Призрак Фаберже

Глава 18

Проснувшись в номере Виктории в «Метрополе», Саша вскочил с дивана и проскользнул в ванную. Быстро приняв душ и побрившись, он надел вчерашний вечерний костюм. Хорошо, что под пальто его не будет видно.

Наконец он постучат в дверь спальни.

— Саша? — отозвалась Виктория.

— Да. Можно войти?

— Конечно, — последовал немедленный ответ.

Саша открыл дверь. На огромной кровати лежала совсем потерявшаяся там Виктория.

— Сообщаю всем интересующимся, что ночь любви была восхитительна, — сказала она, потянувшись за стаканом с водой.

Саша рассмеялся.

— Пожалуй, позвоню отсюда отцу. Боюсь, что у Дикаринских все телефоны прослушиваются.

— Отличная идея. Пойду приму душ и немного взбодрюсь. Не буду тебе мешать. Я завтракаю с Мариной и Крейгом Типпетом. Он весьма приятный джентльмен.

— Я всегда знал, что ты свой парень, — засмеялся Саша. — Спасибо. Иду звонить.

Набрав номер гостиничного оператора, Саша попросил соединить его с нью-йоркским домом отца. После нескольких звонков к телефону подошла Диана.

— Але! — прозвучал ее бодрый голос.

— Диана, это говорит Саша.

— О, Саша, слава Богу, что ты позвонил. Твой отец разыскивает тебя с утра. Он уже всех обзвонил — не знает, как с тобой связаться.

— Диана, извините за беспокойство, но мне обязательно нужно с ним поговорить. У меня важные новости, и я думаю, мы сможем решить кое-какие наши проблемы.

— Ему тоже есть что тебе сказать, Саша. Мы тобой гордимся. Целую тебя от всей души. До встречи в Нью-Йорке. Передаю трубку твоему отцу.

Саша услышал, как она зовет Кирилла.

— Привет, мой мальчик, — ласково сказал отец.

— Привет, отец. Дела обстоят еще хуже, чем я предполагал.

— Ждем не дождемся, когда ты вернешься домой, Сашенька. Мне надо многое тебе сказать. Ну, во-первых, я решил отказаться от иска.

Саша молча ждал.

— Я много думал о том, что ты сообщил мне тогда за ужином. Я действовал из лучших побуждений, но, как выяснилось, не совсем дальновидно. Из-за всей этой суеты со статуэткой я как-то не вспомнил о твоей матери. Ее бы очень огорчило, что ты оторван от семьи и любимой работы. Извини, что я поддался чужому влиянию. Вчера вечером позвонила Марина и сказала, что ты считаешь статуэтку подделкой. Она предложила подождать, пока все выяснится. Сегодня утром я попросил своего адвоката отозвать иск. В «Лейтоне», вероятно, уже об этом знают.

Саша усмехнулся.

— Но почему ты это сделал?

— Саша, ты многому научился у своей матери. Если ты говоришь, что фигурка поддельная, значит, так оно и есть. Никаких вопросов — уверен, что ты скоро сможешь это подтвердить.

— Ну хорошо. А как быть с Мариной?

— Марина пошла в мать — такая же эгоистка. Она привыкла считаться только с собственной персоной и не откажется ни от чего, пока не поймет, что это в ее же интересах. Что ты намерен делать дальше?

Саша глубоко вздохнул.

— Я совершенно уверен, что статуэтка поддельная. Сегодня в архиве мы попытаемся найти доказательства.

— Это может быть опасно. Будь осторожен, — предупредил его отец, переходя на русский. — До свидания, сынок. Твоя мать могла бы тобой гордиться. Она тебя так любила. Я тоже очень люблю тебя и хочу, чтобы ты об этом знал.

С этими словами отец повесил трубку.

Саша улыбнулся: отец уже сто лет не говорил по-русски. Он вернулся в комнату Виктории.

— Послушай, я поеду к Дикаринским и попытаюсь забрать свои вещи. Вообще-то я должен был остаться у них на выходные и поехать с ними на дачу. Но я хочу сбежать, только вот не знаю как.

— Проблема уже решена.

— Что?

— Крейг только что подсунул под дверь записку. Твой отец отказался от иска, и Джон Бернхэм сразу бросился тебя разыскивать. Он хочет, чтобы ты переехал от Дикаринских в гостиницу — при этом было что-то сказано о конфликте интересов. Крейг сообщил фон Кемпам, что статуэтка может оказаться поддельной, и они тоже отзывают иск до полного выяснения обстоятельств.

— Черт побери, вот это удача.

— Еще бы. Увидимся в три. Чем скорей мы отсюда уберемся, тем лучше. А сейчас самый главный вопрос: могу я надеть к завтраку платье от Баленсиага?

Через несколько минут Саша уже спускался по роскошной лестнице в вестибюль. Проходя мимо ресторана, он услышал знакомый голос:

— Саша! Иди к нам!

Это был Джон Бернхэм, сидевший за столом в компании Анны и Лены Мартин.

Саша подошел к ним.

— Как дела, сынок? — приветствовал его Джон, хлопнув по плечу. — Ну ты ловкач. Как тебе это удалось? Мы до последнего момента ничего не знали. Я очень рад. Просто счастлив. Анна без тебя совсем заскучала.

Саша недоверчиво посмотрел на него. На столе, несмотря на ранний час, стояла бутылка шампанского. У Анны был какой-то понурый вид.

— Нам только что позвонили из Нью-Йорка и сообщили, что твоя семья отказывается от иска, — заговорила Лена Мартин. — Я на радостях сразу позвонила Джону. Мы встретились и кое-что обсудили, а потом позвонили Анне. Ты просто молодец, Саша. Так блестяще справился с этим делом. «Лейтон» высоко оценил твои усилия.

Она дала прочитать ему факс, напечатанный на простом листке бумаги.

В нем сообщалось, что семья Озеровских намерена отказаться от своих претензий и выражает надежду, что часть средств от продажи статуэтки будет пожертвована детской больнице, в свое время построенной Озеровскими в Петербурге. Если это условие будет соблюдено, семья Озеровских незамедлительно отзовет свой иск.

— Все дело рассыпалось как карточный домик. И мы прекрасно понимаем, кого должны благодарить за это. У нас для тебя хорошие новости. Во-первых, Дмитрий принял условия, поставленные вашей семьей, а во-вторых…

— Еще хорошие новости? — с интересом спросил Саша. — Какие же?

— Твое новое назначение, — тихо сказала Анна.

— Да, мы за тебя очень рады. Анну назначили международным директором по русскому искусству, и она переезжает в Лондон. А ты возглавишь Русский отдел в Нью-Йорке. Мои поздравления.

— Но ведь я отстранен от работы.

— С этого момента уже нет. Добро пожаловать в родные стены, — расплылся в улыбке Джон, поднимая бокал с шампанским.

Саша посмотрел в грустные глаза Анны, потом перевел взгляд на нетронутое шампанское. С ней, видимо, даже не поговорили. Но все же перевод в Лондон — это серьезное повышение. Со временем она привыкнет к новому месту.

— Значит, теперь я начальник отдела в Нью-Йорке, — с расстановкой произнес Саша.

— Совершенно верно, — подтвердил Джон.

— Тогда я сразу приступаю к работе и завтра же иду с Геннадием в архив. И еще я хотел бы убедиться, что это назначение согласовано с Анной.

Анна взглянула на него и слабо улыбнулась.

— Ведь ты всегда хотел занять это место, разве не так? — спросила она, поднимая бокал. — За Сашу и его успех. Но поверь мне, Нью-Йорк — это совсем не подарок. Геннадий будет в архиве в два часа.

Все четверо дружно осушили бокалы, но только Джон Бернхэм сделал это с легким сердцем.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — весело произнес он.

У стойки Саша попросил два листка бумаги и два конверта. Написав на каждом из листков цифру 2, он положил их в конверты и попросил дежурного передать их Виктории и Марине.

На Большую Ордынку он решил идти пешком.

Мимо проносились машины, под ногами хлюпал мокрый снег. Вскоре он вышел на мост, под которым несла свои мутные воды Москва-река. Вдали на фоне пасмурного неба мрачным пятном темнели Воробьевы горы. Как это не похоже на вчерашнее сверкающее великолепие! Саша кинул взгляд в сторону Замоскворечья, и у него тревожно забилось сердце: чем закончится этот его приезд в Москву? Вряд ли он когда-нибудь захочет вернуться сюда.

Дверь ему открыл незнакомый дворецкий, который выглядел очень озабоченным. Забрав у Саши пальто, он сказал:

— Ваша светлость, господин Дикаринский ждет вас в библиотеке. Пришло важное сообщение, а мы никак не можем вас отыскать. Пойдемте скорей.

Он проводил его в комнату, где сидел Дикаринский. Увидев Сашу, тот поднялся с места.

— Ну, сынок, ты и загулял, — сказал он по-русски.

— Я прекрасно провел вечер. Надеюсь, вы с мадам Дикаринской не слишком беспокоились, когда я не пришел ночевать. Конечно, это невежливо, но я надеюсь, что вы меня простите.

— Простим? Ха! — засмеялся Дикаринский. — Я тоже не ночевал дома.

Подойдя к инкрустированному малахитом письменному столу, он указал Саше на кресло, стоявшее напротив.

— Похоже, мы оба немного порезвились, а? Кремль, «Максим», потом номер в «Метрополе». Все те же княжеские замашки, что и сто лет назад. А эта американская девчонка и впрямь лакомый кусочек. Такая стильная. За что же тебя прощать? Хоть ты и в Америке родился, да русскую натуру никуда не денешь. Как волка ни корми, он все в лес смотрит!

Откровенный намек Дикаринского на их с Викторией близкие отношения привел Сашу в замешательство.

— Мисс де Витт — моя кузина.

— Ах, вот оно что! — затрясся от смеха Дикаринский. — Вот испорченный мальчишка! Мне и вправду пришлось понервничать, когда мои ребята упустили тебя. Они проводили тебя из ночного клуба в гостиницу и видели, как ты завтракал с компанией из «Лейтона». Но когда ты пошел пешком, мы действительно забеспокоились. Обеспечить охрану пешеходу в Москве довольно сложно, особенно когда он прогуливается в вечернем костюме. Довольно глупая выходка. Где твоя голова? Надо было взять такси.

— Вы правы. Приношу свои извинения.

— Да ладно. Вот смотри. Вчера на твое имя пришел факс из «Лейтона». Похоже, тебе придется от нас уехать. Жена будет очень расстроена.

Саша взглянул на факс — тот самый, что уже видел в гостинице. К нему была прикреплена записка от Джона Бернхэма, в которой тот разъяснял, что, поскольку Саша теперь является начальником отдела, ему неудобно быть гостем потенциального клиента, тем более что его ждет столько работы.

— Жаль, что ты не сможешь побывать у нас на даче, — заговорил Дикаринский. — Белово такое красивое место. Но я рад, что твое семейство отказалось от иска. Теперь нам будет легче заполучить Снегурочку в нашу коллекцию. Приятно было с тобой познакомиться, Саша. Я закажу тебе номер и позабочусь, чтобы ты и твои коллеги хорошо провели вечер. Твои вещи соберут и отправят в гостиницу. Все будет так же, как в Петербурге.

Включая слежку, подумал Саша. Он поблагодарил Дикаринского и вышел из библиотеки. В своей комнате наверху Саша обнаружил записку от Дмитрия, лежащую на кровати рядом с приготовленным костюмом.

«Дорогой Саша!

Рад, что все так хорошо закончилось. Я очень рассчитываю на тебя в Нью-Йорке. Надеюсь на длительное и плодотворное сотрудничество. Нам надо поговорить до твоего отъезда. У меня есть предложение, которым ты наверняка заинтересуешься…»

Подняв глаза, Саша оглядел комнату. Пока он говорил с Дикаринским, все его вещи аккуратно упаковали. Он снова вернулся к записке.

«…Пожалуйста, прими этот скромный презент как залог нашей будущей дружбы. Я обнаружил эту вещицу у одного московского коллекционера и она по праву принадлежит тебе.

С уважением,

Дмитрий».

На кровати Саша заметил знакомую шкатулку из падуба. Он осторожно откинул крышку. На белом атласе лежала прекрасная бриллиантовая брошь в виде мальтийского креста на фоне полумесяца — фамильный герб Озеровских. С обратной стороны были видны два характерных выступа, указывающих на то, что когда-то это была заколка для волос.

Саша повертел брошь в руках. Красивая вещь, тонкая работа, все клейма на месте. Но все же что-то в ней было не так. Прикрыв брошь рукой, он посмотрел на свое кольцо с печаткой, где тоже был изображен герб Озеровских.

Полумесяц на броши был обращен в другую сторону.

Фаберже никогда не допустил бы подобного промаха. Но если взять за образец герб со старой гравюры или случайно сохранившегося негатива, такая ошибка будет вполне естественной.

Значит, за всем этим стоит не Дикаринский. Марина была права. Это Дмитрий.

Но кто мог сделать подобную вещь? Ведь качество работы было безупречным. Саша лихорадочно перебирал варианты, пока его не осенило. Надо встретиться с Вадимом Орловским, ювелиром, о котором ему в Кремле говорил Геннадий. Но начать необходимо все-таки с архива.

Переодевшись, Саша нажал кнопку звонка, чтобы забрали его вещи. Бросив прощальный взгляд на английскую спальню, он вышел в холл и, медленно спустившись по лестнице, сел в ожидавшую его машину.