Призрак Фаберже

Глава 21

Проснувшись утром, Саша сразу же позвонил по мобильному Геннадию:

— Вчера не мог тебе сказать, но я влез в самое пекло.

— Какое пекло?

— Я согласился войти в дело с Дмитрием. Он признал, что Снегурочка и все, что он продал Дикаринским, — подделки. Я дал ему слово, что после торгов стану его партнером по бизнесу.

— Вообще-то это очень опасно, но мы уже близки к цели. Встречаемся через полчаса в вестибюле и идем к Орловскому.

— Геннадий, мне страшно.

— Не так страшен черт, как его малюют. Жду тебя внизу. И вот еще что. Обязательно купи карманный магнитофон и возьми его с собой. До встречи.

Саша вышел в вестибюль. В кармане у него лежал крохотный диктофон. Только в Москве можно купить диктофон в магазине сувениров в отеле, подумал он. Теперь он был готов к встрече с Орловским.

— Как настроение? — спросил его Геннадий.

— Лучше не бывает.

Сев в такси, они отправились в мастерскую Орловского. Проехав совсем немного, машина остановилась у обветшалого старинного здания в районе Арбата, московской улицы, где продавали свои картины художники и в теплое время собиралась молодежь. Однако сегодня было сыро и ветрено.

Расплатившись с водителем, они подошли к дому и нажали кнопку домофона. Дверь открыла пожилая женщина, жестом пригласившая их войти.

— Вы к кому? — неприветливо спросила она.

— К Орловскому Вадиму Аполлинарьевичу, — ответил Геннадий.

— Он на третьем этаже, — бросила она и, шаркая ногами, ушла.

Красивый старинный подъезд был изрядно запущен. Мужчины поднялись по лестнице на третий этаж.

Дверь им открыл веселый лысый человек с большим животом. Взглянув на пришедших через очки с толстыми стеклами, он растерянно улыбнулся:

— Господин Озеровский? И ты Геннадий! Вот это сюрприз!

— Вадим, может быть, ты нас все-таки впустишь?

Орловский распахнул дверь, и Саша с Геннадием вошли.

— Как приятно видеть друзей! — воскликнул ювелир. — Может быть, чаю?

Саша с улыбкой кивнул. Вынув из кармана мешочек с бриллиантами Виктории, он высыпал их на стол, накрытый черной бумагой, чтобы Орловскому было легче их разобрать.

Тот тем временем, насвистывая, готовил для гостей чай. Саша оглядел помещение. Оно мало чем напоминало современную мастерскую и было завалено старыми инструментами, которыми в Америке уже давно никто не пользовался. Ручные полировальные станки, огромные гравировальные приспособления для гильотировки, изогнутый рабочий стол, похожий на те, за которыми работали ювелиры в мастерских Фаберже. Саша рассеянно поднял небольшой резец для гравировки по серебру. Его рукоятка была стерта от времени. Повернув ее, Саша увидел маленькую пластинку, на которой было написано: «Собственность фирмы „Фаберже и К°“ на Большой Морской».

Саша быстро положил резец на место. Каким образом сюда попали инструменты Фаберже из Петербурга?

Орловский принес поднос с чаем и поставил его на стол.

— Ну-ка, посмотрим, — сказал он, беря в руки лупу. — Хм. Камешки не самого лучшего качества, но огранка хорошая. Правда, разная — есть и маркиза и роза. Это осложняет дело. Вот два отличных камня каплевидной формы. Вы что хотите заказать? Колье с большой центральной подвеской?

— Серьги, — ответил Саша, не переставая оглядывать комнату.

— Неплохая идея. Можно сделать из двух больших камней подвески, а вокруг пустить россыпь мелких бриллиантов.

Подойдя к одной из полок в дальнем конце мастерской, Орловский достал оттуда большую папку.

— Я здесь храню кое-какие старые эскизы. Никогда не знаешь, что может пригодиться.

Подойдя поближе, Геннадий заглянул ему через плечо.

— Вадик, дорогой, откуда у тебя все это? — обеспокоенно спросил он.

— В основном от Дмитрия. У него есть один клиент, который собирает старые эскизы Фаберже. А Дмитрий приносит мне их копии. Ага. Вот это нам подойдет. Старинная застежка для колье. Если ее чуть переделать, получатся прекрасные серьги. Как вы считаете?

Саша взглянул на эскиз. Там был изображен классический венок, перевитый лентой. Камни, ограненные маркизой, можно использовать для листьев. Отличная идея. Сразу чувствуется настоящий художник.

— Мне очень нравится, — сказал Саша. — Господин Орловский, можно мне посмотреть вашу мастерскую?

— Просто Вадим. Конечно, смотрите, если интересно.

Саша обошел мастерскую, рассматривая рисунки, развешанные на стенах, и заглядывая на каждую полку. В самом дальнем углу он обнаружил застекленный шкаф с восковыми моделями ювелирных изделий и статуэток. Он стал внимательно их рассматривать, и вдруг у него перехватило дыхание. С высокой черной подставки ему приветливо улыбалась восковая головка Снегурочки.

— Геннадий, подойди, пожалуйста, сюда, — попросил он.

Увидев знакомую головку, Геннадий повернулся к другу:

— Вадик, как ты это объяснишь?

— Господин Орловский, — начал Саша. — Как я уже говорил, моя фамилия Озеровский. Я работаю в одном из аукционных домов Нью-Йорка, куда недавно принесли очень ценное изделие фирмы Фаберже. Это статуэтка Снегурочки.

Орловский слегка прищурился.

— Я считал, что фигурка поддельная и занимается этим Дмитрий Дурасов. И вот теперь я вижу модель ее головы в вашем шкафу.

— Вы думаете, это я ее подделал? Никогда такими делами не занимался. Геннадий, дорогой, объясни этому парню, что я…

— Я уже говорил ему, что ты порядочный человек. Просто нам непонятно, как здесь очутилась эта модель. Может быть, ты знаешь что-то такое, что может нам помочь?

Тяжело вздохнув, Вадим взял со стола чашку с чаем. Его тонкие пальцы слегка дрожали.

— Около года назад ко мне пришел Дмитрий и сказал, что ему надо отреставрировать статуэтку Фаберже. Вот эту самую Снегурочку. Он показал мне фотографию, на которой у нее была сильно повреждена голова, и сказал, что она пострадала во время войны. Дмитрий попросил меня восстановить голову по оригинальным эскизам из петербургского архива. Такая работа для меня большая честь.

— А вы видели саму статуэтку? — спросил Саша.

— Нет. Он дал мне гипсовую модель верхней части тела. Хороший резчик может подогнать отдельные детали абсолютно точно.

— Я понял, — сказал Саша, взглянув на Геннадия.

— А может быть, Снегурочка — это коллаж, смесь подлинных деталей с поддельными?

— Реставрированный оригинал? — задумчиво проговорил Геннадий. — Возможно, но я в этом не уверен.

Саша со вздохом взглянул на часы. Ему предстоит встреча с Дмитрием, а, судя по адресу, живет он довольно далеко. Но перед этим ему нужно еще уединиться и подумать.

— Мне пора идти. Геннадий, диктофон я прихватил. Если что, звони мне на сотовый. Вот адрес.

Распрощавшись с Геннадием и его другом, Саша вышел на улицу и поймал такси. Перед встречей с Дмитрием ему надо было собраться с мыслями. Лучше всего пойти в какое-нибудь тихое место и побыть в одиночестве. Саша улыбнулся. Он знал такое место.

— На Большую Ордынку, к Марфо-Мариинской обители, — сказал он водителю.

Машина ехала по кривым московским переулкам мимо жилых домов, бывших советских учреждений и новых построек, которые заполонили всю Москву.

Наконец такси остановилось у монастыря. Расплатившись с водителем, Саша вылез из машины и через главные ворота вошел внутрь. Высокая ограда явно нуждалась в покраске. Саша обошел пустынный двор, который раньше, вероятно, был садом. Интересно, как выглядел монастырь, когда Сиси приезжала к великой княгине в 1918 году, подумал он. О чем еще они говорили в этот день? Ведь не только же о той бриллиантовой броши. В России произошла революция, но тогда они вряд ли могли предположить, что сестра Елена, присутствовавшая при их беседе, будет расстреляна за веру, которая была так сильна, что привела ее в монастырь.

— Вам помочь? — послышался женский голос за его спиной.

— Спасибо, я просто хотел посмотреть на монастырь.

— Боюсь, что для туристов здесь пока мало интересного, — сказала молодая женщина с большим деревянным крестом на шее. — Многое надо восстанавливать. Вы, вероятно, знаете, что великая княгиня умерла мученической смертью в 1918 году. В 1926 году монастырь закрыли, часть сестер расстреляли, остальных разогнали. Коммунисты сделали из церкви клуб, а другие здания разрушили и заняли под учреждения.

— Я слышал об этом, — ответил Саша. — Моя прабабушка была знакома с матушкой Елизаветой. Мне просто захотелось посмотреть на это место.

— Как интересно! — воскликнула женщина, сжав руки. — Ну надо же! Была знакома со святой. Пойдемте, я покажу вам статую. Вы ее видели?

Саша покачал головой.

Женщина пошла по дорожке, попутно рассказывая Саше, как монахини помогают бедным и как мечтают восстановить больницу и сиротский приют и отреставрировать церковь.

— Вот она, — тихо сказала женщина, когда они вошли во внутренний двор монастыря.

Саша посмотрел на белую мраморную статую великой княгини. Облаченная в монашеское одеяние, она протягивала руки, благословляя свою обитель. На постаменте виднелась надпись: «Великой княгине Елизавете. В знак покаяния».

Отрешенный вид статуи подействовал на Сашу успокаивающе. «Если все обойдется, буду помогать монастырю, сколько смогу», — подумал он.

Москва, 1918 год

Сиси быстро шла по Большой Ордынке, стараясь не привлекать к себе внимание. Московские улицы кишели грабителями и большевиками, пытающимися навести порядок. Из Петербурга ее семья выбралась с большим трудом. Границу с Финляндией закрыли, и все поезда тщательно проверяли. Пароходы не ходили, и Сиси пришлось придумать самый невероятный способ побега. Дворецкий Андрей и экономка Настасья выдали себя за родителей ее детей, а Сиси с мужем переоделись слугами. Часть драгоценностей они спрятали в багаже, но многое пришлось оставить. У Сиси до сих пор сжималось сердце при мысли о драгоценностях, хранящихся в сейфах Центрального банка и уже недоступных для их хозяев, о фамильном серебре, севрском фарфоре и любимой статуэтке Снегурочки, слишком тяжелой, чтобы везти ее с собой. Собрав вещи, они тайком поехали на вокзал и купили билеты до Москвы. Они надеялись, что в общей московской неразберихе сумеют выехать за границу через Украину или Польшу.

Но оказалось, что на деле все не так просто. Сиси с трудом вспоминала свой родной язык, пытаясь выдать себя за напуганную революцией немецкую служанку, а ее муж держался с таким достоинством, что никак не походил на слугу. С каждым днем им все труднее становилось поддерживать выдуманную легенду.

Наконец Сиси решила обратиться к своей давней подруге, великой княгине Елизавете, настоятельнице Марфо-Мариинской обители. Она надеялась, что, будучи лицом духовным, Елизавета Федоровна пользуется уважением местных властей — ведь из всех членов царской семьи она единственная избежала ареста. Сиси сочла это хорошим знаком.

Впереди показалась белая ограда монастыря. Пройдя вдоль чисто выбеленной стены, Сиси подошла к воротам. На противоположной стороне улицы группа вооруженных людей прибивала к дверям особняка купца Дьякунина большой плакат, на котором было написано: «Это здание со всем, что в нем имеется, находится под охраной Московского совета депутатов. Семья Дьякуниных подлежит выселению. Да здравствует революция!»

Сиси внутренне содрогнулась, представив, какая судьба ждет их дворец на Мойке.

Она позвонила, в воротах открылось небольшое окошко, и женский голос испуганно произнес:

— Кто здесь?

Сиси прижалась к решетке.

— Гражданка Цецилия Озеровская. Мне нужно видеть матушку Елизавету.

Ворота приоткрылись, и Сиси проскользнула внутрь. Вместе с монахиней они закрыли тяжелые створки и наложили засов. Сиси улыбнулась хрупкой молодой женщине в сером монашеском одеянии.

— В этих стенах вы по-прежнему княгиня, ваше высочество. Я провожу вас к матушке Елизавете. Идите за мной, — сказала она, указывая рукой на узкую тропинку.

Внутри монастырь выглядел таким же опрятным, как и снаружи. Во дворе был разбит сад. Сиси заметила аккуратные цветочные клумбы с кустами роз и сирени, заботливо укрытыми на зиму. За садом расположились монастырские постройки в древнерусском стиле: церковь, больница для бедных, кельи для матушки и сестер. Казалось, этой обители не коснулась всеобщая сумятица тех дней, и сестры, находясь под защитой высоких стен, продолжали служить Богу и людям.

Сиси провели в приемную, где навстречу ей поднялась еще одна монахиня.

— Вот радость-то какую Бог послал, — приветливо сказала она, протягивая руки.

— Варвара Яковлева? — изумилась Сиси.

— Теперь сестра Варвара, — ответила та с улыбкой.

— Вот уж не думала, что ты последуешь за великой княгиней.

— Как же я могла оставить свою госпожу? Да и жизнь здесь такая чистая, светлая. Куда лучше, чем в миру. Особенно сейчас.

— Ты права, — сказала Сиси. — Если бы не семья, я и сама бы стала затворницей.

— Но мы здесь не затворяемся от мира. Сестры постоянно выходят в город, чтобы помогать бедным. Живем в ногу со временем.

Последнее утверждение прозвучало несколько странно в устах монашки, облаченной в серую рясу и укрывшейся за высокими монастырскими стенами. Почувствовав это, она слегка усмехнулась.

— Пойду сообщу матушке о вашем приходе.

Сестра Варвара повернулась, чтобы идти, но вдруг остановилась и, подойдя к Сиси, крепко обняла ее.

— Прощайте, Сиси. Благослови вас Господь. По глазам вижу, что вы собрались покинуть Россию. До вас уж многие приходили, чтобы попрощаться с матушкой.

Сиси опустила глаза. Улыбнувшись на прощание, сестра Варвара ушла.

Вскоре открылась дверь, и маленькая монахиня, встретившая Сиси у ворот, жестом пригласила ее следовать за ней.

Пройдя по коридору, Сиси вошла в кабинет с небесно-голубыми стенами.

Навстречу ей поднялась Елизавета Федоровна.

— Моя дорогая Сиси, — произнесла она, протягивая руки, чтобы обнять старую подругу.

По привычке присев в реверансе, Сиси обнялась с настоятельницей, от которой чудесно пахло жимолостью и жасмином.

— Больше никаких реверансов, гражданка, — с иронией сказала Елизавета. — Садитесь, дорогая. Сестра Елена, принесите нам, пожалуйста, чаю. Мы с княгиней немного побеседуем. До вечерней молитвы еще есть время. Сиси, расскажите, что привело вас в эти стены?

Взглянув на красивое, ничем не омраченное лицо великой княгини, Сиси почувствовала, как к горлу подкатил комок. Она стала рассказывать о бесчинствах черни, насилии, бесконечных грабежах, забастовках и разрухе. Поведала об их побеге из Петербурга и вынужденном маскараде, и о том, что сейчас они ютятся в гостинице рядом с вокзалом.

Сестра Елена принесла чай. Великая княгиня внимательно слушала Сиси, время от времени кивая головой.

— Цецилия, Бог никогда не посылает нам больше того, что мы можем вынести, — наконец сказала она. — Что вы собираетесь делать?

— Я надеялась, что у вас хорошие отношения с властями, матушка.

— Будь это так, я бы употребила все свое влияние, чтобы помочь вам или любому другому, кто обращается ко мне за помощью. К сожалению, я всецело завишу от милости Божией и Московского совета. Никто из них пока не освободил меня от моих здешних обязанностей, но помощи я могу просить только у Бога. У вас есть деньги?

— Денег у нас достаточно и, кроме того, мы захватили кое-что из драгоценностей. Так что не пропадем. Но вот ваш монастырь… Я очень за вас беспокоюсь. Дело в том, что…

Цецилия вынула из сумочки красный бархатный футляр.

— После того как вашего мужа… после… — замялась она.

— После 1905 года, — мягко сказала великая княгиня.

— Да, после 1905 года, — повторила Сиси, довольная, что удалось избежать упоминания о зверском убийстве великого князя. — Приняв сан, вы подарили мне очень дорогое украшение. Теперь не время носить драгоценности и я бы хотела возвратить его вам — на нужды монастыря, если возникнут какие-то сложности.

— Нет-нет. И слышать не хочу. Эта брошь должна остаться у вас, это мой подарок. Мне самой ничего не нужно. — Великая княгиня помолчала. — Мы, слава Богу, пока ни в чем не нуждаемся. Если только… не произойдет что-нибудь ужасное. Скажите, вы ведь собираетесь уехать из России?

Сиси кивнула.

— Тогда я попрошу вас об одной услуге. Если со мной что-нибудь случится…

— Нет! — воскликнула Сиси, но сразу осеклась, увидев смиренное выражение лица настоятельницы.

— Если что-то случится со мной, или мы лишимся финансовой поддержки, или до вас дойдут сведения, что монастырь находится под угрозой, продайте эту брошь и найдите способ поддержать сестер. Если революция увенчается успехом и в России наступит рай, который нам сулят большевики, в этом не будет необходимости. Но мне кажется, нас ждут большие испытания. Дальше будет только хуже, — вздохнула Елизавета Федоровна, откинувшись на спинку кресла. — А сейчас, пожалуйста, возьмите и сохраните ее.

Сиси открыла потертый бархатный футляр. Внутри лежала брошь с огромным сапфиром в усыпанной бриллиантами оправе.

Взяв футляр, Елизавета Федоровна задумчиво посмотрела на брошь, которая столько лет принадлежала ей.

— Когда моя двоюродная бабушка, принцесса Гессен-Дармштадтская, выходила замуж за Александра II, он преподнес ей эту брошь в качестве свадебного подарка. После ее смерти брошь перешла к моему покойному мужу. Когда мы обручились, он подарил ее мне, сказав, что все повторяется и вот еще один Романов с любовью вручает этот дар своей гессенской принцессе.

При этом воспоминании лицо Елизаветы Федоровны озарилось нежной улыбкой, и она нежно погладила дорогую ей вещь.

— Когда я приняла постриг, то раздарила и продала все свои драгоценности, оставив только те, с которыми были связаны самые светлые воспоминания. Эта брошь — последнее, что связывало меня с суетным миром. Прошу вас, сохраните ее для меня. Если вся эта революция лопнет как мыльный пузырь и вы вернетесь в Россию, мне будет приятно сознавать, что эта вещь находится у друзей, которые знали меня еще ребенком. Но если…

Она замолчала.

— Какая чудесная история. Я всегда любила эту вещь больше других, — сказала Сиси. — Сапфир такой красивый и никак не меньше двадцати карат.

Великая княгиня смущенно улыбнулась.

— Нет, Сиси, это не сапфир. Разве вы не видите? Это голубой бриллиант. В нем тридцать два карата, и он практически не имеет цены.

Сиси с изумлением посмотрела на камень. Так вот какая это ценность! На него можно купить четыре таких дворца, как у них на Мойке. А она даже не подозревала об этом.

— Очень сожалею, что не могу вам помочь, — сказала Елизавета Федоровна, поднимаясь. — Но я буду молиться, чтобы вам не пришлось выполнить мою просьбу. Вечером сюда часто приходит охрана, чтобы удостовериться, что я не сбежала. Поэтому вам лучше уйти сейчас. Спасибо, что навестили меня. Мне пора готовиться к вечерней молитве, но мы с сестрой Еленой проводим вас до ворот.

Спрятав футляр в сумочку, Сиси вышла с настоятельницей в замерзший сад. Они молча пошли к воротам вслед за крошечной сестрой Еленой. Рядом с великой княгиней Сиси чувствовала себя в безопасности — такой мир и спокойствие излучала эта женщина.

— Прощайте, мой дорогой друг, — сказала Елизавета Федоровна, целуя Сиси. — Я буду молиться за ваш благополучный отъезд.

— А я — за вас и всех сестер, — ответила Сиси, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Подождите, Сиси, — остановила ее настоятельница. — Сейчас в Крыму находится вдовствующая императрица Мария и некоторые члены царской семьи. Поезжайте туда. Возможно, вы сумеете уехать за границу вместе с ними.

Сиси кивнула. Ялта. Черное море. Там они смогут сесть на пароход до Константинополя. Юг пока еще занят белой армией. Конечно, туда будет трудно добраться, но попытаться стоит. Сиси поняла, что великая княгиня неспроста упомянула о Крыме. Она подсказала Сиси единственный путь к спасению.

Сестра Елена снова отворила ворота, и Сиси вышла на улицу. Она обернулась, чтобы помахать на прощание. Елизавета Федоровна с улыбкой подняла руку, благословляя Сиси, и ворота медленно закрылись.

Эта картина потом долго являлась Сиси во сне.