– Какой разговор, о чём? – спокойно спросил Марк. Вряд ли это какой-нибудь заговорщик: просто так на территорию Легиона не зайдёшь.
– Ты ведь Марк Деций? – спросил неизвестный.
– Ну, допустим…
– Вот. А я Примиус Юлий, – собеседник придвинулся ближе, и Марк узнал новобранца со шрамом из второй контубернии.
– Я помню твоё имя, в Александрии о тебе говорили, но познакомиться нам не пришлось.
– Да, ты учился около двух или трёх лет, а я только полгода. Так что в военной премудрости ты, может быть, и лучше, но вот в реальном сражении сильнее буду я.
– Ты хочешь со мной сражаться? – усмехнулся Марк.
– Нет, что ты! Мы легионеры одной когорты, одной центурии. Просто я хочу сказать тебе, что я в этой центурии буду первым, лучшим из лучших! Я не знаю, чей ты сын, номен у тебя известный, и видно, что ты не из простых. А я – из крестьян, едва освоил грамоту, но не уступлю тебе ни в чём!
– Ну и отлично. Не надо мне уступать, хочешь быть первым – постарайся. А я приложу все силы, чтоб не уступить тебе!
– Вот и хорошо, – Юлий кивнул, и хотел повернуться, чтобы уйти, но всё же сделал шаг навстречу Марку, и парни обменялись крепким рукопожатием, невольно стискивая запястья друг друга изо всей силы.
Начались легионерские будни: строевые занятия, учебные поединки, марш-броски с полной выкладкой. Теперь Марк в совершенстве постиг науку подгонки одежды и вооружения, и никогда после них не оставался со ссадинами, мозолями и потёртостями. Его соратники-контуберналии, опытные бойцы, относились к нему с добродушным покровительством, но и с изрядным уважением: молодой новобранец никогда не ныл и не жаловался, на лету схватывал все премудрости воинского дела, почти всегда побеждал в учебных поединках, но при этом ни капли не заносился и не выпячивал своё явно высокое положение до поступления в Легион.
Молчаливый декан Авл Мавридий одобрительно кивал, глядя на юного легионера, лишь иногда поправляя его или подсказывая. Особенно интересно было наблюдать за негласным соревнованием Марка и Примиуса: каждый хотел непременно стать первым, будь то стрельба из лука, кавалерийская подготовка или учебный бой.
Легионеры первой и второй контубернии с азартом болели за своих, поневоле перенося личные достижения воинов на общий результат своего подразделения. Урс Ганнибал следил за этим соревнованием с отсутствующим видом, не выделяя никого из парней, только после учений, на общем построении, разбирал ошибки легионеров, и, как ни странно, больше всех доставалось Марку, хотя именно он зачастую был лучшим. Опцион придирался к каждой мелочи: недостаточно энергичному выпаду в учебном сражении, чуть сбитому дыханию после марш-броска.
Кроме этого, помощник центуриона методично и систематически подавлял малейшие попытки юноши проявить организаторские способности, подсказать какое-то решение, улучшающее или ускоряющее боевой процесс, любые намёки на свои знания, полученные в Александрии.
– Легионер Деций! Твоя задача сейчас – чётко и без раздумий выполнять приказы командиров! – говорил он. – Когда станешь центурионом, тогда и будешь учить других. А пока не лезь, куда не следует!
– Если я не смогу применять свои знания уже сейчас, то никогда не стану центурионом! – однажды осмелился возразить Марк.
– Станешь, – буркнул опцион, – если будешь слушаться старших по званию! – А пока – три круга бегом вокруг лагеря! В полной боевой амуниции!
Марк слушался команды, но внутри него всё кипело от возмущения. Впрочем, к началу третьего круга возмущение обычно улетучивалось…
Но главное противостояние с придирчивым опционом произошло однажды во время обычного утреннего построения. Ганнибал обнаружил у Марка помимо уставной бляхи их легиона другую бляху-брошь, старинного образца, с надписью «Первый Римский Легион».
– Что это значит, легионер Деций? – скорее недоумённо, чем сердито спросил опцион.
– Это память о моём друге, который и сделал из меня легионера!
– Немедленно снять неуставной знак отличия! – сердито каркнул Ганнибал.
– Нет, опцион, я не сделаю этого! – в звенящей тишине все услышали негромкий и такой неожиданный ответ одного из самых дисциплинированных легионеров.
– Что!? – казалось, опциона сейчас хватит удар. – Что ты сказал?
– Я не могу снять эту брошь. Это будет предательством моего друга.
– Хорошо, я понял тебя, – неожиданно спокойно проговорил Ганнибал, – иди в казарму, и там ожидай решения по твоему поступку. Я доложу о нём центуриону Фабию.
Он закончил смотр, распределив легионеров по занятиям, а сам отправился к центуриону. Внутри у старого служаки всё кипело от возмущения и разочарования.
– Что за брошь была у новобранца? – центурион Фабий казался скорее заинтересованным, чем возмущённым.
– Разве это имеет какое-то значение? Легионер должен носить только знак своего Легиона! – воскликнул опцион, но тут же, поймав насмешливый взгляд начальника, стушевался, досадуя на то, что его поймали на подобном же непослушании. – Виноват, центурион. Это была бляха со знаком Первого Римского Легиона. Но не нашего, Сардинского, а какого-то другого… Я не знаю, что это за знак.
– Та-ак… пошли кого-нибудь за ним. Я хочу сам посмотреть на эту бляху.
Вскоре Марк явился перед центурионом и чётко отрапортовал о своём прибытии.
– Покажи мне свою бляху, – спокойно произнёс Нумерий Фабий, – просто покажи.
Марк, немного поколебавшись, снял такую дорогую для него брошь, и протянул командиру. Тот повертел её перед глазами, рассмотрел надписи.
– Первый Римский Легион! Его нет уже больше тридцати лет. Это была последняя боевая единица старой римской армии, и все нынешние легионы Империи созданы на его основе и духе, особенно, наш – Сардинский. Начало их возрождения положил знаменитый Кастул, основатель той римской армии, которая пришла на смену полудикому варварскому сброду. Я в своё время служил под началом Кастула и хорошо помню его!
– Я тоже хорошо помню легата Кастула… – тихо промолвил Марк.
– Ты? – поразился Фабий. – как ты можешь помнить этого человека?
– Я не просто помню его! – горячо воскликнул юный легионер. – Он был моим наставником и другом, учил воинской премудрости, когда я был ещё совсем ребёнком. Я находился рядом с ним, когда наши войска освобождали Рим, он умер на моих руках, и перед смертью передал свою брошь воина Первого Римского Легиона! Я поклялся не расставаться с ней, чтобы стать достойным своего учителя и друга!
– Ты был учеником и другом самого Кастула! – воскликнул Фабий. Протянул юноше брошь, и тихо добавил. – Носи её рядом со знаком нашего легиона, я разрешаю это своей властью. Будь достоин памяти своего учителя, и не посрами звание его друга. Иди!
Когда Марк вышел, старый вояка повернулся к опциону, и, покачав головой, произнёс.
– Ты, Ганнибал, достойный и уважаемый воин. Но пришёл к нам позже, и не застал время становления новых римских легионов, которые возродил легат Кастул. Я провоевал рядом с этим человеком больше двадцати лет, но не стал его другом, а этот мальчишка на поле боя принял его последнее дыхание, и великую память… Пусть носит этот знак, я не вправе запретить ему…
– Но ведь это нарушение дисциплины… – начал было опцион, но командир остановил его взмахом руки.
– Мой приказ остаётся в силе… Можешь идти, опцион Ганнибал.
Через некоторое время Марк получил право на увольнение в город. Систему регулярных увольнений недавно ввёл его отец, император Алексий, и теперь даже новобранцы могли провести выходной день в Риме, посетить какую-нибудь попину, термы, и даже лупанарий. Конечно, Марк не собирался тратить свой выходной от строевых занятий день на подобные пустяки, а сразу помчался к дядюшке Публию.
Толстяк с сожалением поведал, что его друг Рем был здесь на прошлых выходных, поэтому надеяться на скорую встречу друзей не стоит. Не появлялась в корчме и Агриппина, но это было понятно – что толку постоянно спрашивать о своём приятеле, который не распоряжается собственным свободным временем, и не может заранее сказать, когда его ждать.
Марк снова отправил мальчишку с запиской к Агриппине. Вскоре тот вернулся, принеся нерадостные вести: девушка с родителями уехала в гости к каким-то родственникам и приедет только вечером. Молодой легионер щедро заплатил мальчишке, велел дожидаться девушку возле дома, и когда она приедет, любыми путями передать ей, что ожидает её у дядюшки Публия. А пока надо навестить родителей! Полдня на это вполне достаточно, чтобы после обеда засесть в корчме и ждать Агриппину.
Мама с братом были дома, отец ушёл по государственным делам. Марка встретили восторженными восклицаниями со стороны Валерия, и охами матери: «Как похудел бедный мальчик!». Тут же были мобилизованы повара с прислугой, и легионера усадили за стол «набираться сил». Надо сказать, что от голода Марк вовсе не страдал: в их контубернии вопросами пищевого довольствия заведовал изворотливый и хитроватый крестьянский сын Лукиан, который умудрялся в любых обстоятельствах добывать у интендантов всякие припасы и организовывать приготовление пищи для своих контуберналиев.
Ели легионеры всегда хоть и неизысканно, но весьма сытно, а что касается некоторой стройности и отсутствия полноты, то это вполне объяснялось их подвижным образом жизни и большими затратами мышечной энергии. Разумеется, все эти доводы ничего не значили для матери, и она с энтузиазмом принялась откармливать своего «бедного мальчика».
Валерий в это время с восхищением рассматривал доспехи старшего брата, его шлем и пояс, пытался примерить на себя. Но при этом Марк видел, что при всём восхищении, для мальчика это просто красивые и необычные игрушки.
Время близилось уже к полудню, и Марк начал беспокоиться, придёт ли домой отец, и если придёт, то когда? А пока он пытался отвечать на вопросы матери о своей жизни в легионе. Это было нелёгким делом – маму интересовали детали быта: где спит её сын, как питается, не обижают ли его командиры и старшие товарищи.
Но разве она поймёт и прочувствует суровый быт легионера? Разве расскажешь ей о том, что после всех ежедневных трудов и состязаний, он совершенно не чувствует жёсткость своего матраса, так как засыпает, не всегда успевая уронить голову на подушку? Разве постигнет она все тонкости суровых мужских взаимоотношений с соратниками-легионерами, бесконечные придирки служаки-опциона, захватывающий дух соревнования с Примиусом Юлием?
Нет, подобные вещи может понять только мужчина, воин, такой, как его отец! Долго ли его ждать? О, вот и он! Они успеют поговорить, и можно будет бежать в корчму дядюшки Публия, вдруг Агриппина уже освободилась?
Император Алексий явился домой в мрачном расположении духа. Он приветствовал сына, а на вопросительный взгляд жены развёл руками и сказал:
– Сегодня утром умер папа Лев.
– Как? – воскликнула Марина. – Папа Лев умер? Что произошло?
– Он был уже старым человеком, долго болел, но толком не лечился, и рано утром его не стало. Мне очень жаль, я потерял не только хорошего друга, но и верного союзника. Папа занимался вопросами веры и Римской Церкви, но при этом всегда беспокоился об укреплении нашей Империи. Он поддерживал меня во всех вопросах, хотя знал, что я не верю в его Бога. Это был удивительный человек, и мне очень не будет хватать его. И не только мне, но всей Римской Империи. Мы не знаем, кто займёт его место, но в любом случае, это будет неравноценная замена…
– Как он встречал нас в Риме, когда мы бежали от бунта язычников! – на глазах Марины блестели слёзы. – Ты помнишь, Марк? Несмотря на свой высокий сан и колоссальную занятость, он сам водил нас по Риму, рассказывал интересные и удивительные вещи. Он просто излучал доброту и любовь, и при этом не старался перетянуть нас в свою веру.
– Да, это его характер. Для Папы был важен сам человек, он во всех видел своих братьев и сестёр, и он любил нас всех… – император повернулся к Марку, – ты в увольнении, сын?
– Да, папа, сегодня до вечера.
– Тогда идём в мой кабинет, пообщаемся на государственные темы, – он слабо улыбнулся, – а потом мне надо будет вновь идти в Сенат, да и тебе, наверное, не терпится встретиться с друзьями.
– Как твои успехи в легионерской премудрости, как служба? – Алексий устало опустился в кресло за своим столом, потёр ладонью лоб.
– Да по-всякому… Бывает хорошо, бывает похуже. Я стараюсь делать всё правильно, как положено, результаты у меня отличные, но наш опцион вечно мною недоволен. Каждый день ругает, делает замечания. А хуже всего то, что совершенно не хочет прислушиваться к моим предложениям! Я ведь не зря так долго учился, у меня взгляд на службу немного другой, я вижу некоторые вещи не с позиции простого легионера, а с позиции будущего командира. Мне кажется, к моим замечаниям можно было бы прислушаться!
– Ты знаешь, сын, за подобные речи следовало бы тебя примерно наказать: лишить, к примеру, денежного довольствия, или подкинуть тебе дополнительных обязанностей!
– Но почему, отец? – воскликнул в недоумении юноша. – Я же хочу лучшего, стараюсь для своего легиона, для Империи!
– Вот поэтому я и не наказываю тебя, а только предупреждаю! Ты думаешь, что если получил много знаний, то теперь можешь указывать что делать боевым легионерам и даже командирам? Пока ты учился книжной премудрости, они проходили учёбу на полях сражений. Твой центурион Нумерий Фабий участвовал в стольких битвах, что, наверное, сам уже не помнит их количество! Ты знаешь, что должность центуриона первой центурии первой когорты легиона получить очень непросто. Не знаю про твоего опциона, но, судя по всему, это тоже боевой рубака. Если его взяли из Карфагена в Первый Сардинский Легион, находящийся на содержании самого императора, это тоже о чём-то говорит! Твои знания весят очень много, тут не поспоришь, но их время ещё не пришло, поверь мне. Когда ты будешь настоящим боевым легионером, а не желторотым новобранцем, они очень тебе пригодятся, и ты станешь командиром – не по родству со мной, а по своему боевому опыту! Ты понял меня, сын?
– Да, отец, – Марк, поднявшийся во время этого монолога, стоял теперь по стойке «смирно», опустив голову и глядя в пол, – я понял, что веду себя, как мальчишка. Обещаю тебе, что этого больше не повторится.
– Отлично, сынок, я очень рад, что ты понял всё правильно! Приведу тебе ещё одну пословицу мудрого полководца, можешь считать её тоже моим сочинением: «Тяжело в учении – легко в бою!». Ты с детства прошёл хорошую воинскую школу под руководством нашего друга Кастула, но это были ещё детские забавы. А теперь у тебя началась настоящая боевая подготовка. Сейчас ты – простой легионер, только постигающий азы, но в глубине души, для себя, помни, что ты сын и преемник императора. Но только – в глубине души! Внешне нужно оставаться рядовым легионером!
– Мне всё понятно, отец! Я не подведу тебя!
– Вот и хорошо, эту тему мы закрыли. Теперь я буду говорить с тобой, как со своим преемником. Скоро в Империи начнутся тяжёлые, смутные времена. Смерть Папы Льва случилась очень некстати, я не знаю, кто займёт его место, но я не вижу среди претендентов ни одной фигуры, сравнимой с ним по мудрости и преданности. Во многом его поведение сдерживало аппетиты Льва Макеллы, императора Византии, который спит и видит себя на троне объединённой Римской Империи. Сейчас его останавливает только отсутствие сильного союзника, но, насколько мне известно, он прощупывает почву в Персии, Шёлковой стране – Китае, может, и ещё где-то. Помешать ему мы не можем, но можем готовиться к будущей войне. Надо успеть сформировать хотя бы ещё два легиона, но это будут уже не полноценные кадровые легионы с постоянным составом легионеров. Командование и костяк будут именно кадровые, профессиональными, но большинство бойцов будут наёмными – их призывают на один-два месяца, обучают, а потом распускают по своим делам: обрабатывать поля, торговать, в общем, работать как обычно.
– Но почему мы не можем содержать профессиональную армию на постоянной основе?
– Потому что этого не выдержит никакая казна! Легионеры не создают ценностей, но их нужно кормить, одевать в доспехи, обучать. Трёх легионов вполне достаточно для мирного времени, чтобы мгновенно отразить любое нападение, а потом уже развёртывать резервные легионы.
Они поговорили ещё немного, Марк рассказал о своём соревновании с Примиусом, на что отец улыбнулся и напомнил, что главное – помнить о достоинстве легионера, и заботиться прежде всего не о личных достижениях, а о боевом духе Легиона.
После этого мужчины разошлись по своим делам: Алексий, озабоченный и угрюмый, и Марк, спрятавший пока отцовские наставления в глубину памяти, и больше занятый на данный момент сердечными переживаниями.
К радости молодого легионера, возле корчмы его поджидал мальчишка-гонец с коротенькой запиской от Агриппины: «Я на набережной Тибра, на нашем месте. Приходи скорее». Разумеется, Марк поспешил туда. Девушка прогуливалась по довольно глухой, малолюдной аллейке, которую они и называли «нашим местом». Она улыбнулась ему, протянула руки навстречу, поцеловала, но этот поцелуй был просто дружеским, да и обнять себя она не дала, мягко выскользнув из рук парня.
– Даже здесь есть глаза, – грустно улыбнулась она, – не надо давать пищу для сплетен!
Они пошли по аллее рядышком, но не держась даже за руки. Марк не понимал, почему подруга держится так отстранённо и холодно, ведь их последняя встреча закончилась таким жарким поцелуем!
– Ты с Ремом не виделась? – спросил Марк.
– Виделась, на прошлых выходных. Мы подождали немного у дядюшки Публия, но, когда стало ясно, что ты не придёшь, ушли. К Рему прибежала его Флавия, поэтому я вскоре их оставила вдвоём и пошла домой. А что нового у тебя?
Марк принялся рассказывать о своём легионерском быте, о соревновании с Примиусом, об истории с бляхой Кастула. Девушка вроде бы слушала внимательно, ахала в самых напряжённых местах его рассказа, уточняла какие-то детали. Но юноша видел, что по большому счёту, ей не слишком близки эти переживания, она занята совсем другими мыслями.
Он попытался развеселить подругу, рассказав забавный случай с их хитрым поваром Лукианом – как он добыл для сослуживцев поросёнка и приготовил его в самом лучшем виде, отбивая все претензии соседей на жаркое. Агриппина слушала его улыбаясь, но не засмеялась ни разу, хотя история и впрямь вышла смешная.
Так они побродили ещё около часа, потом девушка сообщила, что ей пора домой, у неё разболелась голова. Они расстались ещё на набережной – Агриппина заявила, что не желает, чтобы весь город видел их вдвоём. Марк хотел на прощание снова поцеловать её по-настоящему, как в прошлый раз, но девушка ловко выскользнула из его объятий, погрозила пальцем, и убежала, бросив на прощание: «Я буду тебя ждать!»
Марк вернулся в расположение легиона в растерянности и недоумении. Почему Агриппина себя так вела? Что он делает не так? Ведь всё было хорошо, почему она так холодна с ним? Наверное, у неё кто-то появился вместо него! Но зачем тогда говорить, что будет ждать?
Когда он явился к декану и доложил о своём прибытии, тот сообщил, что Марка желает видеть центурион Фабий, поэтому следует немедленно его разыскать и выяснить причину. Центуриона Марк нашёл очень быстро – тот был на своём обычном месте.
– Легионер Марк Деций! Тебе поручается очень важное дело. Завтра с утра ты должен отправиться в один из наших отдалённых гарнизонов, отвезти их командиру пакет. Пакет очень важный, секретный, поэтому мы отправляем не простого гонца, а одного из лучших легионеров. Завтра, в понедельник, ты выезжаешь верхом с раннего утра. К вечеру должен достичь расположения гарнизона. Передашь пакет только командиру лично в руки. Переночуешь у них в лагере, дождёшься, когда тебя отпустят – может, передадут с тобой другой пакет. В среду вечером ты должен быть на месте, разыщешь меня и доложишь. Всё понятно, легионер?
– Всё понятно, центурион! Я могу идти?
– Да, иди. Подготовь коня, сам поешь и отдохни. Пакет получишь завтра утром перед выездом.
Марк развернулся и вышел из кабинета центуриона. Прежде всего, сходил на конюшню, осмотрел коня, подготовил его к завтрашнему путешествию, подогнал амуницию. Следовало хорошо поужинать, но до этого его ждало ещё одно очень важное дело. В голове быстро созрел чёткий план, как выкроить не менее полусуток и использовать их с толком для себя.
Юноша написал записку, сложил лист бумаги, запечатал печатью. Вблизи ограды лагеря всегда крутились мальчишки, которые за небольшую плату бегали с разными поручениями, как и под корчмой дядюшки Публия. Марк выбрал наиболее смышлёного на вид, вручил ему записку и серебряную монету, подробно рассказал, куда отнести и кому отдать.
– Если всё сделаешь правильно, и я достигну своей цели, по возвращении заработаешь ещё пару монет! – строго добавил он.
Мальчишка умчался в вечернюю темноту, а Марк отправился в казарму, размышляя о том, всё ли он правильно сделал, и удастся ли его план…