Проститутка Дева

2.

– Как живешь?

– Не умер еще…

Звонил Ломидзе.

Вася, как всегда, звонил с дачи. Заскучав без своей Ирмы, он зазывал на шашлык-машлык…

Хорошо еще, что вообще кто-то есть, кто тобой интересуется и вообще куда-то зовет.

– Может, приедешь? Коньячку сообразим, по бутылкам из ружья постреляем? – спросил Вася. Ему явно было скучно на даче без своей Ирмы. А Ирма уже второй месяц как была в Гааге и возвращалась теперь только в апреле, через полтора месяца.

– Не на чем ехать, – ответил Мигунов, – у меня права отобрали.

– Как так отобрали? – изумился Ломидзе. – У тебя и вдруг отобрали? Для этого, наверное, надо было въехать постовому милиционеру по фэйсу, не меньше!

– Да нет, я просто с запахом был, ну и спорить не стал.

– Мигунов, да ты чё? В самом деле, что ли? – изумился Ломидзе. – Да такие вещи элементарно решаются за пять сотен, ну за шесть…

Эх, Вася, Вася!

Мигунову не хотелось ему объяснять, что теперь такие времена настали, что и шести сотен зеленых грюников у него, у бывшего главреда, теперь так просто, как прежде, не всегда и не каждый день водилось!

Не поехал к Васе.

Полежал.

Поглядел телевизор…

По ящику показывали дискуссию.

Про риэлити-шоу: надо ли нашей молодежи смотреть этот срам?

В дискуссии сидели депутат Думы, толстый попик с бородкой, воинственная дама-профессор и один известный в прошлом, но поистаскавшийся актеришка. …

Когда Мигунов включил телевизор, говорила воинственная дама.

Она на чем свет стоит крыла Запад и говорила, что все эти риэлити-шоу делаются на тех телевизионных каналах, что оплачены долларами дяди Сэма, и что передачи эти направлены на растление нашей молодежи, а растление это делается с целью понижения статуса семьи и уровня рождаемости, что непременно приведет к вымиранию русских, чего дядя Сэм и добивается в конечном итоге.

Вальяжный депутат от либералов смеялся над тезисами дамы и называл ее доводы отрыжкой антиамериканизма, которая осталась у дамы как неизгладимый след ее научной работы на коммунистическую идеологию, где она защищала все свои диссертации и где получала свое профессорство.

Потом говорил попик.

Говорил как-то очень неубедительно, наукообразно и показно велеречиво, так что у Мигунова создалось впечатление, что толстенький с румяными щеками попик просто любуется собою и своей богословской ученостью, радуясь, что имеет телевизионный пиар.

Но неожиданно порадовал Мигунова вышедший в тираж, помятый и постаревший актеришка.

Тот с несгибаемой прямотой сказал, что идет борьба добра и зла. И что поле этой борьбы – души и умы молодых людей. Девушек и юношей. А воплощено это добро и зло не танками с крестами с одной стороны и танками со звездами с другой, как это было под Курском, а церковью, духовностью с одной стороны и телевидением и бездуховностью с другой.

Энергично, задорно сказал. И очень ярко и образно представил эту простую картину противостояния.

С одной стороны Бог и его ангелы, а с другой стороны – телевидение и все грехи: секс, порнушка, бандиты, убийства, грабеж, подкупные менты…

А молодежи теперь предстоит выбирать – спастись, или погибнуть.

Мигунову осталось только пожалеть, что он смотрел не с самого начала.

Вот так: с одной стороны Бог и рай, а с другой стороны Останкино.

Как просто!

– Значит, значит не в небо смотрит игла Останкинской башни? – спросил актеришку ведущий дискуссии.

– Значит, не в небо, – ответил актеришка.

– Но не следует забывать о том, – вступила в дискуссию воинственная дама, – не следует забывать, что строили эту башню в те времена, когда она глядела в небо, когда по немногочисленным каналам показывали старый добрый "Голубой огонек" и "Кабачок 12 стульев"…

– И когда врали зрителям про коммунизм, – хмыкнул депутат Думы от либералов…

Мигунов выключил телевизор и прошлепал на кухню.

– Отравиться, что ли? Или повеситься?

Но на кухне яда у Мигунова не было.

И веревки подходящей в хозяйстве тоже не водилось.

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Круто! Сегодня нам обновили гардеробрчик – новые ти-шортки, джинсики всяких расцветок, очень классное нижнее белье. Главреж сказал, чтобы мы почаще переодевались перед камерами. Фигура у меня, все знают, классная, почему бы и нет?

Мы с Белоснежкой принялись примерять все эти штучки. Русалочка оставалась безучастной – уткнулась опять в свою книжку. Когда мы с Белоснежкой были в одних комбинациях, в спальню без стука завалил Бармалей. Мы на него закричали, а он спокойно сел на мягкий стул около Белоснежкиной кровати и затянул волыну:

– Сегодня, Белоснежка, я к тебе запрыгну в постельку!

Она ему:

– Перебьешься!

И так далее. Серый Волк, почуяв неладное, сразу же к нам прискакал в спальню и начал свои песни:

– Э, ты, Бармалей! Вали отсюда! Иди посуду мой! Домработниц нет!

– Вы бы, блин, хоть сменили пластинку. Что-нибудь новенькое придумали бы!

Зрителям эти ваши дурацкие терки неинтересны! – я показала рукой на камеры. Я ж знаю, что все равно то, что не форматно или не в тему, в эфир не пойдет. Для этого и главреж существует и логгеры, которые как раз и следят за сюжетом и делают монтаж.

Тут Карабас к нам подтянулся и сказал Русалочке что-то по-французски. Та засмеялась и ответила тоже по-французски – Э! Но, вы! – закричал Волк. – Вы чё тут!? Давайте по-русски базарьте!

– А ты, Серый, разве по-русски разговариваешь? – спросила Русалочка.

– Чё, сдурела что ли? По какому же ещё? – возмутился тот.

– Ну тогда объясни, что значит "базарьте"?

– Ну ты, блин, совсем! Ну чё за дела? – не переставал возмущаться Серый Волк, по хозяйки устраиваясь на кровати Белоснежки, рядом с Бармалеем. – Издеваешься, что ли!? Базарить значит трепаться, перетираться, тереться, чес разводить, трещать.

Разговаривать значит! Ты вот книжки читаешь, а ни хрена, как я посмотрю, не знаешь!

Все засмеялись. Я, надевая новую модель маечки с прикольным рисунком пацана, держащего логотип фирмы "До-До", спросила у Русалочки:

– Ну вот, Серый объяснил тебе, типа, перевел, что такое "базарить", а теперь ты давай с французского переведи! И вообще, чё это вы шифруетесь? Думаете, интересно смотреть зрителям на ваши придуривания?

– А вот мы как раз об этом и говорили, – ответил Карабас-Барабас. – О зрителях.

– Не понял? – сказал Бармалей и начал рыться на столике Белоснежки, в ее косметике. Он вообще со странностями, очень любит всякие женские штучки – парфюмы, макияж. Он как-то мне объяснил, что сейчас и мужчинам необходимо следить за своим имиджем, тем более на шоу. Бред какой-то! Его и так каждый день гримируют профессионально, но ему, по его словам, нравилось вносить творческую струю в этот процесс, поэтому надо быть в курсе всего новенького в области косметики и парфюма. Ну, если нравится – его дело. Мне пофиг.

– А что тут не понять? – отозвалась на вопрос Бармалея Русалочка. – Вспомните, о чем вы говорили.

Мы все попытались вспомнить, но чего-то ничего не получилось, разговоры настолько у нас одинаковые, что и не вспомнишь, когда и о чем кто говорил.

– Ну как же! – продолжил Карабас. – Ты, Шапо, всем про зрителей говорила, что, дескать, им интересно должно быть.

– А что, я не права? – я на всякий случай улыбнулась в ближайшую камеру, мало ли, этот разговор как раз и не вырежут.

– Права ты или не права, – говорил Карабас, – это без разницы. Главное, интересно ли зрителям то, что им показывают.

– Ну и чё? Показывают, значит интересно – бросил туповатую фразочку Серый Волк, как всегда, в своем репертуаре.

– Ну правильно, – сказала Русалочка. – Вот мне Карабас и напомнил по этому поводу слова известного продюсера, что если зрителям каждый день в одно и то же время демонстрировать обезьяну, то к ней скоро привыкнут, а если ее внезапно убрать, то начнутся демонстрации "Верните нашу обезьяну!" – Чё-то я не понял?! – заволновался Серый. – Это кто обезьяна – я, что ли, если меня по телевизору показывают?!

Все же этот Серый трудный! Ни фига, ни во что не врубается. Мы все прикололись, а Бармалей сказал:

– Ну что ты! Ты не обезьяна. Обезьяны – они тебя поумнеее будут!

– Ты, вообще. Молчи! Щас точно в рог получишь! – Серый покраснел от злости.

Чтобы не обострять конфликт, Белоснежка сказала:

– Волк! Сбегай-ка к холодильничку, принеси мне попить.

Серый послушно ушел. А Белоснежка продолжила дальше:

– Ну и что? А вот я читала, как один зритель говорил, что часто его друзья возмущаются: он вместо того, чтобы потусоваться с ними, спешит домой смотреть риэлити. Потому что герои шоу для него совсем как семья! Так и написано: "как семья" Понятно, что для семьи ни времени, ни сил не жалко! Вот и получается, что мы для кого-то семья, а не какая-то обезьяна, как Карабас нам тут намекает!

– Ого! – воскликнул Бармалей и пододвинулся поближе к Белоснежке. – Какая ты сегодня разговорчивая! Может, перетрем наши отношения? Тебе разве не наплевать, как там зрители реагируют? Главное – мы с тобой!

– Э, отвали от нее! – Серый Волк вернулся с бутылкой минеральной и двумя сосисками на блюдце. – Белоснежка! Я тебе попить и пожевать принес!

Серый Волк протянул блюдце с сосисками Белоснежке, та с ужасом воскликнула:

– Да не хочу я сосисок!

– А ты? – Серый Волк и мне предложил.

Я закричала:

– Волчара! Сдурел, что ли? Какие, на фиг, сосиски?! У меня специальное питание, а ты мне эту гадость подсовываешь! Мы только что пообедали!

– Ну как хотите! – сказал Волк и моментально умял обе сосиски.

– Ну ты и жрать! – возмутился Бармалей. – И правда, мы же только что пообедали.

– Хорошему человеку требуется много еды, – засмеялся Волк. – Вы лучше скажите, чего вы там про обезьяну-то базарили. Про зрителей чего?

– Мы говорили, – заговорила Русалочка с умным видом, – об эффекте привыкания.

– Не понял! Чего-то мы о таком и не говорили вроде, – Бармалей между делом положил свою руку на плечо Белоснежки, та, увлеченная разговором, вроде как и не заметила этого маневра.

– Ну как же, – объяснил Карабас. – Зритель видит каждый день знакомые лица, проникается их проблемами, просто-напросто привыкает.

– Точно так! – поддакнула Русалочка. – Привыкание к ощущению, что все действующие лица риэлити-шоу – твои знакомые, соседи и близкие люди. А то, что они разные, некоторые нравятся больше, некоторые меньше, – это и создает иллюзию жизни. Главное, что знакомые и где-то даже близкие! А каким еще может быть человек, про которого столько знаешь и которого видишь каждый день?

– Вау! Вот это круто! – сказала я. – Это и есть реальная популярность и слава!

– Йес! – мы, получается, друзья всей страны! – радостно заключил Бармалей и обратился к Белоснежке. – Это прозрение, дорогая, мы должны увековечить долгим поцелуем перед камерой.

– Э! Ты, свалил отсюда! – закричал на него Серый Волк, а Белоснежка пересела на мою кровать, подальше от навязчивого Бармалея.

– Что-то я не пойму – сказала я Карабасу с Русалочкой. – А что в этом плохого?

Вам вроде как это не особенно нравится! Ну привыкание и привыкание! Что ж такого.

– Разве нет ничего странного в том, что человек, которого мы не знаем, считает нас чуть ли не за родных людей или друзей? С каких это пор односторонние отношения стали считаться настоящими?

– Вот и получается, что это жвачка для мозга, все эти риэлити! – поддакнул ей Карабас. – И не возникает ли у вас у всех ассоциации с наркозависимостью?

– Упс! Уж это ты загнул! – возразил Бармалей. – Это что же, получается, кино и наркотики – одно и то же?

– Есть такие фильмы, которые призваны вызвать зависимость, все эти мыльные оперы, – все с таким же умным видом говорила Русалочка. – А под это дело и пускается реклама бесконечных товаров.

– Да тебе-то не пофиг!? – воскликнула я. – Что там запускается, и что там у зрителей возникает! Раз такая правильная, чего ж ты тут перед камерами расселась и в рассуждения пускаешься!

– Да бабки ей нужны! – вмешался Серый Волк. – Она ж говорила, "мне тоже бабки нужны". Так что готовьтесь, девчонки, расстаться с этой самой девственностью, которую все так бережете. Я вам это дело устрою! У меня не заржавеет!

– Ты иди к холодильнику, пожри еще побольше, а то вдруг на всех сил-то и не хватит! – огрызнулся на его слова Бармалей.

– Это у тебя сил не хватит! У тебя они вообще-то есть?

– Ты за себя говори!

– Ребята! Хорош вам! Достали вы уже со своими скандалами дурацкими! – закричала Белоснежка.

– А вот это ты зря, – усмехнулся Карабас. – Как раз скандалы – самое интересное для зрителей. Самый момент рейтинг и популярность себе повышать. – Потом ко мне обратился, ехидным тоном. – А ты, Шапо? Что ж ты момент упускаешь? Поучаствуй и ты в скандале! Без твоих "Ва-ау", и "Упс" он не такой смачный!

– А чего ты прикалываешься? – удивилась я.

– Ну, как же, ты же у нас хочешь популярности и славы! – ответил он.

– А что в этом плохого?

– Да ничего в этом плохого, – Карабас насмешливо смотрел на меня. – Обидно только, что слава эта твоя быстротечна.

– С чего ты взял?! – мне стало обидно, я даже губу закусила, рискуя тем, что она у меня немножко распухнет, и я буду не очень симпатично выглядеть.

– Ну как же, – спокойно продолжал Карабасище. – Все очень просто, закончится шоу и все. Вся твоя слава улетучится. Зрители переключатся на других говорящих и ходящих персонажей ТВ.

– Ха-ха! И еще жующих, – засмеялся Бармалей показывая на Серого Волка.

– Я тебе точно щас репу расколю! – отозвался тот.

– Ну уж нет! – меня очень задели слова Карабаса. – Может, Бармалея с Серым Волкаом и забудут, а меня уж нет! Я, между прочим, пишу книжки, и они у меня скоро выйдут большими тиражами!

– Это чего ты такое гонишь, Шапо!? – засмеялся Серый Волк. – Вот когда ты ко мне в койку прыгнешь при камерах, тогда уж меня точно запомнят!

– Придурок! – возмутилась я. – Уж вот к тебе-то точно я в постель не прыгну!

– Ну, женщины всегда говорят не то, что думают! Уж я-то знаю! – сказал Бармалей и снова подсел к Белоснежке. – Правда, Нежка?

– А мне, знаете ли, – ответила та, – вообще эти все разговоры по барабану.

– Ну конечно! – усмехнулся Карабас. – Лучше приготовь нам ужин.

Тут я с ним согласилась:

– Ва-ау, Белоснежечка! Точно-точно приготовь нам чего-нибудь вкусненького, это у тебя классненько получается! Мяса поджарь!

– А почему я? – удивилась Белоснежка. – Сегодня очередь Русалочки!

– Да ну на фиг, – проворчал Серый Волк. – Опять ее подгоревшую яичницу лопать!

Уж лучше – ты!

– Да-да, Белоснежка, – поддакнул Бармалей – У тебя это очень-очень хорошо получается! Из тебя выйдет классная жена!

– Это что, намек? – заулыбалась Белоснежка.

– Почему бы и нет? – ответил ей Бармалей.

Они пошли на кухню, а Серый потащился за ними, в своем стиле грубо комментируя происходящее.

Карабас с Русалочкой начали разговаривать по-французски и смеяться. Меня это очень раздражало, и я спросила, как давно уже хотела:

– Ты вот что мне, Карабас, скажи, по честному, раз ты такой умный и правильный.

Ты же не просто так тут в шоу.

– В каком смысле?

– В самом прямом! Ты же здесь точно по блату! У тебя точно – папочка не последний человек во всей этой кухне?!

– Я, пожалуй, не буду отвечать на этот вопрос, – ответил Карабас.

– Ну, ясно-ясно, боишься! А чего боятся? Все равно никто, кроме твоей французской подружки, не слышит из наших! – я показала на ближайшую камеру. – А что касается этих штук, так это ж ясно – чего-нибудь лишнее скажешь – логгеры подрежут как надо и сколько надо, чтобы твоего папочку не скомпрометировать. Ну, чего ты боишься? Или только умничать можешь да своими книжными мудростями по ушам нам ездить?

Закончив, я посмотрела в зеркало. Очень мне не хотелось выглядеть не фотогенично.

Лишние эмоции очень на это влияют. Волосы немного растрепались, а так ничего, естественный румянец очень даже мне к лицу. Я гордо посмотрела на Карабаса, а он так спокойно и отвечает:

– Да ладно, Шапо, не волнуйся. Отвечу я тебе, раз уж так тебя этот вопрос волнует. Да, мой отец генеральный директор "Норма ТВ".

– Ва-а-ау! Вот это да! – восхитилась я. – Всего-всего "Норма ТВ"?

– Всего-всего, – подтвердил Карабас.

– Ва-ау! Вау! Это нечто! Абсолютно! Круто!

– Ничего крутого, – строго сказал Карабас. – Запомни, Шапо! Я сам по себе, мой отец вообще ни при чем в том, что я здесь.

– Ну конечно, конечно! – усмехнулась я. – Никто ни при чем! Все чисто! Короче, ребята, мне необходимо эту информацию переварить. Надо же! Сын самого директора всей этой конторы! Предчувствия меня не обманули!

Я заметила, что Русалочка вся покраснела, задышала взволновано, как будто ей напомнили о чем-то очень неприятном. Но она меня нисколечко не интересовала, ни она, ни ее переживания. Я сказала:

– Ты, Карабас, не бойся, я никому не скажу, кто ты такой на самом-то деле, – сказала я и пошла в гостиную, где никого не было. Мне, и правда, нужно было подумать об этой важной информации. И уж точно наедине, потому что ни к чему было знать ни Серому Волку, ни Бармалею, и уж главное – этой дурочке Белоснежке.