу Мошейну, Альберто Барралю, Анне Белорусовой, миссис Нэнси Биддл, Марио Буатта, Дарону Билта и Стиву Шейблу, Джинн Кэллэнан, покойному князю Михаилу Кантакузен-Сперанскому, графу и графине Шереметевым, Джону Кристенсену, Дэну Кохрану и Грегу Сатфину, Синтии Колман, Елене Кормак, Джиму Дауни и Джею Маккрохону, Сьюзен, Фредерику и Лили Фарси, мистеру и миссис Фекьюла, Хейли Фелчлин, Андреа Фьюжински, Аннабель Б. Фаулкс, Синтии Франк, князю Григорию Голицыну и его супруге княгине Голицыной, княжне Кате Голицыной, князю Владимиру Голицыну, Реджине Джордж, покойной мадам Валентине Голод, д-ру Алексею Гузанову, д-ру Гезе фон Габсбургу, мистеру Альберту Хедли, Диане Хатчинсон, Патрисии Хамбрехт, Гарри Хейссману, Люсиль Герберт, Майклу Хьюгсу, Алисе Айлих, Сандре Джордан, Карлу Кемпу, Францу Кирнану, Лауре Латерман, миссис Либби, Дафне Лингон, Габриэле Лобо, Роберту Лукеру, Роберте Лоукс, Франсине Мальмент, Лесли Манделю, Марине Милорадович, Джеффри Манну, Георгию Нарышкину и его супруге, Эвелин Стефансон Неф, Марине Надель, Ивану Оболенскому и его супруге, Анне Одом, Ричарду Е. Ольденбургу и его супруге, Андрею Панейко, Эду Паррану и Джеймсу Гуидера, Сьюзен Пикок, Наташе Перл, Энтони Филипсу, Фейс Плезантон, д-ру Стефани А. Полиц, Марку Портеру, Ларсу Рахену, Шаксу Риглеру, Татьяне Родзянко и Анатолию Самохорнову, великому князю Николаю Романову, великому князю Никите Романову, покойному князю Александру Романову, мистеру и миссис Августин Сан Филиппо, д-ру Марку А. Шафферу, покойному князю Алексею Щербатову, Елене Сиянко, д-ру Валентину Скурлову, Джин Слоун, Джастину Спрингу, достопочтенному Джеймсу Симингтону, Ирине Тейта, Алексису Тизенгаузену, Джил Тренчард, Дэну Вайсу и Эйми Берковер, Женевьеве Уилер, Ангусу Уилки, Ричарду Уинджеру и Эндрю Трейвасу, Джону Вуду и Рэнди Уилсону, графине Марине Воронцовой-Дашковой и Горацио Пенья.
Я имел счастье быть знакомым с поистине великими женщинами, которые дарили мне свою дружбу и понимание. Это прежде всего моя мать, Венди Николсон Лок, и моя бабушка, Ширли Уэббер, которыми я искренне восхищаюсь и благосклонностью которых весьма дорожу. Я также признателен Лене Уильямс, которая слушала мои первые рассказы, и благодарю за поддержку Джессику Джонс и Кейзи Кестерсон, которые терпеливо выслушивали все варианты этой книги. Моя особая благодарность княгине Памеле Кантакузен-Сперанской, княгине Татьяне Голицыной, миссис Хейс (Людмиле Шварценберг), Таунсенду Кемпу и Яну ЛаМаак Конклину. Эти люди всегда служили мне примером.
И наконец, я должен выразить свою признательность покойной Лизе Тернер Ольденбург, которая ввела меня в мир искусства и сумела вызвать к нему интерес. В течение многих лет она была мне добрым другом, потерю которого я ощущаю всем сердцем.
Николас Николсон — известный искусствовед, специалист по российскому декоративно-прикладному искусству аукционного дома «Кристи». Международный бестселлер «Призрак Фаберже» — его дебют в художественной литературе.
На престижный международный аукцион выставлена статуэтка работы дома Фаберже «Снегурочка».
Однако ее владелец, делец сомнительной репутации, не может предоставить документальную историю статуэтки.
За дело берется эксперт по декоративно-прикладному искусству царской России — потомок эмигрантского княжеского рода Александр Озеровский.
С первой минуты ему становится ясно — именно эта статуэтка когда-то принадлежала его семье.
Однако восстановить путь шедевра Фаберже за прошедшее столетие будет не только нелегко, но и смертельно опасно…
Слишком многие заинтересованы в том, чтобы тайна «Снегурочки» никогда не была раскрыта!..
Закрытый мир антикваров приоткрывает свои тайны.
«Booklist»
Увлекательный сюжет и весьма оригинальный взгляд на один из самых загадочных периодов российской истории!
«New York Times»