Пробуждение мёртвых богов 2

ГЛАВА XV. КТО ЖЕ ПРЕДАТЕЛЬ?

В этот раз, по настоянию Марка, тройка друзей собралась не за столом в таверне дядюшки Публия, и вообще, ни в какой другой таверне. Они прогуливались по аллейке в парке над Тибром, зорко следя, чтобы никто их не подслушал.

– Где-то кроется предательство! – возбуждённо говорил Марк. – Отец утверждает, что предатель находится в Византии, что Порфириос слишком много болтал при слугах, и кто-то из них донёс Льву Макелле. Я не верю в это! Большинство наших патрициев болтают при слугах, и не беспокоятся ни о чём. Домашние слуги не обладают достаточным умом, чтобы подслушать важную информацию, передать её кому-то и получить от этого выгоду! А вот в Риме вполне достаточно тех, кто понимает важность услышанного, и знает, как этим распорядиться. Я сделал ошибку, что разболтал сведения о Порфириосе Стратиотисе. В вас, своих друзьях, я нисколько не сомневаюсь, вы не можете быть предателями. Но, во-первых, нас могли услышать посторонние, а во-вторых, вы могли без злого умысла поделиться с кем-то из близких. Вы никому не говорили об этом?

Рем и Агриппина не успели ничего сказать: из-за поворота аллейки вывалилась шумная компания молодых легионеров, среди которых был Примиус Юлий, ещё несколько знакомых из второй контубернии, а также легионеры из других подразделений. Они шумно приветствовали Марка и Рема, подчёркнуто игнорируя Агриппину – их компания оказалась чисто мужской. Было заметно, что парни хорошо провели время в харчевне, и явно не ограничились одним кувшином вина.

– Мы идём состязаться в стрельбе из лука! – воскликнул Юлий. – Айда с нами, посмотрим, кто сегодня будет лучшим!

– Нет, спасибо, – улыбнулся Марк, – у нас немного другие планы…

– А, ну понятно, другие планы, – расхохотался Юлий, – куда нам, простым ребятам…

Марк хотел развернуть наглеца и заставить его пожалеть о своём поведении, но Рем остановил друга:

– Не трать силу на дурака, – улыбнулся он.

– Ты прав, Рем, Примиус Юлий – хороший легионер, но умом не блещет. Его сильно задевает, что я по итогам соревнований оказываюсь впереди, а он хочет непременно быть первым. Даже в ущерб общему делу…

– Ну и оставь его в покое, ваше командование само с ним разберётся…

– Ладно, пошёл он к воронам! Мы говорили о важных делах, о том, кто мог услышать наш разговор и проболтаться.

– А может, дело вовсе не в этом? – спросила Агриппина. – Может, враги узнали об этом совсем из других источников? Ведь не может быть, чтобы никто больше не знал об этом?

– Может, и так… Я хочу очень осторожно расспросить легионеров, может, кто-то слышал какие-то отголоски?

– А я пошарюсь среди родительского окружения – чиновников, аристократии.

– У меня знакомства совсем другие, – пожал плечами Рем, – уличные босяки, торговцы, матросы. Может, они и не вращаются в высших кругах, но кое-что слышат и видят.

– Очень хорошо, друзья. Но прошу вас быть предельно осторожными и внимательными, не лезть ни в какие авантюры, а если что-то проясняется, тут же сообщать мне. Не пытайтесь самостоятельно докопаться до истины, это может быть очень опасно!

Это увольнение оказалось скучным, и Рем очень жалел, что взял его. В корчме дядюшки Публия было пусто и тихо, его друзья приходили сюда несколько дней назад, и вряд ли появятся сегодня. Конечно, можно было написать Агриппине, но особого смысла в этом не было: ну, посидят они час-другой, поболтают, и что дальше? Ей же не он нужен, а Марк!

Он сунулся к Флавии, но там вовсю кипела работа: привезли новый товар, и вся семья занималась его разбором и сортировкой. В далеко не самом лучшем расположении духа, Рем забрёл в какую-то харчевню на окраине. Пересчитал серебряные монетки, заказал вино и сыр. На курицу денег явно не хватало. Вино оказалось кислым, а сыр твёрдым и несвежим. Надо доесть и допить это недоразумение, и возвращаться в Легион – хотя бы поспать завалиться пораньше!

В харчевню, пошатываясь зашёл явно небедный купец в хорошей одежде, уже изрядно выпивший. Обвёл глазами пустой зал, подошёл к столику Рема.

– М-можно? – полувопросительно спросил он, берясь за спинку свободного стула.

– Садитесь, – пригласил легионер. Конечно, компания пьяненького купца не совсем то, чего хотелось, но, может, он угостит нормальным вином?

Купец плюхнулся на стул, подозвал слугу.

– Дай-ка ты нам, братец, хорошего вина пару кувшинов, да свиной колбасы пожарь колечко-другое! Ну, и хлеба там, овощей… Не возражаешь, легионер?

– Не возражаю, – улыбнулся Рем, такая перспектива начинала ему нравится.

– Ну вот и хорошо. А то от запаха из твоего кувшина у меня челюсти сводит!

– На жалованье простого легионера особо не разгонишься, – пожал плечами Рем.

– Понятное дело, до легата ты ещё не дослужился. Ничего, сейчас мы это дело поправим. Давай, парень, ешь, пей! А может, ещё и курицу заказать? Жареную, а?

– Курица! Это, знаете, моя любовь, так что с удовольствием приму такой дар!

– Ну, вот и давай! А я поддержу наше славное воинство, ведь я сегодня такую шикарную сделку провернул, кучу денег заработал. А ты, сынок защищаешь нас всех, даёшь возможность мирно торговать… – купец пьяненько засмеялся, – каждому свой кусок пирога, как говориться…

– Ну, из меня торговец не получился, вот я и легионерствую потихоньку, – пробормотал Рем, расправляясь с курицей.

– А из меня воин не получился! И я торгую, как могу. Слушай, легионер, давай-ка я тебе кроме жратвы денег ещё подкину, а? Мы сейчас напьёмся, наедимся, а в следующий раз опять тебе придётся кислое вино пить с дубовым сыром? Не-е, я этого не допущу!

Купец опустошил кувшин, утёр губы, достал из-под складок одежды ещё два кожаных мешочка с деньгами, потолще и похудее.

– Так, это я себе отложу, – он подвинул к себе более толстый мешочек, – на новый товар, а это – тебе, воин!

Купец бросил кошелёк на стол возле Рема, махнул рукой: «Забирай, мол!». После этого его явно стало развозить, он бормотал что-то непонятное, размахивал руками, но до того, как упасть головой на стол, успел вызвать с улицы мальчишку, дать ему записку и монету.

– Сейчас племянник меня заберёт… – последние членораздельные звуки, которые от него услышали.

Марк пребывал в скверном расположении духа. Расследование, им затеянное, не давало никаких результатов. Агриппина, с которой ему удалось увидеться чуть ли не на бегу, сказала, что её родители узнали буквально на днях о казни Стратиотиса из своих источников, но за что он лишился головы, они не имели сведений. Расспрашивать более глубоко девушка не решилась. Или с этой стороны всё чисто, или происходит на таком уровне, куда ей нет доступа.

Рем также не сообщил ничего полезного, но удивил другим: у него откуда-то появились большие деньги, да и у его подружки Флавии тоже. На удивлённый вопрос друга, Рем сначала неуклюже отшучивался, а потом рассказал совершенно нелепую историю о каком-то пьяном купце в харчевне, который вдруг подарил ему кошелёк с солидами.

– Просто так, ни с того ни с сего, подарил тебе целый мешок солидов?

– Ну ты и скажешь, мешок, так, мешочек. Да и золотых там было не так много, серебра больше.

– Всё равно странно. Купцы – люди прижимистые, деньги считать умеют, а тут – здрасьте-пожалуйста, на́ тебе, незнакомый воин! Ты Флавии об этом рассказал?

– Ну конечно, не только рассказал, но и поделился с ней, чтоб она могла хороших товаров для торговли прикупить.

– И у дядюшки Публия вы вечеринку закатили, мне ребята рассказывали…

– Закатили, и что? Извини, дружище, ты как будто меня осуждаешь. Я всю жизнь на задворках рос, бурьян бурьяном, настоящий золотой солид в глаза не видел. А тут такое, сразу. Ты, конечно, замечательный друг, никогда меня в мою нищету носом не тыкал, наоборот, всегда помогал и поддерживал. Но, ты знаешь, мне самому хотелось зайти в харчевню к дядюшке Публию, и вот так, небрежно бросить этот самый солид на стойку: «Всем вина за мой счёт!» Ну вот и отвёл немного душу…

– Ладно, дружище, я тебя понимаю. Ты только не профукивай эти солиды по харчевням, сбереги до лучших времён.

– Нет-нет, погуляли, и будет. Я их зашил себе в пояс, оставил только немного, так, вроде резерва. И Флавии наказал, чтоб не тратила зря. Ну, она девчонка разумная, хорошего товара накупит, да с выгодой продаст.

– Слушай, Рем, а тебя не смутило, что солиды эти – византийские, мне дядюшка Публий говорил?

– Говорил же тебе, я впервые в жизни золотой солид в руках держал, откуда мне знать, римский он или византийский! Да и что удивительного, что у купца византийские деньги? Мы хоть и на ножах с ними, но войну пока не объявляли, торгуем потихоньку…

– Ладно, это я так, к слову пришлось…

Несмотря на то, что их разговор окончился спокойно и мирно, Марка не оставляло чувство какой-то недосказанности. Что за купец, ни с того, ни с сего отваливший первому встречному легионеру такое богатство? Отец часто рассказывал ему истории из их с матерью приключений на купеческом поприще, и никогда там не фигурировали такие вот приключения. Купец мог пожертвовать крупную сумму на храм – в благодарность богам, на какую-нибудь больницу для города, чтоб все знали, на чьи деньги она построена, в крайнем случае – вложиться в обучение перспективного молодого родственника – будущего помощника и компаньона.

Бывали у богатых купцов и загулы: с вином, флейтистками, даже драками иногда. Но это была некая разрядка, опять же для себя. А вот так сходу, не имея в перспективе никакой отдачи… Странно.

Когда он встретился с Агриппиной, она высказалась ещё более резко:

– Не верю ни в какого купца! Рем его просто придумал.

– Подожди, Агриппина, ты что, подозреваешь его в предательстве?

– Его – нет. Он наш с тобой друг. Просто большие деньги вскружили ему голову. Деньги, которые он получил не от какого-то мифического купца, а от своей подружки Флавии!

– Что ты такое говоришь? По-твоему, предатель, которого мы ищем – Флавия?

– Я не могу ничего утверждать, но смотри сам. Ты рассказал о Порфириосе Стратиотисе только мне и ему. Да, рядом крутился Примиус Юлий, но никто точно не знает, слышал он что-нибудь, а если и слышал, разболтал ли ещё кому-то. Но, во всяком случае, пока что Примиус так и не разбогател. Когда мы обсуждали поимку и казнь этого чиновника, ты спросил, не говорил ли кто из нас об этом своим близким. Тут появились твои друзья-легионеры, наш разговор смялся, и Рем так и не ответил тебе. Он вполне мог поделиться этой информацией с Флавией, просто так, не преследуя никаких целей. А уж она, или её мамаша своего не упустили, передали, кому нужно!

– Но ведь Рем далеко не дурак! Он бы непременно спросил, откуда эти деньги, и если бы узнал правду, отказался от них, он не предатель!

– Конечно, нет! Он просто бедное дитя римских окраин, не имеющий никаких доходов кроме жалованья легионера. А тут такое богатство! Его очень хочется оставить себе, тем более, что милая подружка нащебетала ему такую же басню про купца, в которую поверил ты, как его близкий друг. А он поверил Флавии, потому что любит её. А я не обязана верить ей, она мне не друг, и я не люблю её!

– Но у тебя нет никаких доказательств! Может, виноват всё же Примиус?

– Может, и он. Но я не очень верю в его вину. Это слишком притянуто за уши. Впрочем, я ни на чём не настаиваю, решать будешь ты.

После этого разговора настроение Марка стало совсем поганым, и он вернулся в Легион злой и раздражённый. А на вечернем построении легионерам объявили, что вскоре им предстоит поход на северную границу, где союзники Византии, старые неприятели Рима, свевы опять взялись за старое, захватили несколько римских поселений и объявили их своими землями.

Их легион назначается для усмирения захватчиков.

Подготовка к военному походу – не время для выяснения сложных вопросов и отношений в лагере. Воины занимались подгонкой вооружения, обуви, одежды. Острили и чистили оружие. Деканы и опционы оттачивали боевую подготовку: построение и развёртывание в боевые порядки, свёртывание шеренг для отхода.

Но, если разговоры и выяснения были не к месту, то для размышлений обстановка складывалась самая лучшая. Тренированное тело само выполняло все нужные движения, а его хозяин восстанавливал силы после ночного сна и снова тренировался, совершенствуясь для будущих боёв. Ел приготовленную Лукианом пищу, перебрасывался с товарищами немудрёными шутками, представлял, как они будут громить врага.

Однако внутри он замыкался в себе, превращаясь из рядового легионера в сына императора, пытающегося раскрыть предательство, виновником которого невольно стал он сам. До начала похода он просто обязан всё выяснить, развязаться с этим муторным делом. В голове зарождался план, с помощью которого можно всё это осуществить. Неприятный план, сложный, опасный. Но зато быстрый и надёжный.

Откуда вылезло предательство? Всё-таки подслушал Юлий, а потом разболтал или сам передал в Константинополь? Он просто болтливый дурак или сознательный шпион? Нет, дураком его назвать сложно, он чётко знает, чего хочет – стать лучшим воином и достигнуть пика военной карьеры. Тем более, сложно заподозрить его в сознательном шпионаже – свою карьеру легче сделать в Риме.

Рем и Флавия. Тут всё очень сложно. Марк никогда не задумывался, что значат деньги для его друзей и знакомых. Сам он не знал, что такое бедность, у него в кошельке всегда были серебряные и даже золотые монеты, он тратил их легко, не задумываясь, но при этом не шиковал – ожерелья, купленные девушкам на празднике, были самой дорогой его покупкой. Для него стало откровением признание Рема о том, что такое бедность.

Но если его друг был вне подозрений не только из-за его дружбы с Марком, но и по своему характеру, то с Флавией всё было не так просто. Рем имел хоть и небольшое, но стабильное жалованье легионера, пищу и кров, перспективу стать военачальником. Он не был обременён семьёй и заботился только о себе. С девушкой дело обстояло гораздо сложнее: большая семья, низкий заработок матери-подёнщицы, небольшой доход от уличной торговли, и никаких перспектив, кроме удачного замужества. Тему Флавии нужно продумать в первую очередь, глубоко и тщательно.

Самой непонятной оказалась ситуация с Агриппиной, точнее, с её родителями. Про них он знал только то, что её отец – бывший высокопоставленный чиновник из Александрии, а мать – аристократка, не последняя величина в светском обществе. Они решили перебраться в Рим, так как он давал гораздо лучшие перспективы для карьеры, но наверняка сохранили старые связи.

Конечно, таких людей не переманить деньгами, но у них могут быть какие-то идейные интересы. Агриппина говорит, что она им ничего не рассказывала, они сами узнали про казнь Порфириоса, но не про его работу на Рим. Однако, насколько они были честны с дочерью? Вполне вероятно, что они вели какие-то дела втайне от неё и пользовались другими источниками информации.

Конечно, по всем правилам, следовало обо всём рассказать отцу, чтобы он сам принял нужные меры. Но его отец – император, и мыслит другими категориями. Для него и Рем и Агриппина – всего лишь друзья сына, и подозрения будут падать на них точно также, как на прочих. А про Агриппину ему лучше вообще не знать.

Нет, он сам эту историю закрутил, ему и расхлёбывать. Совсем другое дело, когда он придёт к отцу, повинится в легкомыслии, представит предателя во всей красе, и приведёт ясные доказательства измены. Чьей измены? Это ему и предстоит выяснить.

– Слушайте, друзья, мне наконец-то удалось найти предателя, того, кто пересылает сведения в Константинополь!

– И кто же это? – воскликнул Рем.

– Имени я ещё не знаю, – развёл руками Марк, – но сегодня буду знать.

В этот раз в корчме у толстяка Публия его поджидали друзья в полном составе: Рем вместе с Флавией и Агриппина. У Марка не было увольнения, он приезжал в Рим по какому-то поручению своего центуриона. Ещё с вечера разослал друзьям записки с просьбой прийти в корчму и ждать его. Прибежал, запыхавшийся, выпалил главную новость, и вновь собрался убегать.

– Э, нет, постой! – Рем задержал друга. – Зачем ты нас собрал? Чтобы похвастаться, что раскрыл заговор, а потом убежать, оставив в недоумении?

– И правда, Марк, – включилась Агриппина, – что ты за спектакль затеваешь, оставляя нам роль зрителей?

– Извините, друзья, я немного забегался! Думал, что мне дадут полноценное увольнение, но вот, пришлось мотаться по делам… В общем, сегодня в порт Остия пришло судно из Византии, там есть один матрос, Спурий, моё доверенное лицо. Я связался с теми, кто знает тайные пружины, а он просто гонец, не вызывающий ни у кого подозрений. В восьмом часу он будет ждать меня в маленькой попине «Жареный петух» у рынка, чтобы передать запечатанный пакет из Константинополя, в котором будет имя предателя. Этот матрос ничего не знает, и знать не хочет. Ему поручили передать пакет, получить за это три солида, и забыть обо всём. Со всеми легионерскими поручениями я скорее всего немного опоздаю, но он будет меня ждать, ведь обещанные три золотых солида – не шутка для простого матроса. Я думаю, что вечером мне удастся снова вырваться в город, мы встретимся и обсудим, что делать дальше, ведь предатель станет нам известен. Всё, я побежал, до встречи вечером!

Восьмой час[16] объявили совсем недавно. В попине «Жареный петух» одиноко сидел парень лет двадцати пяти в матросской одежде и потягивал кислое пиво. Посетителей было мало, поэтому девушка, зашедшая в попину, сразу обратила на себя внимание. Трудно было решить кто она – девчонка из бедных предместий, или богатая патрицианка в поисках приключений, с ног до головы закутанная в коричневую накидку-паллу[17].

Без колебаний она подошла к столику, за которым сидел матрос:

– Ты Спурий? – резко спросила она.

– Да, Спурий, – подтвердил парень, пытаясь получше разглядеть незнакомку.

– Ты прибыл из Константинополя, ждёшь легионера Марка, чтобы передать ему пакет и получить вознаграждение в три солида?

– Точно… – парень замялся, не зная, как обратиться к незнакомке: почтительным «госпожа» или простецким «сестрёнка».

– Я подруга Марка. Он задерживается в Риме и не сможет прийти, попросил меня найти тебя и забрать пакет. Вот твои солиды, – монеты зазвенели по столу, а накидка-палла на секунду распахнулась у плеч, открывая шею, увитую ожерельем.

– Но… я ждал самого Марка…

– Ещё раз говорю, он не придёт. Он рассказал, как тебя зовут, откуда ты, передал деньги. У тебя есть сомнения?

– Н-нет… В конце концов, это ваши дела, – он сгрёб монеты, спрятал на поясе.

– Вот и молодец. Пойди, выпей хорошего вина, а не этой дряни, в какой-нибудь корчме поприличнее. Вот, тебе на вино, – она положила на стол несколько серебряных монет, – иди.

Матрос пожал плечами и покинул попину. Девушка, спрятав в складках паллы пакет, тоже оставила это мрачноватое заведение.

Ближе к вечеру в старом парке на набережной Тибра встретились двое парней. Один, помоложе и покрепче, в одежде легионера, и второй, постарше, в костюме матроса.

– Как всё прошло? За пакетом приходили? – спросил легионер, слегка волнуясь.

– Да. Почти сразу после восьмого часа пришла девушка, закутанная в паллу. Её можно было принять и за сбежавшую из дома патрицианку, дочь знатных родителей, и за плебейку из предместья. Впрочем, больше она походила всё же на девчонку с окраины, старательно изображавшую знатную даму. Хотя… ладно, неважно. Она назвала моё имя, рассказала про пакет и про то, что ты попросил её прийти вместо себя, – матрос усмехнулся, – потом выложила обещанные три солида, забрала пакет, и велела найти таверну поприличнее, даже серебра дала, чтоб я побыстрее убрался!

– Всё понятно, – грустно сказал легионер, – спасибо тебе, Спурий, ты отработал на славу. Гонорар за этот спектакль тебя устроил?

– О, да, конечно! Это мой самый отличный гонорар за годы лицедейства!

– Одежду матроса тоже оставь себе, пригодится в других пьесках.

– Спасибо, друг! Хочу спросить, ты выяснил всё, что хотел, я помог тебе?

– Да, дружище, я с твоей помощью выяснил всё. Кое-кто из моих знакомых оказался не тем, за кого себя выдавал, но зато близкие друзья остались вне подозрений…

– Ну, тогда прощай, легионер!

– Прощай, комедиант! Да, скажи мне ещё, просто для подтверждения, чтоб я уже точно знал всё до мелочей… Ты говоришь, на девушке было ожерелье, ты разглядел его?

– Подробно – нет. Но оно было необычное, и не думаю, что таких ожерелий у наших девчонок много.

– Я тоже так думаю, – горько усмехнулся легионер, – я сам покупал его для этой девчонки. Серебряные виноградные ветви, переплетённые с цветами. Жаль, что так получилось…

– Мне тоже жаль, друг. Но на ней было другое ожерелье: золотое, с разноцветными кораллами. Очень красивое…