ГЛАВА XVIII. ВИЗАНТИЯ ПРОТИВ РИМА

Тяжелее всего Марку приходилось тогда, когда он оставался один, особенно вечером и ночью. Все, кто его окружал – соратники-легионеры, друзья и знакомые видели собранного, сосредоточенного центуриона, воина без страха и упрёка. И только самые близкие – родители и верный дружище Рем, понимали его состояние и догадывались о той страшной боли, которая разъедала его изнутри.

Все свои силы он направлял на воинское дело – помимо обычной ежедневной рутины, приглядывался к своим легионерам, обдумывал, кто из них на что будет способен, какую технику лучше освоит. По вечерам вместе с Ремом они составляли план освоения новой техники, расписание занятий, составляли списки необходимого оборудования.

За систему сигнализации и передачи команд вплотную взялся Рем, с дружеской грубоватостью заявивший своему центуриону: «Не ломай себе голову над этим, не засоряй мозги. Я сам всё продумаю, потом ты только глянешь, может, добавишь чего!».

Всё это успешно отвлекало Марка, но наступала ночь, он оставался один, и вновь ему чудились узоры из кораллов и алых капель на полу, вновь из ослабевшей руки со стальным стуком на пол выпадал гладий, вновь слышался тихий голос: «Любимый, не будь так жесток… Я хочу быть с тобой…». Он метался на своём жёстком ложе, ненадолго забывался тяжёлым сном, часто просыпаясь от собственного сдавленного крика. А утром, собранный, жёсткий и уверенный в себе командир вновь представал перед своими легионерами, ни единым намёком не выдавая перед ними свою боль…

Наконец, поступил приказ о скором отъезде на Сардинию. Марк выговорил себе ещё три десятка легионеров из других центурий, чтобы полностью укомплектовать будущие экипажи мамортисов и аэростатов, а также обслуживающий персонал.

* * *

Заседание Сената предсказуемо переросло в бурные дебаты. Лар Септимий постарался, и закон о чрезвычайных полномочиях императора не выглядел слишком уж диктаторским. Но мои друзья-оппозиционеры, наверное, подготовились заранее, и сходу обрушились на него с градом критики. Непримиримый Валериан Красс, внешне добродушный, рыхлый и розовощёкий, на деле же упорный и жёсткий противник, как обычно, сопя и брызжа слюной, обрушился со всей яростью на новый закон.

– Мы сразу говорили, что император Алексий хочет быть единоличным правителем с диктаторскими полномочиями! К сожалению, к нам не прислушались тогда, и что мы видим сейчас? Правитель хочет протащить закон, лишающий Сенат реальной власти, получить Империю в неограниченное правление, добиться абсолютной власти! Да, в проекте закона говорится о том, что он действует только на время военных действий. Но кто определяет, что такое военные действия? Любой конфликт в любом уголке Империи можно назвать войной, и получить под это дело неограниченную власть. А получив её, диктатор никогда с ней не расстанется! Став законным, так сказать, диктатором, всегда можно объявить новые законы, продлевающие военное положение на неопределённый срок. Я призываю сенаторов не утверждать этот закон, чтобы не превратить Сенат в сборище безвольных марионеток!

– Я полностью поддерживаю уважаемого Валериана Красса! – это уже Алфениус, высокий, худощавый обладатель мягкого и проникновенного голоса. – Вы только вдумайтесь, что предлагает нам император Алексий! Отныне любой конфликт приводит его к абсолютной власти. Сенат, состоящий из опытных, многократно проверенных в деле сенаторов, не сможет принять ни одного мало-мальски значимого закона, если его не утвердит император! И наоборот, если Сенат разработает хороший, правильный закон, но он не понравится Алексию Децию, его не примут! Так, может, сразу распустить наш Сенат, и принять главенство диктатора?

Зал зашумел, довольно одобрительно, и тут на трибуну взобрался сам понтифик. Интересно, что скажет Гиларий?

Талантом красноречия уважаемый Папа явно не обладал. Он принялся размахивать руками, несвязно бормотать о каких-то нарушениях мною законов и христианских правил поведения, но потом всё же взял себя в руки, и его речь стала более связной:

– Император Деций пугает нас угрозой с Востока, от нашего брата, императора Льва Макеллы. Ещё раз повторяю, брата во Христе, правителя восточной части нашей Империи. Это ли не нарушение всех христианских канонов, это ли не гордыня и самомнение? Вместо того, чтобы решить все недоумения с правителем Византии в духе братской любви и взаимных уступок, Деций готовится к войне! Этого допустить нельзя, и я, как верховный пастырь, призываю Алексия одуматься и смириться!

Вот это поворот! Интересно, понтифик и правда так думает, или его хорошо настроили против меня? Лучше бы и вправду это была его собственная речь, иначе придётся опять распутывать очередной заговор.

Гиларий закончил свою пламенную речь, и я взял слово.

– Уважаемые сенаторы! Хочу сразу внести ясность по некоторым вопросам. Первое, новый закон будет действовать исключительно в военное время. Второе – это не прихоть диктатора, а суровая необходимость. Когда идёт война, нужно принимать решения быстро и чётко, не вязнуть в долгих спорах, кто из нас брат, и с кем вести переговоры. Один раз вы уже пытались меня убедить «сесть за стол переговоров» с бунтовщиком Рицимером, а сейчас хотите, чтобы я пошёл на поклон к своему «брату во Христе» Льву Макелле, который сговорился с Сасанидами – персидскими язычниками! Простите, но мне такой брат не нужен, и я не считаю его своим братом.

– Позвольте спросить, уважаемый Алексий, – вкрадчиво поинтересовался Алфениус, – а что, император Лев Макелла уже ведёт войска Сасанидов на Римскую Империю?

– Я понимаю, к чему вы клоните, уважаемый сенатор. Вы, наверное, ждёте, когда византийцы вместе с персами подойдут к стенам Рима, и тогда соизволите развести руками и пробормотать что-то вроде: «Ну, вот, теперь все сомнения отпали, слово за вами, император!»

На этот раз одобрительный гул вызвали уже мои слова.

– Я в своих решениях опираюсь на данные разведки, и точно знаю, что сговор уже произошёл. Макелла хочет с помощью персидской армии разбить за счёт численного преимущества наши легионы, разрушить Рим, а затем провозгласить себя императором объединённой Византийской Империи. И плевать ему на то, что персы заберут часть наших территорий, с таким трудом отвоёванных у варваров, и что они потом начнут выживать со своей земли и самого Макеллу, для него главное – разрушить Рим, уничтожить его влияние, а в идеале – вообще сравнять Вечный город с землёй. Так вот, у нас есть, чем ответить всем этим захватчикам, наши легионы сильны, воинский дух на высоте. И мне очень жаль, что некоторые из вас всё ещё пытаются усидеть на двух стульях, угождая и Риму, и Византии. Так не будет, и я сделаю для этого всё!

Изрядно постаревший, но ещё крепкий сенатор Гай Антоний Север, с самого начала давший понять, что он ни капли не колеблется, очень буднично и спокойно объявил голосование. Явная оппозиция в лице Красса, Алфениуса, Гилария и ещё нескольких сенаторов осталась в явном меньшинстве. Их не очень убеждённые союзники предпочли воздержаться от голосования, а большинство сенаторов новый закон поддержали. С большой радостью я отметил, что кроме проверенных союзников – Кезона Клавдия, Гнея Ульпия, купца Прокула Помпея, и ставшего начальником полиции Рима Луция Антония, среди поддержавших были все молодые сенаторы из моих Александрийских студентов, которые совсем недавно вошли в Сенат: на их поддержку я очень рассчитывал.

* * *

На следующий день после заседания Сената у меня состоялся серьёзный разговор с сыном.

– Марк, положение таково, что война с Византией уже на пороге. Очень скоро тебе предстоит выезжать на Сардинию и там заниматься формированием особой центурии. У нас есть буквально несколько дней, чтобы успеть провести церемонию твоего бракосочетания с Плацидией. Ты сам знаешь, как важен этот брак для нас и для Империи в целом. Скажи мне, ты готов к этому?

– Да, отец, я готов. Но у меня есть некоторые просьбы. Пусть этот брак останется политическим решением и не влечёт за собой каких-то других обязательств. Я обещаю сохранять внешнюю благопристойность, выполнять обязанности по содержанию семьи, уделять приличествующее внимание законной супруге во время протокольных встреч, относиться к ней с должным уважением. Со временем нам необходимо будет обзавестись наследниками, я это понимаю, и не буду противиться. Но с другой стороны, мне совершенно не хочется постоянно находиться в одном доме с супругой. Также я сразу хочу предупредить, что вопросы любви и прочих подобных вещей для меня закрыты, и я не собираюсь это обсуждать. Если невеста согласна с этими требованиями, мы можем провести церемонию хоть сейчас. Да, и насчёт церемонии. Если есть такая возможность, мне бы не хотелось пышных торжеств с привлечением публики и родни, пусть всё будет очень скромно и тихо.

– Знаешь, Марк, – усмехнулся я, – ты меня не удивил этими требованиями, я ожидал от тебя нечто подобное. Но Плацидия – это просто чудо. Признаюсь тебе, я пару дней назад говорил с ней и её матерью – именно она, Лициния, настаивает на скорейшей свадьбе. Также она хотела бы провести церемонию по всем правилам. А вот твоя невеста приняла ситуацию с пониманием. Она сразу высказалась за то, чтобы всё было «скромненько и душевненько», по её словам. Время почти военное, не до празнеств. Мы пришли к выводу, что проведём церемонию венчания в главном соборе Рима, тут никак нельзя этого избежать. Потом будет небольшой обед в узком кругу, а потом придёт гонец и вызовет тебя в Легион – служба, что поделать! Ну, а после будет отъезд на Сардинию, наверное, начнётся война, походы, битвы. Тебе не придётся жить с женой в одних покоях хотя бы некоторое время. Потом решим этот вопрос. Но ты знаешь, я думаю, что тебе с Плацидией будет легко. Она или не претендует на твою любовь, или прячет это глубоко в себе. Старайся всё же не сильно обижать её равнодушием, и всё у вас будет хорошо.

– Ладно, отец. Я думаю, здесь не будет особых сложностей, – Марк помолчал немного, потом нехотя добавил, – как мне кажется, моя будущая жена довольно здравомыслящая особа…

* * *

Как и предполагалось, свадьба прошла именно по нашему сценарию. Венчание в базилике св. Петра очень нехотя провёл Папа Гиларий, только потому, что бракосочетание сына императора и дочери экс-императрицы по всем канонам должен был проводить именно он. Молодые выслушали все положенные молитвы, ответили «Да», лёгкой тенью обозначили супружеский поцелуй.

Оба вели себя естественно и достойно, не выказывая бурную радость, но и не отворачиваясь равнодушно друг от друга. В конце застолья, как и предполагалось, явился гонец с приказом Марку немедленно явиться в расположение Легиона. Все сделали вид, что огорчены этим обстоятельством, а Плацидия мягко улыбнулась, слегка притронулась к руке мужа, пожелала ему удачи в ратном деле, и вернулась к столу.

* * *

Через два дня центурия Марка погрузилось на корабль, который взял курс на Сардинию.

Прибыв на остров мамортисов, как окрестил его Рем, и это название быстро прижилось, легионеры первым делом начали устраивать лагерь. Для связи со мной привезли большие клетки с почтовыми голубями, при этом Марк очень строго следил, чтобы никто из легионеров не привёз на остров своих птиц, даже одного. Секретность необходимо было соблюдать на высшем уровне, поэтому и голуби допускались на остров только «государственные», приученные лететь прямо во дворец императора.

При этом, можно было отправить весточку родным – открытое письмо передавали Марку или Рему, они внимательно читали его, и если оно не содержало ничего подозрительного, отправляли обычным путём во дворец, с указанием передать нужному адресату.

По той же причине секретности Марк приказал отвести все корабли из гавани острова, они стояли на виду, и могли приплыть только по соответствующему сигналу. Что поделать, на карту было поставлено слишком многое, чтобы игнорировать меры безопасности и секретности.

Разбили палатки для легионеров, как обычно, по десять человек вместе с деканом. При этом пришлось увеличить количество контуберний до тринадцати, из-за тех самых трёх десятков легионеров, прикомандированных по просьбе Марка.

Когда немного наладили быт, центурион выстроил всех легионеров на площади, и показал технику в действии: из ангаров, фырча и плюясь паром, выползло несколько чудовищ-мамортисов. Легионеры, преодолев первый страх перед необычными машинами, окружили их плотным кольцом, восхищённо ахали, заглядывали в открытые люки.

Весь этот день посвятили знакомству с чудесной техникой: кто-то примеривался к арбалетам у бойниц, наводил пушку-скорпион, тренировался забираться и выпрыгивать из машин на ходу, а кое-кто уже примерялся к управлению машиной или к топке парового двигателя. Разумеется, одного дня на всё не хватило, и назавтра продолжили знакомство с этой удивительной техникой.

Когда легионеры освоились с паровыми чудовищами, пришла пора изучения аэростатов. Изобретение оценили по достоинству, однако далеко не все решились подняться в воздух в корзинах, подвешенных к разноцветным шарам. Оболочки продолжали делать, окрашивая яркими красками и узорами – у потенциальных вражеских наблюдателей они не должны были вызывать тревогу и ассоциироваться с боевым оружием – пусть воспринимают их, как яркие игрушки.

С течением времени страх перед высотой притупился, и многие поднимались в воздух даже с удовольствием. Пришла пора учиться применять новые знания на деле, и формировать экипажи мамортисов и аэростатов. Последние делились на два вида: лёгкие разведывательные, и тяжёлые боевые. В состав первых входил командир экипажа, «кочегар», обязанностью которого было следить за горелкой и выпускным клапаном, чтобы соответственно поднимать или опускать аэростат.

Каждый воздушный аппарат был привязан верёвкой к барабану, возле которого дежурил специально назначенный легионер, готовый в любой момент быстро притянуть аэростат к земле в безопасное место. В корзине также находился наблюдатель, умеющий чертить планы на бумаге. Это была самая ответственная должность в экипаже, и на неё назначались наиболее толковые и наблюдательные легионеры. В экипаж боевого аэростата, помимо командира и кочегара, входили легионеры с тяжёлыми луками и амфорами с «греческим огнём». Туда не включали наблюдателей, а корзина была более плотной и защищённой от стрел.

Каждый день воинов был наполнен работой и учёбой: изготавливали печи для наполнения аэростатов горячим воздухом, горелки для поддержания температуры в полёте, барабаны и верёвки, чтобы управлять аэростатами. Помогали собирать и испытывать новые машины-мамортисы, учились стрелять из тяжёлого лука с неба на землю, осваивали арбалеты, собирали материалы для изготовления «греческого огня».

Шили разноцветные флаги для сигналов – красные, жёлтые, синие и зелёные, различной формы – прямоугольные, треугольные и «ласточкин хвост»: прямоугольник с внутренним уступом. Учили сигнальную азбуку, разработанную Ремом. Ждали, когда придёт пора применить новые знания на деле.

* * *

Византийский император шёл напролом. Его войска вплотную встали на наших границах, но он не начинал боевых действий, пока не подойдут основные силы Сасанидов. Побеспокоившись заранее, я два месяца назад приказал командирам четвёртого и пятого вспомогательных легионов призывать своих резервистов и формировать полноценное войско. Потом отправил пропретора Флавия Майориана, командиров и первых помощников всех легионов – трёх основных, кадровых, и двух вспомогательных, на остров мамортисов, предупредив Марка голубиной почтой: встретить командование и показать всю боевую технику в действии.

Когда легаты вернулись, я собрал закрытое совещание высшего командования и спросил, каковы их впечатления.

– Мы потрясены! Оружие, действительно, мощное и неожиданное для врага. Почему вы не говорили о нём раньше, император? – спросил Максим Юлий, легат Первого Легиона.

– Я хотел полностью подготовить наши мамортисы и аэростаты: их идею мы почерпнули из рукописей, найденных в Александрийской библиотеке моими студентами. Затем нужно было воплотить эти идеи в готовые орудия, для аэростатов придумать шёлковую оболочку – крепкую, лёгкую, надёжную. Мамортисы работают на совершенно новом принципе – паровом двигателе, его нужно было сделать, испытать, построить первый десяток этих аппаратов. И теперь я показал вам не сырые идеи, которые требуют воплощения, а готовую боевую центурию, способную напрочь переломить ход битвы, даже с многократно превосходящим по численности соперником.

– Как вы думаете использовать эту замечательную центурию? Будут ли вооружены этим оружием другие подразделения? – это легат Третьего Легиона.

– Разумеется, впоследствии мамортисами и аэростатами будет вооружена вся римская армия. Но пока для решающего сражения с византийцами и персами нам будет достаточно нашей Шестой центурии. Я хочу не просто одержать победу на поле боя. Моя цель – дать понять всем, раз и навсегда, что Римскую Империю трогать нельзя. Что римская армия – это не только железная дисциплина, мощная пехота, конница и лучники. Это новейшее оружие, которого нет ни у кого, и которым умеют пользоваться! Мои студенты привезли из Александрии не только эти идеи, ещё множество интереснейших изобретений ждут своей очереди, и если кто-то сможет вскоре создать свои аэростаты и даже мамортисы, мы к этому времени будем иметь другое, более мощное и необычное оружие. Я хочу, чтобы правители всего мира искали нашей дружбы и покровительства, а безумцев, желающих пойти на нас войной, сами же быстренько нейтрализовали, как сумасшедших идиотов!

– Мы можем только приветствовать такие устремления, тем более, что они надёжно подкреплены новейшим оружием, – подвёл итог пропретор Майориан, – и всё-таки, у вас есть конкретный план применения этой техники?

– Конечно есть, пропретор. Сейчас я его изложу, а вы, как профессиональные военные, скажете, насколько он хорош. Итак, я предлагаю вначале изматывать нападающих в небольших позиционных схватках, даже где-то отступать, заманивать противника вглубь. Наверняка, вопреки этому, персы захотят встретиться с нашим войском в большом сражении, причём желательно, на открытом пространстве, так как их главный род войск – мощная конница. В обычное время мы всеми силами противились бы такому плану, а если и приняли бы большое сражение, то в укреплённом районе, а не на открытой местности. Но в данном случае, нам как раз подойдёт именно открытое поле, где можно будет применить мамортисы и аэростаты.

– Но, если мы будем заманивать противника в непривычную для нас обстановку, они поймут, что мы что-то замышляем, и не поддадутся на провокации.

– Разумеется. Противник нам противостоит очень серьёзный, и победить его будет сложно. Я думал над этим вопросом, и предлагаю такой план. Пусть персы теснят наши войска вглубь территории, в направлении Сарматской равнины. Это именно равнина – плоская, с малой растительностью и минимумом естественных препятствий. В обычное время наши войска приложили бы все силы, чтобы избежать сражения там. Но мы должны сделать вид, что нам приходится принимать сражение на этой равнине, у нас нет другого выхода. Как это сделать – решайте сами, с командирами ваших когорт и центурий, но решительный бой должен состояться именно на этой равнине. Враг вообразит, что нашей армии конец, и вскоре мы будем разбиты. Но его будет ждать жестокое разочарование!

– А как вы доставите туда всю эту технику? Это ведь задача не одного дня, – покачал головой легат Второго Легиона.

– Мы начнём постепенное перемещение мамортисов, аэростатов и прочего оборудования поближе к месту главного сражения, но пока что сосредоточимся в другом месте, недалеко от него. Когда время битвы станет более-менее понятным, надо будет очень быстро перебросить вооружение на место, и тогда мне нужны будут люди, чтобы они взяли на себя этот тяжёлый труд, а легионеры Шестой центурии смогли отдохнуть перед решительным сражением.

– В вашем распоряжении, император, будет вся Первая когорта, – поклонимся Максим Юлий.

– Отлично. И вот ещё что. У меня есть дополнительный сюрприз для наших противников – особый отряд конницы, также снабжённый кое-каким оружием, точнее оборудованием. Я готовил его в дополнение к легионерам Шестой центурии, там нужно не меньше трёх сотен. Это очень простое оборудование, вступление данного отряда в бой будет носить не только военный, но во многом и психологический характер. Я прошу понять меня правильно, вы увидите этот отряд в действии, и тогда поймёте, почему я не показал вам его заранее!

Наше совещание почти закончилось, и точку в нём поставил срочный гонец. Я вскрыл пакет и зачитал его содержимое: «Войска Византийского императора и персы начали наступление».

– Ну что же, война началась, слово теперь за нами! – я подвёл итог нашей встречи.

Загрузка...