Про звезду

Точка «G»

Даже и не знаю, с чего начать.

Про нашу ССС мало кто знает. Некоторые даже и не догадываются, как эта аббревиатура расшифровывается правильно. Вон, один дебил из «Таймс» предположил, что «Спасение Сумеречных Сосок». Это после того, как мы накрыли притон недобитых вампиров на киностудии имени Горького.

На самом деле называется наша контора «Совсем Секретная Служба», а я в ней подвизаюсь гвардии капитаном. Честно говоря, нам все завидуют – и ЦРУ, и пацаны из «Моссада», и МИ-5/МИ-6 (это в Англии такая шарашка, вертолётами занимается, шедевры товарища Миля копирует). Ну, и доморощенные тоже. Уж как товарищ Ежов за мной увивался, всё уговаривал: раскрой, мол, секрет – на кого вы всё-таки работаете? Я ему и говорю:

– А ты у Самого спроси.

Он и спросил. Ну, что с ним потом стало – знаете. Иосифу Виссарионовичу лучше было такие вопросы не задавать.

Очень Хозяин не любил, когда ему вопросы задают, на которые он сам ответов не знает.

А началась эта история в конце сороковых. Я, значит, просыпаюсь, башка трещит, рядом – две балеринки из Большого Театра. Всё, как обычно. И в дверь, понимаешь, ломятся, прямо неиствост… весту… Короче, очень злится кто-то.

Я, как был в костюме Адама, пошёл дверь открывать. Влетает колобок такой, ростом мне по хм… Низковатый, словом. Шляпа серая, пальто серое, очки запотели. А сзади на лестничной площадке полдюжины гэбистов мается. Они-то обученные уже, знают, как ко мне без приглашения заходить.

Я с карлика шляпу щелчком сбил – аж зажмурился, такая у него лысина блестящая. Говорю:

– Ты чьих будешь, мелкий? Невоспитанный такой, а? Вламываешься ни свет ни заря, в помещении головной убор не снимаешь.

Он побагровел весь, морду круглую плаксиво скорчил, лепечет:

– Я… Я…

– Головка ты, – говорю.

Ну, и срифмовал. Не удержался, конечно.

Ребята-гэбешники аж порозовели, уши заткнули револьверами. А колобок возражает:

– Не. Я – Берия.

– А я – нет, – говорю, – и чего теперь?

Ну, Лаврентий Палыч своих чичисбеев прогнал, дверь прикрыл и говорит:

– У тебя совесть есть, капитан? Лучших балеринок увёз, да ещё и двух. А мне чего теперь делать?

– Во-первых, жадничать нехорошо. У тебя весь остальной Большой Театр остался, да МХАТ, да Ансамбль Красной Армии. А, во-вторых, я – майор, а не капитан. Мне вчера звание сам товарищ Сталин присвоил. За то, что когда Гитлера поджигали, у меня одного спички нашлись.

Берия, пыхтя, фигу сложил и мне показывает:

– А вот! Сняли с тебя звание, за неуважение к заместителю Председателя Правительства, то есть ко мне. Девочки! Одевайтесь, и поехали, внизу машина ждёт. Я вас примами сделаю!

А лапушки мои с кровати отвечают:

– Да лучше самокрутками в кордебалете всю жизнь, чем примами с таким, как ты, гунявым.

Палыч от растерянности очки запотевшие снял, платочком протёр, обратно на нос водрузил. Взглядом упёрся в… кхм… Невысоко, словом. Ещё больше расстроился.

Ну, я человек добрый. Говорю:

– Забирай девчонок. Я себе ещё нарою, делов-то. Только ты мне звание верни, лады? А то я уж и звёздочки обмыл.

Берия в платочек, колючей проволокой вышитый, высморкался. И говорит:

– Нет уж, друг ситный. Прощение заслужить надо. Вот поезжай в Америку, пошпионь там. Принесёшь пользу Родине – тогда и посмотрим.

Ну, нищему собраться – только подпоясаться.

Только сначала, конечно, брюки надо надеть.

Я, если честно, в эти Штаты не очень спешил, ну их в баню. В Париже погулял. Потом в Лондоне оторвался. Паренька там одного встретил – не поверите, нормальный с виду, а водку с мартини мешает, долболоб. Говорю:

– Ты если хочешь, чтобы башку разорвало, лучше с пивом мешай.

Бритиш попробовал – унесло его сразу.

Потом в этом же пабе одного очкарика научил в шашки играть. Азартный оказался, зараза! Уж и всю получку просадил – толстую пачку фунтов, а всё неймётся.

– Извольте, сэр, – говорит, – дать мне возможность отыграться.

– Ну ты, за базаром-то следи, за «сэра» могу и лоб проломить. Я – простой советский разведчик. Чего ставишь?

Он из портфеля достаёт груду исписанных бумаг:

– Вот, главный секрет англосаксонской нации – ядерное оружие.

– Харе врать, ядрёное оружие есть одно – Катюша. Как сиськи вывалит, как подмигнёт – никакая крепость не устоит!

Ботаник нахмурился, подтянулся и заявляет:

– Я – знаменитый физик Фукс. Это хорошая ставка, я вас уверяю.

В общем, профукал этот Фукс и последнюю партию. Портфель с бумагами мне таскать было влом, больно тяжёлый. Зашёл я в наше посольство, отдал резиденту.

– Отправьте в Москву, может, и сгодиться на что.

А сам – на пароход до Нью-Йорка.

В Америке той, конечно, клёво. Ни бараков, ни развалин – войны-то и не видели. Я в гостиницу шмотки закинул, сам решил прошвырнуться. Ну, и в тёмном переулке на каких-то чернявых нарвался – вылитые армяне, но по нашему ни бельмеса и в шляпах здоровенных – что колесо от студебекера. Говорю им:

– Вы кончайте трещать «сеньоро, сеньоро, пабло эскобаро». И ножики попрячьте, а то огорчу.

Не послушались, полезли толпой. Ну, я их раскидал. Там ещё мешок валялся – забрал, как боевой трофей.

В номер зашёл, мешок открыл: порошок какой-то. Разозлился, конечно. Решил хоть как-то приспособить – зубы там почистить порошком, носки постирать.

Очнулся – на дворе шестьдесят первый год, а я сам в кожаном кресле сижу. В шёлковой рубахе, золотая цепура на шее, весь в наколках. И негры какие-то меня «боссом» называют.

– Я вам, расово угнетённые, не «босс», а старший друг, товарищ и брат. Если хотите мне угодить – лучше «Капитал» Маркса почитайте. А куклуксклановцев не бойтесь, они сами боятся – вот в саваны заранее и заворачиваются.

Угольки озадачились, а я пошёл горло промочить. В бар захожу – мне там почёт и уважение, сам хозяин на цырлах подбежал, козырное место освободил, прогнал какого-то пацанчика с зачёсом и в блестящем пиджаке. Говорит ему:

– Иди, Элвис, лучше на сцену, спой что-нибудь нашему гостю из-за железного занавеса.

Тут какая-то фифа белобрысая подскакивает, прыг мне на коленки:

– О, я так соскучилась, май дарлинг!

Я, честно скажу, растерялся. Хотя девка клёвая, конечно, ладненькая. Спрашиваю:

– А ты кто, детка?

– Ну как же? – губки надула, – я твоя крошка Мэрилин. А ты – мой Аполлон Бельведерский.

Ну, я не дурак – выяснять, что за крошка, почему Аполлон и куда его ведро делось – давай эту Марусю тискать. Чего момент-то упускать?

Тут заваливает толпа хмырей в тёмных очках, начали корками размахивать:

– Мы агенты ФБР! Освобождайте помещение. И очистите коленки от казённого имущества, сейчас сюда президент Соединённых Штатов явится.

Я терпеть ненавижу, когда со мной невежливо. Да и чего там бить-то? В баре свет притушен, эти марамои в чёрных очках и не видят ничего толком.

Уложил их рядком. Только управился – залетает президент иховый. На свою охрану успокоенную посмотрел, хмыкнул. Представился, руку протянул.

Я ему говорю:

– Ты, брателло, определись: Джон ты или Фицджеральд. А то смешно звучит.

Хотел и ему причёску поправить – Маруся не дала. Очень она верноподданная оказалась, хоть и поддатая.

Потрепались с ним за жизнь, поллитра раздавили. А тут свет зажгли, Элвис что-то торжественное запел, хозяин бара притащил торт с бенгальскими огнями и в микрофон заорал:

– Леди и джентльмены, минуту внимания! Всем шампанского за счёт заведения! Мы поздравляем нашего любимого клиента с тем, что его Родина запустила человека в космос!

Ну, крики, торжественные спичи, пробки в потолок. Гуляем, словом.

Смотрю – Джон иховый загрустил. Сидит в уголочке, смотрит задумчиво. Я бутылку подхватил, стаканы, подсел к нему:

– Чего мрачный? Не ссы, в следующий раз ваших тоже возьмём на космическом корабле покататься, вместо Белки или Стрелки. Будка тесновата, конечно, но уж потерпите.

– Да понимаешь, друг, – говорит этот Фицджеральд, – у нас ведь и ракета по программе «Остолоп» уже построена, на мысе Канаверал стоит. Готова лететь на Луну, да профсоюз космонавтов такие условия по страховке заломил – никакой бюджет США не потянет. Вот и получился локаут, а вы нас опередили. Стыдоба. И Мэрилин в тебя влюбилась, я же вижу – глазками сверкает. А я сам к ней неровно дышу. А тут ещё цыганка нелепицу нагадала: не езди, говорит, в Даллас. Но ехать надо, политика. Словом, лузер я, по-вашему – конкретный лох.

– Тю, братишка, кончай хандрить. Плюнь ты на этот Даллас, не езди. А Маруся мне самому нравится, врать не буду. Давай так: если я эту ракету у вас уведу – так и девчонка моя. А коли не выйдет – так и быть, забирай и Марусю, и «Остолопа». Кстати, а чего название такое стрёмное?

– Действительно, – мурлычет Мерилин, а сама мне в ширинку лезет, – идиотское название. «Аполлон» лучше.

Президент иховый повеселел. Ударили по рукам, вискаря засадили.

А ночью, когда все угомонились, я тихонько из того бара ушёл.

Угнал я сухогруз из порта, негритята мои помогли. К мысу Канаверал подошли на самом малом ходу, без огней. Охрану я вырубил, а дальше уже – дело техники.

Погрузили эту бандуру, на палубе закрепили. Говорю капитану:

– Давай, кореш, гони до Мурманска, двойной счётчик плачу.

– Никак нет, сэр. Горючки только до Кубы и хватит.

Вот ведь раздолбай! Заправиться забыл.

Ну, делать нечего. Подогнали к Острову Свободы, ракету сгрузили. Я с негритятами тепло попрощался:

– Держитесь, братишки. Помните: хип-хоп, первертоц, чёрный круче всех. Хип-хоп, первертоц, чёрных ждёт успех! Не кисните, спортом занимайтесь – и добьётесь равных прав с белыми. Есть у меня такая мечта.

Ракету на попа поставил, к пальме привязал, чтобы не упала. И пошёл Джону звонить.

А он обиделся, что ли. Трубку не берёт. Я репу почесал и набрал секретный прямой номер в Кремль. Ответил какой-то гнус:

– Хто там?

– Сто грамм, дебил. Сталина позови.

Слышу – трубка упала, а на том конце провода кто-то шепчет «свят, свят, свят».

– Эй, – кричу, – ты потом молиться будешь. Где Хозяин?

– Нет его. И уже не будет, кузькина мать.

Ладно. Объяснил я в двух словах ситуацию. Ну, и напомнил, что Берия мне обещал майора обратно присвоить.

А этот, в Москве, аж завизжал:

– Товарищ, вы с ума сошли! У нас тут цельный Карибский кризис, ядерная война из-за вас намечается, убирайте ракету немедленно с Кубы. Бррр, кххх…

И отключился, чтоб ему кукурузой подавиться.

Я подумал и решил: ракета – имущество ценное, надо её к нашим перегнать. Залез внутрь – аж крякнул: ручки, огонёчки, тумблеров туева хуча. Эх, где наша не пропадала! Паровоз я водить умею, лошадь тоже, а эта фиговина американская сложнее, что ли? Подумаешь, выехал из точки А и прибыл в точку Б. Чай, не кубик Рубика, разберёмся.

Нашёл бортовой запас спирта, дёрнул неразбавленного.

Зажмурил глаза, на какую-то кнопку нажал.

Как загудело! Как рвануло!

Я о термос со спиртягой башкой стукнулся и отрубился.

Очухался – чуть не вывернуло меня. Ноги выше головы задирает, болтаюсь в воздухе, что коровья роза в проруби. Подгрёб к окошку – а там Земля. Красотка такая, голубая и в белых мехах облаков.

Причём, что характерно, удаляется.

Начал я все кнопки подряд нажимать, тумблерами щёлкать – ноль реакции. Выматерился, конечно, шарахнул кулаком – тут лампочки загорелись и механический голос говорит:

– Поздравляем с успешным началом программы «Остолоп», то есть «Аполлон». Автопилот включён, прибытие на Луну через трое суток.

Ну, делать нечего. По заначкам пошарил, нашёл тюбики с хавкой, скафандр примерил. Спиртяги дерябнул – так и долетели.

Только саму посадку я проспал.

Очнулся – тишина, двигатели не гудят. Опять этот робот заскрежетал:

– Поздравляем с прибытием на спутник Земли! Пожалуйста, заучите эти слова, произнесёте при выходе из посадочного модуля: «Это один маленький шаг для человека…».

– Заткнись, железяка, без тебя тошно.

Надел я скафандр, перекрестился. Дверь открыл, зажмурился, шагнул.

И ахнул!

Вокруг – безбрежное поле, всё в одуванчиках! Вот почему с Земли Луна жёлтой видится, а как одуванчики созреют – серая кажется.

Содрал шлем, вдохнул – ну, нормально, жить можно. И идти так прикольно, шагнёшь – подлетаешь.

Набежали тут местные: худющие, будто из куриных косточек собраны, зеньки вылупили, лепечут что-то.

– Здравствуйте, товарищи лунатики! Я – полномочный представитель Советского Союза. Предлагаю вам создать Лунную социалистическую республику и влиться в нашу дружную семью.

Они между собой перетёрли и говорят:

– Мы бы с радостью, да у нас монархия. Вот что Королева скажет – то и будем делать.

Только я хотел им лекцию про вред самодержавия прочитать – смотрю, идёт.

Вернее, плывёт. Будто из паутинок сотканная, лёгкая вся, гибкая, как юная веточка. А глазищи! Глянул я в них – всё.

Пропал.

Так и зажили с ней, лапушкой моей, Селеной Восемнадцатой. По полям одуванчиковым гуляли, вино одуванчиковое пили, на Землю любовались. У них, оказывается, защитная система была специальная, искажающая световые лучи. Поэтому земные астрономы видят не бескрайние поля и холодные речки, а пыль, кратеры и запустение.

Только недолго счастье моё длилось. Припёрлись всё-таки америкосы на Луну, плюхнулись на своей дурацкой тарантайке. Вылезли наружу, в скафандрах громоздких, с котулями и флажками – и охренели. Стоят, как пыльным мешком шарахнутые, на Селенушку мою пялятся. Старший чисто автоматически речь произносит:

– That's one small step for man, one giant leap for mankind.

Я их пинками обратно в посадочный модуль загнал. Говорю:

– Валите отсюда, не мешайте людям жить. А то вы меня знаете: яйца оторву и скажу, что так и было.

– Да мы бы рады, господин гвардии капитан. Только надо же съёмку произвести, флаг установить…

– Флаг себе засуньте… кое-куда. А съёмку вам в Голливуде сделают, там полно умельцев. Лукаса попросите.

Вобщем, выпихал я их обратно на Землю.

Только девочка моя загрустила.

– Не будет нам теперь покоя. За этими – другие прилетят. Или луноход какой пришлют, все одуванчики нам помнут. Вы, земляшки, уж больно твари беспокойные. Пока всё тут не загадите – не угомонитесь.

У меня аж сердце стальное, картечью пробитое, сжалось от тоски. Говорю:

– Эх, был бы я на Земле – я бы им устроил лунную программу. Враз бы забыли сюда дорогу.

Она ресницами взмахнула, голубой водой зрачков окатила:

– Милый, это было бы хорошо. Нам время надо: собраться, корабли построить. Мы пока внутрь Луны переберёмся, поверхность такую сделаем, как на ваших снимках, чтобы подозрений не было. А как будем готовы – тебя заберём и улетим. В Галактике уютных планет – навалом.

– Так-то план хороший, но как мне на Землю попасть?

– Это просто. Из точки «эс», что значит «селена», в точку «джи»…

– Погоди, – перебиваю, – ты хочешь сказать, что я до сих пор до точки «джи» не добрался? И все эти годы ты имитировала?

Расстроился жутко.

Она рассмеялась – будто бабочек в животе разбудила.

– Дурачок ты. Мне с тобой очень хорошо. А точка «джи» – это Гея. Земля, то есть.

Поцеловала на прощание – горькую пыльцу оставила на губах.

Пенсия у меня маленькая. Майора так и не дали.

В полнолуние сажусь на балконе, смотрю туда, где был счастлив. Жду сигнала о готовности.

Жёлтый свет сочится горьким, как молоко одуванчиков.

Водка – горькая.

И горькая пыльца воспоминаний.