Призраки

Глава 5

Ночь горела пронзительной россыпью звёзд на черноте небесного купола. Тротуарная плитка покрывала своей щербатой квадратностью площадку перед крыльцом штаба, на которой в свете одинокого фонаря переминался с ноги на ногу тощий парень в спортивном костюме. Лишние отверстия в его теле источали жидкость, окрасившие олимпийку в красный.

Кузьма прошёл мимо, угрюмо взглянув на бывшего члена банды Вымпела. Двое убежали, в том числе сам главарь, а этот остался, ужаленный смертельным свинцом случайной очереди. Кузьма почти не целился и всё же попал, отняв лёгким движением пальца ещё одну человеческую жизнь.

По возвращении в штаб пришлось писать отчёт. Казалось бы, кому теперь нужны эти бумажки? Но Дмитрич относился к ним предельно серьёзно, и все отчёты собирал в архиве на случай появления здесь высокого начальства. Вот только никакое высокое начальство не забредало сюда уже пять лет. Возможно, его давным-давно не было, и город остался наедине с самим собой, в руках местных жителей, но даже если так, разве кто-то скажет правду? Да и какая, в сущности, разница? Произошедшая этим вечером ситуация коснулась военных с базы, поэтому Дмитрич лично расспросил Валеру и Кузьму о случившемся и «во избежание проблем» потребовал от них самый подробный письменный отчёт.

А проблемы возникнуть могли, ведь недалеко от вишнёвой «Лады» был найден труп человека в военной форме с сержантскими лычками. Труп имел пулевые отверстия и сжимал в руке пистолет, что как бы намекало на его участие в перестрелке. Второй стороной конфликта, судя по всему, являлась банда Вымпела.

Что Вымпел не поделил с военными, было неясно, но итогом из ссоры стали два трупа и тяжёлое ранение в шею Сани, которого увезла скорая. Причём последний тоже вряд ли выживет: с медициной в городе дела обстояли не лучше, чем со всем остальным, а то и хуже. Если защищать порядок мог любой забулдыга, взявший в руки автомат, то делать операции — нет. Хирургов в городе не осталось, да и враче по пальцам пересчитать можно.

Тоха Вымпел со своим приятелем сбежали. Валера и Кузьма не стали преследовать их и бросились помогать Сане, у которого из шеи фонтаном била кровь. У Кузьмы весь китель и разгрузка теперь были забрызганы.

Но вот все отчёты лежали на столе начальства, смена закончилась, пусть и позже, чем должна была, и Кузьма побрёл по пустым ночным улицам в сторону дома. Так себе денёк. Кузьма уже десять раз пожалел, что вышел сегодня на работу. Снова перестрелки, кровь, смерти. Разве бывает по-другому? Завтра опять что-то случится, и послезавтра — тоже. Правда, завтра и послезавтра отряд Валеры не поедет патрулировать улицы, но это не значит, что проблемы не возникнут. Город медленно тонул в безумии.

Подходя к своему дому, Кузьма набрался смелость и снова заглянул в окно на первом этаже, где прошлый раз видел чёрную фигуру, но сейчас на улице было слишком темно, чтобы разглядеть кого-то за пыльным стеклом.

В квартире ничего не поменялось. Пустота, как и раньше, висела душным, спёртым воздухом, стрелками часов, зависшими на без двух минут двенадцать, мёртвой мухой на подоконнике, не вынесшей тяжесть бытия в этой безнадёжной конуре.

Кинув одежду замачиваться в таз с водой, Кузьма рухнул в кровать, сбитый с ног дикой усталостью.

Утром он первым делом позвонил Жанне. Хотел сообщить, что вернулся. Может быть, и не стоило: в любом случае уедет через пару недель — отказываться от своего намерения он не собирался. И всё же позвонил.

Жанна не взяла трубку. Гудки в динамике резали ухо беспокойным молчанием. Кузьма повторил попытку один раз, второй, третий — результат был тот же. Наверное, на работу ушла. Он думал позвонить в администрацию, но что-то его остановило. Он и сам опаздывал к началу смены, а потому спешно надел чистый комплект камуфляжной формы и побежал в штаб.

На душе ядовитыми когтями одиночества скреблись мёртвые котята. Кузьме было тяжело находиться в пустоте собственной квартиры, куда предстояло и впредь возвращаться каждый вечер. От безнадёжной одинаковости тошнило, как и от самодвижущихся качелей под окном. Имелись ли у него чувства к сожительнице? Иногда казалось, что внутри не осталось чувств. Они все сгорели пять лет назад на похоронных кострах вместе с теми, кого он любил. Однако Жанна своим присутствием скрашивала его постылое бытие, и сейчас Кузьма ощутил это сильнее, чем когда-либо прежде.

В штабе царила суета. Вся смена подорвалась на поиски оставшихся членов банды Вымпела — Дмитрич приказал. И четыре военных Уазика с трафаретными буквами на боку выехали с территории и на полном ходу помчались к домам, где проживали члены банды. Разумеется, адреса ребят были давно всем известны, вот только вряд ли Тоха со своим приятелем станут прятаться у себя дома, зная, что за убийство военного им грозит смертная казнь.

Вместе со всеми поехал и Кузьма. Сидел на тесном заднем сиденье рядом с коренастым, толстопузым дружинником Федей Кабановым, держал автомат за отполированное руками цевьё и думал о грядущем.

Пятый микрорайон. Пустая девятиэтажка. Железный подъезд, чернота внутри. Восемь пыхтящих мужиков с автоматами в руках забежала на тёмную лестницу. Топот множества ног поднимался всё выше и выше, пока не достиг седьмого этажа. Здесь находилась квартира Вымпела. Самого его вряд ли стоило там искать, но проверить требовалось обязательно. Один из дружинников тащил автоген, чтобы дверь вскрывать.

Все столпились на лестнице, чтобы не подставиться под пулю, если из квартиры кто-то начнёт стрелять. Вместе со всеми стоял и Кузьма — серьёзный, сосредоточенный, бдительный. В руках — «Калаш», снятый на всякий случай с предохранителя, в груди — привычно-учащённое биение сердца.

Валера заколотил в стальную дверь своим настойчивым, мясистым кулаком. Все замерли. Вначале было тихо, но вскоре из квартиры донёсся женский голос.

— Кто там?

Все переглянулись. В квартире Вымпела кто-то был, но не он сам.

— Народная дружина. Открывай! — рявкнул Валера.

— Вам чего надо? — проговорил женский голос, дрогнув от испуга.

— Тоха Вымпел нужен.

— Тут его нет.

— А где он?

— Да без понятия. А что?

— Он человека убил.

— Чего?! Убил? Кого?

— Неважно кого. Открывай давай!

— Да не буду я открывать!

— Открывай! Всё равно автогеном вскроем, а ты за оказание сопротивления правосудию в изолятор отправишься — это минимум.

— Да ладно-ладно, я сейчас открою.

Ключ неуверенно чиркнул в замке, и дверь открылась…

Вымпела в квартире действительно не было (да и что б ему тут делать после случившегося?), оказалась только его девушка Лида. Немного полноватая с приятным овалом лица, пухлыми губами и растрёпанной копной чёрных волос. Одетая в поношенную серую толстовку и короткие шорты, она сидела на диване и, хлопая ресницами, испугано таращилась на вооружённых людей, заполонивших всё вокруг своими угрюмыми камуфляжными телами и переворачивающих квартиру вверх дном.

— Да нету его тут! Он со вчерашнего дня не показывался, — отвечала Лида на грубые вопросы.

— А ты что здесь делаешь? — спрашивал Валера. — Встань с дивана!

— Живу я тут, — девушка послушалась и прижалась к подоконнику.

Валера поднял диван, но там оказалась лишь старая одежда.

— Давно живёшь? — Валера вышвырнул содержимое, опустил диван и грозно уставился на девушку.

— Два года уже где-то…

— Где твой приятель?

— Да мне откуда знать?

— Не ври! Мы всё узнаем. Вымпел человека убил. Не надо его покрывать, а то тебе же хуже будет.

Лида замотала головой:

— Без понятия я! Он ничего не сказал.

— Выстрелы слышала?

— Какие ещё выстрелы?

— Вчера стреляли в соседнем микрорайоне. Ты слышала?

— Может, и слышала. Я не обратила внимания.

— Как так, не обратила?

— Телек, кажись, смотрела…

— Ладно, толку мало. Отвезём в штаб, там разберёмся.

— Зачем в штаб? — девушка испугано вращала глазами. — Я-то чего сделала?

— Вот и разберёмся, что сделала, а что не сделала.

Отвезти Лиду в штаб Валера поручил Кабанову и Кузьме. Наручники вцепились в запястья девушки. Её вывели из подъезда, и потные руки Кабанова затолкали в Уазик, словно преступницу. Кузьма сел рядом с ней, Федя — за руль.

— Я ничего не сделала, — повторяла Лида обиженным голосом. — Куда меня везут?

— Тебя везут в штаб. Там допросят и отпустят. Не переживай, — Кузьма попытался успокоить пленницу.

— А наручники зачем?

— Порядок такой.

— Странный порядок… Я же…

— Слыш, заткнулась! — хрипло рявкнул Кабанов. — На допросе будешь говорить.

— Да, сейчас лучше помолчи, — добавил Кузьма, — а на допросе расскажешь всё как было.

— Что было? — Лида уставилась на Кузьму круглыми глазами.

— Что было, то и расскажешь.

Уазик дёрнулся, фыркнул и вырулил на дорогу, ведущую вдоль изжелта серой, шершавой стены с окнами.

Девушка имела совершенно перепуганный вид, невинно хлопала ресницами и не понимала, за что её арестовали. Кузьма и рад был бы отпустить её на все четыре стороны, вот только она могла врать, утверждая, что не знает, куда подевался Вымпел. А даже если, и правда, не знает, могла сообщить какие-нибудь полезные детали, которые помогут с поисками. В любом случае её требовалось допросить.

Единственное, что удивляло — почему Лида торчала в квартире своего парня, словно ничего не произошло. Она же должна была понимать, что за Вымпелом придут. Или нет? Неужели, ей, и правда, неизвестно о преступлении?

При штабе имелся изолятор временного содержания — мрачная пристройка с сине-белыми стенами и двумя десятками камер. Последнее время он пустовал. Здесь редко кого держали подолгу. За тяжёлые преступления расстреливали, а лёгкие нарушения карались принудительными работами. У города не было средств, чтобы кормить нахлебников.

А сейчас туда отвели Лиду.

— Э, вы чего? — испуганно возмутилась пленница, увидев, где оказалась. — Мне здесь сидеть? За что? Я ничего не сделала!

— Пошла! Болтай меньше, — Кабанов толкнул её в камеру.

Жестоко лязгнула решётка, скрипнув несмазанной петлёй, и Жора Контрабас — тощий сорокалетний охранник с потухшими глазами на пропитом, пожёванном лице громыхнул ключом в замочной скважине. Камера поглотила девушку, оставшуюся стоять в ступоре между двумя кроватями.

Кузьма в этот день домой вернулся поздно. Народная дружина искала Тоху и его приятеля по всем известным адресам до самого вечера. Нашли. Правда, сделал это второй отряд. А Валера со своими подоспел как раз в тот момент, когда четыре вооружённых человека вытаскивали из подъезда дома толстое тело в окровавленной футболке. То ли парень оказал сопротивление, то ли его просто решили пристрелить, чтобы долго не возиться. Никто не любит лишнюю работу.

Труп кинули на асфальт, согретый тёплым летним солнышком. А сам парень, сунув руки в карманы и оставаясь незаметным для всех, кроме Кузьмы, топтался рядом с подъездом и смотрел, как его тело распласталось безвольной массой на краю дороги.

Кузьма пустел с каждым днём, словно город с каждым убитым жителем. Он, Кузьма, когда-то был живым, как и этот город, а сейчас ощущал себя так же, как и толстый парень, наблюдавший за собственным трупом. Он порой думал, что и сам стал призраком, но этому противоречил тот факт, что его все видят, а души умерших — нет.

Опять родной подъезд, обшарпанные ступени и дверь, за которой притаилось нечто неведомое. Сегодня оно не издавало звуков. Загадочный обитатель угомонился, ну или там никого и не было, а Кузьме всего лишь почудилось, как и мелькнувший в окне силуэт. Чего только не привидится, когда нервы на пределе.

Собственное жилище встретило знакомым душным уютом осточертевших стен. Хотя сегодня здесь не чувствовалось обычной пустоты. Кузьма с порога понял, что в квартире кто-то есть. Не разуваясь, он зашёл на кухню и увидел сидящую за столом Жанну. Она улыбалась, и сердце Кузьмы радостно забилось, а потом вдруг болезненно ёкнуло, и внутри всё сжалось. У Жанны ведь нет ключей…

На подкашивающихся ногах Кузьма выскочил из квартиры, сбежал по лестнице, чуть не споткнувшись, и ринулся через пустые кварталы. Помчался что есть сил. Иногда переходил на шаг, чтобы перевести дух, и снова бежал…

Панельная пятиэтажка грустно серела на склоне холма. Синие тени деревьев и домов укутывали мир, готовя его ко сну. Одинокий старик в поношенном плаще выгуливал собаку. Он безразлично посмотрел на бегущего человека и натянул поводок. Кузьма даже не обратил на него внимания. Он не видел ничего вокруг. Нашёл нужный подъезд, забежал на третий этаж, не слыша собственных шагов из-за тяжёлого стука сердца. Дверь квартиры оказалась не заперта.

Внутри царила такая же пустота, как и везде, и удивительный порядок, словно совсем недавно здесь кто-то прибрались. Ни пылинки вокруг. На цветастой клеёнке обеденного стола белел аккуратный листок бумаги. Кузьма схватил его, пробежал глазами единственную строчку, выведенную каллиграфическим почерком. «Я ухожу. Прошу никого не винить. Я не могу здесь больше оставаться. Пожалуйста, простите меня».

Кузьма осмотрел спальню, ванную и даже из окна выглянул — Жанны нигде не было. Однако её бесплотный дух сидел у него на кухне, и это могло означать лишь одно: куда бы Жанна ни отправилась, она достигла конечной точки своего пути, вернулась в отчий дом, на родину, где однажды очутится каждый.

В обеденный перерыв дружинники торчали в комнате отдыха. Тут были не все. Трое патрулировали пустые улицы, один дежурил возле входа, пятеро куда-то ушли. Остались девять человек. К ним присоединился Жора Контрабас, бросив свой пост.

Сейчас Контрабас с Жекой резались в карты. Федя Кабанов с беспечным чавканьем поедал что-то из пластикового контейнера, а Валера и остальные сидели за длинным столом. Бывший сержант Иван Пузырёв чистил свой «Калаш». В углу бурчал приёмник.

Кузьма расположился в углу в старом кресле с деревянными ручками и листал журнал — один из тех, которые хранились на полке шкафа. Что-то про путешествия. Такие глянцевые журналы уже пять лет как никто не печатал. Ещё один отголосок былого мира.

Кузьма задумался, подперев рукой голову.

— Так сколько их было? — спросил Жека — длинный, худой мужик средних лет, записавшийся в народную дружину полгода назад.

— Говорят, трое, — объяснил Валера.

— Трое военных?

— Ну да. На хуй они во второй квартал попёрлись, я в душе не ебу. Военные утверждают, что банда напала первой. Сержанта сразу убили, остальные съебались в ужасе. Ствол, говорят, только у сержанта был.

— Ну заебись! С военными только конфликта и не хватало.

— Э, Кузя, а ты чего там сидишь понурый? — Валера, наконец, обратил внимание на задумчивый вид сослуживца.

— Да, чего-то ты мрачный какой-то сегодня, — согласился Жека. Он хлёстко кинул на стол карту. — Держи туза! Что, нечем крыть? Всё забирай. Опять ты, Жора, в дураках остался. Давай ещё раз.

Молчаливый Контрабас шумно засопел, тихо выругался, а Жека сгрёб карты и стал тасовать.

— Так чего стряслось-то? — проговорил Валера.

— Да ничего особенного, — ответил Кузьма.

— Что, с бабой своей, небось, проблемы?

— Чего? — Кузьма рассеянно посмотрел на Валеру. — А… Да, типа того.

— Мозги ебёт?

Валера пожал плечами.

— Я так и подумал! Сколько тебе раз говорить? Что ты как маленький? С ними жёстче надо быть, иначе так и будут на шее ездить. Как начинает бычить — ты ей разок подзатыльник легонько. Но несильно, но чтоб почувствовала. А если совсем зарываться начнёт, то и по лицу можно. Будет как шёлковая, гарантирую!

— Ага, Валера знает, что говорит, — усмехнулся Жека, раздавая карты.

Кузьма промолчал. Подобными методами он вопросы не решал, да и не случалось у него с Жанной серьёзных конфликтов, а теперь и не случится больше никогда. Хотя, казалось бы, какая разница? Кузьма и сам скоро уедет, недели через две, если, конечно, город отпустит и крылатая тварь опять не помешает. Отныне его совсем ничего здесь не держит. Дотерпеть бы…

Кузьма пожал плечами и снова уткнулся в журнал. Он не мог рассказать всем, что сожительница покинула мир живых. Слишком личное это было — то, что хотелось пережить самому с собой, не делая достоянием посторонних ушей.

— Не, всё-таки хорошо, что мы этих чертей передавили, — басом забубнил Ваня Пузырёв, и внимание всех переключилось на него. — Давно надо было. Шпана поганая. Устроили тут…

Это был здоровенный малый с жёсткой щетиной коротко стриженных волос и бычьей шеей, покрытой синими прожилками напряжённых вен. Он радовался, что с бандой Вымпела, наконец, покончено, и остальные считали так же. Тоху и его ребят давно хотели прижать, никому не нравилась эта подозрительная молодёжь, мозолящая глаза почтенным гражданам, да только повода не находилось. Закон не нарушают, вреда не причиняют. А теперь выяснилось, что не такие уж они и безобидные, потому и расправились с ними, как с бешеными собаками.

Кроме толстого парня вчера народная дружина казнила ещё троих: двух пацанов и одну девку. Всех их видели в компании Вымпела. Кузьма не понимал, за что их убивать, если они ничего дурного не совершили, их даже на месте преступления не было. Но вердикт выносил не он. Так решили все, а что все решили, против того не попрёшь. Воля коллектива — закон. Толпа всегда права, ведь она сильнее ничтожных одиночек с их бесполезным мнением. Вот Кузьма и не стал возражать, а продолжил листать глянцевый журнал из прошлой жизни и слушать рассуждения коллег.

После обеда приехал какой-то военный чин на новеньком Уазике. Целый час общался с Дмитричем за закрытой дверью — видимо, по поводу недавнего происшествия.

Последняя банда, наконец, исчезла с улиц, хотя их и бандой-то вряд ли можно было назвать — так, группа молодёжи, весело проводящей время. Даже жалко было их немного. Раньше Кузьму они напрягали так же, как и всех, а сейчас он посмотрел на ситуацию иначе. Что, если не Вымпела начали перестрелку, а военные? Что, если Тоха всего лишь оборонялся? Ведь могло же такое случиться? Тогда за что их расстреливать? Но покойники уже ничего не расскажут. Да и не интересовала никого правда. Уничтожить, раздавить врага — вот что двигало всеми.

Зачем Кузьма отправился вечером в изолятор, он и сам себе толком объяснить не мог. Всё думал о девушке, которую непонятно за что мариновали за решёткой. О ней никто не упоминал. Неясно даже жива она или её тоже убили.

Никого правда не интересовала, а вот Кузьма почему-то хотел докопаться до истины. Зачем она ему, он тоже понятия не имел. Истина — жестокая баба, которая ещё никого не сделал счастливым и которая мало кому приносит пользы.

Весь город жил во лжи, веря новостям из местной газеты, которые приходили главному редактору в конверте без обратного адреса, а репортажи по радио и телевидению на поверку оказывались лишь старыми записями. Люди не хотели об этом задумываться. Иногда кто-то поворчит, что вокруг, дескать, один обман, да и забудет. По большому счёту, всех всё устраивало — всех, кроме фриков вроде Андрюхи, у которых медленно ехала крыша на почве поиска той самой истины.

За прошедшие годы Кузьма незаметно для самого себя почти смирился с таким положением вещей. Хотя и не до конца: противный внутренний голосок постоянно твердил, что так нельзя. А почему нельзя? Сложно было ответить на данный вопрос. Все ведь живут, всем можно. А Андрюха ерунду говорил, потом что не мог он ничего знать, сидя в своей редакции. Его «истина» являлась всего лишь плодом больного воображения. Но он ведь искал, он не смирился…

Вот Кузьма и отправился в изолятор, чтобы пообщаться с подругой Вымпела и немного узнать про этих ребят, которых и в живых-то уже не осталось никого. Кто они такие, чем жили.

Сегодня на посту дежурил Контрабас, но он снова куда-то отлучился. Тяжёлая стальная дверь, ведущая в «обезьянник» оказалась не заперта. Если первое было в порядке вещей, то второе выглядело уже странным.

Кузьма осторожно открыл её и зашёл в коридор, по одну сторону которого тянулись решётчатые двери, а по другую — наполовину синяя, наполовину белая стена. Он сразу услышал звуки: из какой-то камеры доносились натужное пыхтение и скрипы.

Кузьма медленно зашагал по коридору и вскоре понял, что звуки идут из камеры Лиды, а издаёт их Валера. Он взгромоздился на кровать и монотонно двигался. Девушка тихо лежала под ним. Он был так увлечён своим занятием, что даже не заметил сослуживца, оказавшегося в нескольких шагах за его спиной.

Скользкий червь отвращения прополз внутри, заставив содрогнуться. Кузьма поморщился и попятился к выходу. Смена закончилась, надо было возвращаться домой, что он и сделал.

Всю дорогу его не отпускали мысли об увиденном. Это вообще правильно? Законно? Почему-то он сомневался, что Лида по собственной воле легла под жирную тушу его напарника. Тот её заставил? Шантажировал? Что-то наобещал?

Чем больше Кузьма об этом думал, тем яснее понимал, что так быть не должно. Скорее всего, имеет место нарушение, о котором необходимо сообщить Дмитричу. Вот только завтра — выходной…